Август фон коцебу парижские воспоминания. Август коцебу - достопамятный год моей жизни. «Коцебу и проблемы развития русского актерского искусства и драматургии»
Сюжет имеет множество повторов и трактовок в античной культуре. Сенека предлагает собственную оригинальную версию, но в основе изначальная легенда об аргонавтах. В частности частью сюжета о предводителе искателей золотого руна Ясоне и его супруге Медее, которая ради Ясона погубила много собственной родни.
История Сенеки начинается с гнева Медеи, которая рассказывает о слабохарактерном супруге, согласившемся выйти за молодую принцессу города Коринфа с согласия царя Креонта. Далее сцена Медеи и Креонта, где женщина рассказывает о своей помощи аргонавтам, а Креонт приказывает той удалиться из города и в итоге дает день на сборы.
Далее сцена Ясона и Медеи, которая напоминает о преступлениях совершенных ради него. Ясон отрицает эти доводы и сам говорит о том как спас Медею. В итоге он просит ее оставаться кроткой и не дает увидеться с детьми, Медея в итоге решает запомниться всем жителям города.
Медея готовит в собственном тайнике яд, которым пропитывает плащ и тиару для молодоженов. Эти аксессуары она передает своим детям, которые принесут плащ Ясону. Посылки достигают адресата и входит посланник, который говорит о трагедии.
Кормилица (которая до этого в предыдущих сценах старалась отговорить Медею от зла) говорит Медее спасаться, но та сначала убивает своего первого сына, а после этого выходит на крышу и открывает горожанам причину гибели Ясона и его новой супруги и убивает второго сына, которого скидывает вниз. Потом главная героиня улетает на колеснице запряженной драконами.
В своем тексте Сенека недвусмысленно намекает на порочность отсутствия контроля над собственными страстями. В частности примером такого порочного человека выступает Медея, которая под властью гнева натворила много вреда не только другим, но и самой себе.
Картинка или рисунок Сенека - Медея
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Шекспир Много шума из ничего
Действие пьесы начинается в Сицилии, во главе города Мессина находится губернатор Леонато. В город приезжает гонец и сообщает, что к ним скоро прибудет дон Педро, он же принц Арагонский.
- Краткое содержание Уайльд День рождения Инфанты
У прекрасной инфанты, дочери испанского короля, день рождения. Сегодня ей исполняется двенадцать лет. Только раз в году в этот день инфанте разрешается играть с другими детьми, низшими по званию и положению
- Краткое содержание Персидские письма Монтескье
В книге описывается период от 1711 до 1720 года. Произведение полно остроумия и иронии описания жизни персидских гаремов. В произведении автор затронул проблемы внешней и внутренней политики, религию
- Краткое содержание Катаев Флаг
В рассказе «Флаг» рассказывается о настоящих мужчинах, мужественных и отважных, которые верно и смело защищают форт во время Второй мировой войны.
А. Коцебу
Достопамятный год моей жизни
Предисловие переводчика
Талантливый и плодовитый немецкий писатель Август Фридрих Фердинанд Коцебу родился в Веймаре 3 мая 1761 года и по окончании курса в Иенском университете был вызван в 1781 году в Россию прусским посланником при Петербургском дворе Гольцем, который определил его домашним секретарем к инженер-генералу Ф. А. Бауру, главному начальнику Артиллерийского и Инженерного корпуса. После смерти Баура, в 1783 г., Коцебу, рекомендованный своим покойным начальником императрице Екатерине II, был назначен асессором апелляционного суда в Ревеле, а через два года получил должность президента тамошнего магистрата, которую исполнял в течение десяти лет. В 1795 г. Коцебу вышел в отставку и поселился в небольшом имении своем Фриденталь, недалеко от Нарвы. В 1797 г. он приехал в Вену, где был сделан режиссером придворного театра с титулом «придворного драматического писателя», но вскоре получил увольнение с пожизненной пенсией в тысячу флоринов. Прожив некоторое время в Веймаре, Коцебу решился совершить поездку в Россию для свидания с родственниками жены, русской уроженки, и двумя старшими сыновьями, воспитывавшимися в Петербурге в кадетском корпусе. Император Павел, нерасположенный к Коцебу за либеральные мнения, высказываемые им тогда в своих сочинениях, и подозревая в нем политического агитатора, приказал арестовать его на границе и отправить в ссылку в Сибирь. Это событие в жизни Коцебу подробно рассказано им в настоящей книге, переведенной нами со второго издания, на французском языке, просмотренного и исправленного автором в 1802 году. (Une anneè memorable de la vie d’Auguste de Kozebue, publiée par lui même; 2 edition originale, revue et corrigée 2 vol. Paris. 1802). Книга эта, в которой заключается много любопытных сведений о русском обществе и русских нравах того времени, уже была переведена на русский язык в 1816 г., но с большими пропусками. Коцебу пробыл в Сибири, в городе Кургане, два месяца и получил свободу лишь благодаря счастливому случаю: молодой русский писатель Краснопольский перевел его небольшую драму, написанную им еще в 1796 г., под заглавием «Первый кучер императора» и посвятил свой перевод императору Павлу. Сюжетом для драмы послужил великодушный поступок Павла I относительно одного из служителей своего отца. Драма очень понравилась государю. Он отдал приказание немедленно возвратить Коцебу из ссылки, наградил его пожизненной пенсией в 1200 р., имением в Лифляндии, чином надворного советника и назначил директором придворного немецкого театра. По воцарении императора Александра I Коцебу, обиженный тем, что ему отказали в значительной субсидии (60 тыс. руб. в год), просимой им для содержания театра, вышел в отставку с чином коллежского советника и уехал в Германию, где посвятил себя исключительно литературной деятельности. В 1811–1814 гг. он служил своим пером русской дипломатии, за что был награжден чином статского советника и званием русского генерального консула в Кенигсберге. С 1817 г. Коцебу, по поручению императора Александра, начал присылать в Петербург отчеты об умственной и политической жизни в Германии. Один из этих отчетов, где автор едко чернил людей либерального направления и между прочими популярных тогда Эйхгорна и Лудена, случайно попал в руки последнего и был напечатан им в журнале «Немезида». Это возбудило против Коцебу целую бурю негодования; его открыто стали называть шпионом и изменником, продающим отечество, тем более, что прежде он сам держался либерального направления. Вражда немецкой молодежи к нему проявилась еще ранее, и в Вартсбурге, во время празднования годовщины битвы под Лейпцигом, студенты торжественно сожгли некоторые его сочинения, где защищался абсолютизм и подвергались насмешкам демократические идеи, проникшие в германское общество. Когда же был напечатан его отчет, то вражда достигла крайних пределов и один из студентов Мангеймского университета, экзальтированный фанатик Карл Занд, считая Коцебу опасным врагом родины, достойным смерти, заколол его кинжалом 23 марта 1819 года. Коцебу написал множество сочинений, драматических, беллетристических, исторических и др., которые составляют в общей сложности 44 тома. Двое сыновей его, получившие воспитание в Петербургском кадетском корпусе, с честью служили России. Старший, Вильгельм, храбрый офицер, на 26 году от рождения уже имевший чин подполковника свиты его величества по квартирмейстерской части и георгиевский крест, был убит в Отечественную войну 1812 г. Второй, Оттон, известный моряк, совершивший три кругосветных плавания, умер в 1846 г. в чине капитана первого ранга.
Не пустое тщеславие побуждает меня представить на суд общества историю моей жизни в продолжение предшествовавшего года. Судьба моя была так необычайна и удивительна, что представила бы интерес даже как повесть или роман; насколько же более должна она интересовать как правдивое изложение жизни кого бы то ни было.
Кроме этой побудительной причины, еще другие более важные заставляют меня напечатать историю этого года моей жизни. Германия, смею прибавить часть Европы, принимала участие в моей судьбе, отчасти из любопытства, отчасти из благосклонности; везде был возбужден вопрос, какая могла быть причина моей ссылки. Событие было слишком поразительно, чтобы не доискиваться его причин. Были выдуманы тысячи сказок по этому поводу, мне приписывали сочинение книги под заглавием «Белый медведь » по словам одних, и «Северный медведь» по словам других; утверждали даже, что читали эту книгу. Другие говорили, что эту книгу написал не я, а другое лицо, фамилия которого начиналась также буквою К, и что я сделался жертвою подобной ошибки. Некоторые же приписывали мне необдуманные выражения, другие опять - сатирические намеки, найденные в моих пьесках, которые были написаны уже лет десять тому назад. Словом сказать, один говорил одно, другой другое и никто не воображал себе единственной и настоящей причины, которую надо было искать в минуте подозрительного настроения духа (moment d’humeur soupçonneuse). Поэтому я считаю своею обязанностью перед своим честным именем, перед детьми моими рассказать просто и согласно с истиною все, что со мною случилось, и этим путем уничтожить все распространенные обо мне толки.
Но еще более священная обязанность побуждает меня напечатать эти записки. Я обязан это сделать для чести монарха, образ действий которого относительно меня подвергался всеобщему и столь строгому осуждению; я обязан не оправдывать этот образ действий, но сделать общеизвестным то величественное великодушие, с которым он признал свою ошибку и исправил ее. Я не называю исправлением ошибки богатые подарки, мне сделанные и вознесенные до небес всеми газетами (подарки мало стоят монархам, а титулы ничего им не стоят), я называю исправлением ошибки ту манеру, тот способ, которым он сделал мне эти подарки, прием мне оказанный, как он со мною говорил, как искал моего общества. Это обхождение, эти поступки сделали бы простого смертного дорогим и любезным моему сердцу, тем более властелина половины земного шара. Он обладал добродетелью редкою даже в обыкновенных людях, а еще более редкою в царствующих лицах; он сам по собственному влечению сознавал свои ошибки и старался их загладить не как государь, а как человек.
Коцебу (August-Friedrich-Ferdinand von Kotzebue) - популярнейший в свое время немецкий драматург и романист (1761-1819). Был адвокатом в Веймаре. В 1781 г., по указанию прусского посланника при русском дворе, он отправился в Петербург, был секретарем генерал-губернатора ф. Бауэра, а в 1783 г. г. перешел на службу в Остзейский край. Еще в Веймаре он написал: «Erzählungen» (Лпц., 1781) и «Ich. Eine Geschichte in Fragmenten» (Эйзенах, 1781). В 1785 г. он издал роман: «Leiden der Ortenbergischen Familie» (СПб., на русск. яз. переведен под заглавием: «Все счастие одна лишь мечта или страдания ортенбергской фамилии», Смоленск, 1802 г.; 2-е изд. Орел, 1823 г.); в 1787 г. издал собрание своих сочинений («Kleine Gesammelte Schriften» , Лейпциг), а в 1789 г. выступил с знаменитейшей из своих драм: «Ненависть к людям и раскаяние» («Menschenhass und Reue»; в первый раз переведена на русск. яз. в 1792 г. Иваном Репьевым), которая держалась на всех европейских сценах многие десятки лет. После смерти своей первой жены (дочери генерала русской службы ф. Эссена, родство с которым много помогло его служебной карьере) К. вышел в отставку и в короткое время сочинил около 20 драм, которые почти все имели большой успех потому, что, по справедливому замечанию Шерера, «никто так хорошо не умел понять пошлые инстинкты массы, никто не умел так искусно льстить им и никто так ловко не доставлял эффекты для актера, как К.». Идеи, проводимые К., были именно по плечу толпе, диалог был жив и местами остроумен, знание сцены стояло вне всякого сомнения; немногие чувствовали деланность характеров и фальшивую сентиментальность. В 1798 г. К. принял место директора придворного театра в Вене, но скоро его оставил. В 1800 г. Коцебу задумал ехать в Петербург, где в кадетском корпусе воспитывались его сыновья, но на русской границе был арестован и сослан в Сибирь. Скоро имп. Павлу Петровичу попала в руки небольшая пьеса К.: «Лейб-кучер Петра Великого», и драматург был возвращен из изгнания, осыпан милостями и поставлен в главе управления нем. театром. После смерти имп. Павла К. снова вышел в отставку и в 1802 г. поселился в Берлине, где стал издавать журнал, который вступил в полемику с зарождавшейся романтической школой. С 1803 г. К. начал издавать драматический альманах («Almanach dramatischer Spiele» ), который просуществовал 18 лет. В 1803 и 1804 гг. он путешествовал по Франции, был в Лифляндии и оттуда проехал в Италию; свои путешествия изложил он со свойственным ему умением заинтересовывать публику. Затем он снова отдался драматургии, а в 1806 г. начал работать над древнейшей историей Пруссии («Preussens ältere Geschichte» , Рига, 1808-9). Во время подчинения Пруссии Наполеону К. бежал в Эстляндию и воевал оттуда с французами литературным оружием. В 1813 г. он последовал за русской главной квартирой и в 1814 г. в Берлине издавал газету «Русско-немецкий народный листок». Назначенный русским генеральным консулом в Кенигсберге, он, как литератор, явился не только горячим приверженцем идеи священного союза, но и врагом всякого проявления свободы мысли. С 1817 г. он состоял при министерстве иностранных дел в России и считался командированным в Германию, с содержанием в 15000 рублей в год. Так как он преследовал злыми насмешками немецкую молодежь за ее патриотизм и мечты о свободе, то сделался самым непопулярным человеком в Германии (хотя роль его в ретроградном движении того времени вовсе не была значительна), принужден был переселится из Веймара в Мангейм и там пал под кинжалом Занда (см.) . Смерть его послужила сигналом к открытой борьбе между узко-консервативной и либерально-патриотической партиями в Германии. К., может быть, самый типичный (для близкого к нам времени) из тех литераторов, которые при жизни производят большой шум и будто бы имеют огромное влияние (на самом деле они сами всецело под влиянием толпы), а после смерти забываются почти немедленно; тайна их успеха и причина скорого забвения в том, что они идут в уровень с веком, но не с лучшими его элементами. Всех пьес К. 98; они изданы в 28 томах (Лпц. 1797-1823); полное собрание его сочинений вышло в 40 томах (Лпц. 1840-41). Материалы для его биографии в его собственных сочинениях: «Selbstbiographie» (Вена, 1811); «Das merkwürdigste Jahr meines Lebens» , Берл., 1801 - история его ссылки в Сибирь и возвращения) и др.; все это написано очень легко и занимательно, но не без «романических» украшений. Из новейших работ см. книгу W. v. Kotzebue: «A. v. K., Urtheile der Zeitgenossen und der Gegenwart» (Дрезд., 1881; составлена далеко не беспристрастно, но заключает массу нового материала) и Charles Rabany, «К., sa vie et son temps, ses oeuvres dramatiques» (Париж-Нанси, 1893, не вполне удачная попытка объективного исследования личности К. и его литературного значения). В России в начале нынешнего столетия К. был так популярен, что в каталоге Смирдина 1829 г. числится более ста тридцати его произведений в переводе (при чем иные из них выдержали ряд изданий); в тридцатых годах так наз. коцебятина возбуждала насмешки всех знатоков и истинных любителей; в сороковых его драмы производят впечатление только на провинциальных сценах, а в 50-х К. совсем забыт. См. о нем «Рус. Архив» (1869, № 4, сообщение бар. Корфа). См. Мамеев, «Документы, относящиеся к ссылке Августа К. в Сибирь» (Тобольск, 1894).
Геннадий Литвинцев
Ничем не восторгаются так сильно, как словами, не имеющими ясного смысла.
Август Коцебу
Каждый человек может убить другого, а потому все люди равны.
Карл Занд
В любом сборнике Пушкина, хотя бы и школьном, встретишь стихотворение «Кинжал» (1821 г.). Если попытаться прочесть его глазами современного человека, не особенно отягощенного литературно-историческими ассоциациями, останется впечатление архаичной и многословной патетики, не особенно внятной по смыслу. Превозносится кинжал, колющее оружие, достающее обидчиков всюду, хотя бы и «на ложе сна, в семье родной». В густой замеси античной мифологии возникают имена Брута, неизвестной «девы Эвмениды», за ней – некоего Занда . Последнему посвящены целых две строфы, причём наиболее пафосные. Автор славит Занда как «юного праведника», «избранника», т. е. почти как мессию. Но кто же этот носитель «добродетели святой», вдохновивший юного тогда, но уже прославленного поэта на столь громкие дифирамбы? Чем он заслужил их? Откроем комментарии в пушкинском томе: «Карл Занд , немецкий студент, в 1819 году заколол кинжалом реакционного писателя Августа Коцебу . Повсюду в Европе убийство было воспринято как подвиг борьбы за свободу, как патриотически-революционный акт. Впоследствии Занду в Германии был поставлен памятник».
За преступление – памятник?! За убийство – нет, не тирана, не чужеземного поработителя родины, даже не сановного политика, а «всего лишь» сочинителя – венчающий лаврами бессмертия гимн?! Может быть, объяснение столь поразительному отношению современников (да и потомков) к убийству Коцебу в слове «реакционный»? Может, таких «реакционных»- то тогда и положено было резать, как собак? Нет, по приговору городского суда убийце отсекли голову. Тем не менее осталась за ним и держится вот уже почти два столетия слава прогрессивного патриота, беззаветного борца за свободу. Что ни говори, а для непредубежденного восприятия здесь какая-то загадка, тайна. Главное, вся эта история в наше время взвинчивания политического террора приобретает неожиданную остроту, а потому нуждается, на мой взгляд, в новом прочтении.
НЕМЕЦКИЙ ПИСАТЕЛЬ С РУССКОЙ БИОГРАФИЕЙ
23 марта 1819 года в немецком городке Мангейме произошло событие, которому суждено было стать приметной вехой истории Европы, одним из символов наступившего нового времени. В тот день студент Карл Людвиг Занд , войдя в дом к писателю Августу Фридриху-Фердинанду фон Коцебу , с криком: «Изменник отечества!» нанес ему три удара кинжалом в грудь. Вбежали напуганные дети. Потерявший от их плача самообладание Занд тут же, не сходя с места, вонзил кинжал в самого себя. На улице он нанес себе и второй удар. Раны оказались не смертельными. Убийцу схватили и отправили сначала в госпиталь, затем в смирительный дом.
Весть о злодеянии облетела всю Европу, громким эхом отозвалась и в России. И не удивительно: жертвой стал 57-летний издатель «Литературного еженедельника» («Das Literarische Wochenblatt »), популярнейший в Европе романист и драматург, создавший свыше двухсот пьес и почти столько же прозаических произведений, – романов, рассказов, исторических исследований и мемуаров.В мирной, даже несколько сонной тогда Германии, «под небом Шиллера и Гете», было совершено политическое убийство, положившее начало серии подобных преступлений во многих странах.
Август Коцебу был признанным главой целого литературного направления, сформировавшегося в конце XVIII века и получившего название сентиментализма. Отличительной чертой его был культ чувства и глубокий интерес к частной жизни человека. Драматургия Коцебу , пришедшая на смену классицизму, ориентировавшемуся на античность, героику и возвышенную трагедийность, отвечала интересам и вкусам представителей «среднего класса», предпочитавших более современные темы и средства их изображения. И в Европе, и в России это явление выходило за рамки литературной тенденции: возвышенно-грустное, «плачущее» настроение публики являлось отчасти защитной реакцией на грозные вихри французской революции и долгих наполеоновских войн. «Трогательные» сентиментальные пьесы, как правило, с благополучным концом, компенсировали средствами искусства боль утрат и пережитые разочарования, утешали и пробуждали новые надежды. Выводя на сцену героев, чьи естественные чувства любви и свободы побеждали предрассудки и деспотизм, Коцебу тем самым популяризировал идеи просвещения, выступал за равноправие всех людей.
На протяжении более чем сорока лет (1790-1830) драматургия Коцебу не сходила со сцены, его проза, поэзия и мемуары издавались огромными тиражами почти на всех европейских языках. «Кто двадцать лет владел общим вниманием публики германской, французской, английской, русской, тот не может не иметь каких-нибудь достоинств, и, по крайней мере, он угадал тайну увлекать свой век», – утверждал Н. А. Полевой. «Теперь в страшной моде Коцебу , – писал Н. М. Карамзин. – Наши книготорговцы требуют от переводчиков и самих авторов Коцебу , одного Коцебу ! Роман, сказка, хорошее или дурное – всё одно, если на титуле имя славного Коцебу ».
Особенная популярность этих сочинений у русских читателей и зрителей отчасти объясняется тем, что их автор был «не чужим» для нашей страны человеком. В 1781 году двад-цатилетний адвокат, выпускник Йенского университета, попадает в Россию и по представлению прусского посланника становится домашним секрета-рем начальника артиллерийского корпуса инженер-генерала Ф. А. Бауера . В Петербурге Коцебу прожил три го-да, женился вторым браком на обрусевшей писательнице Христине Крузенштерн, сестре знаменитого российского мореплавателя И. Ф. Крузенштерна (а всего у Коцебу от трёх браков было шестнадцать детей, из них двенадцать сыновей). Спустя два года он назначается асессором апелляционного су-да в Ревеле , а затем прези-дентом тамошнего магистра-та. В 1795 году, уже известным писателем, Коцебу выходит в отставку и вскоре покидает Россию ради Вены, где становится режиссером придворного «Бургтеатра », позднее – Веймарского театра.
Превосходно знавший русский язык, Коцебу многое сделал для знакомства немецких читателей с русской литературой, политикой и хозяйством России. Дважды издавал он свои переводы стихов и од Гавриила Державина. В 1801 г. появилось в переводе Коцебу «Слово о полке Игореве». Внимание немецких промышленников и купцов привлек изданный им же «Краткий обзор мануфактур и фабрик России». За деятельность по укреплению немецко-русских культурных связей в октябре 1815 г. Коцебу был избран иностранным членом Петербургской Академии наук. Конец формы
В 1800 году Коцебу надумал вновь посетить Петербург, где в Сухопутном шляхетном корпусе воспитывались его сыновья. В путь отправился со всеми домо-чадцами – женой, тремя ма-лыми детьми, семидесятилетней нянькой, горничной и двумя слугами. Однако на российской границе Коцебу неожиданно арестовывают, разлучают с семейством и без всяких объяснений отправляют в Сибирь как «сек-ретного государственного преступника». На то была воля самого Павла I – императору доложили, что драматург сочинил пьесу под названием «Старый лейб-кучер Петра III». Привыкший к постоянным поношениям своего отца и его недолгого царствования в европейской печати, Павел заподозрил в пьесе очередной пасквиль – и решил проучить автора. Ссылка, к счастью, оказалась недолгой: спустя два месяца в Курган, ставший конечной точкой подневольного путешествия, пришло высочайшее повеление освободить «нещастного » и немедля доставить его в столицу империи. За это время «подозрительная» пьеса была переведена с немецкого и прочитана самим Павлом. Оказалось, что героем в ней старый кучер и слуга Петра III, который спустя тридцать лет после его смерти живёт в нищете, скудности и забвении, но трогательно сохраняет любовь к покойному императору. А взошедший на престол Павел находит старого слугу и награждает его за службу и верность. Пьеса столь понравилась Павлу, что он повелел не только срочно вернуть писателя в Петербург, но и назначить его директором придворного немецкого теат-ра с чином надворного совет-ника и с жалованьем 2200 рублей.
При Александре I Август Коцебу вышел в отставку и снова вернулся в Германию, однако продолжал активно служить русской политике своим пером, за что получил чин статского советника и звание русского генерального консула в Кенигсберге. За годовое содержание от царского правительства в 4500 талеров писатель должен был писать обзоры внешней и внутренней политики немецких государств. Коцебу много ездил по стране и видел нарождающуюся в ней революционную ситуацию. После освобождения от наполеоновского господства Германия была охвачена либерально-патриотическим движением. Центрами недовольства стали университеты, радикально настроенные студенты организовали студенческие союзы – Burschenschaft . В своих отчетах и публицистических сочинениях Коцебу нелицеприятно отзывался о «людях либерального направления», критиковал проникшие в германское общество демократические идеи, отстаивал монархический принцип правления и консервативные духовные устои.
«С УЖАСОМ ОЩУЩАЮ В СЕБЕ МЕФИСТОФЕЛЯ»
А кто же убийца? Карл Людвиг Занд , студент богословия протестантского Эрлангенского университета, один из вожаков "Германского студенческого союза" ("Буршеншафт ") и тайного общества "Тевтония ", выделялся грубоватым нравом, по любому пустяку дрался и вызывал на дуэли. Презирал и ненавидел всё "иностранное". Отдадим должное: 19-летним юношей Занд мужественно встал в ряды борцов со сбежавшим с Эльбы и повторно пришедшим на немецкую землю Наполеоном, был участником битвы при Ватерлоо и победного похода союзников на Париж. «Все эти молодые люди, воодушевленные своими монархами, поднялись во имя свободы, но вскоре поняли, что оказались всего лишь орудием европейского деспотизма, который воспользовался ими, чтобы укрепиться... По возвращении он, как и остальные, был обманут в своих лучезарных надеждах», – характеризует настроения Занда Александр Дюма, посвятивший ему одну из глав своей «Истории знаменитых преступлений». «В убежденности доходивший до ослепления, а в энтузиазме до фанатизма», Занд стал одним из организаторов сожжения студентами-буршами и их либеральными профессорами «реакционных» книг в замке Вартбург . В числе первых в костер полетела «История немецкой империи от истока до заката» («Geschichte des Deutschen Reiches von dessen Ursprunge bis zu dessen Untergange », Leipzig , 1814) Августа Коцебу . Ненависть националистов вызывало само допущение конца немецкой империи. От сожжения книги до приговора автору оставался один шаг.
«Каждый человек может убить другого, потому все люди равны», – славный этот афоризм принадлежит четырнадцатилетнему гимназисту. Сбежав из гимназии, Карл Занд записал в дневнике: «Я не могу жить в одном городе с Наполеоном и не попытаться убить его, но чувствую, что рука еще недостаточно тверда для этого». Юношу с ранних лет не оставляет маниакальное желание прославиться каким-либо способом, стать героем и примером для немецкого юношества, даже «Христом для Германии». Он пишет: «Всякий раз удивляюсь, почему среди нас не нашелся хотя бы один мужественный человек и не перерезал глотку Коцебу или любому другому предателю». Занд изо дня в день пытает себя: «Кто же, если не я? А смогу ли я? Хватит ли сил и решимости?»
При чтении Зандовых записей невольно вспоминаются лихорадочно-возбужденные восклицания другого студента, из другой страны, другого времени, но мучившегося тем же «проклятым» вопросом: «Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу!.. Тварь ли я дрожащая или право имею...» И цели у двух студентов схожие: «Свобода и власть, а главное власть! Над всею дрожащею тварью и над всем муравейником!.. Вот цель!» При этом ориентир для Раскольникова – Наполеон, признанно «необыкновенный человек». Занд же вблизи видел этого «властителя дум», горячо ненавидел его как осквернителя отчизны и страстно желал убить. Но и его, как Раскольникова, чаровало всесилие власти, не признающей над собой «обычной» морали, человеческого суда. Они искали ответ на «проклятый вопрос»: почему «необыкновенным» всё разрешается, почему люди им «ставят кумиры»?
После прочтения «Фауста» Гете Занд записывает в дневнике: «О, жестокая борьба человека и дьявола! Только сейчас я ощущаю, что Мефистофель живет и во мне, и ощущаю это с ужасом, Господи! К одиннадцати вечера я закончил чтение этой трагедии и увидел, почувствовал дьявола в себе, так что когда пробило полночь, я, плача, исполнясь отчаяния, сам себя испугался».
Исследователи полагают, что окончательное решение убить известного писателя и общественного деятеля созрело у Занда после того, как по оплошности дипломатов публике стала известна служебная «Записка о нынешнем положении Германии», составленная чиновником российского министерства иностранных дел А. С. Стурдзой для участников Аахенской конференции держав Европейской директории (четверного союза России, Австрии, Англии и Пруссии). Не предназначавшаяся для печати записка содержала резкую, хотя и не вполне обоснованную критику в адрес германских университетов как рассадников свободомыслия, из-за чего вызвала взрыв возмущения радикально настроенной немецкой молодежи. После того, как документ попал в газеты, за Стурдзой в Германии развернулась настоящая охота: группы молодых людей обходили квартал за кварталом, разыскивая предполагаемого автора. Предусмотрительные домохозяева даже вывешивали объявления: «Стурдза здесь не проживает». Возмущённый травлей дипломата, Август Коцебу публично выступил в его защиту. И тогда в некоторых горячих головах возникло подозрение, что автором анонимной записки был сам Коцебу и что это по его вине Аахенская конференция приняла неблагоприятные для Германии решения.
Суд Мангейма приговорил Занда к смертной казни через обезглавливание. Приговор был утвержден великим герцогом Баденским и 20 мая 1820 года приведён в исполнение. Немецкие студенты называли смерть Занда «вознесением». Казненный стал героем, о нем издавались воспоминания, его подвиг прославлялся в поэтических произведениях, всюду распространялись его портреты.
Спустя восемнадцать лет, в сентябре 1838 года в Мангейме побывал Александр Дюма, чтобы собрать сведения о произошедшей здесь драме. В «Истории знаменитых преступлений» Дюма описал по воспоминаниям очевидцев казнь Занда : «Цепь солдат была прорвана, мужчины и женщины бросились к эшафоту и вытерли всю кровь до последней капли своими носовыми платками; скамью, на которой сидел Занд , разломали в щепки и разделили их между собой; те же, кому их не досталось, отрезали кусочки окровавленных досок эшафота. Тело и голову казненного положили в задрапированный черным гроб и под сильным военным эскортом доставили в тюрьму. В полночь труп Занда тайно, без факелов и без свечей, перевезли на протестантское кладбище, где за год и два месяца до этого был погребен Коцебу . Тихо вырыли могилу, опустили в нее гроб, и все присутствовавшие при погребении поклялись на Евангелии не открывать места, где похоронен Занд , пока их не освободят от этой клятвы. На могилу уложили предусмотрительно снятый дерн, чтобы не было видно свежей земли, после чего ночные могильщики разошлись, оставив у входа караул. И вот так на расстоянии шагов двадцати друг от друга покоятся Занд и Коцебу . Коцебу – напротив ворот, на самом видном месте кладбища под надгробием, на котором выбита следующая надпись:
Мир безжалостно преследовал его,
клевета избрала его мишенью,
счастье он обретал лишь в объятиях жены,
а покой обрел лишь в смерти.
Зависть устилала путь его шипами,
Любовь – расцветшими розами.
Да простит его небо,
как он простил землю.
Могилу Занда надо искать напротив, в дальнем углу кладбища. Над ней никакой надписи и растет только дикая слива, с которой каждый посетитель срывает на память несколько листков. А луг, где был казнен Занд , еще и сейчас в народе называется Sands Himmelfartswiese , что переводится как «луг, где Занд вознесся на небо»… Многие из тех, кто омочил свой платок в крови, стекавшей с эшафота, занимают теперь государственные должности, находятся на жаловании у правительства, и нынче только иностранцы время от времени просят разрешить им увидеть могилу».
Спустя ещё тридцать лет отношение властей к памяти Занда резко изменилось. В 1869 году, накануне Франко-прусской войны и создания Германской империи, в Мангейме на месте казни был сооружен памятник Занду . Убийца Коцебу взошёл в официальный патриотический пантеон.
ОТ ЗАНДА ДО БРЕЙВИКА
Где ни встретишь у нас имя Августа Коцебу – в энциклопедиях ли, литературных ли справочниках и исследованиях, как советских, так и новейших – всюду он значится «крайним реакционером», агентом «Священного союза», а то и просто шпионом русского царя. То же самое утверждали в XIX веке, в период борьбы за объединение Германии, да и позднее, большинство немецких историков. Лишь сравнительно недавно немецкими же исследователями было доказано, что ни шпионом, ни тайным агентом Коцебу никогда не был.
В современных понятиях, пожалуй, допустимо назвать его агентом влияния, поскольку своей публицистикой он действительно внушал «чувства добрые» к России, обличал её противников, доказывал, что германским государствам жизненно необходим союз с государством, положившим конец многолетнему наполеоновскому нашествию на немецкие земли и способствовавшему установлению мира в Европе. Коцебу знакомил своих соотечественников с Россией, публикуя в своём еженедельнике наиболее яркие отрывки из “Истории” Н. М. Карамзина, сочинений современных ему русских писателей. Коцебу , несомненно, был патриотом своей страны, только её благо и путь к нему понимал иначе, чем Занд и его друзья из "Буршеншафта ". Выступления Коцебу против радикально настроенных студенческих союзов, возможно, и были службой писателя, но они отражали и его внутренние убеждения, искреннее беспокойство о судьбе расколотой Германии, о безопасности и путях развития всей послебонапартовской Европы. Он стремился соединить путь к свободе с соблюдением законности и порядка. Фактически писатель поплатился за свои взгляды, которые имел смелость открыто выражать и которые «прогрессивные» студенты сочли «реакционными».
«Ничем не восторгаются так сильно, как словами, не имеющими ясного смысла», – написал как-то Август Коцебу . Эта мысль, по-моему, наилучшим образом подходит к понятиям «прогрессивного» и «реакционного». Мы-то знаем, сколь часто эти слова на очередных виражах истории просто меняются местами: то, что было «прогрессивным», в глазах следующего поколения, а то и спустя всего несколько лет, становится «реакционным», и наоборот. Прогресс с некоторых пор вообще на особенном подозрении мыслящего человечества, как причина экологической и социальной энтропии, путь в никуда, мотор всё более вероятной глобальной катастрофы. А по ненависти к свободной личности, преследованиям инакомыслящих, физическому и моральному террору, запретам, цензуре и всему подобному «прогрессисты» и «реакционеры», революционеры и реставраторы, либералы и консерваторы, когда входят в силу, стоят друг друга.
Генрих Гейне, младший современник Занда , сам известный либерал и свободолюбец, писал в «Письмах о Германии»: «Каким фанатичным тоном произносятся порой эти антирелигиозные проповеди! У нас есть теперь «монахи», которые живьём бы зажарили г-на Вольтера за то, что он закоренелый деист». О да! И в Германии Занда и Гейне, и в последующей истории разных стран, вплоть до наших дней, встретилось немало Инквизиторов с мандатом атеизма и вольномыслия, как и Деспотов свободы, Вельмож равенства, Каинов братства.
Родиной политического террора на Западе часто называют Россию. Однако Карл Занд , невротический тип, не перешагнувший в психологическом развитии подростковый возраст, стал апостолом революционного индивидуального насилия задолго до Сергея Нечаева и народовольцев. Пример воспетого и вознесённого прогрессивной общественностью студента-недоучки оказался заразительным: на другой год в Париже Лувель заколол герцога Беррийского с целью прервать династию Бурбонов. В 1835 году Фиески пытался взорвать Луи-Филиппа на бульваре Тампль – при этом было убито и ранено сорок человек. Перечисления террористов-индивидуалов XIX и XX веков заняли бы слишком много места. Перешагнём сразу в XXI: норвежец Андерс Брейвик , автор «Декларации независимости Европы», застрелил сразу 77 человек, своих соотечественников. Свои действия он, как и Занд , назвал «ужасным, но необходимым предупреждением для государственных изменников».
Нет, не сон разума порождает чудовищ, а сам разум, когда в невротическом бодрствовании домысливается до безбожного «всё позволено!», до революционной решимости «преобразовывать» мир по своему усмотрению, когда присягает «прогрессу» и грозит расправой всему «неразумному» и «реакционному». Мир много раз стоял и продолжает стоять под угрозой разрушения «революционными» идиотами вроде Занда . Особенно опасен и страшен «культурный», «образованный» идиот , опирающийся на авторитет «прогрессивного» общественного мнения. Самолюбие его безмерно, моральных ограничителей никаких. Он способен сделать всё, что угодно, особенно сильна его страсть к преобразованию, к переделке мира, его «освобождению». Он не всегда с кинжалом или бомбой, нынче он чаще с микрофоном и калькулятором. Его питает дыхание улицы, дыхание человеческой массы. Но этого мало – более всего он, как вампир, жаждет крови. И аплодисментов «передовой» публики. Крови и аплодисментов. Аплодисментами его щедро одаривает загипнотизированная толпа.
«ИНАЯ, ЛУЧШАЯ ПОТРЕБНА МНЕ СВОБОДА»
Современники отмечали, что император Александр I воспринял убийство Коцебу как знак приближения европейской революции к границам России. Действительно, имя и дело Занда тотчас было взято на вооружение тайными союзами будущих декабристов, ему посвятил «вольнолюбивую» оду Пушкин. Известно, что руководители тайных обществ, распространяя «тираноборческие» идеи, активно пользовались поэтическими произведениями, в том числе пушкинскими. Декабрист И.Д.Якушкин, говоря о «вольнолюбивых» стихотворениях поэта, в том числе о «Кинжале», свидетельствовал, что «не было сколько-нибудь грамотного прапорщика в армии, который не знал их наизусть». М. П. Бестужев-Рюмин, агитируя членов Общества соединенных славян вступать в отряд цареубийц, на одном из собраний читал «Кинжал» наизусть и после распространял его в списках. К. Ф. Рылеев, готовя П. Г. Каховского на роль цареубийцы, представлял ему в пример Брута и Занда . Кинжал у декабристов становится обязательным атрибутом и символом тираноборства , всего освободительного движения.
Но был ли поэт сторонником политического террора, почитал, хотя бы и какое-то непродолжительное время, способность к «карающему» убийству одной из высших гражданских добродетелей? Или приведенные стихи являлись лишь юношеской бравадой, быстро проходящей нервической реакцией баловня ранней славы и петербургских салонов на обидную кишиневскую ссылку? Советские литературоведы, особенно ранней поры, настаивали на этом, жирно подчеркивая известные мотивы цареубийства в стихах поэта, называя его «пожизненным декабристом».
Есть такая слабость у пушкиноведов: любые, даже явно не похвальные, поступки поэта комментировать с почтительной снисходительностью, а то и с умилением, как позволительные шалости. Сами же произведения объявлять безупречными от первой до последней строки. Однако Пушкин – человек, а не идеал – обладал не только исключительными достоинствами, но и характерными недостатками, сказавшимися на его судьбе и творчестве. Представляется, что масштабы и значимость пресловутого пушкинского вольномыслия оказались непомерно раздутыми – сначала либеральными дореволюционными исследователями, затем советскими, теми и другими по понятным политическим причинам.
Да, подобно немецким студентам, молодой Пушкин возмущался конференцией великих держав в Аахене , видел в драматических происшествиях в Германии и убийстве Коцебу естественную реакцию на политику возглавляемого Россией Священного союза. Однако последующие события в западной Европе (убийство герцога Беррийского во Франции, карбонарская революция в Неаполе и некоторые другие) побудили поэта задуматься о природе террористических актов и их роли в освободительной борьбе. Ещё задолго до декабрьского восстания, в июне 1823 года, поэт решительно изменил свои политические воззрения, в частности отверг цареубийственнные планы заговорщиков, полагая их средствами «ничтожными», то есть политически бессмысленными и безнравственными. Раздумья о горьких плодах европейских революционных движений, о судьбе отечества, о душе народной, явно не готовой к «дарам свободы», напрочь вытеснили у поэта незрелые мысли о политических убийствах «а ля Занд », лишив их былой романтической привлекательности. Пушкин расставался с иллюзиями молодости, надеясь, что «братья, друзья, товарищи погибших успокоятся временем и размышлением, поймут необходимость и простят оной в душе своей» («О народном воспитании»).
Но глубина и многомерность Пушкина не были восприняты русской демократической интеллигенцией. Признание и популярность получили только «вольнолюбивые», преимущественно ранние мотивы. На политической арене России волна за волной являются «новые люди» — нечаевцы , землевольцы , народовольцы, эсеры, целые поколения «бомбистов», фанатиков политического террора. Мотив «топора», мести, крови стал почти обязательным в «гражданской» поэзии ХI Х – начала ХХ века. Даже такой глубокий народный поэт, как Н. Некрасов, убеждал, что «дело прочно, когда под ним струится кровь». Изысканный К. Бальмонт, звавший стихами «быть как солнце», призывал в парижских изданиях к цареубийству. Дальнейшее слишком хорошо известно. Вековая мечта народолюбцев о казни «самовластительного злодея» и его детей исполнилась в самом ужасном и кровавом виде, разрушив Россию и принеся неисчислимые страдания её народу. Индивидуальный террор сменился кошмаром террора государственного.
Вернёмся к Августу Коцебу . Судьба его творческого наследия мне напоминает, хотя и в каком-то вывернутом, извращённом варианте, судьбу творений композитора Антонио Сальери. Потомки обвинили того в отравлении Моцарта – и негласно постановили нигде и никогда не исполнять его музыки. И хотя давно доказано исследователями, что обвинение это – поклёп, нелепость, а музыки Сальери, за редкими исключениями, так и не услышишь. Коцебу никого не убивал, даже в виде предания, его самого убили без всякой вины, из-за политических предрассудков. Тем не менее произведениям его был объявлен негласный бойкот. Либеральная общественность не только не осудила убийства писателя, но и оказалась способной дискредитировать его творчество. Имя Коцебу почти забыто, его произведения ушли в запасники библиотек.
Началось это ещё при жизни Коцебу . Уничижительное слово «коцебятина », введенное в оборот в России во времена Пушкина, дожило до наших дней, отбивая желание изучать и ставить пьесы, не знавшие себе равных по силе своего влияния и месту, которые они заняли в репертуаре всей Европы. В советские времена пересмотра значения Коцебу не могло быть из-за его пресловутой «реакционности». В результате к концу ХХ века возникло заметное несовпадение оценки творчества писателя русскими и западноевропейскими культурными кругами. На Западе, прежде всего в Германии, проявляют всё больше интереса к немецкому драматургу и его произведениям. Очевидно, что сегодня и в России есть возможность посмотреть на «театр Коцебу » объективно, без политических предубеждений, давно изжитых. Дело не только в восстановлении исторической справедливости – драматургия Коцебу сыграла видную роль в формировании русской сцены рубежа XVIII – XIX веков.
Как только ни называли современники и потомки Августа Коцебу – реакционером и монархистом, честолюбцем и карьеристом – и всё за его «реакционный», немодный образ мыслей. Но мода проходит, и часто «отсталые», «несовременные» взгляды, пройдя горнило времени, оказываются очень даже «передовыми», «правильными», необходимыми и востребованными современностью. Мир, потрясенный ужасами и бедствиями XX века, всё более присматривается к «немодным» консервативным учениям, отвергающим революции и потрясения, настаивающим на компромиссах и примирении интересов во всех областях, отстаивающим спокойный путь реформирования социальной и политической обстановки. Настало время отдать должное немалому вкладу в развитие мирового театра и установление немецко-русских культурных связей, который внёс забытый ныне в России немецкий драматург и общественный деятель.
Карл Занд Август Коцебу
Н. А. Яцук
«СМЕРТЬ НЕМЦА КОЦЕБУ» И ДРУГИЕ ПРОИСШЕСТВИЯ: ПОЛИТИКА ИЛИ ЛИТЕРАТУРА
Одним из самых известных политических убийств начала XIX века стало убийство немецкого литератора и государственного деятеля Августа фон Коцебу в 1819 году. Это событие всколыхнуло всю Европу: во-первых, из-за масштаба личности покойного, во-вторых, из-за его предполагаемой шпионской деятельности в интересах России. Сочинения Коцебу ныне не имеют художественной ценности, однако в свое время по популярности его книги соперничали с произведениями Гёте и Шиллера. Всю жизнь Коцебу был сторонником консервативной политики, а позже стал деятельным пропагандистом русской политической мысли и идей Священного союза. Он был противником романтического течения и студенческих свобод на немецких землях, что сделало его имя одиозным как для молодых литераторов, так и для либералов и националистов. Смерть Коцебу от рук психически неуравновешенного студента Занда стала первым открытым проявлением нового политического движения, которое нашло свое отражение в творчестве А. С. Пушкина.
Ключевые слова: политическое убийство, литература, Священный союз, шпионаж, романтизм, национализм.
‘The death of Kotzebue the German’ and other accidents: politics or literature
The murder of August von Kotzebue, the German writer and statesman, which occurred in 1819, became one of the most famous political murders in the early XIX century. This event shocked the whole Europe: firstly, because the deceased was a well-known and ambitious personality, secondly, he allegedly was a Russian spy. Nowadays, the works of Kotzebue have no literary significance, but they had a great success in his time, competing with those of Goethe and Schiller. During all his life, Kotzebue strongly supported the conservative policy, and later he became an active promoter of Russian political thought and ideology of the Holy Alliance. He opposed Romanticism and the free university policy that made his name odious among the young authors as well, as in liberal and nationalistic circles. Kotzebue’s death at the hands of mentally ill student Carl Sand was the first open demonstration of the new political force which had influence on the works of Alexander Pushkin.
Keywords: political murder, literature, Holy Alliance, espionage, Romanticism, nationalism.
23 февраля 1819 года в Мангейме, что в Великом герцогстве Баденском, был убит знаменитый на всю Германию (а то и на всю Европу) писатель-консерватор Август фон Коцебу. Убийство Коцебу молодым студентом Карлом Людвигом Зандом всколых-
нуло не только местную общественность, но в особенности русскую: ходили слухи, что убитый был шпионом на службе императора Александра I и яростным приверженцем идеалов Священного союза. Все это было правдой: действительно, занятия Ко-
цебу включали в себя не только литературные опыты, научную и преподавательскую деятельность, но и шпионаж в пользу Российской империи, от которого ему при всем желании не удалось бы избавиться. Одним из косвенных поводов к убийству маститого литератора было сочинение дипломата Александра Скарлатовича Стурдзы, брата фрейлины Роксандры Стурдзы-Эделинг, известной своим влиянием на императора Александра I . Сочинение называлось «Memoire sur l’etat actuel de l’Allemagne» («Записка относительно нынешнего состояния Германии», 1818), одной из главных идей которого было уничтожение свобод германских университетов. Несмотря на то что автором записки значился Стурдза, ее, как и предыдущую записку того же автора «Considerations sur la doctrine et l’esprit de l’Eglise orthodoxe» («Размышления об учении и духе православной церкви», 1816), считали сочинением непосредственно самого Августа фон Коцебу. Это произведение, изданнное в Штутгарте на немецком языке, содержало восхваление религии как «посредника между разными общественными силами» , рассматривались терпимость и просветительский характер Русской православной церкви, «регулярное исправление» культа которой «принесло просвещенным русским дух патриотизма... и распространило Россию на земли польские и татарские» . Общий характер данного сочинения не отличался глубиной мысли и красотой изложения, однако трактат, выдержанный в духе общехристианской теологии и прославления государственности, был встречен довольно приветливо в кругу поклонников консервативной мысли. Тем не менее не все поняли и оценили поворот в творчестве Коцебу, писателя, не уступавшего по популярности Гёте и Шиллеру, одного из представителей предромантизма, в лагерь горячих сторонников абсолютизма. А все началось в 1799 году, когда молодому дра-
матургу в легкой и ироничной форме удалось затронуть одну из важнейших проблем династии Романовых...
В 1781 году Коцебу, уже являвшийся известным писателем в родной Германии, неожиданно уехал в Петербург. По поводу данного решения его первый биограф Фридрих Крамер замечает: «Изучая историю жизни такого человека, у которого имеется цель в жизни и осознание своего значения, широко известного, у которого есть все, чтобы посвятить себя. творчеству, довольно неожиданно увидеть его неожиданно покидающим родину для Петербурга. Что заставило его бросить родной город, завидную должность, наконец, любящую мать, к которой он был привязан, и хранить молчание о причинах этого?» . Ответом Крамера стало предположение об изгнании Коцебу из Веймара якобы из-за пасквиля, высмеивающего герцогскую семью. Тем не менее Коцебу быстро устроился в России, познакомился с генерал-инженером фон Бауром, вызвав восторг И. Ленца, сравнившего его по таланту с Гёте . Сам Ленц, друг Карамзина, по совету которого сентименталист предпринял свое знаменитое путешествие, очевидно, знал, о чем говорил, поскольку в Веймаре ему лично доводилось общаться с Гёте . (Однако, как видно из «Писем русского путешественника», имя Коцебу мало о чем говорило Николаю Михайловичу: «Представляли драму “Ненависть к людям и раскаяние”, сочиненную господином Коцебу, ревельским жителем. Автор осмелился вывести на сцену жену неверную, которая, забыв мужа и детей, ушла с любовником; но она мила, несчастлива - и я плакал, как ребенок, не думая осуждать сочинителя. Сколько бывает в свете подобных историй!.. Коцебу знает сердце. Жаль только, что он в одно время заставляет зрителей и плакать, и смеяться! Жаль, что не имеет вкуса или не хочет его слушаться! Последняя сцена в пьесе не-
сравненна» . Тем не менее тогда имя его было известно исключительно в немецких кругах: писатель работает совместно с Бауром, сочиняя пьесы для петербургского немецкого театра, с использованием сюжетов из русской истории, например о Лжедмитрии . Стоит отметить, что и после отъезда из России Коцебу часто использовал русский материал в своих произведениях, что позже сделало его имя широко известным при дворе. Там же драматург принялся сочинять пьесы «в легком итальянском стиле» и основал издание на немецком языке под названием «ВіЬІіоШек der Joumale», вопреки рассказам автора не имевшее успеха и скоро разорившееся из-за печатания «Сказок и басен для великих князей» . Первая попытка лести царствующим особам не удалась: после смерти Баура в 1783 году Коцебу переезжает в Ревель, где занимается делами чисто практического свойства, служа в местном суде. Там он продолжает свои занятия драматургией, но известность так и не приходит к плодовитому драматургу. Время сентиментализма еще не наступило, а драматург не нашел свою золотую жилу - консервативную пропаганду, перемешанную со слезливой «мещанской» мелодрамой...
Еще Дидро, признанный творец мелодрамы как жанра, писал о своем представлении идеальной оперы: «Нам нужны восклицания, междометия, паузы, перебои, утверждения, отрицания; мы взываем, мы умоляем, мы кричим, мы стонем, мы плачем, мы смеемся от души. Не надо остроумия, не надо эпиграмм, не надо изысканных мыслей - все это слишком далеко от простой природы. Образец нам нужен более энергический, менее жеманный, более правдивый. Простая речь, обыкновенный голос страсти тем необходимее для нас, чем однообразнее язык, чем менее он выразителен. Крик животного или человека, охваченного страстью, только и внесет в него жизнь...» .
Сентиментально-чувствительные мелодрамы Коцебу довели эту эстетическую программу до предела. Его чувствительные драмы обрели широкую популярность, в то же время подвергшись высмеиванию и сатирической переработке. Сам образ Коцебу мало упомянут в русской литературе того периода, зато утрированное изображение его драматургии содержится в одном из самых популярных романов Джейн Остин «Мэнсфилд-парк»: главные герои романа в отсутствие отца семейства задумали сыграть пьесу «Обеты любви», одну из английских переделок пьесы Коцебу «Побочный сын», содержащей рассказ о бароне, его любовнице и их сыне, наполненный любовными клятвами, запретными чувствами и счастливыми воссоединениями. Главная героиня романа, Фанни, резко осуждает пьесу: «В ней проснулось любопытство, и она пробегала страницу за страницей с жадностью, которая время от времени сменялась разве что удивлением - как можно было это предложить и принять для домашнего театра! Агата и Амелия (героини пьесы. - Н. Я.), каждая на свой лад, показались ей столь неподходящими для домашнего представления, положение одной и язык другой столь непригодными для изображения любой достойной женщиной, что она и помыслить не могла, будто ее кузины имеют понятие о том, чем занялись» . Кроме того, по замыслу Остин, во время репетиции этого спектакля завязались две настоящие любовные интриги, которые нанесли непоправимый моральный вред обитателям Мэнсфилд-парка. Однако в романе есть персонаж, который довольно точно характеризует стиль Коцебу: «Если то будет немецкая пьеса. пусть в ней будут остроумные шутки, меняющийся дивертисмент, и пантомима, и матросский танец, и между актами песня» .
Сама пьеса, как водилось в те времена, была переработана на английский манер - применительно к условиям и нравам
светского общества Великобритании того времени, то есть в ее ткань была органично вплетена чувствительность и назидательность. Несмотря на это, миссис Элизабет Инчболд, обработавшая пьесу, решила оставить ее место действия тем же, что и в оригинале - события «Обетов любви» по-прежнему разворачивались в Германии, дабы не вводить в смущение английских леди и джентльменов, могущих отыскать параллели в семейной жизни каких-либо общих знакомых. Как заявляла сама Инчболд, «любовная страсть, представленная на сцене, вызывает чувство неуместности и отвращения, если она не сопровождается слезами или улыбкой» . Тем не менее все «достоинства» пьесы остались на месте. Побочный сын Фредерик уже в первом акте узнает в нищенке свою мать, которую не видел несколько лет, историю своего рождения и имя своего отца, после чего бежит его разыскивать. Во втором акте барон узнает, что его дочь не любит своего жениха, а в пятом - барон Уилденхейм (так имя действующего лица читается по-английски) усыновляет побочного отпрыска, раздумывает над тем, что стоит предложить его матери и в итоге женится на своей отвергнутой любовнице. При этом в пьесе ни разу не встречается ни раскаяние барона, ни осуждение богатых, связанное с линией Фредерика, а также самих «обетов любви». Но не все пьесы Коцебу ждала судьба малоуспешной переделки и иронического упоминания. У его таланта были очень высокие почитатели.
Император Павел I был, как известно, весьма чувствительным человеком, интересовавшимся искусством и литературой и часто увлекавшийся ею и применявший особо интересные ему идеи в политике - чего стоят хотя бы «милости и благоволения Наши Императорские ко всему знаменитому тому обществу Ордена св. Иоанна Иерусалимского» , в значительной мере определявшие его политику. Кроме
того, трагическая судьба его отца Петра III никогда не оставляла императора равнодушным: он, ничего не знавший о судьбе своего отца, после восшествия на престол задал вопрос графу А. В. Гудовичу: «Жив ли мой отец?» . Поэтому, надо полагать, императору особенно понравилась пьеса немецкого писателя, написанная в 1799 году и через год его спасшая - «Старый лейб-кучер Петра III».
А дело обстояло следующим образом: Коцебу, во время своего первого пребывания в России, женился на Фридерике фон Эссен, остзейской дворянке; после ее смерти дети от этого брака остались в России вместе со своей родней по материнской стороне. Коцебу приехал их навестить и, возможно, добиться позволения опекунов на проживание их с отцом. На границе его арестовали по подозрению в «якобинстве», поскольку до этого он посещал Францию, что и описал в своих мемуарах «Мое бегство в Париж зимой 1790 года». Тем не менее сам писатель позднее признавался, «что в обычаях определенного сорта людей, которые бы захотели обобщить мой политический опыт, мне нельзя избежать печального известного клейма якобинца» . Причина, по которой Коцебу ездил в охваченный революцией Париж, была проста. Он сам объяснял это так: «прошлым летом мое нездоровье усилилось, особенно после злополучного происшествия в Пирмонте, что я решил выхлопотать себе месячный отпуск для поправки оного» . Год этот выдался для Коцебу полным испытаний: судебное преследование по поводу напечатанного в 1790 году принесло ему скандальную славу. Смерть первой, горячо любимой им жены Фридерики добавила ему еще больше скорби: «Ах! Ничего ему не было в радость, и Бог не пребывал в его душе!.. зачем даровано было ему счастье, которое вскоре было у него отнято. о, зачем он не умер тогда!» . В порыве отчаяния он думал покинуть Веймар
и отправиться к «великой императрице Российской» , но вместо этого решил посетить Францию, где застал «политическую неразбериху. унаследованную прямиком от Жан-Жака» , о которой у него остались явно негативные воспоминания.
Репутация Коцебу была серьезно подорвана: согласно воле императора, подозрительного литератора необходимо было отправить в Сибирь. Однако неизвестно благодаря чему или кому (если не считать поэта и переводчика Николая Краснопольского) императору в руки попало сочинение Коцебу. Сам Петр III в этой пьесе не присутствует, зато ее главным протагонистом является старый лейб-кучер государя Ганс Дитрих, который помогает девушке Аннхен соединиться со своим любимым Петером, при этом не скрывая своей любви и преданности императору: «Добрый наш император! Как я стал таким молодым? Крепки мои руки, тверд мой взгляд. Это такой император, который стариков превращает в юношей, по своей благодати, он умеет говорить с простыми людьми, как будто он один из нас!» . Действие пьесы происходит среди немецкого населения Васильевского острова, хотя в пьесе присутствует и некий «Иванншко» (^ап-мЛко), русский сбитенщик, и весь ее сюжет крутится вокруг благодеяний императора, который заботится о своих беднейших подданных и подает им средства к существованию.
После прочтения данного сочинения, которое в литературном отношении, возможно, отличается только отсутствием столь характерной для Коцебу мелодраматичности, Павел I был в восторге. Он вызывает автора в столицу, и так начался последний и самый плодотворный в карьерном плане период жизни писателя. Немецкий сентименталист делается доверенным лицом императора, активно участвуя в пропагандистской деятельности павловских времен.
Убедительности и популярности среди немецкого населения у Коцебу было не отнять, поэтому его активно употребляют в качестве переводчика официальных указов и консервативных сочинений. Кроме того, сам писатель известен как важный и, несомненно, один из самых точных бытописателей короткого правления Павла I. Именно ему самодержец заказал описание Михайловского замка, который должен был стать одним из самых красивых в Европе (по крайней мере, таков был августейший замысел). Стоит отметить, что Коцебу не раболепствовал перед императором: так, в кабинете государя стояли «плохой портрет Фридриха II и плохая гипсовая статуя, изображающая этого же короля верхом» . Несмотря на то что сам Коцебу непосредственно не был связан с событиями 12 марта, он был вполне осведомлен о тех событиях и довольно точно старался охарактеризовать личность покойного императора, не впадая ни в сентиментализм, ни в идеализацию. В этом его впечатления оказываются отчасти похожими на характеристику императора, данную Н. А. Саблуко-вым, с той только поправкой, что Коцебу знал Павла I гораздо лучше. Считается, что воспоминания о пребывании при русском дворе были сделаны немецким писателем сразу же после отъезда из России, и в этом их преимущество перед двумя записками принца Евгения Вюртембергского, еще одного мемуариста, в то время тринадцатилетнего юноши.
Мы можем предполагать, что Коцебу был вполне осведомлен о дворцовых интригах, поскольку среди его ближайших знакомых числились сам Пален, Зубов и обер-гоф-мейстерина и подруга императорской фамилии Шарлотта Ливен. Кроме того, с Паленом Коцебу был знаком еще в Риге: «С женою его я находился в некоторых литературных отношениях. Чрез ея руки многия из моих драматических произведений проходили в рукописи к великой княгине Елисавете
Алексеевне, изъявившей желание их читать. Однако для получения верных сведений с этой стороны всего важнее была для меня дружба моя с колл. сов. Беком, который был наш общий соотечественник и при том во многих делах правая рука графа» . Стоит сказать, что слова Коцебу о том, что никто из высокопоставленных «исследователей» заговора «не превзошел меня (Коцебу. - Н. Я..) в стремлении к истине» , можно назвать вполне основательными. Коцебу искренне уважал как императора, которого считал честным и дисциплинированным человеком, стремящимся к добру, так и Палена: «Везде, где он был в прежния времена. его все знали и любили как честнаго и общественнаго человека. Только однажды, когда я был с ним совершенно один у императора, мне показалось в первый раз, что и он мог притворяться точно так, как самый гибкий царедворец» . Это было, как вспоминал писатель, в тот раз, когда Пален передавал ему приказ императора сочинить воззвание к европейским державам с вызовом на поединок; при этом сочинитель в первый раз заметил на лице добрейшего Палена саркастическую улыбку. Удивительно, но даже после совершения убийства граф Пален остался в добрых отношениях с Коцебу и рассказал ему о подробностях заговора . Даже и гораздо позже участники событий 12 марта не отказывали себе в удовольствии поведать о своей роли в историческом событии, а Пален был разговорчивей всех. Коцебу тем не менее по собственной воле покинул Россию и отправился в Веймар, не встретив никаких препятствий, и в дальнейшем продолжал служить России - пусть только в плане пропаганды.
Некоторое время Коцебу жил в Пруссии, занимаясь издательской деятельностью. Направление его литературных трудов носило печать борьбы с Гёте и романтизмом, но его нападки на новое течение сходили с рук
плодовитому сентименталисту: «В литературных кругах художественные достоинства его пьес оценивались или очень высоко, или предельно низко. Философ и литератор Ф. Шлегель называл Коцебу “позором немецкой сцены”. Великий Гёте считал творчество Коцебу “гнусным вздором”, признавая за Коцебу наличие “превосходного, но неглубокого таланта”. За негативными отзывами многие современники видели, прежде всего, проявление затаенной зависти. Гёте, несмотря на свое демонстративное пренебрежение, поставил на сцене Веймарского театра 87 пьес Коцебу» . С поражением Пруссии в войне 1806 года Коцебу уехал на территорию Российской империи, в свое лифлянд-ское поместье, а после освобождения прусской территории от французской армии он вернулся, продолжая работать на русское правительство. Его пьеса «Старые сердечные дела» была одной из тех, что игралась на празднествах Венского конгресса, в ее постановке принимала участие тогдашняя пассия Александра I графиня Ауэрсперг . На политической ниве ему удалось блеснуть своими трактатами (самостоятельно или в соавторстве) «Memoire sur l’etat actuel de l’Allemagne» и «Considerations sur la doctrine et l’esprit de l’Eglise orthodoxe», причем первое сочинение рассматривалось многими современниками причиной покушения на жизнь Коцебу студента Занда, который был сторонником студенческого самоуправления. Однако, как пишет О. В. Заиченко, Карл Занд был знаком с творчеством и с общественными взглядами «предателя и шпиона» только из газеты «Литературный еженедельник», которая, подобно прочим изданиям Коцебу, содержала в основном сатирические материалы и нападки на романтиков. Собственно, в этом и заключался пресловутый «шпионаж» Коцебу как доверенного лица императора и «своего человека» в немецких литературных кругах.
Коцебу, не скрывавший своих симпатий к России и самодержавию, стал мишенью откровенных нападок. Он предпринял очередную поездку в Россию, однако 23 марта, так и не дождавшись разрешения Александра I, был убит в Мангейме студентом Йен-ского университета Карлом Зандом. Однако, несмотря на общее впечатление от Коцебу как от случайно выбранной жертвы еще не оформившегося немецкого национализма, воплощенного в лице душевно нездорового Занда, их история взволновала не только Германию, но и всю Европу. Случайно или нет, но убийца Коцебу вошел в сонм великих тираноборцев истории, таких как Брут и Шарлотта Корде. И такую роль признал за Карлом Зандом не кто иной, как Александр Сергеевич Пушкин.
Коцебу, почти не оказавший никакого политического и идеологического влияния в России при жизни (в отличие от его более удачливых современников Жозефа де Ме-стра и Фридриха Максимилиана Клингера ), стал широко известен после смерти. В стихотворениях Пушкина он упоминается два раза: в эпиграмме «На Стурд-зу» (1819) и в оде «Кинжал» (1821), написанной под влиянием греческого восстания. Если эпиграмма косвенно обвиняет Стурдзу в смерти Коцебу: «Ты стоишь лавров Герострата и смерти немца Коцебу» , то в оде 1821 года Занд назван «юным праведником», грозящим «бедой преступной силе» . Имя Занда было по-
ставлено в ряд с Брутом и Шарлоттой Корде, и описанием его могилы завершается стихотворение.
Но не только Занд являлся достойным образчиком для восхищения тираноборцев, и не только он мог подразумеваться в стихотворении, написанном через два года после совершенного им деяния. В 1820 году произошло куда более крупное событие, которое своей тенью отчасти пало - но не заслонило - убийство «немца Коцебу». Однако по понятным причинам оно не могло открыто упоминаться ни в печати, ни даже в рукописных листках. В 1820 году состоялось убийство возможного наследника французского престола герцога Бер-рийского, совершенное столяром Лувелем, которое ознаменовало собой крах французской монархии, но, кроме императорской семьи, мало кто выразил интерес к этой теме. Возможно, разгадка кроется в словах Пушкина в письме к Е. М. Хитрово, написанных 21 января 1831 года: «Французы почти перестали меня интересовать. Революция должна бы уже быть окончена, а ежедневно бросаются новые ее семена. Они хотят республики и добьются ее - но что скажет Европа и где найдут нового Наполеона?» . Так символическое событие оказалось важнее события политического, отчасти маскируя, отчасти вычеркивая его из памяти - возможно, последний пример романтического мифотворчества эпохи.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Боханов А. Н. Павел I. М.: Вече, 2010. 448 с.
2. Дидро Д. Племянник Рамо. М.: Изд-во Эксмо, 2006. С. 185-262.
3. Заиченко О. В. Август фон Коцебу: История политического убийства // Новая и Новейшая история. 2013. № 2. С. 177-191.
4. Захаров В. А. Император Всероссийский Павел I и Орден святого Иоанна Иерусалимского. СПб.: Алетейя, 2007. 284 с.
5. Йена Д. Екатерина Павловна: великая княжна - королева Вюртемберга. М.: АСТ; Астрель, 2008. 415 с.
6. Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. М.: Захаров, 2005. 496 с.
7. Кинг Д. Битва дипломатов, или Вена, 1814. М.: АСТ; Астрель, 2010. 477 с.
8. Остен Д. Мэнсфилд-парк. М.: Эксмо, 2005. 544 с.
9. Пушкин А. С. Соч.: В 3 т. М.: Худож. лит., 1985. Т. I. 735 с.
10. Пушкин А. С. Полное собр. соч.: В 10 т. Т. X. М.: Наука, 1966. 902 с.
11. Цареубийство 11 марта 1801 года: Записки участников и современников. М.: СП «Вся Москва»,1990. 432 с.
1. Bohanov A. N. Pavel I. M.: Veche, 2010. 448 s.
2. Didro D. Plemjannik Ramo. M.: Eksmo, 2006. S. 185-262.
3. Zaichenko O. V. Avgust fon Kotsebu: Istorija politicheskogo ubijstva // Novaja i novejshaja istorija. 2013. № 2. S. 177-191.
4. Zaharov V. A. Imperator Vserossijskij Pavel I i Orden svjatogo Ioanna Ierusalimskogo. SPb.: Alete-jja, 2007. 284 s.
5. Jena D. Ekaterina Pavlovna: velikaja knjazhna - koroleva Vjurtemberga. M.: AST: Astrel‘, 2008. 415 s.
6. Karamzin N. M. Pis‘ma russkogo puteshestvennika. M.: Zaharov, 2005. 496 s.
7. King D. Bitva diplomatov, ili Vena, 1814. M.: AST: Astrel‘, 2010. 477 s.
8. Osten D. Mensfild-park. M.: Eksmo, 2005. 544 s.
9. Pushkin A. S. Soch. v 3 t. T. I. M.: Hudozh. lit., 1985. 735 s.
10. Pushkin A. S. Polnoe sobr. soch. v 10 t. T. X. M.: Nauka, 1966. 902 S.
11. Tsareubijstvo 11 marta 1801 goda: Zapiski uchastnikov i sovremennikov. M.: SP «Vsja Moskva». 1990. 432 s.
12. Betrachtungen uber die Lehre und den Geist der orthodoxen Kirche, von Alexander von Stourdza. Aus dem franzosischen ubersetzt von August von Kotzebue. Leipzig: Paul Gotthelf Kummer, 1817. 207 S.
13. Cramer F. M. G. Leben August von Kotzebue’s. Nach seinen Schriften und nach authentischen Mittheilungen dargestellt. Leipzig: F. A. Brockhaus, 1820. 530 S.
14. Kotzebue A. von. Meine Flucht nach Paris im Winter 1790: Fur bekannte und unbekannte Freunde geschrieben von August von Kotzebue. Leipzig: Paul Gotthelf Kummer, 1791. 310 S.
15. The Project Gutenberg Etext of Lover’s Vows by Mrs. Inchbald. /www. gutenberg. org/dirs/etext03/ lover10h. htm
16. Theater von August von Kotzebue. Neunter Band. Wien: Ignaz Klang; Leipzig: Eduard Kummer, 1840. 354 S.
Загрузка...
