Кудасов в произведении поездка прошлое. Чем на самом деле занимались родные Микши. Главный герой и его образ в повести

Поздней осенью в сибирское село Сосино приехала экспедиция, обследовавшая реки и водоёмы в сузёме - северной тайге. До села их проводил местный связист-линейщик, пьяница Власик. Завернув к сельскому конюху Никифору Ивановичу по прозвищу Микша «подлечиться», Власик сообщил ему эту новость. Микша, однако, считал, что экспедиция ищет в скудных реках сузёма вовсе не рыбу, а нечто более ценное - золото или уран.

Опохмелившись, приятели начали планировать браконьерскую вылазку в сузём, но в этот момент в избу постучал человек из «рыбной» экспедиции, Кудасов, и попросил отвезти его на Курзию - место, где когда-то жили раскулаченные переселенцы. Микша попытался возразить, что сейчас, в распутицу, проехать сорок вёрст по сузёму будет нелегко, но «рыбник» слушать ничего не хотел, и конюх согласился.

Пассажиром Кудасов оказался неразговорчивым. Проезжая мимо местной достопримечательности - стариной часовни, Микша вспомнил, как с неё всем селом стаскивали крест, а в 30-х годах в ней жила раскулаченная «контра». Тогда из часовни каждый день выносили трупы умерших от голода людей.

Чёрная, подпёртая слегами часовня, как какое-то допотопное чудовище, смотрела им вслед из полей.

Скоро въехали в сузём. Неровную дорогу обступил глухой ельник. Микша продолжал разглагольствовать. Северная Сибирь - место гиблое, сплошные леса и болота. Вырастить здесь хлеб невозможно: в Сосино лето, а в сузёме - утренние заморозки.

Сейчас Микша не понимал, зачем сюда сгоняли крестьян со всей страны, но тогда, в 30-е, он был «идейный». Пример он брал с дядьёв, братьев матери, «кремниевых» революционеров Александа и Мефодия Кобылиных. Дядя Александр был комендантом на Курзии, там же его и убили. Мефодий, тогдашний начальник милиции, поклялся отомстить, но убийцу так и не нашёл.

Выехали на Курзию, но до посёлка не доехали - конь заблудился в густых кустах и отказался идти дальше. Микша завернул на охотничью стоянку. Там, у костра, и заночевали. Микша вспомнил, как они, младшее поколение Сосина, воевали с «классовыми врагами» - не пускали голодных детей в лес за ягодами. Кудасов промолчал, отказался от водки, угощения и всю ночь просидел, глядя в огонь.

4–6

Утром Кудасов ушёл, а Микша отправился к крепким ещё баракам, где жили переселенцы. Нашёл и дом дяди Александра, возле которого его убили. Потом экскурсовод местного музея много лет рассказывала историю убийства пламенного революционера. Микша, любивший дядю Александра больше всего на свете, хотел тогда отомстить, нож наточил, но отец удержал, уговорил.

На обратном пути Микша размышлял, что за человек сидит позади него. Явно не «рыбник». Уж не из «бывших» ли? Микша был в лагерях, прошёл войну до самого Берлина, и ничего в этой жизни не боялся, но спросить молчуна прямо не решался.

Молчит всю дорогу - и вроде так и надо. Вроде у него какое-то особое право власть свою над тобой показывать.

Зайти к Микше Кудасов отказался, попросил отвезти к реке, на перевоз. Там заплатил за работу и, наконец, напомнил, кто он.

Учёная барышня в музее рассказывала о герое, а на самом деле пьяный дядя Александр, большой любитель женщин, изнасиловал пятнадцатилетнюю девочку, убиравшую у него в комендатуре. Убил дядю брат этой девочки, четырнадцатилетний Кудасов.

7–8

У Микшы, пьяницы и лагерника, было в жизни одно утешение - память о дяде-герое. Теперь не осталось и этого. У дома Микша вспомнил слова умирающего отца, которые передала ему соседка-старуха: «Скажи Никифору, что у отца нету зла на него. Не он виноват. Дядья его таким сделали».

Всю жизнь Микша презирал мягкого, тихого отца.

Да разве сравнишь его с дядьями? Те куда ступят, там и праздник: красные знамёна, песни революционные, речи, от которых дух захватывает.

Когда в 37-ом его арестовали «как пособника международной буржуазии», Микша публично отрёкся от отца и взял фамилию дядьёв.

У Микши сильно закололо сердце, и домой он не пошёл - отправился расспросить об отце у тех, кто его ещё помнил. Соседка старуха, ухаживавшая за отцом, когда тот вернулся из лагерей, давно умела, и Микша отправился к древней бабке Матрёне.

Подкрепившись водкой, бабка вспомнила, что к хорошему человеку Ивану Варзумову вся деревня ходила «насчёт всяких бумажных дел», чего дядья очень не одобряли. Вспомнила Матрёна и о матери Микши, «дурной бабе», сильно любившей выпить. Микша помнил, как убивался отец, когда она умерла. Больше бабка ничего не вспомнила, да и самого Микшу перестала узнавать.

9–13

В селе жила ещё одна старуха, помнившая Ивана Варзумова, но к ней Микше ходу не было. Сорок лет назад дядя Александр совратил её дочь, и она до сих пор помнила обиду.

Микша отправился в райцентр, где жил старый друг его отца, и узнал, что старик недавно умер. Вдова рассказала, что Иван Варзумов предупредил её мужа об аресте, и тому удалось сбежать. Дядя Мефодий тогда чуть не застрелил Ивана, да дядя Александр заступился. Дядя Мефодий в те времена расстрелял столько невинных людей, что его до сих пор поминают недобрым словом.

Ещё вдова рассказала, что Иван Варзумов служил казначеем в крестьянском пароходстве, которое организовал вместе с несколькими ссыльными, не испугавшись угроз местного богача-монополиста, владельца нескольких пароходов. Старуха посоветовала Микше сходить к бывшему сельскому учителю Павлину Фёдоровичу - уж он-то знает все подробности.

Когда-то двадцатипятилетний Павлин Фёдорович сменил городскую квартиру на избу в глухой Сибирской деревне, чтобы учить сельских ребятишек. Семьёй он так и не обзавёлся - всего себя отдал школе.

В 1938 году Павлина Фёдоровича арестовали, семнадцать лет он провёл в лагерях, а после Хрущёвской оттепели вернулся и занялся озеленением района.

И забыли люди вековечную пословицу: у дома куст - настоится дом пуст.

Микша помнил, как учителя под конвоем вели в город. Сам он тогда тоже сел по пьянке - налетел грузовиком на народную трибуну.

В дом Павлин Фёдорович Микшу не пустил - не захотел разговаривать с человеком, который отрёкся от родного отца.

Возвращаясь в Сосино, Микша думал о жене. Кода-то она глупой семнадцатилетней девчонкой сама пришла к нему, вдовцу, - пожалела осиротевших детишек. Радости она с Микшей не увидела, но осталась верной и заботливой.

Возле родной избы у Микши вновь закололо сердце. Он увидел огни, услышал колокольный звон и пение - так пели раскулаченные возле древней часовни.

И сосинские бабы, слушая эти песни, навзрыд плакали, и плакал его отец... И он ненавидел его тогда до слёз, до исступления. Ненавидел за то, что отец был человеком...

А теперь Микша сам шёл к отцу...

Неделю спустя, в районной газете появилась заметка о том, что пьяный конюх Кобылин из Сосино заблудился, возвращаясь домой, и замёрз у часовни, на старых могилах.

ПОЕЗДКА В ПРОШЛОЕ

Снегопад застал их на середке реки. Вмиг стало слепо, бело, залепило глаза - неизвестно, куда и ехать.

Выручили пролетавшие где-то над головой гуси: закричали, заспорили суматошно - видать, и они растерялись в этой заварухе. Вот тогда-то Власик, прислушиваясь к их удаляющемуся гомону, и сообразил, в какой стороне юг, ибо куда же сейчас лететь птице, как не в теплые края.

Снежная липуха немного успокоилась, когда от перевоза поднялись в крутой берег. Впереди проглянуло Сосино с жердяной изгородью по задворью, черная часовня замаячила в полях слева.

Вытирая рукой мокрое лицо, Власик начал было объяснять своему неразговорчивому спутнику, как пройти в деревню и разыскать бригадира, но тот, похоже, в этом не нуждался: загвоздил суковатой палкой побелевшую дорогу, как будто всю жизнь по ней ходил.

Из тутошних, видно, чей? - подумал Власик.

Однако раздумывать над этим ему было некогда. Он замерз, продрог насквозь - от стужи, от сырости,- и все мысли его сейчас были сосредоточены на том, чтобы поскорее добраться до Микши да отогреться в тепле.

В доме у Микши, несмотря на то что перевалило за девятый час, все еще было утро. Хозяйка с худым, разрумянившимся от жара лицом хлопотала возле печи, а хозяин, мрачный, опухший, весь заросший дремучей щетиной, сидел за столом и пил чай. Пил в одиночестве, под обстрелом угрюмых взглядов своих отпрысков, таких же крепколобых и грудастых, как их отец, сбившихся в тесную кучу на широкой родительской кровати справа от порога.

Власик поздоровался.

Ни слова, ни кивка в ответ. Как будто они и не кореши, не приятели давние.

Но он и не подумал обижаться на Микшу - всегда так, когда переберет накануне,- а потому спокойно занялся своим делом: снял с себя широкий пояс связиста-линейщика с металлической цепью, снял мокрую, стоявшую колом парусиновую куртку - и к печке, на скамейку,- тепло так и обняло его худую, продрогшую спину.

Хозяин - в полном молчании домашних - выпил еще два стакана чая, черного, как болотная вода, и только после этого повел своим страховидным горбылем – нос у него раздавлен с детства:

Чего куришь?

Власик с готовностью достал из парусиновых штанов помятую пачку «Севера», перекочевал к столу - карантин кончился.

Закурили.

Да что новости, Никифор Иванович. Известны мои новости. Ребятишки сейчас в школу ходят, все изоляторы посбивали. Вот и загораю кажинный день на линии. Ну а ежели районные дела… (Власик жил в райцентре.) Экспедиция тут из сузёма вернулась, крепко, говорят, пошуровали. Все ручьи, все речки на замок взяли.

Ерунда,- поморщился Микша.

Да нет, не ерунда, Никифор Иванович. Теперь лишний раз за рыбкой в сузём не сходишь.

Ерунда, говорю,- повторил Микша.- Будут они наш сузём на замок запирать. Какая рыба в сузёмных речках? Мусор один. Они шуровали, да весь вопрос - чего. Не ту ли самую рыбку, которая под землей?..

У Власика отвалилась нижняя челюсть, два желтых, прокуренных клыка проглянули в беззубом рту.

– Балда! Насчет урана, говорю, але еще какой взрывной хреновины. А рыба эта для отвода глаз. Понял?

А ведь это подходяще, Никифор Иванович,- живо согласился Власик, и сухое, бескровное лицо его разом просияло.- Я тут с одним переезжал за реку, не больно-то он на воду глядел.

С кем с одним?

Да с одним, с экспедиции с этой. Здоровый боров, а сам хромает. С палкой.

Микша удивленно повел своей черной шерстистой бровью:

Зачем бы это ему сюда? Чего он не видал в нашей дыре?

А вот уж в части этого не докладывал.- Власик поглядел в окошко, поглядел на Оксю, гремевшую железной кочергой у печки, хитровато прищурил глаз.- А что, Никифор Иванович, может, сообразим сегодня к вечеру? Поскоблим маленько донышко, пока рекостав не начался?

Браконьерничать? - прямо поставил вопрос Микша.- Давно тебя защучили - хочешь снова на острогу?

Да что, Никифор Иванович, захочешь рыбки – и на острогу полезешь…

Нельзя,- отрубил Микша.- Рыбнадзор ноне днюет и ночует на реке.

Ничего, ничего. Можно, ежели аккуратненько да с оглядом.- И тут Власик двинул в ход, так сказать, материальный стимул (любили они с Микшей всякие заковыристые словечки) - хлоп на стол бутылку.

Оксе этот номер, конечно, не понравился, да что обращать на нее внимание? Какая баба в ладоши бьет, когда мужик с бутылкой обнимается?

После опохмелки разговор пошел как по маслу, и они принялись разрабатывать план предстоящей вылазки: как лучше сделать, чтобы не напороться на рыбнадзор? в какое время выехать? куда? вниз спуститься, к перекатам, или, наоборот, податься вверх, к Красной щелье, где не так заметен луч?

Однако не успели они обговорить и половины –нешуточное дело затевают! - как под окошком вырос высокий человек в черном плаще.

– Он! - живо воскликнул Власик и даже привстал.- Тот самый, с рыбной экспедиции.

Некоторое время незнакомец разглядывал Микшин дом, затем, припадая на больную ногу, вдруг двинулся в заулок.

Власик и Микша переглянулись: не наклепал ли кто на них? по какому еще делу может пожаловать рыбный человек?

Дело, слава богу, касалось не их. Но, как говорится, хрен редьки не слаще: незнакомец, подав Микше записку от директора совхоза, просил свозить его на Курзию.

На Курзию? - страшно удивился Власик.- Сейчас? Да вы, дорогой товарищ, слыхали, нет, что такое эта самая Курзия? Сорок верст сузёмом да глубокой осенью… Зря, что ли, ее у нас зовут Грузией!.. Да там после лишенцев, этих самых кулаченых, никто и не бывал.

Никакого впечатления! Глазами железными в Микшу вцепился, будто заморозить, загипнотизировать того решил, а что пищат остальные - Окся тоже подала голос от печки,- наплевать.

Микша с ответом не спешил. Сидел, поглядывал на улицу, где снова, похоже, запосвистывал ветер, катал на лбу кожу, как волны на реке, и Власик уже не сомневался: сейчас задаст от ворот поворот этому высокомерному начальничку,- а Микша возьми да и скажи:

Можно, пожалуй, прокатиться.

Выехали уже не рано, в первом часу, потому что не к теще в гости ехали - в сузём. Пришлось менять передние колеса у телеги, подгонять коню хомут, подрубать копыта, да мало ли чего. А кроме того, заставил себя ждать Кудасов, командированный, который, как все приезжие, потащился поглядеть на ихнюю знаменитость - старую часовню.

Пьяненький, основательно поднакачавшийся Власик увязался их провожать. Ему страсть как не хотелось расставаться с двумя бутылками, уплывшими от него в берестяной корзине, накрепко привязанной к задку телеги, и он, позвякивая своей цепью, ковылял сбоку, канючил:

Здря вы, товарищ Кудасов, ей-богу, здря. У нас на эту Курзию-Грузию забыли когда и ездили. А вы вздумали на вечер глядя. Давайте хоть из-за утра…

Микша в душе был согласен с приятелем. Конечно, лучше бы сейчас сидеть в теплой избе, чем полоскаться на осеннем ветру, да раз уж слово дадено - терпи. И он, настраивая себя на долгую дорожную маету, заговорил, как только въехали в поле,- тут Власик от них отстал: – Ну что, рыбку в морях да в океанах вычерпали –за сузёмы взялись?

Кудасов не ответил. Он, как и следовало ожидать, смотрел на часовню, мимо которой они проезжали,- угрюмую, черную постройку наподобие высокого бревенчатого амбара, без креста, с развороченной крышей, с подпорами по бокам.

Памятник старины,- не без ехидства объявил Микша.- Под охраной государства. Дощечка имеется. Ни одного гвоздика железного - все дерево. Топором одним рублена. В одна тысяча шестьсот шестьдесят семам году. При Иване Грозном.

ПОЕЗДКА В ПРОШЛОЕ

Снегопад застал их на середке реки. Вмиг стало слепо, бело, залепило глаза - неизвестно, куда и ехать.

Из тутошних, видно, чей? - подумал Власик.

Власик поздоровался.

Ни слова, ни кивка в ответ. Как будто они и не кореши, не приятели давние.

Чего куришь?

Закурили.

Да что новости, Никифор Иванович. Известны мои новости. Ребятишки сейчас в школу ходят, все изоляторы посбивали. Вот и загораю кажинный день на линии. Ну а ежели районные дела… (Власик жил в райцентре.) Экспедиция тут из сузёма 1 вернулась, крепко, говорят, пошуровали. Все ручьи, все речки на замок взяли.

Ерунда,- поморщился Микша.

Да нет, не ерунда, Никифор Иванович. Теперь лишний раз за рыбкой в сузём не сходишь.

У Власика отвалилась нижняя челюсть, два желтых, прокуренных клыка проглянули в беззубом рту.

– Балда! Насчет урана, говорю, але еще какой взрывной хреновины. А рыба эта для отвода глаз. Понял?

С кем с одним?

Да с одним, с экспедиции с этой. Здоровый боров, а сам хромает. С палкой.

Микша удивленно повел своей черной шерстистой бровью:

Зачем бы это ему сюда? Чего он не видал в нашей дыре?

Браконьерничать? - прямо поставил вопрос Микша.- Давно тебя защучили - хочешь снова на острогу?

Да что, Никифор Иванович, захочешь рыбки – и на острогу полезешь…

Нельзя,- отрубил Микша.- Рыбнадзор ноне днюет и ночует на реке.

Поздней осенью в сибирское село Сосино приехала экспедиция, обследовавшая реки и водоемы в суземе – северной тайге. До села их проводил местный связист-линейщик, пьяница Власик. Завернув к сельскому конюху Никифору Ивановичу по прозвищу Микша “подлечиться”, Власик сообщил ему эту новость. Микша, однако, считал, что экспедиция ищет в скудных реках сузема вовсе не рыбу, а нечто более ценное – золото или уран.

Опохмелившись, приятели начали планировать браконьерскую вылазку в сузем, но в этот момент в избу постучал человек из “рыбной” экспедиции, Кудасов, и попросил отвезти его на Курзию – место, где когда-то жили раскулаченные переселенцы. Микша попытался возразить, что сейчас, в распутицу, проехать сорок верст по сузему будет нелегко, но “рыбник” слушать ничего не хотел, и конюх согласился.

Пассажиром Кудасов оказался неразговорчивым. Проезжая мимо местной достопримечательности – стариной часовни, Микша вспомнил, как с нее всем селом стаскивали крест, а в 30-х годах в ней жила раскулаченная “контра”. Тогда из часовни каждый день выносили трупы умерших от голода людей.

Черная, подпертая слегами часовня, как какое-то допотопное чудовище, смотрела им вслед из полей.

Скоро въехали в сузем. Неровную дорогу обступил глухой ельник. Микша продолжал разглагольствовать. Северная Сибирь – место гиблое, сплошные леса и болота. Вырастить здесь хлеб невозможно: в Сосино лето, а в суземе – утренние заморозки.

Сейчас Микша не понимал, зачем сюда сгоняли крестьян со всей страны, но тогда, в 30-е, он был “идейный”. Пример он брал с дядьев, братьев матери, “кремниевых” революционеров Александа и Мефодия Кобылиных. Дядя Александр был комендантом на Курзии, там же его и убили. Мефодий, тогдашний начальник милиции, поклялся отомстить, но убийцу так и не нашел.

Выехали на Курзию, но до поселка не доехали – конь заблудился в густых кустах и отказался идти дальше. Микша завернул на охотничью стоянку. Там, у костра, и заночевали. Микша вспомнил, как они, младшее поколение Сосина, воевали с “классовыми врагами” – не пускали голодных детей в лес за ягодами. Кудасов промолчал, отказался от водки, угощения и всю ночь просидел, глядя в огонь.

Утром Кудасов ушел, а Микша отправился к крепким еще баракам, где жили переселенцы. Нашел и дом дяди Александра, возле которого его убили. Потом экскурсовод местного музея много лет рассказывала историю убийства пламенного революционера. Микша, любивший дядю Александра больше всего на свете, хотел тогда отомстить, нож наточил, но отец удержал, уговорил.

На обратном пути Микша размышлял, что за человек сидит позади него. Явно не “рыбник”. Уж не из “бывших” ли? Микша был в лагерях, прошел войну до самого Берлина, и ничего в этой жизни не боялся, но спросить молчуна прямо не решался.

Молчит всю дорогу – и вроде так и надо. Вроде у него какое-то особое право власть свою над тобой показывать.

Ученая барышня в музее рассказывала о герое, а на самом деле пьяный дядя Александр, большой любитель женщин, изнасиловал пятнадцатилетнюю девочку, убиравшую у него в комендатуре. Убил дядю брат этой девочки, четырнадцатилетний Кудасов.

У Микшы, пьяницы и лагерника, было в жизни одно утешение – память о дяде-герое. Теперь не осталось и этого. У дома Микша вспомнил слова умирающего отца, которые передала ему соседка-старуха: “Скажи Никифору, что у отца нету зла на него. Не он виноват. Дядья его таким сделали”.

Всю жизнь Микша презирал мягкого, тихого отца.

Да разве сравнишь его с дядьями? Те куда ступят, там и праздник: красные знамена, песни революционные, речи, от которых дух захватывает.

Когда в 37-ом его арестовали “как пособника международной буржуазии”, Микша публично отрекся от отца и взял фамилию дядьев.

У Микши сильно закололо сердце, и домой он не пошел – отправился расспросить об отце у тех, кто его еще помнил. Соседка старуха, ухаживавшая за отцом, когда тот вернулся из лагерей, давно умела, и Микша отправился к древней бабке Матрене.

Подкрепившись водкой, бабка вспомнила, что к хорошему человеку Ивану Варзумову вся деревня ходила “насчет всяких бумажных дел”, чего дядья очень не одобряли. Вспомнила Матрена и о матери Микши, “дурной бабе”, сильно любившей выпить. Микша помнил, как убивался отец, когда она умерла. Больше бабка ничего не вспомнила, да и самого Микшу перестала узнавать.

В селе жила еще одна старуха, помнившая Ивана Варзумова, но к ней Микше ходу не было. Сорок лет назад дядя Александр совратил ее дочь, и она до сих пор помнила обиду.

Микша отправился в райцентр, где жил старый друг его отца, и узнал, что старик недавно умер. Вдова рассказала, что Иван Варзумов предупредил ее мужа об аресте, и тому удалось сбежать. Дядя Мефодий тогда чуть не застрелил Ивана, да дядя Александр заступился. Дядя Мефодий в те времена расстрелял столько невинных людей, что его до сих пор поминают недобрым словом.

Еще вдова рассказала, что Иван Варзумов служил казначеем в крестьянском пароходстве, которое организовал вместе с несколькими ссыльными, не испугавшись угроз местного богача-монополиста, владельца нескольких пароходов. Старуха посоветовала Микше сходить к бывшему сельскому учителю Павлину Федоровичу – уж он-то знает все подробности.

Когда-то двадцатипятилетний Павлин Федорович сменил городскую квартиру на избу в глухой Сибирской деревне, чтобы учить сельских ребятишек. Семьей он так и не обзавелся – всего себя отдал школе.

В 1938 году Павлина Федоровича арестовали, семнадцать лет он провел в лагерях, а после Хрущевской оттепели вернулся и занялся озеленением района.

И забыли люди вековечную пословицу: у дома куст – настоится дом пуст.

Микша помнил, как учителя под конвоем вели в город. Сам он тогда тоже сел по пьянке – налетел грузовиком на народную трибуну.

В дом Павлин Федорович Микшу не пустил – не захотел разговаривать с человеком, который отрекся от родного отца.

Возвращаясь в Сосино, Микша думал о жене. Кода-то она глупой семнадцатилетней девчонкой сама пришла к нему, вдовцу, – пожалела осиротевших детишек. Радости она с Микшей не увидела, но осталась верной и заботливой.

Возле родной избы у Микши вновь закололо сердце. Он увидел огни, услышал колокольный звон и пение – так пели раскулаченные возле древней часовни.

И сосинские бабы, слушая эти песни, навзрыд плакали, и плакал его отец… И он ненавидел его тогда до слез, до исступления. Ненавидел за то, что отец был человеком…

А теперь Микша сам шел к отцу…

Неделю спустя, в районной газете появилась заметка о том, что пьяный конюх Кобылин из Сосино заблудился, возвращаясь домой, и замерз у часовни, на старых могилах.

(No Ratings Yet)

Краткое содержание рассказа Абрамова “Поездка в прошлое”

Другие сочинения по теме:

Нравственная проблематика повести Ф. Абрамова “Поездка в прошлое” Как мир меняется! И как я сам меняюсь! Лишь именем одним я...
Рассказчик любит лошадей, которым живется очень нелегко: конюх за ними плохо ухаживает, забывает кормить и поить, к тому же их...
Ы В предвоенном Ленинграде жили художник Петр Петрович и его жена Елена Аркадьевна. Был у них черный красавец доберман-пинчер Дар...
Михаил Пряслин приехал из Москвы, гостевал там у сестры Татьяны. Как в коммунизме побывал. Дача двухэтажная, квартира пять комнат, машина…...
Пекашинский мужик Степан Андреянович Ставров срубил дом на склоне горы, в прохладном сумраке огромной лиственницы. Да не дом – хоромину...
Мишке Пряслину недолго приходилось жить дома. С осени до весны – на лесозаготовках, потом сплав, потом страда, потом снова лес....
Лето. В последний раз главная героиня Аля Амосова была в родной деревне Летовке в прошлом году, на похоронах матери. Теперь...
К Шерлоку Холмсу обращается за помощью молодой человек Джон Опеншоу. Отец Джона изобрел особо прочные шины для велосипедов и вполне...
Михаил щадил сестру и никогда не говорил ей, но сам знал, из-за чего женился на ней Егорша, – чтобы взвалить...
Бездомный бродяга Сопи мерз на скамейке в парке. Наступала зима, нужно было подумать о жилье. Он хотел попасть в гостеприимную...

Творчество Федора Абрамова, известного писателя и критика, стало известно в полном объеме широкому кругу читателей в 1993 году, уже после его смерти.

В чем же особенность произведений этого автора? Он показывает нам самые сложные исторические вехи в истории страны. Мы видим русскую деревню в годы Великой Отечественной войны и после нее. В основной массе его произведений затрагивается также тема коллективизации и раскулачивания лучших людей из крестьянства.

1974 год был ознаменован появлением в творчестве Абрамова самого значимого и значительного произведения – повести . Правда, при жизни автора ее так и не издали, читателям это произведение стало известно только спустя 15 лет.

Я считаю, что это творение значительно выделяется на фоне остальных. На ее страницах лаконично и в то же время емко представлен острый конфликт, который мог возникнуть только в социальных условиях советской России.

Все свое внимание писатель направил не на события, которыми, безусловно, богата жизнь человека, а на осознание, на психологию людей. Он ярко и метко показал, каким образом политика того времени безжалостно вмешивалась в жизнь простого человека и рушила его представления, полностью меняя все приоритеты и ориентиры.

В повести уже затрагивались такие острые темы, которые четко и внятно обозначились лишь в современное время: ломающая судьбы коллективизация и доводящее до гибели раскулачивание, тяжелое давление советской идеологии, фанатизм революционеров.

Центральным элементом сюжета повести становится жизнь главного героя, конюха Никифора Кабылина, больше известного под именем Микши. Кабылин становится заложником своего прошлого. Слепая вера в дядек, которые провели жизнь под красным знаменем, вдруг дала трещину, вышли наружу все неприглядные стороны.

Оказалось, что благородные и отважные родственники на деле такими не были. Об их страшных деяниях знают все вокруг, вот только Микше это было неизвестно. Страшная правда стала настоящим потрясением для Микши, она сломала его жизнь, не позволила пойти дальше.

Как стало известно, Мефодий Кабылин казнил людей ни в чем не повинных буквально «целыми пачками». Что касается дяди Александра, то его геройская смерть – самый настоящий миф. На самом деле он был убит братом изнасилованной им пятнадцатилетней девчонки.

А ведь ради них предал своего родного отца, честного и доброго человека. Как же теперь жить с этим осознанием, с муками совести, ведь и покаяться он не может, отец давно в могиле?

Кабылин отправляется в путешествие по своему прошлому, проходит следами родного человека, и все встреченные им люди в один голос подтверждают, каким хорошим и настоящим он был. Герой раздавлен и сломлен, он идет на могилу отца, а раньше ведь ни разу не был. Здесь он и погибает, потому что с таким осознанием просто невозможно дальше жить.

Абрамов на страницах своих произведений поднимает острые и насущные проблемы, о которых он знает изнутри. И делает это мастерски.