Описания в произведении прощай оружие. Прощай, оружие. Из истории создания

СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ

Лев Николаевич ТОЛСТОЙ

В 1851-53 Толстой на Кавказе участвует в военных действиях (сначала в качестве волонтёра, затем – артилеристского офицера), а в 1854 отправляется в Дунайскую армию. Вскоре после начала Крымской войны его по личной просьбе переводят в Севастополь (в осажденном городе он сражается на знаменитом 4-м бастионе). Армейский быт и эпизоды войны дали Толстому материал для рассказов «Набег» (1853), «Рубка леса» (1853-55), а также для художественных очерков «Севастополь в декабре месяце», «Севастополь в мае», «Севастополь в августе 1855 года» (все опубликовано в «Современнике» в 1855-56). Эти очерки, получившие по традиции название «Севастопольские рассказы», смело объединили документ, репортаж и сюжетное повествование; они произвели огромное впечатление на русское общество. Война предстала в них безобразной кровавой бойней, противной человеческой природе. Заключительные слова одного из очерков, что единственным его героем является правда, стали девизом всей дальнейшей литературной деятельности писателя. Пытаясь определить своеобразие этой правды, Н. Г. Чернышевский проницательно указал на две характерные черты таланта Толстого – «диалектику души» как особую форму психологического анализа и «непосредственную чистоту нравственного чувства» (Полн. собр. соч., т. 3, 1947, с. 423, 428).

СЕВАСТОПОЛЬ В ДЕКАБРЕ МЕСЯЦЕ

Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; темно-синяя поверхность моря сбросила с себя уже сумрак ночи и ждет первого луча, чтобы заиграть веселым блеском; с бухты несет холодом и туманом; снега нет – все черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далекий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра. На кораблях глухо бьет восьмая стклянка.

На Северной денная деятельность понемногу начинает заменять спокойствие ночи: где прошла смена часовых, побрякивая ружьями; где доктор уже спешит к госпиталю; где солдатик вылез из землянки, моет оледенелой водой загорелое лицо и, оборотясь на зардевшийся восток, быстро крестясь, молится Богу; где высокая тяжелая маджара на верблюдах со скрипом протащилась на кладбище хоронить окровавленных покойников, которыми она чуть не доверху наложена… Вы подходите к пристани – особенный запах каменного угля, навоза, сырости и говядины поражает вас; тысячи разнородных предметов – дрова, мясо, туры, мука, железо и т. п. – кучей лежат около пристани; солдаты разных полков, с мешками и ружьями, без мешков и без ружей, толпятся тут, курят, бранятся, перетаскивают тяжести на пароход, который, дымясь, стоит около помоста; вольные ялики, наполненные всякого рода народом – солдатами, моряками, купцами, женщинами, – причаливают и отчаливают от пристани.

– На Графскую, ваше благородие? Пожалуйте, – предлагают вам свои услуги два или три отставных матроса, вставая из яликов.

Вы выбираете тот, который к вам поближе, шагаете через полусгнивший труп какой-то гнедой лошади, которая тут в грязи лежит около лодки, и проходите к рулю. Вы отчалили от берега. Кругом вас блестящее уже на утреннем солнце море, впереди – старый матрос в верблюжьем пальто и молодой белоголовый мальчик, которые молча усердно работают веслами. Вы смотрите и на полосатые громады кораблей, близко и далеко рассыпанных по бухте, и на черные небольшие точки шлюпок, движущихся по блестящей лазури, и на красивые светлые строения города, окрашенные розовыми лучами утреннего солнца, виднеющиеся на той стороне, и на пенящуюся белую линию бона и затопленных кораблей, от которых кой-где грустно торчат черные концы мачт, и на далекий неприятельский флот, маячащий на хрустальном горизонте моря, и на пенящиеся струи, в которых прыгают соляные пузырики, поднимаемые веслами; вы слушаете равномерные звуки ударов весел, звуки голосов, по воде долетающих до вас, и величественные звуки стрельбы, которая, как вам кажется, усиливается в Севастополе.

Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникли в душу вашу чувства какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах…

– Ваше благородие! прямо под Кистентина 1держите, – скажет вам старик матрос, оборотясь назад, чтобы поверить направление, которое вы даете лодке, – вправо руля.

– А на нем пушки-то еще все, – заметит беловолосый парень, проходя мимо корабля и разглядывая его.

– А то как же: он новый, на нем Корнилов жил, – заметит старик, тоже взглядывая на корабль.

– Вишь ты, где разорвало! – скажет мальчик после долгого молчания, взглядывая на белое облачко расходящегося дыма, вдруг появившегося высоко над Южной бухтой и сопровождаемого резким звуком разрыва бомбы.

– Это он с новой батареи нынче палит, – прибавит старик, равнодушно поплевывая на руку. – Ну, навались, Мишка, баркас перегоним. – И ваш ялик быстрее подвигается вперед по широкой зыби бухты, действительно перегоняет тяжелый баркас, на котором навалены какие-то кули и неровно гребут неловкие солдаты, и пристает между множеством причаленных всякого рода лодок к Графской пристани.

На набережной шумно шевелятся толпы серых солдат, черных матросов и пестрых женщин. Бабы продают булки, русские мужики с самоварами кричат сбитень горячий, и тут же на первых ступенях валяются заржавевшие ядра, бомбы, картечи и чугунные пушки разных калибров. Немного далее большая площадь, на которой валяются какие-то огромные брусья, пушечные станки, спящие солдаты; стоят лошади, повозки, зеленые орудия и ящики, пехотные кузла; двигаются солдаты, матросы, офицеры, женщины, дети, купцы; ездят телеги с сеном, с кулями и с бочками; кой-где проедут казак и офицер верхом, генерал на дрожках. Направо улица загорожена баррикадой, на которой в амбразурах стоят какие-то маленькие пушки, и около них сидит матрос, покуривая трубочку. Налево красивый дом с римскими цифрами на фронтоне, под которым стоят солдаты и окровавленные носилки, – везде вы видите неприятные следы военного лагеря. Первое впечатление ваше непременно самое неприятное: странное смешение лагерной и городской жизни, красивого города и грязного бивуака не только не красиво, но кажется отвратительным беспорядком; вам даже покажется, что все перепуганы, суетятся, не знают, что делать. Но вглядитесь ближе в лица этих людей, движущихся вокруг вас, и вы поймете совсем другое. Посмотрите хоть на этого фурштатского солдатика, который ведет поить какую-то гнедую тройку и так спокойно мурлыкает себе что-то под нос, что, очевидно, он не заблудится в этой разнородной толпе, которой для него и не существует, но что он исполняет свое дело, какое бы оно ни было – поить лошадей или таскать орудия, – так же спокойно, и самоуверенно, и равнодушно, как бы все это происходило где-нибудь в Туле или в Саранске. То же выражение читаете вы и на лице этого офицера, который в безукоризненно белых перчатках проходит мимо, и в лице матроса, который курит, сидя на баррикаде, и в лице рабочих солдат, с носилками дожидающихся на крыльце бывшего Собрания, и в лице этой девицы, которая, боясь замочить свое розовое платье, по камешкам перепрыгивает чрез улицу.

Да! вам непременно предстоит разочарование, ежели вы в первый раз въезжаете в Севастополь. Напрасно вы будете искать хоть на одном лице следов суетливости, растерянности или даже энтузиазма, готовности к смерти, решимости, – ничего этого нет: вы видите будничных людей, спокойно занятых будничным делом, так что, может быть, вы упрекнете себя в излишней восторженности, усомнитесь немного в справедливости понятия о геройстве защитников Севастополя, которое составилось в вас по рассказам, описаниям и вида и звуков с Северной стороны. Но прежде чем сомневаться, сходите на бастионы, посмотрите защитников Севастополя на самом месте защиты или, лучше, зайдите прямо напротив в этот дом, бывший прежде Севастопольским собранием и на крыльце которого стоят солдаты с носилками, – вы увидите там защитников Севастополя, увидите там ужасные и грустные, великие и забавные, но изумительные, возвышающие душу зрелища.

Граф Лев Николаевич Толстой является одним из самых почитаемых писателей-прозаиков в русской истории. Значимость его трудов невозможно переоценить. Автор уделил особое место в своем творчестве военной тематике, и сборник «Севастопольские рассказы» является ярким представителем этого жанра. «Севастопольские рассказы» были изданы в 1855 году. Особенностью этих очерков является тот факт, что писатель сам был участником описываемых боевых действий, и, можно сказать, примерил на себя роль военного корреспондента. Сборник был написан меньше чем за год, и все это время Толстой находился на службе, что позволило ему с удивительной точностью передать основные события тех месяцев. Сюжет полностью реалистичен, именно его и передает краткий пересказ от команды «Литерагуру».

Рассказчик прибывает в осажденный Севастополь и описывает свои впечатления, совмещая описания самых, казалось бы, будничных вещей, и перечисление ужасов войны, проникающих повсюду – смешение «городской жизни и грязного бивуака».

Он попадает в залу Собрания, в которой устроен госпиталь для раненых солдат. Каждый солдат по-разному описывает свое ранение – кто-то не чувствовал боли, потому что не заметил ранения в пылу боя, и жаждет выписки, а умирающий, уже «пахнущий мертвым телом» мужчина уже ничего не видит и не понимает. Женщина, носившая своему мужу обед, от снаряда потеряла ногу по колено. Чуть дальше автор попадает в операционную, которую описывает как «войну в настоящем ее выражении».

После госпиталя рассказчик попадает в резко контрастирующее с госпиталем место – трактир, где рассказывают друг другу различные истории моряки и офицеры. Например, один молодой офицер, несущий службу на самом опасном, четвертом бастионе, хорохорится, делая вид, что больше всего его заботит грязь и непогода. По пути к четвертому бастиону попадается все меньше невоенных людей, и все больше вымотанных солдат, в том числе раненых на носилках. Солдаты, давно привыкшие к грохоту выстрелов, спокойно гадают, куда попадет следующий снаряд, а офицер-артиллерист, увидев тяжелое ранение одного из солдат, невозмутимо комментирует: «Это вам каждый день эдак человек семь или восемь».

Севастополь в мае

Автор рассуждает о бесцельности кровопролития, которое не могут решить ни оружие, ни дипломатия. Он считает верным, если бы сражались только по одному солдату с каждой стороны – один оборонял бы город, а другой – осаждал, говоря, что так «логичнее, потому что человечнее».

Читатель знакомится со штабс-капитаном Михайловым, некрасивым и нескладным, но производящим впечатление человека «чуть повыше» обыкновенного пехотного офицера. Он размышляет о своей жизни до войны и находит свой прежний круг общения куда изысканнее нынешнего, вспоминая друга-улана и его жену Наташу, которая с нетерпением ждет новостей с фронта о героизме Михайлова. Он погружается в сладостные мечты о том, как получит повышение, мечтает быть вхожим в высшие круги. Штабс-капитан стесняется своих нынешних товарищей, капитанов его полка Сусликова и Обжогова, желая подойти к «аристократам», гуляющим по пристани. Он не может заставить себя сделать это, но, в конце концов, присоединяется к ним. Выходит так, что каждый из этой группы считает кого-либо «большим аристократом», чем он сам, каждый преисполнен тщеславия. Ради шутки князь Гальцин берет Михайлова под руку во время прогулки, считая, что ничего не принесет ему большего удовольствия. Но через некоторое время с ним перестают беседовать, и капитан направляется к себе домой, где вспоминает, что вызвался идти вместо заболевшего офицера на бастион, гадая, убьют его, или просто ранят. В конце концов, Михайлов убеждает себя, что поступил верно, и его в любом случае наградят.

В это время «аристократы» беседуют у адъютанта Калугина, но делают это без прошлой манерности. Однако это длится лишь до появления офицера с посланием генералу, чьего присутствия они демонстративно не замечают. Калугин сообщает своим товарищам, что им предстоит «жаркое дело», на бастион отправляются барон Пест и Праскухин. Гальцин тоже вызывается идти в вылазку, в душе зная, что никуда не пойдет, а Калугин отговаривает его, при этом понимая, что тот испугается идти. Через некоторое время Калугин сам выезжает на бастион, а Гальцин на улице опрашивает раненых солдат, и сначала возмущается тому, что они «просто так» покидают поле боя, а потом начинает стыдиться своего поведения и поручика Непшитшетского, кричащего на раненых.

Тем временем Калугин, показывая напускную храбрость, сначала гонит уставших солдат по их местам, а затем направляется к бастиону, не пригибаясь под пулями, и искренне расстраивается, когда бомбы падают слишком далеко от него, но падает в страхе на землю, когда рядом с ним разрывается снаряд. Он поражается «трусости» командира батареи, настоящего храбреца, полгода по факту жившего на бастионе, когда тот отказывается сопровождать его. Калугин, движимый тщеславием, не видит разницы между временем, проведенным капитаном на батарее, и его несколькими часами. Тем временем Праскухин прибывает на редут, на котором нес службу Михайлов с поручением от генерала идти к резерву. По дороге они встречают Калугина, браво идущего по окопу, снова чувствующего себя храбрецом, однако, не решившегося идти в атаку, не считая себя «пушечным мясом». Адъютант же находит юнкера Песта, который рассказывает историю о том, как заколол француза, приукрашивая ее до неузнаваемости.

Калугин, возвращаясь домой, мечтает о том, что его «героизм» на бастионе заслуживает золотой сабли. Неожиданная бомба убивает Праскухина и легко в голову ранит Михайлова. Штабс-капитан отказывается идти на перевязку, и хочет узнать, жив ли Праскухин, считая это «своим долгом». Удостоверившись в смерти товарища, он догоняет свой батальон.

На следующий вечер Калугин с Гальциным и «каким-то» полковником гуляют по бульвару и разговаривают о вчерашнем. Адъютант спорит с полковником о том, кто был на более опасном рубеже, на что второй искренне удивляется, что не погиб, ведь из его полка погибло четыреста человек. Повстречав раненого Михайлова, они ведут себя с ним так же надменно и пренебрежительно, как и прежде. Рассказ заканчивается описанием поля боя, где под белыми флагами стороны разбирают тела погибших, а простые люди, русские и французы, стоят вместе, разговаривают и смеются, несмотря на вчерашний бой.

Севастополь в августе 1855 года

Автор знакомит нас с Михаилом Козельцовым, поручиком, получившим в бою ранение в голову, но выздоровевшим и возвращающимся в свой полк, точное расположение которого, однако, офицеру было неизвестно: единственное, что он узнает от солдата из своей роты, то, что его полк перебросили из Севастополя. Поручик является «офицером недюжинным», автор описывает его как человека талантливого, с хорошим умом, хорошо говорящего и пишущего, с сильным самолюбием, заставляющим его «первенствовать, или уничтожаться».

Когда транспорт Козельцова прибывает к станции, она переполнена людьми, которые ждут лошадей, которых на станции уже нет. Там он встречает своего младшего брата – Володю, который должен был служить в гвардии в Петербурге, но был отправлен – по его желанию – на фронт, по стопам брата. Володя – молодой человек 17 лет, привлекательной внешности, образованный, и немного стесняющийся своего брата, но относящийся к нему, как к герою. После разговора старший Козельцов предлагает брату сразу ехать в Севастополь, на что Володя соглашается, внешне проявляя решимость, но внутри колеблясь, однако считая, что лучше «хоть с братом». Однако он четверть часа не выходит из комнаты, а когда поручик идет проверить Володю, тот как будто смущается и говорит, что должен одному офицеру восемь рублей. Старший Козельцов платит долг брата, тратя последние деньги, и они вместе отправляются в Севастополь. Володя чувствует себя оскорбленным тем, что Михаил отчитал его за игру в азартные игры, да еще и «из последних денег» выплатил его задолженность. Но в дороге его мысли переходят в более мечтательное русло, где он представляет, как сражается с братом «плечом к плечу», о том, как погибает в бою, и его хоронят вместе с Михаилом.

По прибытию в Севастополь братья направляются в обоз полка, чтобы узнать точное месторасположение полка и дивизии. Там они беседуют с обозным офицером, считающем в балагане деньги полкового командира. Также никто не понимает Володю, отправившегося на войну добровольно, хотя имевшего возможность служить «в теплом местечке». Узнав, что батарея Володи находится на Корабельной, Михаил предлагает брату переночевать в Николаевских казармах, но ему нужно будет отправиться на свое место службы. Володя хочет отправиться к брату на батарею, но Козельцов-старший ему отказывает. По дороге они навещают друга Михаила в госпитале, но он никого не узнает, мучается и ждет смерти, как избавления.

Михаил отправляет своего денщика в сопровождение Володе до его батареи, там Козельцову-младшему предлагают переночевать на кровати дежурящего штабс-капитана. На ней уже спит юнкер, но Володя в звании прапорщика, и поэтому младшему по званию приходится идти спать на двор.

Володя долгое время не может уснуть, в его мыслях ужасы войны и увиденное в госпитале. Только после молитвы Козельцов-младший засыпает.

Михаил прибывает в расположение своей батареи и там направляется к командиру полка, чтобы доложить о прибытии. Им оказывается Батрищев – военный товарищ Козельцова-старшего, повышенный в звании. Он разговаривает с Михаилом холодно, сетует на долгую отлучку поручика и дает ему под командование роту. Выходя от полковника, Козельцов сетует на соблюдения субординации, и направляется в расположение своей роты, где его радостно встречают и солдаты, и офицеры.

Володя же на своей батарее тоже был хорошо принят, офицеры обращаются с ним, как с сыном, наставляя и поучая, и сам Козельцов-младший с интересом спрашивает их о делах на батарее и делится новостями из столицы. Также он знакомится с юнкером Влангом – тем самым, на чьем месте он спал ночью. После обеда приходит донесение о необходимом подкреплении, и Володя, вытянув жребий, с Влангом отправляется на мортирную батарею. Володя изучает «Руководство по артиллерийской стрельбе», но оно оказывается бесполезным в реальном бою – стрельба беспорядочна, и во время боя Володя чуть не погибает.

Козельцов-младший знакомится с Мельниковым, который совершенно не боится бомб, и с ним, несмотря на предупреждения, выходит из блиндажа и целый день находится под огнем. Он чувствует себя храбрым и горд тем, что хорошо выполняет свои обязанности.

На следующее утро происходит неожиданное нападение на батарею Михаила, который спит мертвым сном после бурной ночи. Первой мыслью, пришедшей в его голову, была мысль о том, что он может выглядеть как трус, поэтому он хватает саблю и бежит в бой со своими солдатами, воодушевляя их. Он получает ранение в грудь, и, умирая, спрашивает священника о том, отбили ли русские свои позиции, на что священник укрывает от Михаила новость, что на Махаловом кургане уже реет французское знамя. Успокоившись, Козельцов-старший умирает, желая своему брату такой же «хорошей» смерти.

Однако нападение французов настигает Володю в блиндаже. Видя трусость Вланга, он не желает быть похожим на него, поэтому активно и смело командует своими людьми. Но французы обходят позиции с фланга, и Козельцов-младший не успевает спастись, погибая на батарее. Махалов курган захвачен французами.

Выжившие солдаты с батареи погружаются на пароход и перемещаются в более безопасную часть города. Спасшийся Вланг оплакивает Володю, который стал ему близок, пока другие солдаты говорят о том, что французов скоро выбьют из города.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!