Очень краткий пересказ ночь перед рождеством. Краткий пересказ – «Ночь перед Рождеством» Гоголь Н.В. (Очень кратко)

Данная повесть входит в цикл «Вечера на хуторе близ Диканьки», ставший первой изданной под собственной фамилией книгой великого писателя. Из всего, что создал , «Ночь перед Рождеством», краткое содержание, или аннотация, которой приводится ниже, по словам Пушкина, является самым ярким образцом настоящей веселости без жеманства и чопорности.

Несмотря на сравнительно небольшой объем, «Ночь перед Рождеством» чрезвычайно плотно насыщена персонажами, хотя не все из них имеют равное значение для развития сюжета .

Героев повести можно разделить на главных и второстепенных.

Одни проходят через повествование от начала до конца, другие появляются в нем лишь однажды, но и они добавляют нотки доброго юмора в эту рождественскую сказку, наполненную ароматом Малороссии.

Список главных действующих лиц включает:

  • Вакулу – силача и детину хоть куда, небогатого молодого кузнеца и самодеятельного художника, подрабатывающего росписью хат, заборов, сундуков, посуды, а также безвозмездно украшающего храм Диканьки иконами и настенной живописью.
  • Оксану – первую красавицу Диканьки, уверенную в собственной неотразимости, гордую и капризную девушку, в которую безответно и безнадежно влюблен Вакула.
  • Богатого казака Чуба – отца Оксаны, вдовца, недолюбливающего бедного, но гордого и непокорного кузнеца, осмелившегося положить глаз на его единственную дочь.
  • Солоху – мать Вакулы, женщину сорока лет в расцвете сил, ведьму, пользующуюся большим успехом у местных солидных мужчин. Солоха имеет виды на Чуба и, желая помешать сыну жениться на Оксане, нарочно ссорит Вакулу с ее отцом.
  • Черта, у которого «любовные куры» с ведьмой и который люто ненавидит ее сына Вакулу за написанные им иконы и картины, посрамляющие нечистую силу.
  • Пузатого Пацюка – запорожского казака в отставке, который уже много лет живет в Диканьке и слывет опытным знахарем, а также человеком, знающимся с темными силами.

Остальные персонажи: дьяк, кум Панас, кумова жена, голова (говоря современным языком, глава сельской администрации) Диканьки, а также запорожцы, царица Екатерина II и другие,- служат дополнением к группе главных героев.

Все вместе они создают увлекательную сюжетную линию повести, которую молодой Гоголь написал уже почти 200 лет назад.

Обратите внимание! Книга вышла в свет в 1832 году, и с тех пор пользуется неизменным успехом у читателей. Ее с удовольствием читают и перечитывают россияне всех возрастов, от среднего школьного до пенсионного.

Аннотация

В книге рассказывается о том, что случилось однажды в полтавском селе Диканька. Этой полусказочной историей, дающей яркое и живое описание быта и обычаев украинского крестьянства последней трети XVIII века, открывается вторая книга «Вечеров…». Пересказ повести удобнее делать по главам, кратко излагая их содержание.

Темная ночь

В холодную и ясную предрождественскую ночь через печную трубу своей избы на небо взлетела ведьма на метле. В это же время там оказался и черт, который с рассветом должен был вернуться в ад, поскольку в этот праздник нечистой силе запрещено гулять по белу свету.

Черт задумал украсть месяц с целью помешать Чубу пойти вместе с кумом к дьяку на новоселье и праздничную вечернюю трапезу. Черт знал, что в этом случае девушка будет дома одна, и к ней придет Вакула, чтобы объясниться в любви.

Но если ее отец не пойдет к дьяку, у кузнеца ничего не выйдет. Затея удалась и, засунув месяц в сумку, висящую через плечо, черт подлетел к ведьме и стал шептать ей на ухо любезности.

Чуб вместе с кумом выходят из дома, и вдруг замечают, что на небе нет ни звезд, ни месяца. Кум предлагает вернуться.

Чуб, который и сам об этом подумывал, из упрямства решает поступить наперекор умному совету и во что бы то ни стало попасть к дьяку.

Куму все равно, он готов идти, и они с Чубом отправляются в путь в полной темноте.

Оставшись одна, Оксана наряжается и беседует сама с собой перед зеркалом. Кокетничая, девушка говорит, что она вовсе не так хороша, как о ней говорят, но, подумав, решает, что чудо как хороша.

Кузнец наблюдает за ней через окно хаты, затем заходит. Вакула спрашивает разрешения сесть возле нее на лавку, потом осмеливается на просьбу о поцелуе, но получает резкий отказ.

Оксана ждет, что к ней придут девчата с парубками, и они все вместе отправятся колядовать. Огорченный парень понимает, что он совсем не нужен Оксане.

Черевички

Снаружи разыгрывается метель, Чуб и кум сбиваются с дороги и решают вернуться. Кум сворачивает в шинок – кабак, а Чуб стучится в дверь своей хаты.

Открывает ему Вакула, и Чуб думает, что ошибся и попал в похожий на его хату дом Левченка, который также собирался к дьяку и у которого дома осталась молодая жена.

Чуб приходит к выводу, что Вакула навещает жену, пока мужа нет дома. Казак меняет голос, притворившись колядовщиком.

Кузнец колотит его и выталкивает из собственной избы. Чуб соображает, что, раз кузнец у Левченка, Солоха сейчас одна, и решает навестить ее.

Когда черт с ведьмой, замерзнув, возвращаются в ее дом через трубу, месяц выскальзывает из сумки и взлетает на небо. Сразу становится светло, и молодежь выходит на улицу колядовать. К Оксане, как она и ожидала, приходит толпа парубков и девчат.

На одной из подружек, Одарке, девушка замечает новые черевички и, продолжая кокетничать, говорит, что Одарке очень повезло, раз ей кто-то подарил такие чудесные башмачки, а вот ей, Оксане, никто не делает таких подарков.

Вакула обещает подарить любимой самые лучшие черевички. Красавица заявляет, что, если кузнец принесет ей черевички царицы, она выйдет за него замуж. Все смеются над незадачливым влюбленным.

Мешки

Солоха, уверенная, что ее кавалеры сейчас на вечеринке у дьяка, любезничает с чертом и вдруг слышит стук в дверь и голос головы. Она идет открывать, а черт тем временем прячется в один из стоящих у стены хаты мешков.

Не успел голова принять чарку водки из рук ведьмы, как снова раздался стук – в гости пожаловал дьяк, отменивший свой банкет из-за темноты и метели. Голова, не желая уронить свой авторитет встречей с дьяком в такой пикантной ситуации, просит любовницу спрятать его и залезает в самый большой мешок.

Любезности дьяка прерывает стук и голос Чуба, и он также отправляется в мешок. Но и Чубу не везет – вслед за ним возвращается расстроенный Вакула. Испуганный Чуб прячется в тот мешок, где уже сидит дьяк. Зайдя в дом, парень замечает мешки и решает вынести их в кузницу.

Мешки тяжелые, но кузнец думает, что это ему лишь кажется и всему виной тяжесть у него на душе.

Выйдя на улицу, кузнец видит толпу девчат и парубков и среди них Оксану, которая, смеясь, напоминает ему о своем обещании стать его женой, если он добудет черевички царицы.

Бросив большие мешки на снег, Вакула взваливает на спину мешок с чертом и идет, сам не зная куда.

Понимая, что не сможет забыть жестокую Оксану, он задумывается о том, что лучше расстаться с жизнью, чем так страдать.

В ответ на вопрос встретившихся друзей, куда это он направляется, влюбленный прощается с ними. Услышав это, досужая кумушка собирается рассказать всему селу, что кузнец повесился.

Поостыв на морозе, молодой человек передумывает. Вакула решает призвать на помощь нечистую силу и отправляется за советом к Пузатому Пацюку. Открыв дверь его хаты, он видит хозяина, который сидит на полу, по-турецки поджав ноги.

Перед ним стоят две миски, одна со сметаной, другая с варениками, и Пацюк, не прикасаясь руками, взглядом направляет вареники в сметану, затем раскрывает рот, куда сам собой залетает вареник. От удивления Вакула открывает рот, и один из вареников попадает туда.

Испуганно вытерев губы, ведь еще не кончился рождественский пост, когда запрещено есть мясные и молочные блюда, кузнец спрашивает Пацюка, как ему найти дорогу к черту.

Пацюк отвечает, что тому, у кого черт за спиной, не нужно никуда идти. Кузнец не понимает, что Пацюк имеет в виду мешок, с которым тот пришел.

Ничего не поняв, Вакула выбегает из хаты Пацюка и опускает мешок на землю.

Из мешка выскакивает черт, садится кузнецу на плечи и начинает уговаривать его продать душу, обещая в обмен исполнять все его желания.

К парню возвращается самообладание, он делает вид, что хочет залезть в карман за гвоздем, чтобы проколоть себе палец и кровью подписать договор. Сам же, изловчившись, хватает черта за хвост, сдергивает со спины и поднимает руку, чтобы перекрестить его. Испуганный черт умоляет не делать этого, и Вакула соглашается, если черт отвезет его на себе в Петербург и поможет увидеть царицу.

Оксана и ее подруги находят мешки, оставленные Вакулой, и думают, что там лежат разные вкусности, собранные им на колядках. Понимая, что не смогут унести такую тяжесть, они идут за санками.

Идущий по дороге кум также находит мешки и хочет отнести в шинок, чтобы обменять на выпивку, но передумывает, и вдвоем с ткачом, которого встретил по пути, тащит один из них, где сидит Чуб, к себе домой. Там их встречает жена кума и бросается на мужа и соседа, собираясь взять себе содержимое мешка.

Во время драки оттуда вылезает Чуб и делает вид, что нарочно забрался в мешок, чтобы подшутить над соседями.

Они лезут в мешок, надеясь найти там поросенка, а находят дьяка. Изумленный Чуб понимает, что Солоха дарит свое расположение отнюдь не ему одному.

Возвратившиеся с санками девушки находят на дороге только один мешок и везут его в дом Чуба, чтобы поделить угощение, которое, как они полагают, в нем лежит.

Услышав икоту головы из мешка, они испуганно вскрикивают и, бросившись из дверей, натыкаются на входящего Чуба. Узнав, что девчата нашли на дороге мешок, в котором кто-то сидит, Чуб подходит и видит вылезающего из мешка голову.

Растерянные Чуб и голова, не зная, что сказать, перекидываются фразами о погоде и о том, чем лучше чистить сапоги. Голова уходит, а Чуб окончательно разочаровывается в Солохе.

Оксана

Вакула прилетает в Петербург верхом на черте и присоединяется к делегации запорожцев, у которых назначена встреча с царицей.

Во время приема Екатерина спрашивает у запорожцев, чего они хотят.

Не долго думая, Вакула решает воспользоваться моментом и заявляет, что хотел бы получить черевички, которые носит на своих прекрасных стройных ножках царица.

Изумленная и растроганная простодушной наивностью комплимента, императрица дарит ему пару туфелек, и кузнец летит обратно.

Тем временем жители Диканьки, уверенные, что кузнец покончил с собой, спорят о том, повесился он или утопился.

Оксана слышит эти разговоры, ей становится жаль парня, она раскаивается в том, что была с ним так холодна, и понимает, что любит его. На утро Рождества в церкви проходит праздничная служба, все обращают внимание на отсутствие Вакулы и окончательно уверяются в том, что его нет в живых.

Вернувшийся из Петербурга Вакула отпускает восвояси черта, отвесив ему три палочных удара, и заваливается спать. Проснувшись, он понимает, что проспал церковную службу.

На следующей неделе кузнец собирается исповедаться в грехах, а пока что нарядный идет к Чубу с подарками сватать Оксану, захватив с собой черевички.

Чуб мирится с ним и соглашается принять сватовство, а Оксана говорит, что черевички ей не нужны – она и так любит Вакулу.

Спустя несколько лет через Диканьку проезжал архиерей, и, увидев молодую женщину, стоящую с ребенком возле расписанной узорами и цветами белой хаты, спросил, чей это дом такой нарядный.

«Кузнеца Вакулы!» – ответила молодка, которая была Оксаной. Так счастливо заканчивается повесть «Ночь перед Рождеством», краткое содержание которой было изложено выше.

Вариации «Ночь перед Рождеством»

Такой прекрасный сказочный сюжет не мог не послужить источником вдохновения для многих авторов, работающих в различных жанрах.

Произведения на тему «Ночи…» стали возникать несколько лет спустя после выхода книги в свет, и процесс продолжается до наших дней .

Вот как выглядит список этих произведений:

  1. Опера «Кузнец Вакула», сочиненная П.И. Чайковским в 1874 году, во второй редакции (1887 год) получившая название «Черевички», под которым она и сохранилась в истории.
  2. Опера «Ночь перед Рождеством», написанная Н. Римским-Корсаковым в 1887 году.
  3. Фильм немого кино «Ночь перед Рождеством», поставленный в 1913 году режиссером Владиславом Старевичем.
  4. Одноименный мультипликационный фильм 1951 года.
  5. Фильм-опера «Черевички» 1944 года.
  6. «Вечера на хуторе близ Диканьки» 1961 года – известнейший художественный фильм, режиссером которого стал Александр Роу.
  7. Телевизионный мюзикл «Вечера на хуторе близ Диканьки» 2002 года.

Обратите внимание! Это доказывает, что даже небольшое по объему произведение, написанное гениальным автором, может стать настоящим шедевром.

Полезное видео

Подведем итоги

«Вечера…» совершенно заслуженно вошли в золотой список произведений русской литературы, созданных в позапрошлом веке.

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Николай Васильевич Гоголь
Ночь перед Рождеством

Истории старого пасечника

Стоит ясная морозная ночь накануне Рождества. Светят звёзды и месяц, искрится снег, над трубами хат клубится дымок. Это Диканька, крохотное село под Полтавой. Заглянем в окошки? Вон старый казак Чуб надел тулуп и собирается в гости. Вон его дочка, красавица Оксана, прихорашивается перед зеркальцем. Вон влетает в печную трубу очаровательная ведьма Солоха, радушная хозяйка, к которой любят захаживать в гости и казак Чуб, и сельский голова, и дьяк. А вон в той хате, на краю села, сидит, попыхивая люлькой, какой-то старичок. Да ведь это пасечник Рудый Панько, мастер рассказывать истории! Одна из самых весёлых его историй о том, как чёрт украл с неба месяц, а кузнец Вакула летал в Петербург к царице.

Всех их – и Солоху, и Оксану, и кузнеца, и даже самого Рудого Панька – придумал замечательный писатель Николай Васильевич Гоголь (18091852), и в том, что ему так точно и правдиво удалось изобразить своих героев, нет ничего необыкновенного. Гоголь родился в небольшом селе Великие Сорочинцы Полтавской губернии и с самого детства видел и хорошо знал всё то, о чём позже писал. Отец его был помещиком и происходил из старинного казацкого рода. Николай учился сперва в Полтавском уездном училище, потом – в гимназии в городе Нежине, тоже недалеко от Полтавы; здесь-то он впервые и попробовал писать.

В девятнадцать лет Гоголь уехал в Петербург, служил какое-то время в канцеляриях, но очень скоро понял, что призвание его не в этом. Он начал понемногу печататься в литературных журналах, а чуть позже выпустил и первую книжку «Вечера на хуторе близ Диканьки» – сборник удивительных историй, будто бы рассказанных пасечником Рудым Паньком: о чёрте, укравшем месяц, о таинственной красной свитке, о богатых кладах, которые открываются в ночь накануне Ивана Купалы. Сборник имел огромный успех, очень понравился он и А. С. Пушкину. Гоголь вскоре с ним познакомился и подружился, и в дальнейшем Пушкин не раз помогал ему, например, подсказав (конечно, в самых общих чертах) сюжет комедии «Ревизор» и поэмы «Мёртвые души». Живя в Петербурге, Гоголь издал и следующий сборник «Миргород», куда вошли «Тарас Бульба» и «Вий», и «петербургские» повести: «Шинель», «Коляска», «Нос» и другие.

Следующие десять лет Николай Васильевич провёл за границей, лишь изредка возвращаясь на родину: понемногу жил то в Германии, то в Швейцарии, то во Франции; позже на несколько лет поселился в Риме, который очень полюбил. Здесь был написан первый том поэмы «Мёртвые души». В Россию Гоголь вернулся лишь 1848 году и поселился под конец жизни в Москве, в доме на Никитском бульваре.

Гоголь – писатель очень разносторонний, произведения его такие разные, но объединяет их остроумие, тонкая ирония и добрый юмор. За это больше всего ценил Гоголя и Пушкин: «Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе…»

П. Лемени-Македон


Последний день перед Рождеством прошёл. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звёзды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа1
Колядовать у нас называется петь под окнами накануне Рождества песни, которые называются колядками. Тому, кто колядует, всегда кинет в мешок хозяйка, или хозяин, или кто остаётся дома, колбасу, или хлеб, или медный грош, чем кто богат. Говорят, что был когда-то болван Коляда, которого принимали за бога, и что будто от того пошли и колядки. Кто его знает? Не нам, простым людям, об этом толковать. Прошлый год отец Осип запретил было колядовать по хуторам, говоря, что будто сим народ угождает сатане. Однако ж если сказать правду, то в колядках и слова нет про Коляду. Поют часто про Рождество Христа; а при конце желают здоровья хозяину, хозяйке, детям и всему дому.
Замечание пасичника. (Примеч. Н. В. Гоголя.)

Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты. Ещё ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег. Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошёл тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле.

Если бы в это время проезжал сорочинский заседатель на тройке обывательских2
Обывательские (лошади) – т. е. крестьянские: «сельскими обывателями» в царской России назывались крестьяне.

Лошадей, в шапке с барашковым околышком, сделанной по манеру уланскому, в синем тулупе, подбитом чёрными смушками3
Сму́шка – шкурка новорождённого ягнёнка.

С дьявольски сплетённою плетью, которою имеет он обыкновение подгонять своего ямщика, то он бы, верно, приметил её, потому что от сорочинского заседателя ни одна ведьма на свете не ускользнёт. Он знает наперечёт, сколько у каждой бабы свинья мечет поросёнков, и сколько в сундуке лежит полотна, и что именно из своего платья и хозяйства заложит добрый человек в воскресный день в шинке4
Шино́к (укр.) – питейное заведение, кабак.

Но сорочинский заседатель не проезжал, да и какое ему дело до чужих, у него своя волость5
Во́лость (устар.) – территориальная единица в царской России.

А ведьма между тем поднялась так высоко, что одним только чёрным пятнышком мелькала вверху. Но где ни показывалось пятнышко, там звёзды, одна за другою, пропадали на небе. Скоро ведьма набрала их полный рукав. Три или четыре ещё блестели. Вдруг, с противной стороны, показалось другое пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко. Близорукий, хотя бы надел на нос вместо очков колёса с Комиссаровой брички, и тогда бы не распознал, что это такое. Спереди совершенно немец6
Немцем называют у нас всякого, кто только из чужой земли, хоть будь он француз, или цесарец, или швед – всё немец. (Примеч. Н. В. Гоголя.)

: узенькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая всё, что ни попадалось, мордочка оканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке7
Козачо́к – украинский народный танец.

Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий8
Стря́пчий (устар.) – судебный чиновник.

в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не белее трубочиста, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто чёрт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей. Завтра же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он без оглядки, поджавши хвост, в свою берлогу.

Между тем чёрт крался потихоньку к месяцу и уже протянул было руку схватить его, но вдруг отдёрнул её назад, как бы обжёгшись, пососал пальцы, заболтал ногою и забежал с другой стороны, и снова отскочил и отдёрнул руку. Однако ж, несмотря на все неудачи, хитрый чёрт не оставил своих проказ. Подбежавши, вдруг схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя, перекидывал его из одной руки в другую, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки9
Лю́лька – курительная трубка.

; наконец поспешно спрятал в карман и, как будто ни в чём не бывал, побежал далее.

В Диканьке никто не слышал, как чёрт украл месяц. Правда, волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка, видел, что месяц ни с сего ни с того танцевал на небе, и уверял с божбою в том всё село; но миряне качали головами и даже подымали его на смех. Но какая же была причина решиться чёрту на такое беззаконное дело? А вот какая: он знал, что богатый козак Чуб приглашён дьяком на кутью10
Кутья́ – сладкая каша из риса или другой крупы с изюмом; её едят на праздники, например под Рождество.

Где будут: голова; приехавший из архиерейской певческой родич дьяка в синем сюртуке, бравший самого низкого баса; козак Свербыгуз и ещё кое-кто; где, кроме кутьи, будет варенуха11
Варену́ха – варёная водка с пряностями.

Перегонная на шафран водка и много всякого съестного. А между тем его дочка, красавица на всём селе, останется дома, а к дочке, наверное, придёт кузнец, силач и детина хоть куда, который чёрту был противнее проповедей отца Кондрата. В досужее от дел время кузнец занимался малеванием и слыл лучшим живописцем во всём околотке. Сам ещё тогда здравствовавший сотник12
Со́тник – казачий офицерский чин: командир сотни.

Л…ко вызывал его нарочно в Полтаву выкрасить дощатый забор около его дома. Все миски, из которых диканьские козаки хлебали борщ, были размалёваны кузнецом. Кузнец был богобоязливый человек и писал часто образа святых: и теперь ещё можно найти в Т… церкви его евангелиста Луку. Но торжеством его искусства была одна картина, намалёванная на церковной стене в правом притворе, в которой изобразил он святого Петра в день Страшного суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада злого духа; испуганный чёрт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель, а заключённые прежде грешники били и гоняли его кнутами, поленами и всем чем ни попало. В то время, когда живописец трудился над этою картиною и писал её на большой деревянной доске, чёрт всеми силами старался мешать ему: толкал невидимо под руку, подымал из горнила в кузнице золу и обсыпал ею картину; но, несмотря на всё, работа была кончена, доска внесена в церковь и вделана в стену притвора, и с той поры чёрт поклялся мстить кузнецу.

Одна только ночь оставалась ему шататься на белом свете; но и в эту ночь он выискивал чем– нибудь выместить на кузнеце свою злобу. И для этого решился украсть месяц, в той надежде, что старый Чуб ленив и не лёгок на подъём, к дьяку же от избы не так близко: дорога шла по-за селом, мимо мельниц, мимо кладбища, огибала овраг. Ещё при месячной ночи варенуха и водка, настоянная на шафран, могла бы заманить Чуба. Но в такую темноту вряд ли бы удалось кому стащить его с печки и вызвать из хаты. А кузнец, который был издавна не в ладах с ним, при нём ни за что не отважится идти к дочке, несмотря на свою силу.

Таким-то образом, как только чёрт спрятал в карман свой месяц, вдруг по всему миру сделалось так темно, что не всякий бы нашёл дорогу к шинку, не только к дьяку. Ведьма, увидевши себя вдруг в темноте, вскрикнула. Тут чёрт, подъехавши мелким бесом, подхватил её под руку и пустился нашёптывать на ухо то самое, что обыкновенно нашёптывают всему женскому роду. Чудно устроено на нашем свете! Всё, что ни живёт в нём, всё силится перенимать и передразнивать один другого. Прежде, бывало, в Миргороде один судья да городничий хаживали зимою в крытых сукном тулупах, а всё мелкое чиновничество носило просто нагольные13
Наго́льный (тулуп) – сшитый из шкуры кожей наружу и не покрытый тканью.

Теперь же и заседатель, и подкоморий14
Подкомо́рий (устар.) – судья, занимавшийся земельными вопросами.

Отсмалили себе новые шубы из решетиловских смушек с суконною покрышкою. Канцелярист и волостной писарь третьего году взяли синей китайки15
Кита́йка – плотная хлопчатобумажная ткань, обычно синего цвета.

по шести гривен аршин16
Арши́н (устар.) – старинная мера длины, равная 71 см.

Пономарь сделал себе на лето нанковые17
На́нковый – сшитый из грубой хлопчатобумажной ткани – на́нки.

Шаровары и жилет из полосатого гаруса18
Га́рус – грубая хлопчатобумажная ткань, на ощупь похожая на шерстяную.

Словом, всё лезет в люди! Когда эти люди не будут суетны! Можно побиться об заклад, что многим покажется удивительно видеть чёрта, пустившегося и себе туда же. Досаднее всего то, что он, верно, воображает себя красавцем, между тем как фигура – взглянуть совестно. Рожа, как говорит Фома Григорьевич, мерзость мерзостью, однако ж и он строит любовные куры! Но на небе и под небом так сделалось темно, что ничего нельзя уже было видеть, что происходило далее между ними.



– Так ты, кум, ещё не был у дьяка в новой хате? – говорил козак Чуб, выходя из дверей своей избы, сухощавому, высокому, в коротком тулупе мужику с обросшею бородою, показывавшею, что уже более двух недель не прикасался к ней обломок косы, которым обыкновенно мужики бреют свою бороду за неимением бритвы. – Там теперь будет добрая попойка! – продолжал Чуб, осклабив при этом своё лицо. – Как бы только нам не опоздать.

При сём Чуб поправил свой пояс, перехватывавший плотно его тулуп, нахлобучил крепче свою шапку, стиснул в руке кнут – страх и грозу докучливых собак, но, взглянув вверх, остановился…

– Что за дьявол! Смотри! смотри, Панас!..

– Что? – произнёс кум и поднял свою голову также вверх.

– Как что? месяца нет!

– Что за про́пасть! В самом деле нет месяца.

– То-то что нет, – выговорил Чуб с некоторою досадою на неизменное равнодушие кума. – Тебе небось и нужды нет.

– А что мне делать!

– Надобно же было, – продолжал Чуб, утирая рукавом усы, – какому-то дьяволу, чтоб ему не довелось, собаке, поутру рюмки водки выпить, вмешаться!.. Право, как будто на смех… Нарочно, сидевши в хате, глядел в окно: ночь – чудо! Светло, снег блещет при месяце. Всё было видно, как днём. Не успел выйти за дверь – и вот, хоть глаз выколи!



Чуб долго ещё ворчал и бранился, а между тем в то же время раздумывал, на что бы решиться. Ему до смерти хотелось покалякать о всяком вздоре у дьяка, где, без всякого сомнения, сидел уже и голова, и приезжий бас, и дегтярь Микита, ездивший через каждые две недели в Полтаву на торги и отпускавший такие шутки, что все миряне брались за животы со смеху. Уже видел Чуб мысленно стоявшую на столе варенуху. Всё это было заманчиво, правда; но темнота ночи напомнила ему о той лени, которая так мила всем козакам. Как бы хорошо теперь лежать, поджавши под себя ноги, на лежанке, курить спокойно люльку и слушать сквозь упоительную дремоту колядки и песни весёлых парубков и девушек, толпящихся кучами под окнами. Он бы, без всякого сомнения, решился на последнее, если бы был один, но теперь обоим не так скучно и страшно идти тёмною ночью, да и не хотелось-таки показаться перед другими ленивым или трусливым. Окончивши побранки, обратился он снова к куму:

– Так нет, кум, месяца?

– Чудно, право! А дай понюхать табаку. У тебя, кум, славный табак! Где ты берёшь его?

– Кой чёрт, славный! – отвечал кум, закрывая берёзовую тавлинку19
Тавли́нка (устар.) – плоская берестяная табакерка.

Исколотую узорами. – Старая курица не чихнёт!

– Я помню, – продолжал всё так же Чуб, – мне покойный шинкарь Зозуля раз привёз табаку из Нежина. Эх, табак был! добрый табак был! Так что же, кум, как нам быть? ведь темно на дворе.

– Так, пожалуй, останемся дома, – произнёс кум, ухватясь за ручку двери.

Если бы кум не сказал этого, то Чуб, верно бы, решился остаться, но теперь его как будто что-то дёргало идти наперекор.

– Нет, кум, пойдём! нельзя, нужно идти!

Сказавши это, он уже и досадовал на себя, что сказал. Ему было очень неприятно тащиться в такую ночь; но его утешало то, что он сам нарочно этого захотел и сделал-таки не так, как ему советовали.

Кум, не выразив на лице своём ни малейшего движения досады, как человек, которому решительно всё равно, сидеть ли дома или тащиться из дому, обсмотрелся, почесал палочкой батога 20
Бато́г – трость.

Свои плечи, и два кума отправились в дорогу.



Теперь посмотрим, что делает, оставшись одна, красавица дочка. Оксане не минуло ещё и семнадцати лет, как во всём почти свете, и по ту сторону Диканьки, и по эту сторону Диканьки, только и речей было, что про неё. Парубки гуртом провозгласили, что лучшей девки и не было ещё никогда и не будет никогда на селе. Оксана знала и слышала всё, что про неё говорили, и была капризна, как красавица. Если бы она ходила не в плахте и запаске21
Пла́х та – длинный отрез плотной ткани, оборачивался вокруг пояса в виде юбки; запа́ска – передник из плотной ткани, расшитый узорами; то и другое – национальная украинская женская одежда.

А в каком-нибудь капоте22
Капо́т – домашняя женская одежда свободного покроя, похожая на халат.

То разогнала бы всех своих девок. Парубки гонялись за нею толпами, но, потерявши терпение, оставляли мало-помалу и обращались к другим, не так избалованным. Один только кузнец был упрям и не оставлял своего волокитства, несмотря на то что и с ним поступаемо было ничуть не лучше, как с другими.

По выходе отца своего она долго ещё принаряживалась и жеманилась перед небольшим в оловянных рамках зеркалом и не могла налюбоваться собою.



– Что людям вздумалось расславлять, будто я хороша? – говорила она, как бы рассеянно, для того только, чтобы об чём-нибудь поболтать с собою. – Лгут люди, я совсем не хороша. – Но мелькнувшее в зеркале свежее, живое в детской юности лицо с блестящими чёрными очами и невыразимо приятной усмешкой, прожигавшей душу, вдруг доказало противное. – Разве чёрные брови и очи мои, – продолжала красавица, не выпуская зеркала, – так хороши, что уже равных им нет и на свете? Что тут хорошего в этом вздёрнутом кверху носе? и в щеках? и в губах? Будто хороши мои чёрные косы? Ух! их можно испугаться вечером: они, как длинные змеи, перевились и обвились вокруг моей головы. Я вижу теперь, что я совсем не хороша! – И, отдвигая несколько подалее от себя зеркало, вскрикнула: – Нет, хороша я! Ах, как хороша! Чудо! Какую радость принесу я тому, кого буду женою! Как будет любоваться мною мой муж! Он не вспомнит себя. Он зацелует меня насмерть.

– Чудная девка! – прошептал вошедший тихо кузнец. – И хвастовства у неё мало! С час стоит, глядясь в зеркало, и не наглядится, и ещё хвалит себя вслух!

– Да, парубки, вам ли чета я? вы поглядите на меня, – продолжала хорошенькая кокетка, – как я плавно выступаю; у меня сорочка шита красным шёлком. А какие ленты на голове! Вам век не увидать богаче галуна23
Галу́н – тесьма, прошитая золотыми или серебряными нитями; нашивается на форменную одежду.

Всё это накупил мне отец мой для того, чтобы на мне женился самый лучший мо́лодец на свете! – И, усмехнувшись, поворотилась она в другую сторону и увидела кузнеца…

Вскрикнула и сурово остановилась перед ним.

Кузнец и руки опустил.

Трудно рассказать, что выражало смугловатое лицо чудной девушки: и суровость в нём была видна, и сквозь суровость какая-то издёвка над смутившимся кузнецом, и едва заметная краска досады тонко разливалась по лицу; всё это так смешалось и так было неизобразимо хорошо, что расцеловать её миллион раз – вот всё, что можно было сделать тогда наилучшего.

– Зачем ты пришёл сюда? – так начала говорить Оксана. – Разве хочется, чтобы выгнала за дверь лопатою? Вы все мастера подъезжать к нам. Вмиг пронюхаете, когда отцов нет дома. О, я знаю вас! Что, сундук мой готов?

– Будет готов, моё серденько, после праздника будет готов. Если бы ты знала, сколько возился около него: две ночи не выходил из кузницы; зато ни у одной поповны не будет такого сундука. Железо на оковку положил такое, какого не клал на сотникову таратайку, когда ходил на работу в Полтаву. А как будет расписан! Хоть весь околоток выходи своими беленькими ножками, не найдёшь такого! По всему полю будут раскиданы красные и синие цветы. Гореть будет, как жар. Не сердись же на меня! Позволь хоть поговорить, хоть поглядеть на тебя!

– Кто ж тебе запрещает, говори и гляди!

Тут села она на лавку и снова взглянула в зеркало и стала поправлять на голове свои косы. Взглянула на шею, на новую сорочку, вышитую шёлком, и тонкое чувство самодовольствия выразилось на устах, на свежих ланитах24
Лани́ты (поэт.) – щёки.

и отсветилось в очах.

– Позволь и мне сесть возле тебя! – сказал кузнец.

– Садись, – проговорила Оксана, сохраняя в устах и в довольных очах то же самое чувство.

– Чудная, ненаглядная Оксана, позволь поцеловать тебя! – произнёс ободрённый кузнец и прижал её к себе в намерении схватить поцелуй; но Оксана отклонила свои щёки, находившиеся уже на неприметном расстоянии от губ кузнеца, и оттолкнула его.

– Чего тебе ещё хочется? Ему когда мёд, так и ложка нужна! Поди прочь, у тебя руки жёстче железа. Да и сам ты пахнешь дымом. Я думаю, меня всю обмарал сажею.

Тут она поднесла зеркало и снова начала перед ним охорашиваться.

«Не любит она меня, – думал про себя, повеся голову, кузнец. – Ей всё игрушки; а я стою перед нею как дурак и очей не свожу с неё. И всё бы стоял перед нею, и век бы не сводил с неё очей! Чудная девка! чего бы я не дал, чтобы узнать, что у неё на сердце, кого она любит! Но нет, ей и нужды нет ни до кого. Она любуется сама собою; мучит меня, бедного; а я за грустью не вижу света; а я её так люблю, как ни один человек на свете не любил и не будет никогда любить».

– Правда ли, что твоя мать ведьма? – произнесла Оксана и засмеялась; и кузнец почувствовал, что внутри его всё засмеялось. Смех этот как будто разом отозвался в сердце и в тихо встрепенувших жилах, и за всем тем досада запала в его душу, что он не во власти расцеловать так приятно засмеявшееся лицо.

– Что мне до матери? ты у меня мать, и отец, и всё, что ни есть дорогого на свете. Если б меня призвал царь и сказал: «Кузнец Вакула, проси у меня всего, что ни есть лучшего в моём царстве, всё отдам тебе. Прикажу тебе сделать золотую кузницу, и станешь ты ковать серебряными молотами». – «Не хочу, – сказал бы я царю, – ни каменьев дорогих, ни золотой кузницы, ни всего твоего царства. Дай мне лучше мою Оксану!»

– Видишь, какой ты! Только отец мой сам не промах. Увидишь, когда он не женится на твоей матери, – проговорила, лукаво усмехнувшись, Оксана. – Однако ж дивчата не приходят… Что б это значило? Давно уже пора колядовать. Мне становится скучно.

– Бог с ними, моя красавица!

– Как бы не так! с ними, верно, придут парубки. Тут-то пойдут балы. Воображаю, каких наговорят смешных историй!

– Так тебе весело с ними?

– Да уж веселее, чем с тобою. А! кто-то стукнул; верно, дивчата с парубками.

«Чего мне больше ждать? – говорил сам с собою кузнец. – Она издевается надо мною. Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова. Но если ж так, не достанется, по крайней мере, другому посмеяться надо мною. Пусть только я наверное замечу, кто ей нравится более моего; я отучу…»



Стук в двери и резко зазвучавший на морозе голос: «Отвори!» – прервал его размышления.

– Постой, я сам отворю, – сказал кузнец и вышел в сени в намерении отломать с досады бока первому попавшемуся человеку.



Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что чёрт перепрыгивал с одного копытца на другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мёрзнувшие руки. Не мудрено, однако ж, и смёрзнуть тому, кто толкался от утра до утра в аду, где, как известно, не так холодно, как у нас зимою, и где, надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом деле кухмистр, поджаривал он грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит на Рождество колбасу.

Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря на то что была тепло одета; и потому, поднявши руки кверху, отставила ногу и, приведши себя в такое положение, как человек, летящий на коньках, не сдвинувшись ни одним суставом, спустилась по воздуху, будто по ледяной покатой горе, и прямо в трубу.

Чёрт таким же порядком отправился вслед за нею. Но так как это животное проворнее всякого франта в чулках, то не мудрено, что он наехал при самом входе в трубу на шею своей любовницы, и оба очутились в просторной печке между горшками.

Путешественница отодвинула потихоньку заслонку, поглядеть, не назвал ли сын её Вакула в хату гостей, но, увидевши, что никого не было, выключая только мешки, которые лежали посереди хаты, вылезла из печки, скинула тёплый кожух25
Кожу́х – здесь: тулуп из овечьей шкуры.

Оправилась, и никто бы не мог узнать, что она за минуту назад ездила на метле.

Мать кузнеца Вакулы имела от роду не больше сорока лет. Она была ни хороша, ни дурна собою. Трудно и быть хорошею в такие года. Однако ж она так умела причаровать к себе самых степенных козаков (которым, не мешает, между прочим, заметить, мало было нужды до красоты), что к ней хаживал и голова, и дьяк Осип Никифорович (конечно, если дьячихи не было дома), и козак Корний Чуб, и козак Касьян Свербыгуз. И, к чести её сказать, она умела искусно обходиться с ними. Ни одному из них и в ум не приходило, что у него есть соперник. Шёл ли набожный мужик, или дворянин, как называют себя козаки, одетый в кобеняк с видлогою26
Кобеня́к – длинный мужской плащ с пришитым сзади капюшоном – видло́гой.

В воскресенье в церковь или, если дурная погода, в шинок, – как не зайти к Солохе, не поесть жирных с сметаною вареников и не поболтать в тёплой избе с говорливой и угодливой хозяйкой. И дворянин нарочно для этого давал большой крюк, прежде чем достигал шинка, и называл это – заходить по дороге.



А пойдёт ли, бывало, Солоха в праздник в церковь, надевши яркую плахту с китайчатою запаскою, а сверх её синюю юбку, на которой сзади нашиты были золотые усы, и станет прямо близ правого крылоса, то дьяк уже верно закашливался и прищуривал невольно в ту сторону глаза; голова гладил усы, заматывал за ухо оселедец27
Оселе́дец (укр.) – длинный чуб на темени выбритой головы у казаков.

И говорил стоявшему близ его соседу: «Эх, добрая баба! чёрт-баба!»

Солоха кланялась каждому, и каждый думал, что она кланяется ему одному. Но охотник мешаться в чужие дела тотчас бы заметил, что Солоха была приветливее всего с козаком Чубом. Чуб был вдов. Восемь скирд хлеба всегда стояли перед его хатою. Две пары дюжих волов всякий раз высовывали свои головы из плетёного сарая на улицу и мычали, когда завидывали шедшую куму – корову, или дядю – толстого быка. Бородатый козёл взбирался на самую крышу и дребезжал оттуда резким голосом, как городничий, дразня выступавших по двору индеек и оборачиваяся задом, когда завидывал своих неприятелей, мальчишек, издевавшихся над его бородою. В сундуках у Чуба водилось много полотна, жупанов и старинных кунтушей28
Жупа́н, кунту́ш – старинная украинская мужская и женская верхняя одежда.

С золотыми галунами: покойная жена его была щеголиха. В огороде, кроме маку, капусты, подсолнечников, засевалось ещё каждый год две нивы табаку. Всё это Солоха находила не лишним присоединить к своему хозяйству, заранее размышляя о том, какой оно примет порядок, когда перейдёт в её руки, и удвоивала благосклонность к старому Чубу. А чтобы каким– нибудь образом сын её Вакула не подъехал к его дочери и не успел прибрать всего себе, и тогда бы наверно не допустил её мешаться ни во что, она прибегнула к обыкновенному средству всех сорокалетних кумушек: ссорить как можно чаще Чуба с кузнецом. Может быть, эти самые хитрости и сметливость её были виною, что кое-где начали поговаривать старухи, особливо когда выпивали где-нибудь на весёлой сходке лишнее, что Солоха точно ведьма; что парубок Кизяколупенко видел у неё сзади хвост величиною не более бабьего веретена; что она ещё в позапрошлый четверг чёрною кошкою перебежала дорогу; что к попадье раз прибежала свинья, закричала петухом, надела на голову шапку отца Кондрата и убежала назад.

Случилось, что тогда, когда старушки толковали об этом, пришёл какой-то коровий пастух Тымиш Коростявый. Он не преминул рассказать, как летом, перед самою Петровкою29
Петровка (Петров день) – христианский праздник, отмечается 29 июня (12 июля).

Когда он лёг спать в хлеву, подмостивши под голову солому, видел собственными глазами, что ведьма, с распущенною косою, в одной рубашке, начала доить коров, а он не мог пошевельнуться, так был околдован; подоивши коров, она пришла к нему и помазала его губы чем-то таким гадким, что он плевал после того целый день. Но всё это что-то сомнительно, потому что один только сорочинский заседатель может увидеть ведьму. И оттого все именитые козаки махали руками, когда слышали такие речи. «Брешут сучьи бабы!» – бывал обыкновенный ответ их.

Вылезши из печки и оправившись, Солоха, как добрая хозяйка, начала убирать и ставить всё к своему месту, но мешков не тронула: «Это Вакула принёс, пусть же сам и вынесет!» Чёрт между тем, когда ещё влетал в трубу, как-то нечаянно оборотившись, увидел Чуба об руку с кумом, уже далеко от избы. Вмиг вылетел он из печки, перебежал им дорогу и начал разрывать со всех сторон кучи замёрзшего снега. Поднялась метель. В воздухе забелело. Снег метался взад и вперёд сетью и угрожал залепить глаза, рот и уши пешеходам. А чёрт улетел снова в трубу, в твёрдой уверенности, что Чуб возвратится вместе с кумом назад, застанет кузнеца и отпотчует его так, что он долго будет не в силах взять в руки кисть и малевать обидные карикатуры.




В самом деле, едва только поднялась метель и ветер стал резать прямо в глаза, как Чуб уже изъявил раскаяние и, нахлобучивая глубже на голову капелюхи30
Капелю́ха и капелю́х – мужская шапка с ушами.

Угощал побранками себя, чёрта и кума. Впрочем, эта досада была притворная. Чуб очень рад был поднявшейся метели. До дьяка ещё оставалось в восемь раз больше того расстояния, которое они прошли. Путешественники поворотили назад. Ветер дул в затылок; но сквозь метущий снег ничего не было видно.

– Стой, кум! мы, кажется, не туда идём, – сказал, немного отошедши, Чуб, – я не вижу ни одной хаты. Эх, какая метель! Свороти-ка ты, кум, немного в сторону, не найдёшь ли дороги; а я тем временем поищу здесь. Дёрнет же нечистая сила потаскаться по такой вьюге! Не забудь закричать, когда найдёшь дорогу. Эк, какую кучу снега напустил в очи сатана!

Дороги, однако ж, не было видно. Кум, отошедши в сторону, бродил в длинных сапогах взад и вперёд и, наконец, набрёл прямо на шинок. Эта находка так его обрадовала, что он позабыл всё и, стряхнувши с себя снег, вошёл в сени, нимало не беспокоясь об оставшемся на улице куме. Чубу показалось между тем, что он нашёл дорогу; остановившись, принялся он кричать во всё горло, но, видя, что кум не является, решился идти сам. Немного пройдя, увидел он свою хату. Сугробы снега лежали около неё и на крыше. Хлопая намёрзнувшими на холоде руками, принялся он стучать в дверь и кричать повелительно своей дочери отпереть её.

– Чего тебе тут нужно? – сурово закричал вышедший кузнец.

Чуб, узнавши голос кузнеца, отступил несколько назад. «Э, нет, это не моя хата, – говорил он про себя, – в мою хату не забредёт кузнец. Опять же, если присмотреться хорошенько, то и не кузнецова. Чья бы была это хата? Вот на! не распознал! это хромого Левченка, который недавно женился на молодой жене. У него одного только хата похожа на мою. То-то мне показалось и сначала немного чудно, что так скоро пришёл домой. Однако ж Левченко сидит теперь у дьяка, это я знаю; зачем же кузнец?.. Э-ге-ге! он ходит к его молодой жене. Вот как! хорошо!… теперь я всё понял».

– Кто ты такой и зачем таскаешься под дверями? – произнёс кузнец суровее прежнего и подойдя ближе.



«Нет, не скажу ему, кто я, – подумал Чуб, – чего доброго, ещё приколотит, проклятый выродок!» – и, переменив голос, отвечал:

– Это я, человек добрый! пришёл вам на забаву поколядовать немного под окнами.

– Убирайся к чёрту с своими колядками! – сердито закричал Вакула. – Что ж ты стоишь? Слышишь, убирайся сей же час вон!

Чуб сам уже имел это благоразумное намерение, но ему досадно показалось, что принуждён слушаться приказаний кузнеца. Казалось, какой-то злой дух толкал его под руку и вынуждал сказать что-нибудь наперекор.

– Что ж ты, в самом деле, так раскричался? – произнёс он тем же голосом, – я хочу колядовать, да и полно.

– Эге! да ты от слов не уймёшься!.. – Вслед за сими словами Чуб почувствовал пребольной удар в плечо.

– Да вот это ты, как я вижу, начинаешь уже драться! – произнёс он, немного отступая.

– Пошёл, пошёл! – кричал кузнец, наградив Чуба другим толчком.

– Пошёл, пошёл! – закричал кузнец и захлопнул дверь.

– Смотри, как расхрабрился! – говорил Чуб, оставшись один на улице. – Попробуй подойти! вишь какой! вот большая цаца! Ты думаешь, я на тебя суда не найду? Нет, голубчик, я пойду, и пойду прямо к комиссару. Ты у меня будешь знать! Я не посмотрю, что ты кузнец и маляр. Однако ж посмотреть на спину и плечи: я думаю, синие пятна есть. Должно быть, больно поколотил вражий сын! Жаль, что холодно и не хочется скидать кожуха! Постой ты, бесовский кузнец, чтоб чёрт поколотил и тебя, и твою кузницу, ты у меня напляшешься! Вишь, проклятый шибеник31
Ши́беник (укр.) – висельник, негодяй.

Однако ж ведь теперь его нет дома. Солоха, думаю, сидит одна. Гм… оно ведь недалеко отсюда; пойти бы! Время теперь такое, что нас никто не застанет. Может, и того, будет можно… Вишь, как больно поколотил проклятый кузнец!

Тут Чуб, почесав свою спину, отправился в другую сторону. Приятность, ожидавшая его впереди при свидании с Солохою, умаливала немного боль и делала нечувствительным и самый мороз, который трещал по всем улицам, не заглушаемый вьюжным свистом. По временам на лице его, которого бороду и усы метель намылила снегом проворнее всякого цирюльника, тирански хватающего за нос свою жертву, показывалась полусладкая мина. Но если бы, однако ж, снег не крестил взад и вперёд всего перед глазами, то долго ещё можно было бы видеть, как Чуб останавливался, почёсывал спину, произносил: «Больно поколотил проклятый кузнец!» – и снова отправлялся в путь.


Последний день перед рождеством прошел. Наступила ночь. Месяц вышел на небо. Все жители Сорочина в предвкушении колядования. На улицах так тихо, что слышны любые шорохи. И тут вдруг из трубы одного дома повалил большой клубень дыма, а из него появилась ведьма верхом на метле. Ее никто не увидел. Однако если бы проезжал сорочинский заседатель, то сразу бы ее заметил.

Так как не одна ведьма не могла от него скрыться. Да и вообще все он знал, даже, сколько у кого поросят. Ведьма поднялась высоко в небо, и с неба постепенно стали пропадать звезды. Это она их воровала. Собрала большую кучу себе в руках и закончила с этим делом. Однако, внезапно на небе появилось еще что-то, похожее на человека. Издалека он выглядел точно как немец, однако вблизи можно было разглядеть, что он был полностью черного цвета, худой, с хвостом и пяточком на лице. И только по рогам можно было понять, что это черт. Ему остался последний день ходить на свободе, так как на следующий день, он после колоколов побежит, поджав хвост, в свою берлогу.

Черт стал красться к месяцу. Он его взял, но тут же отпустил, так как обжегся. Затем остыл и схватил он небесное светило и положил в карман. И тогда во всем мире стало темно. На Диканьке никто не видел, как злодей украл месяц. Только писарь заметил, как луна внезапно стала, будто, танцевать в небе.

Черт украл месяц для того, чтобы отомстить кузнецу, который любил рисовать и расписал в церкви стену, на которой был изображен страшный суд, и черт, которого присрамляли. В стратегии злодея были такие мысли: Дело в том, что богатый Казак Чуб собирался к дьяку на кутю, а кузнец Вакула хотел прийти к его дочери Оксане. Дорога к дьяку велась через кладбище, овраги и вообще за селом. И если на улице такая темень, то не факт, что что-то заставит казака выйти из своего дома. А так как кузнец и Чуб плохо ладили, то Вакула не рискнет идти к Оксане.

Ведьма, увидев себя в темноте, закричала. А Черт быстро к ней подбежал и стал ей что-то нашептывать на ухо, тем самым ее, обольщая, как настоящий мужчина.

Казак Чуб вышел на улицу со своим кумом, они говорили о своем. И тут замечают, что на небе нет месяца. Они не понимают в чем дело, да и к дьяку нужно идти. Они думают остаться или нет, но Чуб говорит, что если не пойдут, то перед остальными гостями дьяка будет не удобно, так как те могут подумать что эти двое лентяи и трусы. В итоге они отправились в путь. В это время дочь казака Чуба Оксана прихорашивалась у себя в комнате. Она была самая красивая девушка, по мнению все парубков во всей округе. За ней бегали толпы, но она была непреклонна. И парни те потихоньку выбирали других, тех, которые были намного меньше разбалованы, нежели красавица. Один только кузнец Вакула был упрямым и, не смотря не на что, продолжал добиваться девушку. Она стояла и любовалась собой в зеркале. Говорила сама с собой. Рассказывала, что не хороша она и не понимает, что в ней может нравиться. Но потом вскочила и стала хвалить себя. Говорить, что все в ней красиво, и сама и одежда, которую ей папа купил, чтоб женился на ней самый завидный жених. Вакула наблюдал за всем этим в окно. И вдруг девушка увидела его и вскрикнула. Спросила, что он тут делает. Начала говорить, что все парни горазды, ходить к ней, когда отца нет, сразу смелые такие. Потом спросила, как дела с ее сундуком, который Вакула ковал специально для нее. Тот ответил, что взял самое лучшее железо, не у кого такого нет. А когда распишет его, то вообще будет лучше, чем у любой другой девушки. Оксана все прихорашивалась и крутилась возле зеркала. С ее позволения Вакула сел рядом с ней, и захотел ее поцеловать. Он говорил, что все бы отдал ради того, чтоб эта девушка была его. Но та вела себя так не вежливо, что Вакула глубоко в душе был разбит, так как понимал, что она к нему вообще ничего не чувствует. В дверь кто-то постучал.

Тем временем Черт, страдая от мороза с ведьмой, которая к тому же мама Вакулы, залезли через дымоход к ней домой. Мать Вакулы – ведьма Солоха, была уже взрослая женщина. Ей было около сорока. Она была не красавица, но и в тоже время хороша собою. И, несмотря на свою мудрость, привлекала всех самых степенных казаков. К ней захаживали, и голова села, и дьяк, и казак Чуб, и казак Касьян Свербыгуз. Она этих мужчин так принимала, что не один из них не догадывался о существовании конкурентов. Но больше всего ей нравился отец красавицы Оксаны – казак Чуб. Он был вдовцом, и у него было много чего в хозяйстве. Солоха мечтала это все присвоить себе. Однако боялась, что ее сын Вакула женится на Оксане, и это хозяйство будет принадлежать ему. Поэтому делала все, чтобы как можно больше разругать Чуба и кузнеца. И из-за этого все старухи вокруг говорили, что Солоха ведьма. И придумывали разные истории, то у нее хвост видели, то еще что-то. Однако ведьму мог увидеть только сорочинский заседатель, а он молчал, и поэтому все эти рассказы не воспринимали всерьез. Залетев через трубу, Солоха стала все прибирать. А черт, пока летел к трубе, увидел Чуба с кумом, которые шли к дьяку, и стал грести в их сторону снег, от этого началась метель. Черт хотел, чтоб Чуб пошел обратно домой и отругал кузнеца. И его замысел осуществился. Как только началась метель, Чуб со своим кумом тут же засобирались обратно домой. Но только кругом ничего не было видно. И тогда кум пошел немного в сторону искать дорогу, а если найдет, то должен крикнуть. А Чуб, в свою очередь, остался на том же месте и также искал дорогу. Но кум сразу увидел шинок, и, позабыв о своем друге, зашел туда. А Чуб в это время увидел свой дом. Он стал кричать дочери, чтоб она открыла, но кузнец Вакула вышел и, не поняв, что это Чуб с вопросом «что тебе надо?» выкинул его за дверь. Чуб подумал, что он пришел не к себе домой. Так как кузнецу у него делать нечего, да и не нашел он бы обратной дороги так скоро. Он знал, что похожий дом был лишь у хромого Левченко, который недавно женился на молодой жене. Но сам хромой сейчас точно находится в гостях у дьяка. И Чуб тогда подумал, что Вакула приходил к его молодой жене. Казак получил несколько ударов по спине и плечу от кузнеца и с обиженными криками и угрозами ушел к Солохе. Однако метель ему очень мешала.

В то время пока черт летел от созданной метели в Солохину трубу, из его кармана выбрался месяц, и, пользуясь, случаем вернулся на свое место. На улице стало светло и метели будто и не бывало. Вся молодежь выбежала на улицу с мешками, и стали колядовать. Затем зашли в дом казака Чуба и окружили Оксану, показывали наколядованное, а девушка очень веселилась. Хотя Вакула, несмотря на то, что любил колядование, в этот момент возненавидел его. Оксана увидела у своей подружки черевички и стала ими восхищаться. А Вакула на это ей сказал, чтоб она не расстраивалась, купит он ей такие черевички, которых ни у кого нет. И тогда баловная красавица при всех заявила, что если Вакула достанет ей черевички, которые носит сама царица, то она тут же выйдет за него замуж.

Вакула был в отчаянии, он понимал, что девушка его не любит. И хотел дать себе слово забыть о ней, но все же любовь победила, и он стал думать, как ему дальше добиваться девушки.

Тем временем в доме Солохи черт хотел поставить условие ведьме, чтобы та ублажила его. И что если она не согласится удовлетворить его страсти и, как водится, наградить, то он готов на всё, кинется в воду, а душу отправит прямо в пекло.

Этот вечер Солоха хотела провести в одиночестве, но внезапный стук в дверь всполошил и ее, и черта с его замыслами. Стучался голова, кричал, открывай. Солоха спрятала черта в мешок, а сама открыла мужчине, дала ему выпить рюмочку водки. Тот сказал, что из-за метели не пошел к дьяку. И увидев в окне ее свет, решил провести вечер с Солохой. Но, не успев он это договорить, как в дверь стали снова стучать, на этот раз это был сам дьяк, который из-за метели лишился всех гостей, но он и рад, так как хотел провести вечер с ней. Голова, тем временем, тоже спрятался в мешке из под угля. Он стал дотрагиваться до руки, затем до шеи ведьмы, и неизвестно до чего бы он в следующий раз дотронулся, как снова постучали. Это был казак Чуб. Дьяк тоже оказался в мешке. Чуб зашел, также выпил рюмку водки, и стал шутить насчет того, что, нет ли каких то мужчин у Солохи. Тем самым утешает свое самолюбие, так как думает, что он у нее единственный. И тут снова стучат, на этот раз это был сын ведьмы - кузнец Вакула. Солоха в спешке усадила Чуба в тот же мешок, где уже сидел дьяк. Но тот даже не пикнул, когда Чуб уставил свои, холодные с мороза, сапоги прям у его висков. Вакула зашел в дом и сел на лавку. В двери постучали снова, на этот раз это был казак Свербыгуз. Но мешка уже не было, и поэтому Солоха вывела его в огород спросить, что тот хотел.

Вакула сидит и размышляет, зачем ему Оксана. Видит мешки и решает, что нужно приводить себя в чувства, так как совсем он запустил все со своей любовью. Решает он вынести эти мешки на улицу. Он забросил их на плечо, хоть и было тяжело, он вынес. На дворе царил шум. Там вовсю колядовали. Кругом веселье. Неожиданно Вакула слышит голос Оксаны и, кидая мешки, все кроме одного, того в котором был черт, он идет на ее голос. Она говорит с каким то парнем и смеется. Когда Вакула подошел к ней, она начала говорить что у него очень маленький мешок и стала смеяться по поводу черевичек и свадьбы. У парня лопнуло терпение, он решил утопиться. И тогда, подошел к девушке и сказал ей «прощай», она не успела ответить, как он ушел. Ему вслед кричали парубки, но тот сказал, что возможно на том свете увидятся, а на этом ему делать нечего. И бабки сразу стали бормотать, что кузнец повесился.

Вакула шел, сам того не понимая. Потом, немного придя в себя, он решил обратиться за помощью к знахарю - пузатому Пацюку. Когда он зашел к нему в дом, он увидел, что тот без помощи рук есть галушки, просто достает их из тарелки ртом. Вакула стал спрашивать, что делать и как найти черта. Тот ответил, что всякий знает у кого черт за плечами. После, этот Пацюк продолжил есть вареники, которые самостоятельно вылетали с тарелки, обмакивались в сметане, и так же самостоятельно залетали к нему в рот. Вакула вышел, и из мешка вылез черт. Он думал, что Вакула теперь в его руках. Стал говорить, что все сделает, что нужно парню, но нужно контракт заключить. Однако кузнец был не глуп. Схватил он черта за хвост, пригрозил ему крестом и после этого черт стал очень послушным. Тогда кузнец залез к нему на спину и сказал, чтоб тот летел в Петербург к царице, и почувствовал, как взлетает. Тем временем Оксана шла со своими друзьями и думала о том, что она была слишком строга с Вакулой. Девушка уверенна, что он такую красавицу ни на кого не променяет. Она решает, что когда он в следующий раз придет, даст себя поцеловать, как-бы не хотя.

Они идут и видят оставленные Вакулой мешки. Думают что в них много колбасы и мяса, хотя в них сидят голова, дьяк и Чуб. Они решают пойти за санками и притащить мешки к Оксане домой. Однако пока те ходили за санками, из шинка вышел кум Чуба. Увидел мешки и хотел было забрать один, в котором был дьяк и чуб. Но мешок был тяжелый, поэтому, когда кум встретил Ткача, он попросил его помочь дотащить до дома мешки, взамен поделившись пополам. Тот согласился. Когда они шли к куму домой, то опасались застать его жену. Так как та постоянно забирала все, что нажито ей и ее мужем. И она все-таки была дома. Из-за мешка у этих трех людей случилась драка. И победу одержала жена кума, применив кочергу. И когда кум с Ткачем хотели попробовать снова отобрать добычу, из мешка вылез чуб, а за ним дьяк. Чуб понял, что в остальных мешках тоже были мужчины, которые приходили к Солохе. И от этого он расстроился, так как думал, что он единственный.

Тем временем девушки подбежали с санями к мешкам, но там был только один. Они взяли его, голова который сидел в нем решил терпеть все, лишь бы его не оставили на улице. Мешок затащили в дом, но мужчина стал икать и закашлялся. Девушки испугались, а Чуб как раз пришел, достал голову из мешка, и понял, что он тоже был у Солохи.

Пока Вакула летел верхом на черте, ему одновременно было страшно и удивительно. Он периодически его пугал крестом. Когда они прилетели в Петербург, черт превратился в лошадь. Там он встретил знакомых запорожцев, которые как раз направлялись к царице, и Вакула тогда попросил их, чтоб взяли его с собой. Те согласились. Сели в карету и помчались.

В царском дворце все было очень красиво. Вакула шел и одновременно рассматривал все что видел. Наконец пройдя через многочисленные залы, они оказались у зала царевны. Вышел Потемкин и сказал запорожцам, чтобы те говорили, как он их учил. Внезапно все резко упали на пол. Женский голос несколько раз приказывал им подняться, но те продолжали лежать на полу, приговаривая, что не встанут и обращались к ней «мама». Это была царица Екатерина. Она стала спрашивать у запорожцев о жизни и вскоре спросила, что же они хотят. И тогда Вакула набрался смелости и спросил, где можно такие черевички для его женщины найти. Царица приказала своей прислуге принести самые красивые черевички с золотом. Ее хотели облагоразумить, но она решения не поменяла. Когда их принесли, Вакула сделал очень красивый комплимент царице. Назвав ее ножки «сделанными из настоящего сахара». И затем он шепнул черту в свой карман, чтоб уносил его и тогда оказался за шлагбаумом.

На Диканьке, тем временем, спорили, повесился или утопился Вакула. Эти все столпотворения, ссоры, поэтому поводу, да и вообще слухи о смерти кузнеца сильно расстраивали Оксану. Она не может уснуть и понимает, что влюбилась в парня. А когда она его не видит на службе в церкви, и вовсе падает духом.

Вакула мчался верхом на черте очень быстро. Оказался он возле своего дома. Черт хотел уйти, но Вакула взял плеть и ударил пару раз злодея, который сам хотел проучить кузнеца, а в итоге сам же и был одурачен. Парень зашел в дом, Солохи там не было. Он лег спать и проспал до обеда. Он расстроился, так как не присутствовал на службе. Думал, что всевышний его покарал таким образом, за то что Вакула связался с чертом. Обещал парень, что будет целый год замаливать грех этот. Затем он оделся в самое лучшее. Взял пояс и шапку, и, конечно черевички, и пошел к чубу. Чуб его не ожидал увидеть. Вакула упал перед его ногами и стал просить прощения за все, сказал, что пусть тот его ударит, что чуб и сделал не сильно и раза три. Вакула дал ему пояс и шапку в подарок. Затем кузнец попросил руку его дочери. Тот, вспомнив неверную Солоху, согласился и сказал, чтоб тот сватов звал.

Краткий пересказ

«Ночь перед Рождеством» Гоголь Н.В. (Очень кратко)

На смену последнему дню перед Рождеством приходит ясная морозная ночь. Дивчины и парубки еще не вышли колядовать, и никто не видел, как из трубы одной хаты пошел дым и поднялась ведьма на метле. Она черным пятнышком мелькает в небе, набирая звезды в рукав, а навстречу ей летит черт, которому «последняя ночь осталась шататься по белому свету». Укравши месяц, черт прячет его в карман, предполагая, что наступившая тьма удержит дома богатого козака Чуба, приглашенного к дьяку на кутю, и ненавистный черту кузнец Вакула (нарисовавший на церковной стене картину Страшного суда и посрамляемого черта) не осмелится прийти к Чубовой дочери Оксане. Покуда черт строит ведьме куры, вышедший из хаты Чуб с кумом не решаются, пойти ль к дьячку, где за варенухой соберется приятное общество, или ввиду такой темноты вернуться домой, — и уходят, оставив в доме красавицу Оксану, принаряжавшуюся перед зеркалом, за чем и застает ее Вакула. Суровая красавица насмехается над ним, ничуть не тронутая его нежными речами. Раздосадованный кузнец идет отпирать дверь, в которую стучит сбившийся с дороги и утративший кума Чуб, решив по случаю поднятой чертом метели вернуться домой. Однако голос кузнеца наводит его на мысль, что он попал не в свою хату (а в похожую, хромого Левченка, к молодой жене коего, вероятно, и пришел кузнец), Чуб меняет голос, и сердитый Вакула, надавав тычков, выгоняет его. Побитый Чуб, разочтя, что из собственного дома кузнец, стало быть, ушел, отправляется к его матери, Солохе. Солоха же, бывшая ведьмою, вернулась из своего путешествия, а с нею прилетел и черт, обронив в трубе месяц.

В селе в это время диканьские бабы посередь улицы спорят, каким именно образом наложил на себя руки Вакула, и дошедшие об том слухи смущают Оксану, она плохо спит ночь, а не найдя поутру в церкви набожного кузнеца, готова плакать. Кузнец же попросту проспал заутреню и обедню, а пробудившись, вынимает из сундука новые шапку и пояс и отправляется к Чубу свататься. Чуб, уязвленный вероломством Солохи, но прельщенный подарками, отвечает согласием. Ему вторит и вошедшая Оксана, готовая выйти за кузнеца «и без черевиков». Обзаведшись семьей, Вакула расписал свою хату красками, а в церкви намалевал черта, да «такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо».деством

На смену последнему дню перед Рождеством приходит ясная морозная ночь. Дивчины и парубки еще не вышли колядовать, и никто не видел, как из трубы одной хаты пошел дым и поднялась ведьма на метле. Она черным пятнышком мелькает в небе, набирая звезды в рукав, а навстречу ей летит черт, которому «последняя ночь осталась шататься по белому свету». Укравши месяц, черт прячет его в карман, предполагая, что наступившая тьма удержит дома богатого козака Чуба, приглашенного к дьяку на кутю, и ненавистный черту кузнец Вакула (нарисовавший на церковной стене картину Страшного суда и посрамляемого черта) не осмелится прийти к Чубовой дочери Оксане. Покуда черт строит ведьме куры, вышедший из хаты Чуб с кумом не решаются, пойти ль к дьячку, где за варенухой соберется приятное общество, или ввиду такой темноты вернуться домой, — и уходят, оставив в доме красавицу Оксану, принаряжавшуюся перед зеркалом, за чем и застает ее Вакула. Суровая красавица насмехается над ним, ничуть не тронутая его нежными речами. Раздосадованный кузнец идет отпирать дверь, в которую стучит сбившийся с дороги и утративший кума Чуб, решив по случаю поднятой чертом метели вернуться домой. Однако голос кузнеца наводит его на мысль, что он попал не в свою хату (а в похожую, хромого Левченка, к молодой жене коего, вероятно, и пришел кузнец), Чуб меняет голос, и сердитый Вакула, надавав тычков, выгоняет его. Побитый Чуб, разочтя, что из собственного дома кузнец, стало быть, ушел, отправляется к его матери, Солохе. Солоха же, бывшая ведьмою, вернулась из своего путешествия, а с нею прилетел и черт, обронив в трубе месяц.

Стало светло, метель утихла, и толпы колядующих высыпали на улицы. Девушки прибегают к Оксане, и, заметив на одной из них новые расшитые золотом черевички, Оксана заявляет, что выйдет замуж за Вакулу, если тот принесет ей черевички, «которые носит царица». Меж тем черта, разнежившегося у Солохи, спугивает голова, не пошедший к дьяку на кутю. Черт проворно залезает в один из мешков, оставленных среди хаты кузнецом, но в другой приходится вскоре полезть и голове, поскольку к Солохе стучится дьяк. Нахваливая достоинства несравненной Солохи, дьяк вынужден залезть в третий мешок, поскольку является Чуб. Впрочем, и Чуб полезает туда же, избегая встречи с вернувшимся Вакулой. Покуда Солоха объясняется на огороде с пришедшим вослед козаком Свербыгузом, Вакула уносит мешки, брошенные посреди хаты, и, опечаленный размолвкой с Оксаною, не замечает их тяжести. На улице его окружает толпа колядующих, и здесь Оксана повторяет свое издевательское условие. Бросив все, кроме самого малого, мешки посреди дороги, Вакула бежит, и за ним уж ползут слухи, что он то ли повредился в уме, то ли повесился.

Вакула приходит к запорожцу Пузатому Пацюку, который, как поговаривают, «немного сродни черту». Застав хозяина за поеданием галушек, а затем и вареников, кои сами лезли Пацюку в рот, Вакула робко спрашивает дороги к черту, полагаясь на его помощь в своем несчастье. Получив туманный ответ, что черт у него за плечами, Вакула бежит от лезущего ему в рот скоромного вареника. Предвкушая легкую добычу, черт выскакивает из мешка и, сев на шею кузнеца, сулит ему этой же ночью Оксану. Хитрый кузнец, ухватив черта за хвост и перекрестив его, становится хозяином положения и велит черту везти себя «в Петембург, прямо к царице».

Найдя о ту пору Кузнецовы мешки, девушки хотят отнести их к Оксане, чтоб посмотреть, что же наколядовал Вакула. Они идут за санками, а Чубов кум, призвав в подмогу ткача, волочит один из мешков в свою хату. Там за неясное, но соблазнительное содержимое мешка происходит драка с кумовой женой. В мешке же оказываются Чуб и дьяк. Когда же Чуб, вернувшись домой, во втором мешке находит голову, его расположенность к Солохе сильно уменьшается.

Кузнец, прискакав в Петербург, является к запорожцам, проезжавшим осенью через Диканьку, и, прижав в кармане черта, добивается, чтоб его взяли на прием к царице. Дивясь роскоши дворца и чудной живописи по стенам, кузнец оказывается перед царицею, и, когда спрашивает она запорожцев, приехавших просить за свою Сечь, «чего же хотите вы?», кузнец просит у ней царских ее башмачков. Тронутая таковым простодушием, Екатерина обращает внимание на этот пассаж стоящего поодаль Фонвизина, а Вакуле дарит башмачки, получив кои он почитает за благо отправиться восвояси.

В селе в это время диканьские бабы посередь улицы спорят, каким именно образом наложил на себя руки Вакула, и дошедшие об том слухи смущают Оксану, она плохо спит ночь, а не найдя поутру в церкви набожного кузнеца, готова плакать. Кузнец же попросту проспал заутреню и обедню, а пробудившись, вынимает из сундука новые шапку и пояс и отправляется к Чубу свататься. Чуб, уязвленный вероломством Солохи, но прельщенный подарками, отвечает согласием. Ему вторит и вошедшая Оксана, готовая выйти за кузнеца «и без черевиков». Обзаведшись семьей, Вакула расписал свою хату красками, а в церкви намалевал черта, да «такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо».

Краткое содержание Ночь перед Рождеством

Самый последний предрождественский вечер подходил к концу, на улице был постепенно усиливающийся мороз, становилось прохладнее, чем утром. И тут вдруг над одной из деревенских хат появилась ведьма, вылетевшая прямо из трубы. Она летела над домами и попутно собирала в рукава одежды звезды, которые были рассыпаны по зимнему небу.­ Никто не успел ее увидеть, потому что время колядок еще не пришло. Деревенская молодежь только собиралась выходить из своих хат. А навстречу ведьме летел черт , который хотел подкрасться к месяцу, чтобы его украсть. Сам бес уже давно злился на Вакулу , деревенского кузнеца, который был лучшим живописцем на хуторе Диканька. Этот богобоязненный человек любил рисовать картины. На одной из них была изображена сцена Страшного суда, где изгоняли из ада дьявола. На ней были изображены грешники, которые по преданию его били всем, что попадет под руку, гонялись за ним с кнутами. С той самой поры, как появилась эта картина, черт решил отмстить Вакуле. Так что ему оставалась всего одна ночь, когда он мог бы свободно гулять по белому свету. Бес замыслил украсть ясный месяц, чтобы на земле стало темно, и он тогда смог бы задержать­­ казака по имени Чуб . Тогда в его дом не смог бы найти дорогу кузнец Вакула, который очень любил его дочку - красавицу Оксану .

Замысел черта удался, и как только ему удалось спрятать в­ своем кармане украденный месяц, то во всем мире стало очень темно, поэтому дорогу никуда невозможно было найти. Даже летевшая ведьма, когда увидела себя в кромешной темноте, вскрикнула от испуга. Тут же, как нельзя кстати, к ней мелким бесом подъехал воришка месяца - черт и начал шептать ей на ухо приятные слова, которые любо слушать всем женщинам, даже ведьмам.

В это же время кум и казак Чуб стояли на пороге дома дьяка и решали, нужно ли им идти в гости на кутью в такую темень. Им не хотелось показаться ленивыми друг перед другом, и они, еще подумав,­ все же решили тронуться в путь.

В доме осталась одна девушка - она и была дочерью уважаемого в селе казака Чуба. Она стояла перед зеркалом и прихорашивалась в ожидании своих подружек. С удовольствием и большой любовью рассматривает девушка свое отражение, и оно ей очень нравится. Тут как раз и пришел кузнец Вакула. Он долгое время смотрит и никак не может налюбоваться этой гордой красавицей, но девушка встречает его холодно. Они начали разговаривать, но вдруг услышали стук в дверь. Вакула, очень сердитый, собирается прогнать того, кто стучит, но видит в дверях самого отца Оксаны - Чуба, который сбившись с пути, решил вернуться к себе домой. Когда он слышит голос Вакулы, то думает, что перепутал свой дом с хатой известного казака Левченко. Изменив свой голос, он отвечает кузнецу, что он пришел колядовать, на что тот выгнал прочь хозяина дома. Чуб решил проведать ведьму Солоху , мать Вакулы, но у нее в это время сидит в гостях и забавляется с ней черт. Когда бес влетел как обычно через трубу в хату к этой женщине, он нечаянно выронил украденный месяц.

­Месяц, воспользовавшись этим, поднялся плавно на небо, и вокруг стало светло. Бушующая метель к этому времени утихла, и на все улицы высыпала шумная и веселая­ молодежь. Подружки зашли и за Оксаной. Девушка заметила на одной из них новенькие черевички, вышитые золотом и при всех очень громко завила, что выйдет замуж за Вакулу, если он ей привезет такие, в которых ходит сама царица. Кузнец, очень расстроенный этими словами, уходит к себе домой.

В это же время в хате Солохи появляется еще один гость,­ сельский голова. Черт сразу же прячется угольный мешок. Хозяйка дома всегда охотно привечала у себя очень уважаемых в селе казаков, но они сами и не догадывались, что у каждого из них есть соперник. Самой приветливой она была с вдовцом Чубом. На него у Солохи были серьезные планы - завладеть всем его богатством. Она ревновала своего сына к Оксане, так как боялась, что он может раньше ее стать хозяином имущества Чуба, поэтому она часто ссорила Вакулу с отцом девушки. Как только голова стряхнул снег со своей одежды, снова в дверь Солохи постучали - это был дьяк . Вот так по очереди все эти ухажеры и спрятались в мешки для угля, которые стояли в углу хаты. Все боялись даже пошевелиться. Следом за ними пришел сын Вакула и когда он увидел несколько мешков, то подумал, что это мать собрала мусор, то решил, что нужно его выбросить.

На своем пути он встретил девушек, среди которых была и его Оксана. Бросив на снежную дорогу все большие мешки, он, с одним маленьким за плечами, догоняет гордую красавицу. Но она снова над ним смеется, и парень решает пойти к проруби и утопиться, ведь выполнить просьбу Оксаны он не в силах. Зайдя в дом запорожца по имени Пацюк , о котором ходили слухи, что он связан с самим чертом, Вакула встречает у него дома черта, который хочет заполучить его душу. Они подписывают контракт, по которому черт отвезет его к царице, в которой он попросит черевички для своей Оксаны.

Долгим был путь к императрице. Встретившись с ней, кузнец получает желанные черевички и привозит их в Диканьку. На хуторе все подумали, что парень все же утопился в рождественскую ночь, но больше всех жалела о нем Оксана, которая поняла, что никто больше не сможет выполнять ее желания и капризы. Она не спит ночами и понимает, что очень любит этого кузнеца. Когда он вернулся в село и пришел просить руки девушки у отца, то та ответила, что согласна и без этих черевичков стать его женой. Молодые поженились, а потом Вакула расписал очень красиво свою хату красками, все ходили и любовались.