Абрамов дом краткое содержание. Некоторые преимущества спортивной обуви. Псы в кожаных ошейниках

Герой рассказа, художник-пейзажист, гостил в имении молодого помещика Белокурова. Подолгу прогуливаясь по окрестностям, он однажды вечером забрёл на незнакомую помещичью усадьбу. Посреди неё стоял белый господский дом с мезонином (небольшой надстройкой над средней частью). У ворот двора художник мельком увидел двух красивых молодых барышен: одну, постарше, со строгим и настойчивым выражением лица, а вторую, совсем молоденькую, лет 17-18-ти, наивную и конфузливую.

Старшая из девушек вскоре приехала на коляске в имение Белокурова. С весьма серьёзным и деловитым видом она стала рассказывать, что занимается общественным делом – собирает пожертвования в помощь крестьянам-погорельцам соседнего села. Получив лепту, она пригласила Белокурова и художника бывать в своём доме. Когда девушка уехала, Белокуров рассказал: её зовут Лидия Волчанинова, она, её мать и младшая сестра живут в той самой усадьбе с мезонином. Семья очень богата, ибо умерший отец девушек имел высокий чиновный ранг. Однако Лидия, личность весьма «прогрессивная» и деятельная, добровольно работает учительницей в земской школе, получает там 25 рублей в месяц и горда тем, что живёт лишь на эти деньги.

Через несколько дней Белокуров и художник отправились в дом с мезонином и были приняты там очень хорошо. Мать семейства, Екатерина Павловна, уже пожилая, больная женщина, имела ласковый характер, но заметно подчинялась влиянию волевой старшей дочери. Младшая дочь, Женя, которую родные, как маленькую, называли Мисюсь, потому что в детстве она называла так мисс (свою гувернантку), сразу вызывала симпатию добротой и юной непосредственностью.

А. П. Чехов «Дом с мезонином». Аудиокнига

Чехов «Дом с мезонином», глава 2 – краткое содержание

Художник часто стал бывать в доме с мезонином. Сестры относились к нему по-разному. Энергичная Лида днем принимала больных, раздавала книжки, а вечером громко говорила о земстве, о школах. Художнику вся эта её кипучая деятельность казалось отчасти наигранной. Екатерина Павловна тоже считала, что Лида впадает в крайность: ей давно пора подумать о самой себе, в 23 года она ещё не замужем, и рискует так и не увидеть жизнь за книжками и аптечками. Но мать побаивалась строгой Лидии, которую считала выдающейся личностью, не решалась высказать ей эти свои затаённые мысли.

Лидия заметила, что художник относится к ней несколько иронически, и начала сама выказывать сильную неприязнь к нему, как к человеку праздному, чуждому «общественных интересов». Женя-Мисюсь была совсем другой. Девушка романтичная, любившая много читать в уединении, она с детским восхищением глядела на то, как художник писал деревенские пейзажи. Между ними двумя завязалась горячая дружба. Они вместе ходили гулять и собирать грибы. Женя с подростковой непосредственностью рассказывала своему новому другу все деревенские новости и даже некоторые семейные секреты. К Лиде Мисюсь, как и мать, испытывала немое благоговение и тоже часто говорила, что её старшая сестра – замечательный человек.

Чехов «Дом с мезонином», глава 3 – краткое содержание

Раздражение вскоре довело Лидию до словесной перепалки с гостем. Раз она стала резко порицать художника за то, что тот лишь рисует пейзажи и ничего не делает для улучшения жизни народа. Тот возразил, что общественный вопрос его, напротив, очень волнует. Но он предпочитает улучшать не материальное, а духовное бытие людей. Народ подавлен непосильным трудом, из-за которого некогда подумать о душе. Между тем, высшее призвание всякого человека – в постоянном искании правды и смысла жизни. Нужно облегчить ярмо низших классов. Нужно, чтобы все городские и деревенские жители согласились поровну поделить между собою труд, который затрачивается человечеством на удовлетворение физических потребностей. Тогда на каждого, может, пришлось бы не более двух-трех часов в день, а всё остальное время можно было потратить на возвышение красоты жизни. Нынешняя же деятельность «прогрессивных материалистов» почти бесполезна. Мужикам суют книжки с жалкими наставлениями и прибаутками, но вся эта грамотность позволяет читать только вывески на кабаках да изредка книжки, которых в деревне не понимают. Медицинские пункты в сёлах примитивны, но и за книжки, и за фельдшеров крестьянам приходится дополнительно платить. От этого растёт объём их труда, который порождает больше болезней, чем излечивают фельдшера.

Лида слушала художника недовольно, но возразить нашлась лишь обвинением, что «подобные вещи говорят, когда хотят оправдать свое равнодушие». Гость простился и пошёл домой.

Чехов «Дом с мезонином», глава 4 – краткое содержание

Было уже темно. Женя, ждавшая художника у ворот дома, пошла проводить его. По пути она сказала: ей кажется, что он прав в споре с Лидией.

Отойдя немного, Мисюсь стала прощаться. Художнику было грустно и жутко от мысли, что он останется один. Простая и искренняя Женя давно уже нравилась ему, и теперь он обнял ее и стал осыпать поцелуями ее лицо, плечи, руки.

Мисюсь обняла его, но потом осторожно освободилась. Сказав, что у них с матерью и сестрой нет секретов друг от друга, и она должна будет рассказать им о происшедшем, Женя побежала домой. Постояв немного в раздумье, художник пошёл назад к дому с мезонином. В окнах горел свет, а в мезонине слышался разговор…

На другой день художник вновь пришёл к Волчаниновым. Ни Мисюсь, ни её мать не вышли к нему навстречу. Было тихо, лишь из одной комнаты раздавался голос Лиды, читавшей деревенским детям басню «Ворона и лисица» .

Услышав шаги, она вышла и сухо сообщила: Мисюсь с матерью уехали в Пензенскую губернию, а потом, вероятно, поедут за границу. Когда художник побрёл обратно, его нагнал деревенский мальчишка и подал записку от Жени: «Я рассказала все сестре, и она требует, чтобы я рассталась с вами. Я была бы не в силах огорчить ее неповиновением. Простите меня. Я и мама горько плачем!»

Больше он уже никогда не видел Мисюсь, узнав лишь, что в доме с мезонином она больше не живёт. Однако в минуты, когда художника томило одиночество, он всегда вспоминал юную Женю – и ему казалось: она тоже где-то вспоминает его, и они когда-нибудь встретятся…

На нашем сайте вы можете прочитать и полный текст рассказа «Дом с мезонином» . Краткие содержания других произведений А. П. Чехова - см. ниже в блоке «Ещё по теме...»

Михаил Пряслин гостил у сестры Татьяны в Москве. Такое впечатление, что побывал в коммунизме. Дача у них двухэтажная, пятикомнатная, машина. Приехав, сам стал ждать братье Петю и Гришу в гости. Показал им новый свой дом. А в доме полированный сервант, диван, ковер, занавески из тюля. Мастерская, баня,погреб. Но им этобыло не очень интересно, потому что их больше впечатлила сестра Лизавета. Михаил отказался от сестры после того, как они двойню родила. Потому. что после смерти сына совсем мало времени прошло.

Для Лизы братья самые дорогие гости. Посидев за столом, пошли на кладбище, чтобы проведать мать, Василия, Степана Андреяновича. На кладбище у Григория был припадок. Лиза очень испугалась, хотя знала, что у него падучая. Также ее поведение Петра насторожило. Что же у них происходит. Федор не вылезает из тюрьмы. саму ее Михаил с Татьяной хотят признавать, а оказалось, что у Петра с Григорием тоже нелады.

Лиза братьям рассказала, но и сами они увидели, что народ в Пекашине совсем другой стал. Раньше до упаду работали. А теперь отработали положенное и домой. В совхозе много работников. много всевозможной техники, а работа не идет. Для совхозников хорошее время, потому что разрешили продавать молоко. Утрам по два часа за ним стоят. А молока нет – и спешить на работу не на надо. Ведь корова – это каторга. Молоды не станут с ней возиться. Вот Виктор Нетесов хочет жить, как в городе. Михаил с казал, что отец за общее дело раньше убивался, а ты не хочешь. Но тот ответил, что и мать с Валей убил. И что он хочет устроить для своей семьи жизнь, а не могилу.

Во время отпуска Петр все ходил по дому сестры. Можно было подумать, что строил его богатырь. И Петр захотел отстроит старый пряслинский дом. А Гриша стал за нянчится Лизиным двойняшками, потому что Лизу Таборский поставили на телятник, который находится за болотом. Когда она шла к телятнику, то повстречался почтовый автобус, а из него выпрыгнул Егорша, от которого не было вестей лет двадцать.

Друзья Егорша рассказал что Сибирь вдоль и поперек изъездил и бабья всякого перебрал, что не перечесть. Верующий дед Евсей Мошкин ему сказал на это. что губил он не девок, а себя. Все держится на таких людях. как Михаил да Лизавета Пряслина!” “Разозлился Егорша. Продал дом Пахе-рыбнадзору. Судится с Егоршейый, который был родным внуком Степана Андреяновича, не стала. Она живет по законам своей совести. Михаилу сначала управляющий Таборский очень нравился, ни каждый такой деловой. Раскусили его, когда кукурузу стали сеять. Не давала больших урожаев кукуруза в Пекашине и Михаил велел сеять без него. Таборский пытался его уговорить Сказав, что какая разница за что им платят по высокому тарифу. С того момента и пошла у них война.

Мужики недавно рассказали, что Нетесов и Агорономша на него написали в область заявление. Прибыло начальство. Пряслин стал смотреть на Виктора нежно, ведь в нем воскресил веру в человека. Раньше он верил, что в Пекашине люди хотят только денег побольше заработать, дом заполнить барахлом, детей получше пристроить и выпить. Неделю все ждали, что же будет. Но вот узнали, что Таборского сняли. А новым управляющим теперь назначен. Виктор Нетесов. Теперь будет порядок, это не человек, а машина.

Паха-рыбнадзор разобрал дом Cтавровых и почти все увез. Когда Егорша подходил к селу, то увидел остаток дома деда. Коня только с крыши не взял Паха. И Лиза захотела поставить его на старую пряслинскую избу, которую отремонтировал Петр. Михаил узнав. что Лизу бревном придавило и. что она в больнице, то сразу бросился туда. За все обвинял себя. что Лизу не уберег, и братьев тоже. А потом вспомнился тот день, когда уходил на фронт отец.

(Пока оценок нет)

Сочинения по темам:

«Всякий раз, когда я спускался с деревенского угора на луг, я как бы вновь и вновь попадал в свое далекое...
Лето. В последний раз главная героиня Аля Амосова была в родной деревне Летовке в прошлом году, на похоронах матери. Теперь...

Это рассказ о старом доме, в стенах которого доживал свой век один старик. Он был одинок, ведь все его товарищи давно умерли. В соседском новом доме жил мальчишка, который пожалел одинокого дедушку и преподнес ему оловянного солдатика…

Сказка Старый дом читать

В одной улице стоял старинный-старинный дом, выстроенный ещё около трёхсот лет тому назад, - год был вырезан на одном из оконных карнизов, по которым вилась затейливая резьба: тюльпаны и побеги хмеля; тут же было вырезано старинными буквами, и с соблюдением старинной орфографии целое стихотворение. На других карнизах красовались уморительные рожи, корчившие гримасы. Верхний этаж дома образовывал над нижним большой выступ; под самой крышей шла водосточная труба, оканчивавшаяся драконовою головой. Дождевая вода должна была вытекать у дракона из пасти, но текла из живота, - труба была дырявая.

Все остальные дома в улице были такие новенькие, чистенькие, с большими окнами и прямыми ровными стенами; по всему видно было, что они не желали иметь со старым домом ничего общего и даже думали: «Долго ли он будет торчать тут на позор всей улице? Из-за этого выступа нам не видно, что делается на улице по ту сторону его! А лестница-то, лестница-то! Широкая, будто во дворце, и высокая, словно ведёт на колокольню! Железные перила напоминают вход в могильный склеп, а на дверях блестят большие медные бляхи! Просто неприлично!»

Против старого дома, на другой стороне улицы, стояли такие же новенькие, чистенькие домики и думали то же, что их собратья; но в одном из них сидел у окна маленький краснощёкий мальчик, с ясными сияющими глазками; ему старый дом и при солнечном, и при лунном свете нравился куда больше всех остальных домов. Глядя на стену старого дома с истрескавшейся и местами пообвалившейся штукатуркой, он рисовал себе самые причудливые картины прошлого, воображал всю улицу застроенной такими же домами с широкими лестницами, выступами и остроконечными крышами, видел перед собою солдат с алебардами и водосточные трубы в виде драконов и змеев… Да, можно таки было заглядеться на старый дом! Жил в нём один старичок, носивший короткие панталоны до колен, кафтан с большими металлическими пуговицами и парик, про который сразу можно было сказать: вот это настоящий парик! По утрам к старику приходил старый слуга, который прибирал всё в доме и исполнял поручения старичка-хозяина; остальное время дня старик оставался в доме один-одинёшенек. Иногда он подходил к окну взглянуть на улицу и на соседние дома; мальчик, сидевший у окна, кивал старику головой и получал в ответ такой же дружеский кивок. Так они познакомились и подружились, хоть и ни разу не говорили друг с другом, - это ничуть им не помешало!

Раз мальчик услышал, как родители его говорили:

Старику живётся вообще недурно, но он так одинок, бедный!

В следующее же воскресенье мальчик завернул что-то в бумажку, вышел за ворота и остановил проходившего мимо слугу старика.

Послушай! Снеси-ка это от меня старому господину! У меня два оловянных солдатика, так вот ему один! Старый господин, ведь, так одинок, бедный!

Слуга, видимо, обрадовался, кивнул головой и отнёс солдатика в старый дом. Потом тот же слуга явился к мальчику спросить, не пожелает ли он сам навестить старого господина. Родители позволили, и мальчик отправился в гости.

Медные бляхи на перилах лестницы блестели ярче обыкновенного, точно их вычистили в ожидании гостя, а резные трубачи - на дверях были, ведь, вырезаны трубачи, выглядывавшие из тюльпанов, - казалось, трубили изо всех сил, и щёки их раздувались сильнее, чем всегда. Они трубили: «Тра-та-та-та! Мальчик идёт! Тра-та-та-та!» - Двери отворились, и мальчик вошёл в коридор. Все стены были увешаны старыми портретами рыцарей в латах и дам в шёлковых платьях; рыцарские доспехи бряцали, а платья шуршали… Потом мальчик прошёл лестницу, которая сначала шла высоко вверх, а потом опять вниз, и очутился на довольно-таки ветхой террасе с большими дырами и широкими щелями в полу, из которых выглядывала зелёная трава и листья. Вся терраса, весь двор и даже вся стена дома были увиты зеленью, так что терраса смотрела настоящим садом, а на самом-то деле это была только терраса! Тут стояли старинные цветочные горшки в виде голов с ослиными ушами; цветы росли в них как хотели. В одном горшке так и лезла через край гвоздика: зелёные побеги её разбегались во все стороны, и гвоздика как будто говорила: «Ветерок ласкает меня, солнышко целует и обещает подарить мне в воскресенье ещё цветочек!»

С террасы мальчика провели в комнату, обитую свиною кожей с золотым тиснением.

Да, позолота-то сотрётся,
Свиная ж кожа остаётся!

говорили стены.

В той же комнате стояли разукрашенные резьбою кресла с высокими спинками.

Садись! Садись! - приглашали они, а потом жалобно скрипели. - Ох, какой лом в костях! И мы схватили ревматизм, как старый шкаф. Ревматизм в спине! Ох!

Затем мальчик вошёл в комнату с большим выступом на улицу. Тут сидел сам старичок-хозяин.

Спасибо за оловянного солдатика, дружок! - сказал он мальчику. - И спасибо, что сам зашёл ко мне!

«Так, так» или, скорее, «кхак, кхак!» - закряхтела и заскрипела комнатная мебель. Стулья, столы и кресла просто лезли друг на друга, чтобы взглянуть на мальчика, но их было так много, что они только мешали один другому.

На стене висел портрет прелестной молодой дамы с живым весёлым лицом, но причёсанной и одетой по старинной моде: волосы её были напудрены, а платье стояло колом. Она не сказала ни «так», ни «кхак», но ласково смотрела на мальчика, и он сейчас же спросил старика:

Где ты её достал?

В лавке старьёвщика! - отвечал тот. - Там много таких портретов, но никому до них нет и дела: никто не знает, с кого они писаны, - все эти лица давным-давно умерли и похоронены. Вот и этой дамы нет на свете лет пятьдесят, но я знавал её в старину.

Под картиной висел за стеклом букетик сушёных цветов; им, верно, тоже было лет под пятьдесят, - такие они были старые! Маятник больших старинных часов качался взад и вперёд, стрелка двигалась и всё в комнате старело с каждою минутой, само того не замечая.

У нас дома говорят, что ты ужасно одинок! - сказал мальчик.

О! меня постоянно навещают воспоминания прошлого… Они приводят с собой столько знакомых лиц и образов!.. А теперь вот и ты навестил меня! Нет, мне хорошо!

И старичок снял с полки книгу с картинками. Тут были целые процессии, диковинные кареты, которых теперь уж не увидишь, солдаты, похожие на трефовых валетов, городские ремесленники с развевающимися знамёнами. У портных на знамёнах красовались ножницы, поддерживаемые двумя львами, у сапожников же не сапоги, а орёл о двух головах; сапожники, ведь, делают всё парные вещи. Да, вот так картинки были!

Старичок-хозяин пошёл в другую комнату за вареньем, яблоками и орехами. Нет, в старом доме, право, было прелесть как хорошо!

А мне просто невмочь оставаться здесь! - сказал оловянный солдатик, стоявший на сундуке. - Тут так пусто и печально. Нет, кто привык к семейной жизни, тому здесь не житьё. Сил моих больше нет! День тянется здесь без конца, а вечер и того дольше! Тут не услышишь ни приятных бесед по душе, какие вели, бывало, между собою твои папаша с мамашей, ни весёлой возни ребятишек, как у вас! Старый хозяин так одинок! Ты думаешь, его кто-нибудь целует? Глядит на него кто-нибудь ласково? Бывает у него ёлка? Получает он подарки? Ничего! Вот разве гроб он получит!.. Нет, право, я не выдержу такого житья!

Ну, ну, полно! - сказал мальчик. - По-моему, здесь чудесно; сюда, ведь, заглядывают воспоминания и приводят с собою столько знакомых лиц!

Что-то не видал их, да они мне и незнакомы! - отвечал оловянный солдатик. - Нет, мне просто не под силу оставаться здесь!

А надо! - сказал мальчик.

В эту минуту в комнату вошёл с весёлою улыбкой на лице старичок, и чего-чего он только ни принёс! И варенья, и яблок, и орехов! Мальчик перестал и думать об оловянном солдатике.

Весёлый и довольный вернулся он домой. Дни шли за днями; в старый дом по-прежнему посылались, а оттуда получались поклоны, и вот, мальчик опять отправился туда в гости.

Резные трубачи опять затрубили: «Тра-та-та! Мальчик пришёл! Тра-та-та!» Рыцари и дамы на портретах бряцали доспехами и шуршали шёлковыми платьями, свиная кожа говорила, а старые кресла скрипели и кряхтели от ревматизма в спине: «Ох!» Словом, всё было как и в первый раз, - в старом доме часы и дни шли один как другой, без всякой перемены.

Нет, я не выдержу! - сказал оловянный солдатик. - Я уж плакал оловом! Тут слишком печально! Пусть лучше пошлют меня на войну, отрубят там руку или ногу! Всё-таки хоть перемена будет! Сил моих больше нет!.. Теперь и я знаю, что это за воспоминания, которые приводят с собою знакомых лиц! Меня они тоже посетили, и поверь, им не обрадуешься! По крайней мере ненадолго. Под конец я готов был спрыгнуть с сундука!.. Я видел тебя и всех твоих!.. Вы все стояли передо мною, как живые!.. Это было утром в воскресенье… Все вы, ребятишки, стояли в столовой, такие серьёзные, набожно сложив руки, и пели утренний псалом… Папа и мама стояли тут же. Вдруг дверь отворилась, и вошла незваная двухгодовалая сестрёнка ваша Маня. А ей стоит только услыхать музыку или пение - всё равно какое - сейчас начинает плясать. Вот она и принялась приплясывать, но никак не могла попасть в такт, - вы пели так протяжно… Она поднимала то одну ножку, то другую и вытягивала шейку, но дело не ладилось. Никто из вас даже не улыбнулся, хоть и трудно было удержаться. Я таки и не удержался, засмеялся про себя, да и слетел со стола! На лбу у меня вскочила большая шишка - она и теперь ещё не прошла - и поделом мне было!.. Много и ещё чего вспоминается мне… Всё, что я видел, слышал и пережил в вашей семье так и всплывает у меня перед глазами! Вот каковы они, эти воспоминания, и вот что они приводят с собой!.. Скажи, вы и теперь ещё поёте по утрам? Расскажи мне что-нибудь про малютку Маню! А товарищ мой, оловянный солдатик, как поживает? Вот счастливец!.. Нет, нет, я просто не выдержу!..

Ты подарен! - сказал мальчик. - И должен оставаться тут! Разве ты не понимаешь этого?

Старичок-хозяин явился с ящиком, в котором было много разных диковинок: какие-то шкатулочки, флакончики и колоды старинных карт; таких больших, расписанных золотом, теперь уж не увидишь! Старичок отпёр для гостя и большие ящики старинного бюро и даже клавикорды, на крышке которых был нарисован ландшафт. Инструмент издавал под рукой хозяина тихие дребезжащие звуки, а сам старичок напевал при этом какую-то заунывную песенку.

Эту песню певала когда-то она! - сказал он, кивая на портрет, купленный у старьёвщика, и глаза его заблестели.

Я хочу на войну! Хочу на войну! - завопил вдруг оловянный солдатик и бросился с сундука.

Куда же он девался? Искал его и сам старичок-хозяин, искал и мальчик - нет нигде, да и только.

Ну, я найду его после! - сказал старичок, но так и не нашёл. Пол весь был в щелях, солдатик упал в одну из них и лежал там, как в открытой могиле.

Вечером мальчик вернулся домой. Время шло; наступила зима; окна замёрзли, и мальчику приходилось дышать на них, чтобы оттаяло хоть маленькое отверстие, в которое бы можно было взглянуть на улицу. Снег запорошил все завитушки и надпись на карнизах старого дома и завалил лестницу, - дом стоял словно нежилой. Да так оно и было: старичок, хозяин его, умер.

Вечером к старому дому подъехала колесница, на неё поставили гроб и повезли старичка за город в фамильный склеп. Никто не шёл за гробом, - все друзья старика давным-давно умерли. Мальчик послал вслед гробу воздушный поцелуй.

Несколько дней спустя в старом доме назначен был аукцион. Мальчик видел из окошка, как уносили старинные портреты рыцарей и дам, цветочные горшки с длинными ушами, старые стулья и шкафы. Одно пошло сюда, другое туда; портрет дамы, купленный в лавке старьёвщика, вернулся туда же, да так там и остался: никто, ведь, не знал этой дамы, никому и не нужен был её портрет.

Весною приступили к сломке старого дома - этот жалкий сарай давно уже мозолил всем глаза - и с улицы можно было заглянуть в самые комнаты с обоями из свиной кожи, висевшей клочьями; зелень на террасе разрослась ещё пышнее и густо обвивала упавшие балки. Наконец, место очистили совсем.

Вот и отлично! - сказали соседние дома.

Вместо старого дома на улице появился новый, с большими окнами и белыми, ровными стенами. Перед ним, то есть собственно на том самом месте, где стоял прежде старый дом, разбили садик, и виноградные лозы потянулись оттуда к стене соседнего дома. Садик был обнесён железною решёткой, и вела в него железная же калитка. Всё это выглядело так нарядно, что прохожие останавливались и глядели сквозь решётку. Виноградные лозы были усеяны десятками воробьёв, которые чирикали наперебой, но не о старом доме, - они, ведь, не могли его помнить; с тех пор прошло столько лет, что мальчик успел сделаться мужчиною. Из него вышел дельный человек на радость своим родителям. Он только что женился и переехал с своею молодою женой как раз в этот новый дом с садом. Оба они были в саду; муж смотрел, как жена сажала в клумбу какой-то приглянувшийся ей полевой цветок. Вдруг молодая женщина вскрикнула:

Ай! Что это?

Она укололась, - из мягкой рыхлой земли торчало что-то острое. Это был - да, подумайте! - оловянный солдатик, тот самый, что пропал у старика, валялся в мусоре и, наконец, много-много лет пролежал в земле.

Молодая женщина обтёрла солдатика сначала зелёным листком, а затем своим тонким носовым платком. Как чудесно пахло от него духами! Оловянный солдатик словно очнулся от обморока.

Дай-ка мне посмотреть! - сказал молодой человек, засмеялся и покачал головой. - Ну, это, конечно, не тот самый, но он напоминает мне одну историю из моего детства!

И он рассказал жене о старом доме, о хозяине его и об оловянном солдатике, которого послал бедному одинокому старичку. Словом, он рассказал всё, как было в действительности, и молодая женщина даже прослезилась, слушая его.

А, может быть, это и тот самый оловянный солдатик! - сказала она. - Я спрячу его на память. Но ты непременно покажи мне могилу старика!

Я и сам не знаю, где она! - отвечал он. - Да и никто не знает! Все его друзья умерли раньше его, никому не было и дела до его могилы, я же в те времена был ещё совсем маленьким мальчуганом.

Как ужасно быть таким одиноким! - сказала она.

Ужасно быть одиноким! - сказал оловянный солдатик. - Но какое счастье сознавать, что тебя не забыли!

Оказалось, что это говорил лоскуток свиной кожи, которою когда-то были обиты комнаты старого дома. Позолота с него вся сошла, и он был похож скорее на грязный комок земли, но у него был свой взгляд, и он высказал его:

Да, позолота-то сотрётся,
Свиная ж кожа остаётся!

Оловянный солдатик, однако, с этим не согласился.

Краткое содержание Кукольный дом

Действующие лица

Адвокат Хельмер

Hopа, его жена

Доктор Ранк

Фру Линне

Частный поверенный Крогстад

Трое маленьких детей Хельмеров

Анна-Мария, их няня

Служанка Хельмеров

Посыльный

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

«Квартира Хельмеров. Уютная комната, обставленная со вкусом, но недорогими мебелью ». Между дверью прихожей и кабинета стоит пианино, у окна круглый стол, кресло, диванчик, у изразцовой печки несколько кресел и качалка. На стенах гравюры. Этажерка с разными безделушками, шкаф с книгами в роскошных переплетах. На полу ковер …

Зимний день. В печке огонь ».
В комнату входит напевая Нора с пакетами и свертками. В прихожей стоит посыльный, принесший елку. Нора рассчитывается с ним, потом достает из кармана печенье, съедает несколько, другой прячет в карман и тщательно вытирает губы.

«Где жаворонок запел, белочка возится?» — Слышится голос Хельмера из кабинета. «Птичка снова летала сорить деньгами?» — Говорит мужчина, выходя из кабинета.

«Торвальд, это первое Рождество, когда мы можем так не ограничивать себя. Ты теперь будешь зарабатывать много-много денег », — весело отвечает Нора.

Нора с удовольствием показывает подарки детям на Рождество, забирает подальше пакет, в котором подарок для мужчины. Хельмеру тоже надо что-то подарить жене, и Нора просит мужа дать ей денег, а она сама купит себе, что захочет.

Хельмер соглашается, но просит Нору не тратить все на хозяйство и купить что-то для себя. Мужчина недоумевает, как много она тратит и часто не может объяснить, куда делись деньги. Он считает жену такой же транжирой, каким был ее отец. Впрочем, сегодня Рождество, хорошее вино уже заказано, придет доктор Ранк, и семья радостно встречать праздник. Нори уже не придется, как в прошлом году, три недели самой готовить украшения на елку, ведь Хельмер добился определенного успеха, стал директором акционерного банка.

Веселую беседу супругов прервал звонок. Служанка заводит в комнату женщину, в которой Нора едва узнала давнюю подругу Кристину.

Они не виделись десять лет. Фру Линне овдовела, и муж не оставил ей ни состояния, ни детей.
Женщины сели поближе к огню, чтобы согреться и рассказать, как они жили все это время. Нора стала извиняться, что не писала подруге, потом похвасталась своей жизнью, детьми, мужем. Конечно, было время, когда и ей приходилось зарабатывать деньги разными мелочами: шитьем, вязанием, вышиванием, переписыванием бумаг, перед прошлыми рождественскими праздниками она три недели, закрывшись в своей комнате, писала, а муж думал, что Нора строит украшения на елки. Но, к счастью, теперь они состояния.

Нора еще бы продолжала рассказывать о своей жизни, и вдруг увидела печальные, измученные глаза Кристины. Ей стало немного стыдно, и она попросила подругу рассказать о себе.

Кристина вышла замуж за богатого нелюбимого, чтобы иметь возможность помогать больной матери и двум меньшим братьям. Дела мужа были ненадежными. «И когда он умер, все погибло, ничего не осталось … Ей пришлось перебиваться мелкой торговлей, маленькой школой и вообще — чем придется ». Последние три года тянулись для него, «как один длинный, сплошной день без отдыха». Теперь мать умерла, мальчики стали на ноги и в ее душе образовалась страшная пустота: не для кого и для чего жить. Вот поэтому она покинула то медвежий угол, где жила, и приехала в город, мечтая «получить какую-то постоянную службу, какую канцелярскую работу».

Нора посоветовала Кристине поехать куда-то отдохнуть, но и только горько улыбнулась: у нее нет папы, который дал бы денег на дорогу. Тогда Нора согласилась поговорить с мужем о работе для подруги.

«Как это хорошо, Нора, ты так горячо берешься за мое дело … Вдвое хорошо с твоей стороны, — тебе же так мало знакомы житейские заботы и хлопоты », — грустно ответила Кристина. Она думала, что подруга «ничего такого не испытала в этом трудном жизни». И действительно, Нора была похожа на ребенка: веселая, бойкая, красивая, хорошо одетая, дорогая «белочка и жаворонок» для своего мужа. И вдруг Нора рассказала Кристине, что не доверила никому.

Когда она ждала второго ребенка, ее любимый мужчина Торвальд тяжело заболел. Врач сказал Норе, что он умрет, если не поедет лечиться в Италию. Нора не могла сказать об этом мужу и старалась всячески выпутаться: говорила, что хочет поехать на юг, «плакала и просила, говорила, что теперь в ее положении надо ей всячески угождать, намекала, что можно занять денег». Но Торвальд сказал, что у нее ветер в голове и что его обязанность как человека не потакать ее прихотям. Именно в эти дни умер папа Норы. Вот тогда ей и пришлось сделать такое, о чем человек даже не догадывается. Возможно, когда-то, когда Нора перестанет нравиться Торвальд, как теперь, когда его уже не будут развлекать ее «танцевания, переодевания, декламации», она расскажет ему, как спасала его жизнь, как потом экономила каждую копейку, как покупала себе дешевое платье. А пока она счастлива, потому что у нее прекрасные дети, любимый муж, достаток в доме.
Вдруг раздался звонок. Служанка завела в комнату адвоката Крогстада. «Фру Линне, пораженная, вздрогнув, отворачивается к окну».

Нора тоже поражена этим визитом. Крогстад говорит, занимающий небольшую должность в акционерном банке и пришел в личном деле в Хельмера. Он заходит в кабинет. Кристина расспрашивает Нору об адвокате, узнает о том, что он вдовец и имеет маленьких детей.

Из кабинета выходит товарищ Торвальда врач Ранк. Он рассказывает женщинам, Крогстад очень плохой человек. «У него подгнило же корни», он всегда разнюхивать, «не пахнет где моральной гнилью». Вот и сейчас он пришел к Хельмера в своих гнусных делах.

Вдруг Нора осознала, что ее муж имеет большое влияние в банке, и она весело рассмеялась. Когда Торвальд зашел к ним в комнату, Нора обратилась к нему с просьбой устроить Кристину на работу, потому что она «раз отличная конторщица, и ей очень хочется работать в знающего человека, чтобы подучиться еще больше …» Хельмер пообещал предоставить ей место.

Фру Линне и врач Ранк прощаются и выходят вместе с ними уходит Хельмер, а в комнату входит няня Анна-Мария с детьми. Нора бросилась к малышам, стала раздевать их, не забывая спрашивать, что они видели на улице. Затем начинает играть с ними в жмурки. «Игра сопровождается смехом, весельем: прячутся и в этой комнате, и в соседней … Полный восторг ». Никто не видит, как появляется Крогстад. Некоторое время он наблюдает за игрой, а затем обращается к Норе. Женщина отправляет детей к няне, обещая продолжить игру с ними позже, и обращается к адвокату. Она уверена, что он вернулся за деньгами, которые она у него когда-то одолжила. Но при расчете еще не наступил, то что же он хочет? Адвокат расспрашивает о фру Линн, и Нора с вызовом говорит, что выпросила у мужа место для подруги. Но Крогстад словно ждал этих слов. Он посоветовал Норе использовать свое влияние на мужа, чтобы Хельмер оставил ему должность и не выгонял с работы за дело, не дошло до суда. А это дело было не хуже, чем та, которая сделала Нора. Он пояснил растерянной женщине, что знает о поддельном ней подпись отца на долговом обязательстве, под которое Нора получила крупную сумму на лечение мужа.

Нора пыталась объяснить, что в то время его отец умирал, а потому она не могла придать ему хлопот еще и болезнью мужа, что она нарушила закон от большой любви к дорогим ему людям. Но адвокат сказал, что «закон не интересуется причинами», а потому, когда он подаст этот документ, его осудят по закону;

Когда Крогстад пошел Норе было уже не до игры с детьми.
Пришел Хельмер, стал расспрашивать, зачем приходил Крогстад, которого он видел у ворот, и Нора заговорила о костюмированный бал, попросила мужа помочь ей подобрать костюм, а потом, между прочим, заговорила о делах Крогстада. Хельмер строго объяснил жене, что тот «виноват в подделке документов» или по бедности, то по легкомыслию, но это преступление. Конечно, «иногда тот, кто упал, может вновь подняться нравственно, если откровенно признает свою вину и понесет наказание», но Крогстад выкручивался, врал до последнего. Он не имеет морального права не только работать в банке, а также воспитывать собственных детей, ведь «дети с каждым глотком воздуха воспринимают зародыши зла» с «отравленной ложью атмосферы домашней жизни».

Хельмер ушел в кабинет поработать над бумагами, а поражена его словам Нора, бледнея от ужаса, повторяла: «Испортить своих малышей! .. Отравить семью! Это неправда. Не может быть правдой, никогда, никогда в мире »

Действие второе

Та же комната. В углу стоит елка, без игрушек, с обгоревшими свечами. Нора сама; волнуясь, ходит по комнате.

Женщина взволнованно смотрит на ящик для писем, которая пока пуста. Ей не хочется верить, что Крогстад выполнит свою угрозу и расскажет мужу о ее вину. Нора готовится к маскараду. Няня Анна-Мария помогает ей, и между женщинами заходит разговор о поступке служанки, которая вынуждена была покинуть дочь, когда стала кормилицей у Норы. Но дочь не забыла мать, писала ей.

В комнату заходит фру Линне и начинает помогать чинить костюм на бал. За шитьем заходит разговор о докторе Ранка, и фру Линн советует Норе порвать с Утром, ведь она решила, что именно доктор — тот богатый поклонник, который дает Норе деньги. Потрясенная Нора объясняет, что доктор всегда был только другом семьи, а деньги она получила другим путем.

Из прихожей входит Хельмер с папкой бумаг. Нора ластится к нему, обещает петь жаворонком во всех комнатах, изобразить сильфиды, станцевать при лунном свете, если он оставит Крогстаду его должность в банке, ведь адвокат может написать в газеты отвратительную ложь о Торвальда. Но мужчина напоминает Норе, что он всегда был и остается безупречным чиновником, а потому не боится никакой лжи. Более того, Торвальда шокирует то, что Крогстад говорит ему «ты», козыряя их давним знакомством. Не колеблясь, Хельмер отсылает в банк приказ об увольнении адвоката.

Нора в отчаянии. Она заклинает супруга вернуть письма, но тот лишь снисходительно улыбается, растроганный, как ему кажется, заботой жены о его репутацию.

Звонок в прихожей. Нора идет открывать дверь. В комнату заходит доктор Ранк. Он узнал, что умирает от неизлечимой болезни, которую ему дал в наследство отец-гуляка. Стоя на пороге вечности, доктор признается, что любит Нору и готов ради нее на все. Потрясенная Нора, которая хотела попросить Ранка об услуге, упрекает доктору за это признание, но уверяет, что будет относиться к нему как к другу семьи.
Служанка принесла Норе визитку. Доктор заметил беспокойство молодой женщины, но она заверила, что ничего не произошло, и попросила гостя задержать Торвальда в кабинете.

Ранк выходит в одни двери, а во второй заходит Крогстад. Он говорит, что залоговый лист при нем, но он не начнет против Норы судебного преследования, если Хельмер создаст для него новую, более высокую должность и поможет встать на ноги. Но Нора знает, что ее муж ни этого не сделает.

Крогстад хорошо понимает состояние женщины. Он повторяет ей ее собственные мысли, что в случае разоблачения она вынуждена бросить семью и дом или даже покончить с собой. Но ловкий крючкотворов говорит, что тогда он будет иметь власть уже не над ней, а над ее памятью. Чтобы этого не произошло, Хельмер должен сделать Крогстада своей правой рукой.

Адвокат выходит в прихожую и опускает письмо в ящик. Нора в отчаянии признается фру Линне, что заняла деньги у Крогстада, который шантажировал ее, а теперь решил погубить совсем.

Кристина говорит, что когда-то хорошо знала Крогстада, который ради нее готов на все, и уговорит его вернуть письмо. А пока Нора упросила мужа отложить все дела, не читать писем, потому что он должен помочь ей восстановить в памяти танец, который она танцевать завтра. Хельмер соглашается, садится за пианино и начинает играть. Нора, смеясь и потрясая тамбурином, танцует запальнише, чем нужно, и не слушает указаний мужа. Она танцевала так, словно речь шла о жизни и смерти. Хотя так оно и было в действительности.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Та же комната. У стола сидит фру Линне и ждет Крогстада. На лестнице слышны тихие шаги, и адвокат осторожно переступает через порог.

Кристина и Крогстад не просто давние знакомые. Много лет назад она отказала адвокату и вышла замуж за старого богача, чтобы иметь возможность содержать больную мать и младших братьев. А сейчас эти двое были похожи на людей, терпящих бедствие в море житейском и выплыли на обломках.

Кристина первой предложила подать друг другу руки, ведь «двум, вместе — на обломках быть все-таки надежнее, лучше, чем держаться порознь, каждому отдельно».

Крогстад не мог поверить, ведь Кристина хорошо знала его прошлое. Но она хотела «кого-то любить, о ком-то заботиться, заменить кому-то мать», а детям адвоката нужна была мать. Крогстад готов был дождаться Хельмеров, которые сейчас были на балу, и вернуть письма, но фру Линн остановила его. Она хотела, чтобы Хельмер все узнал, а «несчастная тайна пусть появится на свет Божий».

Праздник закончился, и Хельмер вернулись домой. Торвальд был восхищен красотой жены, танцем. Он любит ее, гордится ею и готов говорить о своих чувствах еще и еще. Поток признаний и комплиментов прерывает доктор Ранк, что тоже говорит о следующем бал, на котором он появится в костюме невидимки. Он сделал исследования и убедился, что доживает последние дни. Но, прощаясь с супругами, доктор говорит не о себе. Он называет Нору Баловням судьбы, лучшей среди женщин.

Хельмер не забыл почтовый ящик, который был уже совсем переполнена. Он своим ключом открыл ее и сверху увидел визитки доктора Ранка. Над именем стоял черный крест, будто карты сообщали о смерти. Торвальд понял, что доктор простился с ними навсегда, и горько вздохнул. Но взгляд его засветился любовью, когда он посмотрел на жену. В восторге он сказал: «Не раз мне хотелось, чтобы тебе грозило неминуемое бедствие и чтобы я мог поставить на карту свою жизнь и кровь — и все, все ради тебя». Нора отстранилась и твердым голосом приказала мужчине прочитать письма.

Торвальд пошел в кабинет, а Нора, блуждая взглядом по комнате, берет маскарадный костюм мужа и собирается уходить из дома. Вдруг на пороге появляется Хельмер с раскрытым письмом в руке. Нора пытается выйти, но он закрывает дверь и начинает ходить по комнате, говоря, что восемь лет его радость, его гордость, его милый жаворонок «была лицемерная, лживая … хуже, хуже … преступница! О, безупречное пропасть грязи, уродства! Тьфу! Тьфу! «Хельмер не позволял Норе слова произнести и говорил о себе, о своей загубленной карьере, уничтожено доброе имя. Он не мог прийти, но практичность в делах позволила ему сосредоточиться на том, как уладить дело. Конечно, для отвода глаз в семье должно оставаться все так, как раньше. Но детей Нора не воспитывать больше, потому что он не доверяет ей.

Воспалительную тираду Хельмера перебила служанка, которая принесла письмо от Крогстада, в котором тот пишет, что раскаивается в своих поступках и уничтожит доказательства преступления Норы. Хельмер, прочитав письмо, начал снова говорить о своей любви, о том, что прощает Нору, ведь она совершила преступление из большой любви к нему. Завтра все забудется, птица опять будет весело петь. Но теперь она будет и женой и ребенком, а он станет его волей, его совестью.
Нора медленно сняла маскарадный костюм мужа, в который было нарядилась, и спокойно обратилась к Торвальда. Она напомнила, что в течение восьми лет супружества «ни разу не обменялись серьезными мыслями о серьезных вещах». Сначала отец, а потом муж играли ею, как куклой. Она жила у родных людей, как старец, которого кормят и одевают, а его дело — развлекать, забавлять. Весь большой дом был только кукольный дом, а Нора была здесь дочерью, куклой. А дети уже стали ее куклами. Ей нравилось, что муж играет, играет с ней, а детям нравится, что мама играет и играет с ними. Оказалось, что истинное воспитание детей не под силу Норе, и она решила покинуть семью и уехать в город, где родилась.

Хельмер напомнил Норе о ее обязанность матери и жены, но она тихо ответила, что еще долг перед собой. Она должна стать человеком, должен проверить, правду ли говорил пастор о Боге, правильные те законы, по которым «женщина не имеет права помиловать своего умирающего старика, не вправе спасти жизнь мужу». Она хочет присмотреться к обществу, к жизни. Пока она мало понимает, но точно знает, что не любит Торвальда, ибо он оказался не тем, за кого она его считала. Нора ждала чуда: человек должен был вступиться за нее и взять всю вину на себя. А он думал только о своей карьере, которая будет уничтожена, и о своей чести, которая будет запятнана. Однако, когда прошел страх, Торвальд поступил так, будто ничего не произошло. Вот этого момента между супругами и пролегла бездна.

Торвальд совсем растерялся. Он обещал измениться, но Нора заявила, что это может произойти лишь тогда, когда у него не будет куклы. Она отдала ему свое обручальное кольцо, забрала его кольцо и вышла из дома с одним маленьким саквояжем.

Хельмер бессильно падает на стул, закрывает лицо руками. В доме стало пусто без Норы. Но он с надеждой вспоминает слова жены, что брак может спасти новое чудо — их преобразования.

Мариам Петросян

ДОМ, В КОТОРОМ…

(Книга первая)

Дом стоит на окраине города. В месте, называемом «Расческой». Длинные многоэтажки здесь выстроены зубчатыми рядами с промежутками квадратно-бетонных дворов - предполагаемыми местами игр молодых «расчесочников». Зубья белы, многоглазы, и похожи один на другой. Там, где они еще не выросли - обнесенные заборами пустыри. Труха снесенных домов, гнездилища крыс и бродячих собак, гораздо более интересные молодым «расчесочникам», чем их собственные дворы - интервалы между зубьями.

На нейтральной территории между двумя мирами - зубцов и пустырей - стоит Дом. Его называют Серым. Он стар и по возрасту ближе к пустырям - захоронениям его ровесников. Он одинок - другие дома сторонятся его - и не похож на зубец, потому что не тянется вверх. В нем три этажа, фасад смотрит на трассу, у него тоже есть двор - длинный прямоугольник, обнесенный сеткой. Когда-то он был белым. Теперь он серый спереди и желтый с внутренней, дворовой стороны. Он щетинится антеннами и проводами, осыпается мелом и плачет трещинами. К нему жмутся гаражи и пристройки, мусорные баки и со бачьи будки. Все это со двора. Фасад гол и мрачен, каким ему и полагается быть.

Серый Дом не любят. Никто не скажет об этом вслух, но жители «Расчесок» предпочли бы не иметь его рядом. Они предпочли бы, чтобы его не было вообще.

КУРИЛЬЩИК.

Некоторые преимущества спортивной обуви

Все началось с красных кроссовок. Я нашел их на дне сумки. Сумка для хранения личных вещей - так это называется. Только никаких личных вещей там не бывает. Пара вафельных полотенец, стопка носовых платков и грязное белье. Все как у всех. Все сумки, полотенца, носки и трусы одинаковые, чтобы никому не было обидно.

Кроссовки я нашел случайно. Давно забыл о них. Старый подарок, уже и не вспомнить чей, из прошлой жизни. Ярко-красные, запакованные в блестящий пакет, с полосатой, как леденец подошвой. Я разорвал упаковку, по гладил огненные шнурки и быстро переобулся. Ноги приобрели странный вид. Какой-то непривычно ходячий. Я и забыл, что они могут быть такими.

В тот же день после уроков Джин отозвал меня в сторонку и сказал, что ему не нравится, как я себя веду. Показал на кроссовки и велел снять их. Не стоило спрашивать, зачем это нужно, но я спросил.

Они привлекают внимание, - сказал он.

Для Джина это нормально - такое объяснение.

Ну и что? - возразил я. - Пусть себе привлекают.

Он ничего не ответил. Поправил шнурок на очках, улыбнулся, и уехал. А вечером я получил записку. Только два слова: «Обсуждение обуви». И понял, что попался.

Сбривая пух со щек, я порезался и разбил стакан из-под зубных щеток. Отражение, смотревшее на меня из зеркала, выглядело до смерти напуганным, но на самом деле я не боялся. Мне было все равно. Я даже кроссовки не стал снимать.

Собрание проводилось в классе. На доске написали: «Обсуждение обуви». Цирк и маразм. Только мне было не до смеха, потому что я устал от этих игр, от умниц-игроков и самого этого места. Устал так сильно, что почти уже разучился смеяться.

Меня посадили у доски, чтобы все могли видеть предмет обсуждения. Слева за столом сидел Джин и сосал ручку. Справа Длинный Кит с треском гонял шарик по коридорчикам пластмассового лабиринта, пока на него не посмотрели осуждающе.

Кто хочет высказаться? - спросил Джин.

Высказаться хотели многие. Почти все. Для начала слово предоставили Сипу. Наверное, чтобы побыстрее отделаться.

Выяснилось, что всякий человек пытающийся привлечь к себе внимание, есть человек самовлюбленный и нехороший, способный на что угодно и воображающий о себе невесть что, в то время как на самом деле он просто-на просто пустышка. Ворона в павлиньих перьях. Или что-то в этом роде. Сип прочел басню о вороне. Потом стихи об осле, угодившем в озеро и потонувшем из-за собственной глупости. Потом он собрался было спеть что-то на ту же тему, но его уже никто не слушал. Сип надул щеки, расплакался и замолчал. Ему сказали спасибо, передали платок, заслонили учебником и предоставили слово Гулю.

Гуль говорил еле слышно, не поднимая головы, как будто считывал текст с поверхности стола, хотя ничего, кроме поцарапанного пластика, там не было. Белая челка лезла в глаз, он поправлял ее кончиком пальца, смоченным слюной. Палец фиксировал бесцветную прядь на лбу, но как только отпускал, она тут же сползала обратно в глаз. Чтобы смотреть на Гуля долго, нужно иметь стальные нервы. Поэтому я на него не смотрел. От моих нервов и так остались одни ошметки, незачем было лишний раз их терзать.

К чему пытается привлечь внимание обсуждаемый? К своей обуви, казалось бы. На самом деле это не так. Посредством обуви он привлекает внимание к своим ногам. То есть афиширует свой недостаток, тычет им в глаза окружающим. Этим он как бы подчеркивает нашу общую беду, не считаясь с нами и нашим мнением. В каком-то смысле, он по-своему издевается над нами…

Гуль еще долго размазывал эту кашу. Палец сновал вверх и вниз по переносице, белки наливались кровью. Я знал наизусть все, что он может сказать - все, что вообще принято говорить в таких случаях. Слова, вылезавшие из Гуля были такими же бесцветными и пересушенными, как он сам, его палец и ноготь на пальце.

Потом говорил Топ. Примерно то же самое и так же нудно. Потом Ниф, Нуф и Наф. Тройняшки с поросячьими кличками. Они говорили одновременно, перебивая друг друга, и на них я как раз смотрел с большим интересом, потому что не ожидал, что они станут участвовать в обсуждении. Им, должно быть, не понравилось, как я на них смотрю, или они застеснялись, но от этого получилось только хуже. От них мне досталось больше всех. Они припомнили мою привычку загибать страницы книг (а ведь книги читаю не я один), то, что я не сдал свои носовые платки в фонд общего пользования (хотя нос растет не у меня одного), что сижу в ванне дольше положенного (двадцать восемь минут вместо двадцати), толкаюсь колесами при езде, (а ведь колеса надо беречь!), и наконец, добрались до главного - до того, что я курю. Если конечно можно назвать курящим человека, выкуривающего в течение трех дней одну сигарету.

Меня спрашивали, знаю ли я, какой вред наносит никотин здоровью окружающих. Конечно, я знал. Я вполне уже мог читать лекции на эту тему, потому что за полгода они скормили мне столько брошюр, статей и высказываний о вреде курения, что хватило бы человек на двадцать и еще осталось бы про запас. Мне рассказали о раке легких. Потом отдельно о раке. Потом о сердечнососудистых заболеваниях. Потом еще о каких-то кошмарных болезнях, но про это я уже слушать не стал. О таких вещах они могли говорить часами. Ужасаясь и содрогаясь. Как дряхлые сплетницы, обсуждающие убийства и несчастные случаи, пуская при этом слюни от восторга. Аккуратные мальчики в чистых сорочках, серьезные и положительные. Под их лицами прятались старушечьи физиономии, изъеденные ядом. Я угадывал их не в первый раз и уже не удивлялся. Они надоели мне до того, что хотелось отравить никотином всех сразу и каж дого в отдельности. К сожалению, это было невозможно. Свою несчастную сигарету-трехдневку я выкуривал тайком в учительском туалете. Даже не в нашем, боже упаси! И если кого и травил, так только тараканов, по тому что никто, кроме тараканов, туда не наведывался.