Пуля для посла. как ссср защищал своих дипломатов от террористов

28 июня 1923 года, РПЦ официально признала Советскую Власть. В годы ВОВ РПЦ поддержала Советскую Власть в борьбе с нацизмом..
***
С первых дней церковь открыто выступала против Советской власти. Духовенство с восторгом встретило начало гражданской войны, выступая на стороне белогвардейцев интервентов, благословляя их на борьбу. Наивно полагать, что они руководствовались какими-то высокодуховными целям. Их интерес в свержении Советской власти был вполне материален – возврат утраченного положения, влияния, имущества, земель и конечно же, доходов. Участие церкви в борьбе с большевизмом не ограничивалось одними только призывами. Достаточно вспомнить сформированные в Сибири белогвардейские религиозные воинские части, такие как «Полк Иисуса», «Полк Богородицы», «Полк Ильи Пророка» и другие. Под Царицыным принимал участие в боевых действиях «Полк Христа-Спасителя», сформированный исключительно из лиц духовного звания. Настоятель Ростовского собора Верховский, священник Кузнецов из Усть-Пристани и многие другие возглавляли самые настоящие банды, состоящие из недобитых кулаков. Монастыри часто служили убежищем для различного рода белогвардейцев и бандитов. Руководитель белогвардейского мятежа в Муроме, Полковник Сахаров, укрывался в Спасском монастыре. Попы выдавали оккупантам сочувствующих Советской власти, нередко нарушая при этом тайну исповеди, что являлось тяжким грехом. Но видимо вопросы веры и морали попов никогда особо не смущали. Фактов антисоветской деятельности церкви в Гражданской войне множество.

В Советском государстве не был расстрелян, арестован или осуждён ни один священник за то, что он был священником. Не было такой статьи. Советская власть никогда не подвергала преследованием людей, имеющих отношение к церкви. Советская власть беспощадно боролась только со своими врагами и неважно во что они были одеты – в поповскую рясу, военный мундир или гражданскую одежду. Служители культа пользовались правами обычных граждан и никаким гонениям со стороны властей не подвергались.
***
Когда в начале двадцатых годов, в стране, разорённой гражданской войной, вспыхнул голод, советская власть обратилась к РПЦ с просьбой дать взаймы государству предметы из золота, серебра и драгоценных камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа. Драгоценности были необходимы для закупки продовольствия за рубежом. Патриарх Тихон, ранее уже подвергавшийся аресту за антисоветскую деятельность, призвал не давать ничего «безбожникам», назвав такую просьбу святотатством. Но власть у нас народная и интересы народа превыше всего. Патриарх Тихон был арестован и осуждён, а драгоценности теперь уже изымались на принудительной основе. 16 июня 1923 года, осужденный Патриарх Тихон подал следующее заявление.
«Обращаясь с настоящим заявлением в Верховный Суд РСФСР, я считаю необходимым по долгу своей пастырской совести заявить следующее:
Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к Советской власти враждебно, причём враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям. Как то: обращение по поводу Брестского мира в 1918, анафематствование в том же году власти и наконец воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922. Все мои антисоветские действия за немногими неточностями изложены в обвинительном Заключении Верховного Суда. Признавая правильность решения Суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня из под стражи.
При этом я заявляю Верховному Суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежёвываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции.» - Патриарх Тихон, 16 июня 1923 г.

28 июня 1923 года патриарха Тихон обраттился с посланием к верующим...
"Отныне я определенно заявляю всем тем, что их усердие будет совершенно напрасным и бесплодным, ибо я решительно осуждаю всякое посягательство на Советскую власть, откуда бы оно ни исходило. Пусть все заграничные и внутренние монархисты и белогвардейцы поймут, что я Советской власти не враг. Я понял всю ту неправду и клевету, которой подвергается Советская власть со стороны ее соотечественных и иностранных врагов и которую они устно и письменно распространяют по всему свету. Не минули в этом обойти и меня: в газете "Новое время" от 5 мая за № 606 появилось сообщение, что будто бы мне при допросах чекистами была применена пытка электричеством. Я заявляю, что это сплошная ложь и очередная клевета на Советскую власть."
**
Окончательным Актом юридического, открытого и прямого признания и санкционирования Советов стал Указ патриарха Тихона о поминовении за богослужениями "предержащих властей страны нашей".

Эта женщина была действительно выдающейся – революционерка, феминистка, борец за права женщин, оратор, публицист, министр. Александра Михайловна Коллонтай призывала к социальному раскрепощению женщин и проповедовала идеи свободной любви. А в историю она вошла как первая в мире женщина-посол и министр СССР .

Александра Домонтович родилась в 1872 г. в генеральской семье, получила хорошее образование и воспитание. Ей была уготована традиционная участь аристократки – выйти замуж и растить детей. Но в 17 лет она отказала генеральскому сыну и императорскому адъютанту. Она сказала: «Мне безразличны его блестящие перспективы. Я выйду замуж за человека, которого полюблю». Так она и сделала – наперекор своей семье вышла замуж за бедного офицера Владимира Коллонтая. Больше всего она ценила в нем то, что с ним можно было обсуждать пути освобождения русского народа.

Но радости семейной жизни и рождение сына не могли сделать женщину абсолютно счастливой – она нуждалась в социальной реализации. Увлеченная революционными идеями, она писала: «Любила своего красивого мужа и говорила всем, что я страшно счастлива. Но мне казалось, что это «счастье» меня как-то связало. Как только мой маленький сын засыпал, я шла в соседнюю комнату, чтобы снова взяться за книгу Ленина».

Вскоре она развелась с мужем, чтобы полностью посвятить себя общественной работе. После революции 1917 г. Александра Коллонтай получила высокий партийный пост – возглавила женотдел ЦК партии. Троцкий называл ее «валькирией революции». Именно она отстояла для женщин оплачиваемый декретный отпуск, бесплатные родильные дома, детские сады и санатории.

В своих статьях Коллонтай писала: «Буржуазная мораль требовала: все для любимого человека. Мораль пролетарская предписывает: все для коллектива! Эрос займет достойное место среди членов трудового единения. Пора научить женщину брать любовь не как основу жизни, а лишь как способ выявить свое истинное я». Коллонтай призывала женщин раскрепоститься, но при этом ратовала не за беспорядочные половые связи, а за абсолютное равноправие в «новой семье».

Александра Коллонтай стала не только теоретиком, но и практиком сексуальной революции: в 45 лет она сама сделала предложение 28-летнему Павлу Дыбенко. На все осуждающие реплики она отвечала: «Мы молоды, пока нас любят!». Это была первая запись о браке в первой книге актов гражданского состояния советской России.

Дипломатическая работа Коллонтай началась в 1922 г., когда ее отправили торговым советником в Норвегию. В 1926 г. она получила назначение в Мексику, в 1930 г. – в Швецию. Говорят, что именно она уберегла Россию от войны со Швецией. СССР обязан ей заключением ряда выгодных торговых договоров. Она работала, пока болезнь не приковала ее к инвалидной коляске, и оставалась активной до 80-ти лет, до самой смерти.
Начало ХХ в. в России до сих пор вызывает много споров среди историков, в частности,

Одним из самых громких событий уходящего года стало убийство 19 декабря 2016 года в Анкаре посла России в Турции Андрея Карлова. Застреливший посла в спину Мевлют Алтынташ кричал, что мстит России за Алеппо. В последний раз с убийствами дипломатов наша страна сталкивалась в 1920-е годы. О том, как и кем они организовывались и как боролось с ними Советское государство, рассказывает директор фонда "Историческая память" Александр Дюков.

Убийство в Лозанне

Первый акт террора против советских дипломатов произошёл вечером 10 мая 1923 года: полномочный представитель Советской России в Италии Вацлав Воровский был убит выстрелом в спину в ресторане гостиницы "Сесиль" в швейцарском городе Лозанна у северного берега Женевского озера.

С ноября 1922 года в Лозанне проходила международная конференция, посвящённая выработке условий мирного договора с Турцией и условий прохода кораблей через черноморские проливы. Вопрос о проливах был для России вопросом безопасности - и потому советские представители настаивали на закрытии проливов для всех военных кораблей. Западные страны с подобным предложением были не согласны. Министр иностранных дел Великобритании лорд Джордж Керзон рассматривал советские предложения как попытку превратить Черное море "в российское озеро". С британским министром был согласен посол США: американские военные корабли должны иметь возможность "осуществлять свои мирные цели повсюду, где бы ни находились граждане и торговые суда США" (как видим, риторика Вашингтона ничуть не изменилась за прошедшие сто лет).

До февраля 1923 года дипломатическую делегацию, отстаивавшую российские интересы в Лозанне, возглавлял нарком иностранных дел Георгий Чичерин. Потом в работе конференции был сделан перерыв на несколько месяцев; когда в конце апреля 1923 года работа была возобновлена, советскую делегацию возглавил полпред Воровский. Поляк и русский революционер, левый интеллектуал, многие годы живший в эмиграции и владевший практически всеми европейскими языками Воровский был одним из выдающихся советских дипломатов, умело защищавшим интересы страны. Организаторы конференции сделали всё, чтобы затруднить его работу.

Союзники… просто решили отвергнуть мои доводы и не допускать нас на конференцию, - писал Воровский 9 мая 1923 года. - Таким образом, мы сидим здесь в качестве наблюдателей. Однако нас хотят выжить если не мытьем, так катаньем. В воскресенье заявились в отель несколько юношей с каким-то аптекарем во главе и, объявив себя делегацией национальной лиги, начали было речь о моей позиции по отношению к швейцарскому правительству. Я их не принял... Теперь они бегают по городу, кричат всюду, что заставят нас силой уехать из Швейцарии и т.п. <...> Поведение швейцарского правительства есть позорное нарушение данных в начале конференции гарантий, и всякое нападение на нас в этой архиблагоустроенной стране возможно только с ведома и попустительства властей.

На следующий день после того, как Воровский написал эти строки, он был убит.

Вечером 10 мая Воровский вместе с двумя членами советской делегации, Иваном Аренсом и Максимом Дивильковским, ужинал в ресторане гостиницы. Это был его последний ужин: бывший российский офицер-белогвардеец Морис Конради выстрелил полпреду в затылок, а потом попытался убить оставшихся дипломатов. Эти драматические события впоследствии были подробно описаны в обвинительном акте.

Конради встаёт, делает несколько шагов в направлении Воровского, держа правую руку в кармане брюк, выхватывает револьвер, целится Воровскому в голову, чуть повыше правого уха, и стреляет. Воровский падает - убит на месте. Убийца стреляет второй раз, в воздух, чтоб напугать других. Аренс, испуская крики ужаса, пытается укрыться за столом и падает. Конради дважды разряжает в него свой браунинг, раня его в плечо и бедро. Тем временем Дивильковский силится разоружить убийцу, схватив его за правую руку, но Конради ударом кулака повергает его на землю и делает в него три выстрела, раня его в правый и левый бок, - читаем в документе.

Убийца сдался швейцарской полиции; следствие установило, что организатором убийства выступил другой белогвардеец, Аркадий Полунин. Именно он избрал в качестве жертвы Воровского, поскольку считал, что полпред "очень даровитый человек, который бы сумел отстоять советские интересы на конференции в Лозанне". Возможно, у преступления были и другие, гораздо более высокопоставленные заказчики - но разбираться в этом швейцарские власти явно не желали. Уже в ноябре суд присяжных оправдал убийц советского дипломата. На это возмутительное решение Москва отреагировала разрывом дипломатических отношений со Швейцарией; восстановлены они были лишь после Второй мировой войны в 1946 году.

Лозаннская конференция окончилась фактическим поражением советской дипломатии: подписанная в июле 1923 года конвенция о проливах установила свободный проход через проливы торговых и военных судов любого государства с незначительными ограничениями. Только тринадцать лет спустя, в 1936 году, на международной конференции в другом швейцарском городе Монтрё советской стороне удалось добиться замены этой конференции на новую, согласно которой военным судам черноморских держав разрешалось проходить через проливы при соблюдении определённых требований, а для военных кораблей нечерноморских держав были установлены строгие ограничения. Конвенция Монтрё действует до сих пор - к немалой выгоде России.

Охота за Чичериным

Жертвой Конради и Полунина могли стать другие, гораздо более высокопоставленные советские дипломаты. За месяц до выстрелов в Лозанне, в середине апреля 1923 года Конради приехал в Берлин и с целью сбора информации посетил советское полпредство и советскую торговую миссию. В его планах была организация убийства либо наркома иностранных дел Георгия Чичерина, либо советского полпреда в Великобритании Леонида Красина. Ещё одной возможной целью был Евгений Беренс, кадровый военно-морской офицер, бывший командующий Рабоче-Крестьянского Красного Флота, в 1923 году участвовавший в работе советской делегации на Лозаннской конференции. Однако в момент приезда Конради в Берлин ни одной из потенциальных жертв там не оказалось и заговорщики приняли решение о совершении покушения в Лозанне.

Это был не первый и не последний раз, когда нарком иностранных Чичерин оказывался в прицеле российских эмигрантов-террористов. Весной 1922 года один из членов руководимого эсэром Борисом Савинковым "Союза защиты родины и свободы" Георгий Эльвенгрен (бывший российский офицер и финский дворянин) возглавил боевую группу, готовившую теракт против советской делегации на Генуэзской конференции. Одной из целей должен быть Чичерин; нападение должно было состояться в Берлине, однако акция сорвалась.

Вторая попытка была предпринята уже в Италии, но заговорщики были задержаны итальянской полицией и высланы из страны. Ещё одно покушение на Чичерина готовилось Эльвенгреном в 1925 году в Париже; о нём советской стороне стало заблаговременно известно из анонимного письма. Благодаря предпринятым мерам безопасности покушение не состоялось.

Любопытно, что ещё в 1916 году всё тот же Эльвенгрен был заподозрен в подготовке теракта против императрицы Александры Фёдоровны и её фрейлины Анны Вырубовой и был за это арестован. Лишь Февральская революция выпустила его на свободу. Советская власть к борьбе с терроризмом относилась гораздо серьёзнее; в 1927 году в рамках операции "Трест" Эльвенгрен был выманен в Советский Союз, арестован и впоследствии расстрелян.

В декабре 1926 года советская внешняя разведка получила информацию о подготовке нового покушения на Чичерина. На сей раз покушение готовила группа во главе с неким полковником Эдгардом и авантюристом Иваном Миансаровым. Заказчиком покушения выступал великий князь Андрей Владимирович, муж знаменитой балерины Матильды Кшесинской и брат лидера движения кирилловцев великого князя Кирилла Владимировича. Впрочем, относительно причастности князя к организации теракта у аналитиков советской внешней разведки были сомнения - на Лубянке не исключали, что реальные заказчики просто хотят скомпрометировать кирилловцев. Однако факт подготовки теракты был несомненен.

Покушение на Чичерина планировалось осуществить на его пути из Москвы в Берлин, на отрезке между Кёнигсбергом и Дирхау. Однако, получив информацию от разведки, в Москве изменили маршрут поездки наркома: Чичерин отправился морем. Следующая попытка теракта планировалась во Франции, однако и там подступиться к советскому наркому террористам не удалось: заранее проинформированная советской стороной французская полиция была начеку.

Выстрелы в Варшаве

Все покушения на жизнь Чичерина провалились - а вот советский полпред в Польше Пётр Войков был убит 7 июня 1927 года не в последнюю очередь потому, что пренебрегал правилами безопасности. Резидент советской разведки сообщал из Варшавы: "Несмотря на предостережение, тов. Войков не соблюдал осторожности и отказывался от охраны. В день покушения комендант хотел сопровождать т. Войкова на вокзал, но последний отказался от этого". На вокзал полпред отправился для того, чтобы встретить возвращавшегося в Москву полпреда СССР в Великобритании Аркадия Розенгольца. Советские дипломаты побеседовали в станционном кафе; Войков проводил своего коллегу до вагона. У вагона на них и напали.

В заключении польского следствия покушение описывалось следующим образом: в момент, когда посланник Войков с Розенгольцем находились около спального вагона этого поезда, раздался револьверный выстрел, направленный в посланника Войкова. Стрелял неизвестный мужчина. Сначала Войков отступил и начал убегать. Нападающий стрелял следом, в ответ на что Войков выхватил из кармана револьвер и сделал несколько выстрелов в нападающего, потом зашатался и упал на руки подбежавшего старшего полицейского государственной полиции Ясинского. Нападающий, по приказанию подошедших полицейских властей, поднял руки вверх, бросил револьвер па землю и добровольно сдался полиции". Тяжело раненный Войков менее чем через час скончался в больнице.

Убийцей дипломата оказался девятнадцатилетний Борис Коверда. Он утверждал, что "убил Войкова за всё то, что большевики сделали с Россией"; и в советской, и в эмигрантской прессе его характеризовали как монархиста. Однако реальность была совершенно другой. Коверда был белорусом по национальности и работал в редакции выходившей в Вильно газеты "Белорусское слово", издаваемой белорусским националистом Арсением Павлюкевичем, в годы гражданской войны - одного из создателей националистического Временного белорусского совета. Именно с Павлюкевичем Коверда обсуждал планы теракта, и именно Павлюкевич дал молодому человеку деньги на билет до Варшавы. Павлюкевич был тёмной личностью; говорили, что он работал на польскую разведку, однако в 1928 году польские власти арестовали его как агента ГПУ.

Вторым соорганизатором убийства Войкова был редактор выходившей в Вильно же газеты "Новая Россия", бывший есаул Михаил Яковлев, в годы гражданской - командир прославившегося еврейскими погромами Волчанского отряда. Так же, как и Павлюкевич, Яковлев сотрудничал с польскими спецслужбами; во внутренних документах советской внешней разведки он фигурирует как человек, связанный со 2-м (разведывательным) отделом польского генштаба. От Яковлева Коверда получил оружие для теракта.

Создается впечатление, что за убийством Войкова стояла польская разведка. Это объясняет и дальнейшую судьбу убийцы: сначала Коверда был приговорён польским судом к пожизненному заключению, потом срок был снижен до 15 лет, а в 1937 году, после 10 лет отсидки, Коверда и вовсе был выпущен на свободу. Во время Великой Отечественной войны мы обнаруживаем его служащим в подразделении германской разведки - Зондерштабе Р Хольмстона-Смысловского.

Как защищали дипломатов

После убийства Войкова советская внешняя разведка оказалась буквально погребена под лавиной информации о подготовке терактов против советских дипломатов. Сообщалось о подготовке террористического нападения на полпредство в Берлине, об организации налёта на полпредство в Риге, о покушении на убийство полпредов в Греции, Австрии и Эстонии. Как минимум часть из этой информации была достоверной и требовала реакции.

Проблема заключалась в том, что за охрану советских дипломатов отвечала страна пребывания. И если во Франции, Германии и Италии полиция добросовестно реагировала на предупреждения советской стороны о готовящихся терактах, то в ряде стран на адекватную работу полиции рассчитывать не приходилось. Убийства Воровского в Лозанне и Войкова в Варшаве были ярким тому подтверждением.

Поэтому советская внешняя разведка не ограничивалась сбором агентурной информации о террористических намерениях среди эмигрантских организаций и передачей её местной полиции. Для защиты советских дипломатов также использовалась агентура, завербованная среди сотрудников местных спецслужб.

О том, как это происходило, мы можем судить по сообщению резидента Ковенской резидентуры ИНО ОГПУ Игоря Лебединского об обеспечении безопасности наркома иностранных дел Чичерина во время его визита в Каунас 23 декабря 1925 года. Подробно описав охрану, организованную местной политической полицией, резидент сообщал: "Мой источник № 13 руководил охраной т. Чичерина от политической полиции и в охрану подобрал лучших и надёжнейших сотрудников. <…> Остальные мои источники также мной были поставлены на ноги и всё время следили за т. Чичериным".

Источником № 13 был начальник отдела литовской политической полиции Пятрас Витульскис; как сотрудник политической полиции он отвечал за охрану советского наркома перед литовским правительством, а как агент советской внешней разведки - перед резидентом Лебединским. К сожалению, агентура такого уровня имелась у советской разведки далеко не во всех иностранных спецслужбах.

Сегодня в Анкаре был убит посол России в Турции Андрей Карлов. Убийство произошло в помещении Галереи современного искусства, где проходило открытие фотовыставки (в первых сообщениях название выставки передавалось как "Россия глазами турок", потом уточнили, что она называлась "Россия глазами путешественника: от Калининграда до Камчатки"). AP со ссылкой на своего фотографа сообщает, что исполнитель покушения, одетый в костюм и галстук, перед нападением крикнул: "Аллаху акбар". Он выстрелил в посла со спины, когда тот заканчивал речь. The Guardian пишет, что первая пуля попала Карлову в спину, а потом, когда он упал, преступник выстрелил в него еще раз.

Террорист напавший на посла России в Анкаре Андрея Карлова. Фото: Burhan Ozbilici/AP

Во френдленте многие сравнивают это убийство с выстрелом в Сараево и пишут о предчувствии большой войны. А мне вспомнился Нассим Талеб, писавший в книге "Чёрный лебедь. Под знаком непредсказуемости" следующее: "Подумайте о том, какой неожиданностью оказалась Первая мировая война. После наполеоновских конфликтов мир так долго находился в состоянии мира, что любой наблюдатель был готов поверить в неактуальность крупных деструктивных конфликтов. Но — какой сюрприз! — следующий конфликт оказался самым смертоносным (на тот момент) за всю историю человечества. <...>
Войны фрактальны по своей природе. Война, которая убьет больше людей, чем опустошительная Вторая мировая, возможна. Она маловероятна, но не исключена, хотя такой войны никогда не случалось в прошлом."

Как бы то ни было, убийство российского посла наверняка осложнит и без того непростые отношения нашей страны с Турцией или, по крайней мере, замедлит их нормализацию. Пока же предлагаю вспомнить о других случаях покушений на наших дипломатов за рубежом.

11 февраля 1829 года в Тегеране в результате нападения на посольство России было убито 37 человек, находившихся в посольстве. Среди погибших был глава дипломатической миссии России в Тегеране Александр Грибоедов.

10 мая 1923 года в Лозанне /Швейцария/ советский полпред Вацлав Воровский был убит бывшим белогвардейцем Морисом Конради. Конради и его сообщник Аркадий Полунин были оправданы присяжными. Дипломатические отношения между СССР и Швейцарией были разорваны.

5 февраля 1926 года в Латвии в поезде Москва-Рига совершено нападение на советских дипкурьеров Теодора Нетте и Иоганна Махмасталя. В перестрелке Теодор Нетте был убит. Двое нападавших, граждане Литвы братья Гавриловичи, были ранены, позже их нашли мертвыми.

7 июня 1927 года в Варшаве советский полпред в Польше П.Войков был смертельно ранен польским подданным Б.Ковердой /он был приговорен к пожизненному заключению, однако 15 июня 1937 года амнистирован и освобожден/.

13 декабря 1927 года в ходе гражданской войны в Китае было разгромлено советское консульство в Кантоне /Гуанчжоу/, работники консульства и их семьи арестованы. 14 декабря пятеро советских дипломатов - вице-консул А.Хассис, П.Макаров, В.Уколов, К.Иванов и Ф.Попов - были расстреляны. 14 декабря 1927 года СССР разорвал дипломатические отношения с Китаем.

24 октября 1933 года во Львове /город входил в состав Польши/ в здании Генерального консульства СССР был убит сотрудник Алексей Майлов. Боевик, член организации украинских националистов, был приговорен к длительному тюремного заключению.

В октябре 1976 года в Вашингтоне совершено нападение на сотрудника советского посольства в США С.Степанова, который скончался 25 октября.

30 сентября 1985 года в Бейруте /Ливан/ были похищены атташе посольства Олег Спирин, сотрудник консульства Аркадий Катков, сотрудник торгпредства Валерий Мыриков и врач посольства Николай Свирский. Ответственность за захват советских граждан взяла на себя группировка "Организация исламского освобождения - силы Халеда Бен-Валида". Члены группировки выдвинули ряд политических требований. Сотрудник консульства Аркадий Катков был убит.

16 сентября 1986 года в Исламабаде убит и.о. военного атташе при посольстве СССР в Пакистане полковник Ф.Гореньков. Виновным в убийстве был признан гражданин Пакистана Зафар Ахмад. Решением суда он был приговорен к смертной казни.

28 марта 1994 года в пригороде г. Алжир неизвестными был убит сотрудник посольства РФ, водитель К.Кукушкин. В убийстве обвинили "Вооруженную исламскую группировку".

1 мая 1996 года в Гватемале совершено нападение на второго секретаря посольства РФ в Никарагуа Ю.Трушкина, который находился в Гватемале с ознакомительной поездкой. 13 мая он скончался.

6 апреля 2003 года посол России в Ираке Владимир Титоренко подвергся обстрелу со стороны американской бронеколонны во время эвакуации посольства.

3 июня 2006 года в Багдаде /Ирак/ автомобиль российского посольства, в котором находились пять человек, был заблокирован и атакован боевиками в районе Эль-Мансур недалеко от здания диппредставительства. В ходе нападения погиб сотрудник охраны посольства Виталий Титов. Четверых россиян - третьего секретаря Федора Зайцева и сотрудников посольства Рината Аглиулина, Анатолия Смирнова и Олега Федосеева - экстремисты увезли в неизвестном направлении. 26 июня 2006 года стало известно о гибели четырех российских дипломатов.

20 августа 2006 года было совершено нападение на посла России в Кении Владимира Егошкина. Грабители напали на машину, когда посол остановился, чтобы не сбить ребенка. Егошкин получил несколько ударов мачете. Грабители вскоре были задержаны.

23 июня 2007 года российский дипломат Владимир Рашитко погиб недалеко от столицы Бурунди Бужумбуры в результате обстрела его машины солдатами, охранявшими пропускной пункт на дороге.

29 ноября 2011 года посол России в Катаре Владимир Титоренко в аэропорту Дохи был избит местной службой безопасности. Посол получил повреждения сетчатки глаза. В результате инцидента дипломатические отношения между Россией и Катаром были понижены.

9 сентября 2013 года в Сухуме был убит первый секретарь посольства России в Абхазии вице-консул Дмитрий Вишернев. Его супруга, сотрудница российского посольства, получила тяжелые ранения.

Использованы материалы ТАСС и РБК

Первая в мире женщина-посол. С 1923 года полномочный и торговый представитель в Норвегии, с 1926 - в Мексике, с 1927 - полномочный представитель в Норвегии, в 1930-1945 - посланник, а затем посол СССР в Швеции. Ее имя овеяно легендами. Одна из самых загадочных женщин советской России. До глубокой старости сводила с ума мужчин.

Есть такие женщины, которым Бог не дал таланта быть хранительницей семейного очага. Хотя, казалось бы, всем остальным природа их наградила: и красотой, и грацией, и обаянием, и умением любить, и умом… Но желанием создать семейный уют Шурочка Коллонтай была обделена так же, как бывает иногда человек начисто лишен слуха или голоса.

Александра Михайловна Домонтович (Коллонтай) родилась 1 апреля 1872 года в богатом трехэтажном особняке в семье полковника генерального штаба. Женился он лишь в сорок лет, на женщине с тремя детьми, которая ушла от мужа. Так что Шура была ее четвертым ребенком, но для отца - первым и любимым. В девочке перемешалась русская, украинская, финская, немецкая и французская кровь.
Воспитание она получила домашнее, но экзамены на аттестат зрелости в петербуржской мужской гимназии сдала лучше многих гимназистов.

Ей было шестнадцать, она обожала танцевать, и ее любимым партнерам по танцам был Ванечка Драгомиров. Они были признаны на балах самой блистательной парой. Ей казалось, что она влюблена, но когда Ваня попытался ее убедить, что они должны быть вместе навеки, Шурочка подняла его на смех. Ваня пустил себе пулю в сердце.

Некоторое время спустя блистательный адъютант императора Александра III сорокалетний генерал Тутолмин просил руки Шуры Домонтович, но получил решительный отказ. Отправляясь по делам в Тифлис, отец взял Шуру с собой. Здесь она проводила время с троюродным братом - черноволосым красавчиком и весельчаком, молодым офицером Владимиром Коллонтаем. Говорили они о политике и о социальной несправедливости, читали Герцена. Владимир покорил сердце и ум юной красавицы. Шура вернулась в столицу, но Коллонтай приехал следом и поступил в Военно-инженерную академию. Родители мечтали о другой партии для дочери и не разрешили видеться влюбленным, что, естественно, только разогрело страсть. Чтобы охладить дочь, отец отправил ее развеяться в Париж и Берлин под присмотром ее сводной сестры. Но переписка между влюбленными не прекращалась, а в Европе Шура узнала про профсоюзы, Клару Цеткин, «Коммунистический манифест», - про все то, что в России было запретным. И именно сладость запретного плода заставила ее заявить: выхожу замуж за Коллонтая!

Они были счастливой и красивой парой. Муж был мягок и добр, старался во всем ей угождать, он был горазд на выдумки и забавы. Упрекнуть его было не в чем, но она хотела чего-то другого. Чего? Она сама не знала. Шура начала работать в публичной библиотеке, где собирались столичные вольнодумцы. Ее сыну, Мише, не исполнилось еще и полугода, а его мать, нахватавшись первых сведений о том, что не все в этом мире гармонично и справедливо, уже была одержима жаждой участвовать в избавлении человечества от вселенского зла. Но пока она ставила перед собой цели попроще. Например, выдать замуж ближайшую подругу Зою Шадурскую за друга мужа офицера Александра Саткевича. Ради этого она даже придумала жить «коммуной», пригласив и Зою, и Саткевича в свой дом. Надо сказать, что в средствах молодая семья не была стеснена - отец выделил замужней дочери значительное содержание. Вечерами собирались вчетвером, читали вслух социальную публицистику, отобранную Шурой. Зоя слушала страстно, Саткевич внимательно, муж, зевая. Заходили новые друзья хозяйки дома - учителя, журналисты, артисты - и до хрипоты спорили о политике.

Саткевич не пленился Зоей, но зато хозяйка дома полностью и безраздельно завладела его чувствами. Образовался мучительный любовный треугольник. С этого времени Шуру Коллонтай начали безраздельно волновать проблемы свободы любви, семейного счастья, долга, возможности любви к двоим мужчинам. Она теоретизировала, но ни на что не могла решиться. Ей нравились оба. Зоя ушла из «коммуны» и снимала квартиру, где Шура тайно встречалась с Саткевичем. Наконец, она покинула супружескую квартиру, сняла комнаты для себя, сына и няни, но вовсе не для того, чтобы расторгнуть брак с Коллонтаем и вступить в новый. Она не хотела семейного уюта, дом ей нужен был, чтобы делать дело - читать и писать. Саткевич был в ее квартире желанным, но редким гостем.

13 августа 1898 года Шура Коллонтай отправилась за границу, оставив сына на попечение родителей. Ей было двадцать шесть.

Коллонтай выбрала Швейцарию, чтобы получить образование. Но она заболела нервным расстройством, уехала в Италию,"где писала статьи для газет и журналов, которые никто не печатал. Нервное расстройство усилилось, врачи посоветовали вернуться домой. Тогда она в последний раз попыталась жить нормальной женской жизнью в семье. Муж заболел, она ухаживала за больным. Но роль заботливой жены ей наскучила, а возобновившиеся свидания с Саткевичем ставили перед ней неразрешимые проблемы. Коллонтай уехала в Швейцарию.

Она записалась в семинар профессора Геркнера, много читала, ее статьи появились в солидных журналах. Она писала о Финляндии - о проектируемых реформах, об экономике, о рабочем движении, и стала авторитетным экспертом по этой стране. Шура быстро приобретала новые связи: подружилась с Розой Люксембург, с Плехановым и его женой. Изредка она приезжала в Петербург, встречалась с другом, но не с мужем. Мать умерла, сын жил с дедом. Саткевич мечтал жениться на Шурочке, потому что гражданский брак для полковника был неприемлем. Но она была категорически против. Она уже приспособилась к другой жизни. Она познакомилась с Каутским и Лафаргами, стала знатоком русского рабочего движения и специалистом по Финляндии.

Когда умер отец, возникло множество бытовых проблем. Ей в наследство перешло имение, которое приносило большие доходы, позволявшие безбедно жить в Европе. Ей нужны были деньги, но заниматься их добыванием, обременять себя финансовыми отчетами не хотелось. Она поручила все дела по имению Саткевичу. К тому времени к их отношениям привыкло даже строгое начальство полковника, и Шура и Александр уже ни от кого не таились. Дом отца продали, Коллонтай сняла хорошую квартиру, верная подруга Зоя жила с ней в качестве домработницы. Она готовила, стирала, гладила и шила, а кроме того, писала для газет очерки, фельетоны, рецензии. Шура Коллонтай предпочитала только творчество: она была уже автором трех книг по социальным проблемам, много писала о женском движении, о пролетарской нравственности, которая придет на смену буржуазной.

В 1905 году А. Коллонтай обнаружила в себе еще один талант - талант оратора. Включившись в агитационную работу нелегалов, она с пафосом выступала на рабочих собраниях. На одном из них она познакомилась с соредактором первой легальной газеты социал-демократов в России Петром Масловым, которого отчаянно критиковал Ленин. Пухленький, рано начавший лысеть русский экономист произвел на Шуру неизгладимое впечатление. Она говорила только о нем, и Петр Маслов - степенный, расчетливый - бросился в омут любви, хотя и состоял в законном браке.

Маслов получил возможность прочитать цикл лекций в Германии. Коллонтай приехала на учредительный съезд социал-демократов в Мангейм, где круг ее знакомых в высшей элите европейской социал-демократии значительно расширился. Но, главное, в Берлине, где она остановилась на несколько дней, ее ждал Маслов. А в Петербурге Петр смертельно боялся огласки, тайные свидания радости не приносили. Но популярного экономиста снова пригласили в Германию, а Коллонтай - на конгресс Интернационала. Личное сочеталось с общественным.

Тем временем бурная революционная деятельность Коллонтай не осталась без внимания властей. Ее арестовали, но выпустили под залог. Пока она укрывалась у писательницы Щепкиной-Куперник, друзья приготовили ей заграничный паспорт, и она сбежала. Ее разлука с Петербургом на этот раз растянулась на восемь лет. Вскоре за ней последовал Петр Маслов, правда, ему пришлось взять с собой семью. Тайная любовь продолжилась в Берлине. Но Шура, как и большинство русских эмигрантов, не могла усидеть на одном месте. Для Коллонтай домом была она сама, крыша над головой и стол для работы. Но, главное, она великолепно знала несколько европейских языков и легко адаптировалась в любой стране.

Роман с Петром Масловым начал тяготить Шуру Коллонтай, поскольку превратился в тривиальный адюльтер, а о браке с ним она и слышать не хотела. Она уехала в Париж, сняла комнату в скромном семейном пансионе. Но Петр бросился за Шурой, прихватив, как всегда, свое семейство. Он приходил к ней каждый день, но ровно в половине десятого торопился домой. Ее это угнетало.

На траурном митинге у могилы Лафаргов Коллонтай заметила на себе пристальный взгляд молодого мужчины - прямой, открытый, властный взгляд. После похорон он подошел, похвалил ее речь, поцеловал ручку. «Он мне мил, этот веселый, открытый, прямой и волевой парень», - писала она немного позже. Тогда они долго бродили по городу, зашли в бистро. Она спросила, как его зовут. Александр Шляпников, революционер-пролетарий. Ночью он привез ее в пригород, в скромный дом для малоимущих, где снимал убогую комнату. Ему было двадцать шесть, ей - тридцать девять. Утром последовали объяснение и разрыв с Петром Масловым. Решили с Санькой уехать в Берлин, но она еще задержалась в Париже: прибыл муж, Владимир Коллонтай. Не читая, Шура подписала заготовленные его адвокатом документы о разводе, где всю вину брала на себя. Теперь ее бывший муж мог спокойно жениться на любимой женщине, с которой давно жил и которая любила их с Шурой сына Мишу.

Коллонтай писала Зое, что безмерно счастлива с новым другом. Только с ним она по-настоящему почувствовала себя женщиной. Теперь, живя с пролетарием, она считала, что стала лучше понимать жизнь и проблемы рабочих. Шляпников выполнял ответственные поручения Ленина, поэтому не часто бывал дома. Когда же им удавалось подольше жить вместе, Шура замечала, что друг начинает ее раздражать. Мужчина, который при всей непритязательности все-таки требовал минимального ухода и внимания, был обузой. Он мешал ей работать, писать статьи и тезисы лекций. Имение давало все меньше денег.

Мировая война застала Коллонтай с ее сыном, Мишей, в Германии. Они вместе отдыхали в это лето в курортном городке Коль-груб. Их арестовали, но через два дня ее выпустили, так как она была врагом того режима, с которым Германия вступила в войну. С трудом удалось вызволить Мишу, и они выехали из страны. Шура отправила сына в Россию, а сама уехала в Швецию, где был в то время Шляпников. Но из Швеции ее выслали за революционную агитацию без права возвращения когда-либо. Выгнали навсегда. Она остановилась в Норвегии. Наезжавший иногда Шляпников тяготил ее, кроме того, Саткевич сообщил о своей женитьбе. Ее это расстроило. Сказывались и долгая разлука с Россией, и бездеятельность. У нее началась депрессия, она писала о своем одиночестве и ненужности. И в этот момент ее пригласили с лекциями в США, к тому же сам Ленин поручил ей перевести его книгу и попытаться издать в Штатах. Коллонтай выполнила его задание, да и лекции имели бешеный успех. Она объехала 123 города, и в каждом прочитала по лекции, а то и по две. «Коллонтай покорила Америку!» - писала газета.

Она устроила Мишу, через своих знакомых, на военные заводы США, что освободило его от призыва в действующую армию. Мать решила поехать вместе с сыном. Шляпников хотел присоединиться - она не позволила ему. Это был разрыв.

Коллонтай находилась в Норвегии, когда в России царь отрекся от престола. Ленин сам написал Шуре, чтобы она спешно возвращалась на Родину, а потом дал ей через своих людей деликатное поручение. На вокзале в Петербурге ее встретил Шляпников, сразу взял один из чемоданов. Предполагалось, что в нем были деньги, которые Ленину выделило Германское правительство на революцию в РОССИИ. Вскоре приехал и сам Ленин в пресловутом запломбированном вагоне в окружении ближайших соратников. Коллонтай уже была избрана в исполком Петроградского Совета, поэтому, узнав о болезни бывшего мужа, она едва нашла время его навестить, но прийти на его похороны она не смогла: была целиком поглощена революционной работой. Газеты следили за каждым ее шагом, называя ее Валькирией Революции. Про ее вдохновенные речи на митингах складывались легенды. Толпа всюду встречала ее восторженными криками. Ее ошеломительный ораторский успех побудил Ленина доверить ей самое трудное: воздействовать на матросов, которые совершенно не поддавались большевистской агитации. Коллонтай отправилась на военные корабли. Ее встретил председатель Центробалта матрос Павел Дыбенко, богатырь и бородач с ясными молодыми глазами. Он на руках перенес Шуру с трапа на катер. С этого дня он сопровождал ее во всех поездках, но роман развивался довольно медленно. Вряд ли ее смущала разница в возрасте - он был на семнадцать лет моложе. Все говорили, что в двадцать пять она выглядела на десять лет старше, а когда ей стало за сорок, она казалась двадцатипятилетней. Дыбенко был выходцем из неграмотной крестьянской семьи, он отличался лихостью, буйным темпераментом и импульсивностью. Она решила, что встретила человека, предназначенного ей судьбой.

Молва о пылкой любви Валькирии Революции со знаменитым вождем балтийских матросов дошла едва ли не до каждого российского гражданина. «Это человек, в котором преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия, - писала Коллонтай про Дыбенко. - В нем, в его страстно нежной ласке нет ни одного ранящего, оскорбляющего женщину штриха». Однако она писала о нем и другое: «Дыбенко несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть… У них кружится голова». Она поехала к нему на фронт. Дыбенко переводили из одной части в другую - Шура следовала за ним. Но быть «при ком-то» она не хотела, это ранило ее самолюбие. Дыбенко получил приказ разгромить Колчака, Коллонтай вернулась к своей работе в женотделе ЦК и женской секции Коминтерна заместителем Арманд.

В то время Коллонтай уже очень многое поняла в революции. В дневнике она писала, что рабочие жестоко разочарованы, но в статьях призывала работниц к новым усилиям на пути строительства новой жизни. И несмотря на все намерения порвать с Павлом, она продолжала с ним встречаться. Но ее мучила ревность. Ей скоро пятьдесят, и она чувствовала молодую соперницу рядом с ним. Однажды она ждала его до поздней ночи, а когда он пришел, упрекнула его. Павел пытался застрелиться, ранил себя. Оказывается, та девушка поставила ультиматум: «Или я, или она». Коллонтай выходила друга и простилась с ним навсегда.

Коллонтай давно не нравилось то, что творилось в большевистской партии. Она чувствовала, что внутрипартийная борьба добром не кончится, и решила спрятаться. Ее люто ненавидел Зиновьев. По его просьбе Сталин отправил Шуру в Норвегию, по сути, в почетную ссылку.

В Норвегии ее другом, помощником и советником стал Марсель Боди, французский коммунист, секретарь советской миссии. Очевидно, он и был последней любовью Александры Коллонтай. В нем был европейский лоск и почтительность, и он был на двадцать один год младше Шуры.

Через некоторое время она стала главой советской дипломатической миссии в Норвегии, а потом первой в мире женщиной-послом в Швеции. В Швецию ей писали и Дыбенко, и Шляпников. Иногда она ездила на тайные, тщательно законспирированные встречи с Боди. В России свирепствовал террор. Письма друзей были полны уныния.

В один из приездов в Москву ее вызвал Ежов - спрашивал о Боди. Она оборвала с французом всякую связь. Потом Коллонтай узнала об аресте Шляпникова и даже не пыталась помочь, понимала - бесполезно. Его расстреляли в 1937 году. Потом арестовали Саткевича. Семидесятилетнего профессора казнили по постановлению, подписанному Ежовым. Дыбенко арестовали как «участника военно-фашистского заговора» и расстреляли в июле 1938 года. «Жить - жутко», - писала Коллонтай. Готовилось дело об «изменниках-дипломатах», в списке была и ее фамилия. Но громкого процесса не последовало, дипломатов «убирали» тихо. Коллонтай почему-то уцелела.

В марте 1945 года Молотов сообщил телеграммой в Швецию, что за послом прилетит специальный самолет. Во Внуково Шуру встретил внук Владимир. Петр Маслов умер своей смертью в 1946 году. Коллонтай умерла, не дожив пяти дней до восьмидесятилетия. Ее похоронили рядом с Чичериным и Литвиновым.

Дочитали статью до конца? Пожалуйста, примите участие в обсуждении, выскажите свою точку зрения, либо просто проставьте оценку статье.