Как я был свидетелем на у*бищной свадьбе

Эх, бл*дь, до чего ж я страшных баб не люблю. Нет, в глубине души я их жалею. И даже, случается, е*у иногда, когда пьяный. Но в целом недолюбливаю…
А вот другу моему Антохе все до *изды – он недавно женился по расчету на одной уе*ищной. Когда он меня свидетелем к себе на свадьбу пригласил, я, конечно, обрадовался и даже возгордился немного. Пока будущую жену его не увидел. Жирная, с поросячьими глазками и крупной бородавкой на носу, чем-то на Проню Прокоповну из известного фильма похожа. Только хуже. Ну *ули, думаю, делать, надо помочь другу, хоть он и пенек редкостный…
В день праздника, чтобы истребить в себе чувство неловкости, я прямо с утра соточку сразу хлопнул. Потом еще. Короче, когда приехали невесту выкупать, мне уже было все похую. Только с Антохой в подъезд собрались заходить, какие-то подружки невестины нарисовались. И давай причитать:
«Да, у нас невеста есть,
Невозможно глаз отвесть:
Молода, стройна, красива,
Белолица, всем на диво».
Я им говорю: «Вы чего, дамочки, е*анулись? У вас глаза есть? Вот вам бутылка шампанского, и не треплите мне нервы». После этого вопросов не было. Выкупили невесту по-дешевке…
В загсе тоже было негладко. Сначала музыканты, которые вальс Мендельсона играют, увидев невесту, сбились с такта. А флейтист так вообще не мог попасть инструментом в рот. Потом белый голубь, которого молодая выпустила в небо на счастье, насрал ей прямо на фату…

А сама свадьба из-за такой неприятной невестиной наружности вообще превратилась в трагифарс. Да еще и свидетельница, как на контрасте, попалась *издатая – красивая и веселая. Ее там вся мужская часть гостей хотела вые*ать, а некоторым даже удалось…
Праздновали в кафе. Весь зал невестины родственники украсили самодельными плакатами издевательского содержания. Ну что-то типа:
Совет да любовь
Тра-та-та
*уй да *изда
Красота…
Все гости разделились на две половины. Те, что со стороны невесты, не скрывали радости, что пристроили такое уе*ище. А те, что со стороны жениха, были сильно разочарованы. Мужики часто ходили нервно покурить, а женщины перешептывались и кивали друг другу… Да еще этот тамада подливал масла в огонь. У него ж все сценарии заточены под то, чтобы красоту невесты восхвалять. Когда он в очередной раз проблеял:
«А невеста — раскрасавица-душа
И, нам кажется, не хуже жениха»,
Антохин батя чуть ему не перее*ал. Еле оттащили…
А эта, *лядь, невеста, кроме того, что страшная, еще и дура оказалась. То у нее туфлю кто-то с*издил, то ее саму типа со свадьбы украли. Лучше бы и вправду уволокли и не вернули. Я ее потом в подсобке нашел. Сидит на мешке с мукой, поросячьими глазками своими хлопает, радуется. «*ули, — говорю ей, — радуешься. Опять мне из-за тебя из туфли пить». Это вроде как обычай такой долбое*ский. Когда у невесты туфлю украли или ее саму, свидетель должен пить из этой туфли. Типа в наказание. В первый раз мне в ее туфлю стакан водки поставили. *уй с ним, выпил. А во второй брат невесты на*уярил прямо в поношенную туфлю 39-го размера какой-то краснухи. Хотел я ему эту *уйню на голову вылить, да сдержался. Все-таки праздник у людей. После этого мало что помню…
Помню только, когда все закричали «Горько! Горько!», меня стошнило. Прямо в артишоки…
Еще помню, тамада никак не унимался, все конкурсы устраивал. Принес какой-то таз. И опять за свое:
«За невестину красу
Танцуй, жених, нам на тазу.
И ты, свидетель, не робей,
Танцуй нам белых лебедей»
Каких еще, на*уй, лебедей? Тут уж я не сдержался — перее*ал этого п*здобола тазом по башке… Следом папа невесты подскочил, давай руками размахивать, обзывать меня пьяным и нервным. Напрасно он это сделал – у меня же в руке таз был… Ведь если трезво разобраться, именно этот папаша во всем виноват. Не можешь делать красивых дочек – сиди, дрочи перед компьютером. А баб не трожь. Они для людей с нормальным генофондом созданы…
В общем, в конце свадьбы мы родню невесты слегка по*издили для профилактики, но потом замирились и «Ой, рябина кудрявая» пели все вместе…
Разошлись далеко за полночь. Помню, шли мы вдвоем с братом невесты, орали «Зеленоглазое такси». Все-таки классный он оказался парень, и тоже страшных баб не любит. Обещал мне через неделю свидетельницу на пое*аться подогнать…

Но чего я не люблю делать - и, собственно, никогда не делала, - это болеть за кого-то в том деле, в котором сама с удовольствием приняла бы участие. Но что, если, подумала я, мне не нужно больше ничего никому доказывать? Что, если стремление стать лучше имеет под собой цель быть полезной, а не просто соревноваться?

Итак, я поехала в Сан-Франциско. Вернее, я отвезла всех в Сан-Франциско, так как подумала, что если бы я решила пробежать двадцать километров, то последнее, чего бы мне хотелось перед этим делать, это проехать 600 километров за рулем.

Не могу сказать, что так уж пылала желанием пополнить ряды болельщиц. Тяга к состязанию все еще будоражила кровь. Но я взяла себя в руки и отправилась к финишу, встречать своих подруг.

Поймать такси в 6 утра в воскресенье мне, естественно, не удалось. Пришлось тащиться пешком по полутемному городу. Я брела и думала, что это один из самых глупых поступков в моей жизни. И шаг за шагом дошла до «гениальной» мысли: вот видишь, что случается, когда ты пытаешься сделать что-то хорошее. Еще немного, и тебя пристукнет какой-нибудь ранний грабитель! Я склонна драматизировать ситуацию, если не выпью с утра кофе.

Мне пришлось преодолеть 23 холма на пути к цели. Я была потная и вонючая, когда наконец добралась до места назначения, и бормотала про себя: на кой черт я согласилась на это?!

А потом я увидела лидеров марафона. Тех супергероев, которые пробегают всю дистанцию примерно за 5 минут. Их бег больше похож на бег леопардов или газелей, и за ними невозможно угнаться. Как человек, скорость которого на первом марафоне не превышала 1 км за 8 минут (для сравнения: эти крутые бегуны пробегают то же расстояние за 4 минуты), я была просто поражена. Так как я всегда сильно отставала, у меня никогда не было возможности на них полюбоваться. Я стояла в стороне, пока они летели мимо меня, и гордилась тем, что смогла это увидеть.

Два с половиной часа я топталась на одном месте и подбадривала незнакомых мне людей. Без конца аплодировала и кричала, пока у меня не пересохло в горле. Я выкрикивала все те фразы, которые всегда мотивировали меня прийти к финишу:

«Вы такие сильные!»

«Вы почти у цели»

«У вас все получится!»

И наконец, то, чего не слышала от других, но всегда говорила сама себе во время гонки. Кричала эту фразу снова и снова, как только видела очередного участника:

«У тебя в жизни было кое-что потяжелее! Не смей сдаваться сейчас!»

Наконец я увидела своих подруг, которые пересекли финишную черту. Вы можете найти в сети нашу фотку. Я кричу как ненормальная и пытаюсь не задушить их в объятиях. Я так ими горжусь, что смеюсь и плачу одновременно. Будто бы добилась этого сама. Я бегу вдоль трассы, чтобы разделить с ними этот момент, и слышу, как Бог говорит мне: «Представь, сколько всего бы ты упустила, если бы приехала сюда только ради себя одной».

Я бы никогда не увидела лидеров марафона. Не стала бы свидетелем того, как Ханна побила свой персональный рекорд (24 км меньше чем за два часа). Я бы не стояла рядом с Джой, которая сначала поддразнила меня за то, что я всего лишь их поддерживаю, но после того, как сама пробежала гонку, кричала громче остальных, подбадривая тех, кто только двигался к финишу. Я бы не смогла обнять Кэти и Бриттани. Я бы пробежала очередной полумарафон, как десять раз до этого, и не получила бы ничего особенного, кроме банана, который выдают всем участникам.

Первый шаг для того, чтобы избавиться от желания осуждать и соперничать, - это понять, что никто не застрахован от провала. Иногда мы делаем это довольно невинно, закатываем глаза при виде чужого наряда, хмуримся, когда замечаем невоспитанного ребенка в продуктовом магазине, или начинаем размышлять, почему мама одноклассника вашего сына выглядит встревоженной. При этом для кого-то твое осуждение может стать настоящим кошмаром. Например, ты можешь недооценивать свою младшую сестру, так как ее взгляды отличаются от твоих, распускать злобные сплетни или писать полные ненависти комментарии людям, которых ты даже не знаешь, просто потому, что они не похожи на тебя.

Второй шаг - осознать: если ты во что-то веришь, это не значит, что и остальные должны верить в то же самое. Осуждая других, мы как будто бы доказываем себе, что все делаем правильно. Вера - самый яркий пример. Мы решили, что наша религия самая правильная, значит, все остальные - нет. Внутри каждой религии, да что уж там, внутри одной и той же церкви люди осуждают друг друга за то, что другой не настолько хороший христианин, католик, мормон или иудей. Я не знаю, какой основной постулат твоей веры, но в моей это - «Возлюби ближнего своего». Не «возлюби ближнего, если он ведет себя и выглядит как ты», не «возлюби ближнего, если он так же одевается и так же говорит». Люби людей просто так. Да, я уверена, что люди должны нести друг за друга ответственность. Но ответственность не равна упрекам - как в лицо, так и за спиной, как озвученным, так и нет. Ответственность рождается в сердце ваших друзей. Она рождается из любви. А осуждение идет от страха, презрения или даже ненависти. Поэтому будь осторожна - и не путай осуждение с ответственностью.

Последние пару лет я неустанно работала над картой женских желаний. Пыталась понять, что со статистической точки зрения возглавляет список устремлений прекрасного пола. Знаешь что? Дружба. Для современной женщины проблема, как завести друзей, стоит едва ли не на первом месте. Как обрести и сохранить дружбу. Как построить настоящие отношения. Вот о чем мечтают женщины. Вот чего они хотят и чего ждут. Но давайте подойдем к вопросу системно.

Начнем с первого «привет» или рукопожатия и перестанем делать выводы, не основанные на фактах. Давайте будем искать сходство, а не различия. Давайте не будем брать в расчет такие вещи, как прическа, одежда, вес, раса, религия или социальное положение, а обратим внимание на характер, душевные качества, мудрость и опыт. Знаю, это может быть нелегко, но поверь, оно того стоит. Прекрасные люди где-то поблизости, а если ты еще не нашла их, я призываю тебя задуматься: может, они просто не совсем такие, какими ты их себе придумала.

Что мне помогло:

1. Друзья, которые меня не осуждают . Часто мы становимся похожи на свое окружение. Если твои друзья любят сплетничать и отпускать язвительные комментарии, бьюсь об заклад, вскоре и ты приобретешь эту привычку. Если ты ищешь себе компанию, обрати внимание на тех, кто будет поддерживать друг друга, а не подставлять.

2. Самоконтроль. Если мы привыкли осуждать окружающих (а таких большинство, будем честны), то нам придется серьезно поработать над собой. Когда я чувствую, что начинаю мысленно кого-то осуждать, я заставляю себя остановиться и придумываю этому человеку комплимент. Выполняя это упражнение, я концентрируюсь на позитиве, а не на негативе.

3. Понимание самой себя. Чаще всего мы начинаем распускать слухи и осуждать от неуверенности в себе. Давай копнем поглубже и разберемся, что же происходит с тобой . Почему ты смеешься над другими? Хочешь сделать первый шаг на пути к лучшей версии себя? Тогда разберись, от чего ты начинаешь нервничать, что тебя напрягает и заставляет чувствовать не в своей тарелке.

Миф: любить его - все, что мне нужно

Я влюбилась в него с первого взгляда.

Звучит драматично, не правда ли? Наверное. На тот момент я не была так сильно в этом уверена, но сцена нашей первой встречи навсегда осталась в моей памяти.

Я вышла в холл, чтобы ровно в 11 встретиться со своим боссом. Там находился всего один человек. Он стоял ко мне спиной, засунув руки в карманы, а на его плече висела кожаная сумка.

Сначала я заметила сумку.

Я помню, что подумала: как здорово, этот парень носит поношенную кожаную сумку вместо портфеля.

«Простите, - сказала я, пересекая холл, - вы ждете Кевина?» Он повернулся, как в замедленной съемке. По крайней мере, мне так показалось. Я взглянула в его лицо. Он улыбнулся и вытащил руку из кармана, чтобы пожать мою. Эти несколько секунд длились целую вечность, а потом время снова пошло с прежней скоростью.

Я отчетливо помню, как подумала: только что произошло нечто важное. Одновременно я испытывала и восторг, и ужас. Он был старше меня и совсем не походил на тех, с кем я общалась. И все-таки я думала: а может быть…

Это, может быть, и сыграло свою роль. Мое любопытство никуда не делось. Его было достаточно, чтобы напугать меня и заставить надеть что-то покрасивее черной безразмерной юбки и плохо сидящей футболки. Это был не первый наш разговор. Он часто звонил моему боссу. Но это был наш первый разговор с глазу на глаз. Я понятия не имела, как он выглядит, а вернее, что он так красив. И рабочие отношения вскоре стали гораздо более романтичными.

Важно заметить, что у меня не было никакого опыта в общении с мужчинами. Я была первокурсницей и проходила практику. Тем летом мне предложили работу, и я бросила школу, чтобы принять предложение. Мне только что исполнилось 19. К этому солидному возрасту я пару раз целовалась, но у меня никогда не было серьезных отношений, и я никогда не ходила на свидания. Возможно, у меня и был хороший профессиональный опыт для моих лет, но что до любви, то здесь я была не более развита, чем амеба.

Получив приглашение на свидание, я несколько дней думала, что же надеть. Поэтому, когда пришла, была очень удивлена тем, что он одет как обычно. Потом он рассказал, что и сам готовился к нашей встрече, но тогда я об этом и не догадывалась.

Конец ознакомительного фрагмента

На тему написаны целые тома. Сказать что-то новое и оригинальное весьма трудно.

Психологи считают, что человек – социальное существо и ему необходимо общество. В одиночестве психика его испытывает перегрузки, а отсутствие коммуникаций и обратной связи негативно отражается на физическом и психическом здоровье человека. Специалисты советуют научиться справляться с одиночеством, найти занятие, увлечение, компенсировать отсутствие людей в своей жизни чем-то другим. Но не всегда это получается. И не всегда ощущение одиночества зависит от присутствия людей рядом.

Одиночество – потеря чувства присутствия в этом мире.

Есть разница между понятиями:
быть одиноким и
чувствовать себя одиноким.

В конечном итоге, все зависит от нас самих, от наших мыслей, нашего отношения к этому вопросу.

Наверняка, вы замечали парадоксальную ситуацию. Человек формально одинок. Полный сирота, ни родственников, ни любимых, ни друзей. Но чувствует себя вполне нормально. Потому что не видит в одиночестве проблемы. Он понимает, что люди одиноки по сути и научился с этим жить.

А другой, вроде и родственниками окружен и в городе большом обитает, где на каждом шагу люди, при этом чувствует себя отвратительно одиноким. Не случайно говорят, что самое страшное одиночество – это или рядом с любимым человеком.

По большому счету, ощущение себя одиноким не зависит от обстоятельств жизни, оно находится в нашей голове. Внутри каждого из нас. Совершенно одинокая старушка, которой некому подать воды и некого послать в магазин за хлебом, может быть совершенно счастлива только потому, что имеет возможность выйти во двор и смотреть на небо, наблюдать за севшим на ветку воробьем, слушать шепот листвы и греть на солнышке свои старые косточки. Все зависит от ее отношения к жизни и этому миру.

Одна читательница как-то написала:

«Видимо, ВЫ молоды. потому так так рассуждаете (не в обиду будет сказано ВАМ) ОДИНОЧЕСТВО – тяжелое состояние человека, особенно, когда оно длительное и безысходное. Не потому что рядом нет супруга, а просто (по ряду обстоятельств) элементарно – ДРУЗЕЙ. Верных, близких, вот тогда ОСОБО ощущаешь это дикое состояние – ОДИНОЧЕСТВО...»

То есть читаю информацию так:
Человеку плохо, он кричит об этом! (капслок)
Он констатирует , которые, вероятно, должны скрашивать «длительное и безысходное одиночество».
Он винит во всем обстоятельства.

Как-то уже повелось у нас думать, что в старости человек испытывает жесточайшее одиночество. Практически всегда, даже если у него была или есть семья. Мол, дети вырастают, вылетают из гнезда, супруг умирает, друзья, подруги отдаляются, потому что у каждого своя жизнь. И остается человек один-одинешенек, не с кем ему и словом перемолвиться. Кричащая ситуация. Практически вопиющий капслок!

Получается, человек попадает в тиски непреодолимых обстоятельств. Только не нужно забывать, что все эти обстоятельства он создает для себя сам. А друзей, как правило, нет у того, кто не привык делиться, мы знаем это с возраста песочницы.

Во многом только от самого человека зависит, будут ли поддерживать связь с ним дети – как с родителем, друзья – как с верным другом, любимые – как с близким человеком, или всеми силами будут стремиться подальше от него отдалиться, чтоб не слышать постоянного нытья, ворчания, критики, требований и т.п.

Труднее всего смириться с одиночеством людям, которые

привыкли во всех своих бедах и проблемах искать виноватых;
не умеют брать ответственность за свою жизнь на себя;
не имеют дела для души, не состоялись как личность;
надеются на кого-то, ждут, что кто-то возьмет на себя обязанность справляться с их собственными трудностями.

Кому грозит одиночество?

По большому счету, одиночество – это расплата за эгоизм. И если в молодости ты еще как-то держался на плаву, потому что другим людям от тебя было что-то нужно. То в старости твоя цена как потребительского товара резко снижается. Но ты сам виноват, что так жил. Ты использовал людей, а они использовали тебя. Но, когда ты поизносился и взять с тебя больше нечего, даже наследства, придется мириться с безысходным одиночеством.

Кстати, не поможет тут и наличие наследства. «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил…» – пишет Пушкин. Только вот дядюшка так и не дождался племянничка, тот застал его уже «данью, готовой к земле». То есть, по существу, дядя умер в одиночестве. Наследники, жадною толпой стоящие у одра умирающего, вряд ли скрасят его одиночество, скорее наоборот, добавят боли и страданий, потому что он будет понимать, что они только и ждут его кончины. И любят не его, а его капитал, который надеются унаследовать.

То же самое касается и друзей с любимыми. Они остаются с человеком тогда, когда он любит не только себя и озабочен не только своими интересами.

Как не остаться одиноким в старости?

Быть рядом с кем-то и поддерживать гармоничные и – в какой-то степени ежедневный труд и подвиг. В молодости нам кажется, что не стоит на это тратиться. И если меня не устраивает что-то в отношениях, лучше работать не над собой и отношениями, а просто поменять человека рядом. На самом деле, зачем подстраиваться под другого человека, терпеть его выходки, недостатки, делить с ним его проблемы, ведь удобнее жить в свободных отношениях, где есть ничего не значащие связи и случайные, ни к чему не обязывающие контакты. Тут можно блеснуть умом, показать свою красоту, оригинальность, талант, а потом получить от людей немного симпатии, признания, ласки и секса, но домой отправиться одному. Дом – это святое, своя крепость! Зачем их с собой звать? Они ведь могут помешать мне спокойно спать, делать, что пожелаю, есть, что хочу. Никому не нужно обед готовить и пятки чесать. Благодать! Пока ты молод, может быть, это и так. Ты спешишь жить, строить карьеру, добыть блага, возвести удобный дом, купить, приобрести, побывать…

И забываем, что самым главным нашим приобретением в жизни являются те, кто рядом с нами будет жить в нашем доме, близкие люди, для контакта с которыми, теплых отношений и настоящей дружбы нужно не так уж много (в материальном плане), но невероятно много – в душевном.

Почему-то люди скупятся на доброе слово, на неподдельный интерес, на участие, поддержку тогда, когда им это совершенно ничего не стоит. То ли забывают, то ли стесняются, то ли жалко им время тратить на такие пустяки, то ли не хочется напрягаться… Они слишком увлечены собой, чтобы вдаваться в подробности чужих жизней.

А напрасно, наступит момент, когда им самим понадобится хоть кто-то, кому будет интересна их ничтожная и одинокая жизнь. Забудьте о них, выбросьте их из жизни, зачем они вам? Оказывается, нужны… Только поздно, никого уже нет рядом, потому что вы всю жизнь только то и делали, что уничтожали людей рядом с собой. Вы просто выжили их из своей жизни. Так кого теперь винить? Только самого себя.

А между тем…

«Большая душа никогда не бывает одинокой. Как бы судьба ни отнимала от нее друзей, она в конце концов всегда их себе создает».(Ромен Ролан)

Может, они в детстве сказку Диккенса «Рождественская песнь в прозе: святочный рассказ с привидениями» не читали? Одинокого скрягу Скруджа посетило три Духа, которые показали ему его прошлое, настоящее и будущее. Они показали ему его жизнь со стороны и намекнули, что если он не изменится, то его ждет страшное и одинокое существование и смерть. Детская сказка заставляет задуматься о том, чему мы посвящаем свою жизнь и почему в конце концов сталкиваемся с оглушительным и безысходным одиночеством. Может, нам стоит, наконец, посмотреть на себя со стороны?

Самое главное, что должен понять человек:

«Жизнь – это одиночество... перед каждым стоит своя, только своя задача, и каждый должен сам ее решить. Ты совсем один, пойми это раз и навсегда».(Брэдбери Р.)

Как говорил Фрейд, «признание проблемы – половина успеха в ее разрешении». Поэтому, мне кажется, не стоит ныть о своем одиночестве, нужно сначала разобраться, почему оно с вами случилось и откорректировать свою жизнь в сторону устранения проблемы.

Самое сложное – сделать первый шаг и признать, что никто не виноват в твоем одиночестве, кроме тебя самого. И не надо думать, что все исправить можно только в молодости. Все исправить можно в любой момент. Было бы желание. В конечном итоге, мы сами создаем свои миры:

«И Бог шагнул в пустоту. И Он поглядел вокруг и сказал - Я одинок. Сотворю себе мир». Джонсон Дж. У.

– Нет, это не я! Я не брала! Я не знаю! – закричала она разрывающим сердце воплем и бросилась к Катерине Ивановне. Та схватила ее и крепко прижала к себе, как будто грудью желая защитить ее ото всех.

– Соня! Соня! Я не верю! Видишь, я не верю! – кричала (несмотря на всю очевидность) Катерина Ивановна, сотрясая ее в руках своих, как ребенка, целуя ее бессчетно, ловя ее руки и, так и впиваясь, целуя их. – Чтоб ты взяла! Да что это за глупые люди! О господи! Глупые вы, глупые, – кричала она, обращаясь ко всем, – да вы еще не знаете, не знаете, какое это сердце, какая это девушка! Она возьмет, она! Да она свое последнее платье скинет, продаст, босая пойдет, а вам отдаст, коль вам надо будет, вот она какая! Она и желтый-то билет получила, потому что мои же дети с голоду пропадали, себя за нас продала!.. Ах, покойник, покойник! Ах, покойник, покойник! Видишь? Видишь? Вот тебе поминки! Господи! Да защитите же ее, что ж вы стоите все! Родион Романович! Вы-то чего ж не заступитесь? Вы тоже, что ль, верите? Мизинца вы ее не стоите, все, все, все, все! Господи! Да защити ж наконец!

Плач бедной, чахоточной, сиротливой Катерины Ивановны произвел, казалось, сильный эффект на публику. Тут было столько жалкого, столько страдающего в этом искривленном болью, высохшем чахоточном лице, в этих иссохших, запекшихся кровью губах, в этом хрипло кричащем голосе, в этом плаче навзрыд, подобном детскому плачу, в этой доверчивой, детской и вместе с тем отчаянной мольбе защитить, что, казалось, все пожалели несчастную. По крайней мере Петр Петрович тотчас же пожалел.

– Сударыня! Сударыня! – восклицал он внушительным голосом, – до вас этот факт не касается! Никто не решится вас обвинить в умысле или в соглашении, тем паче что вы же и обнаружили, выворотив карман: стало быть, ничего не предполагали. Весьма и весьма готов сожалеть, если, так сказать, нищета подвигла и Софью Семеновну, но для чего же, мадемуазель, вы не хотели сознаться? Позора убоялись? Первый шаг? Потерялись, может быть? Дело понятное-с; очень понятное-с… Но, однако, для чего же было пускаться в такие качества! Господа! – обратился он ко всем присутствующим, – господа! Сожалея и, так сказать, соболезнуя, я, пожалуй, готов простить, даже теперь, несмотря на полученные личные оскорбления. Да послужит же, мадемуазель, теперешний стыд вам уроком на будущее, – обратился он к Соне, – а я дальнейшее оставлю втуне и, так и быть, прекращаю. Довольно!

Петр Петрович искоса посмотрел на Раскольникова. Взгляды их встретились. Горящий взгляд Раскольникова готов был испепелить его. Между тем Катерина Ивановна, казалось, ничего больше и не слыхала: она обнимала и целовала Соню, как безумная. Дети тоже обхватили со всех сторон Соню своими ручонками, а Полечка, – не совсем понимавшая, впрочем, в чем дело, – казалось, вся так и утопла в слезах, надрываясь от рыданий и спрятав свое распухшее от плача хорошенькое личико на плече Сони.

– Как это низко! – раздался вдруг громкий голос в дверях.

Петр Петрович быстро оглянулся.

– Какая низость! – повторил Лебезятников, пристально смотря ему в глаза.

Петр Петрович даже как будто вздрогнул. Это заметили все. (Потом об этом вспоминали.) Лебезятников шагнул в комнату.

– И вы осмелились меня в свидетели поставить? – сказал он, подходя к Петру Петровичу.

– Что это значит, Андрей Семенович? Про что такое вы говорите? – пробормотал Лужин.

– То значит, что вы… клеветник, вот что значат мои слова! – горячо проговорил Лебезятников, строго смотря на него своими подслеповатыми глазками. Он был ужасно рассержен. Раскольников так и впился в него глазами, как бы подхватывая и взвешивая каждое слово. Опять снова воцарилось молчание. Петр Петрович почти даже потерялся, особенно в первое мгновение.

– Если это вы мне… – начал он, заикаясь, – да что с вами? В уме ли вы?

– Я-то в уме-с, а вот вы так… мошенник! Ах, как это низко! Я все слушал, я нарочно все ждал, чтобы все понять, потому что, признаюсь, даже до сих пор оно не совсем логично… Но для чего вы все это сделали – не понимаю.

– Да что я сделал такое! Перестанете ли вы говорить вашими вздорными загадками! Или вы, может, выпивши?

– Это вы, низкий человек, может быть, пьете, а не я! Я и водки совсем никогда не пью, потому что это не в моих убеждениях! Вообразите, он, он сам, своими собственными руками отдал этот сторублевый билет Софье Семеновне, – я видел, я свидетель, я присягу приму! Он, он! – повторял Лебезятников, обращаясь ко всем и каждому.

– Да вы рехнулись иль нет, молокосос? – взвизгнул Лужин, – она здесь сама перед вами, налицо, – она сама здесь, сейчас, при всех подтвердила, что, кроме десяти рублей, ничего от меня не получала. Каким же образом мог я ей передать после этого?

– Я видел, видел! – кричал и подтверждал Лебезятников, – и хоть это против моих убеждений, но я готов сей же час принять в суде какую угодно присягу, потому что я видел, как вы ей тихонько подсунули! Только я-то, дурак, подумал, что вы из благодеяния подсунули! В дверях, прощаясь с нею, когда она повернулась и когда вы ей жали одной рукой руку, другою, левой, вы и положили ей тихонько в карман бумажку. Я видел! Видел!

Лужин побледнел.

– Что вы врете! – дерзко вскричал он, – да и как вы могли, стоя у окна, разглядеть бумажку! Вам померещилось… на подслепые глаза. Вы бредите!

– Нет, не померещилось! И хоть я и далеко стоял, но я все, все видел, и хоть от окна действительно трудно разглядеть бумажку, – это вы правду говорите, – но я, по особому случаю, знал наверно, что это именно сторублевый билет, потому что, когда вы стали давать Софье Семеновне десятирублевую бумажку, – я видел сам, – вы тогда же взяли со стола сторублевый билет (это я видел, потому что я тогда близко стоял, и так как у меня тотчас явилась одна мысль, то потому я и не забыл, что у вас в руках билет). Вы его сложили и держали, зажав в руке, все время. Потом я было опять забыл, но когда вы стали вставать, то из правой переложили в левую и чуть не уронили; я тут опять вспомнил, потому что мне тут опять пришла та же мысль, именно, что вы хотите, тихонько от меня, благодеяние ей сделать. Можете представить, как я стал следить, – ну и увидел, как удалось вам всунуть ей в карман. Я видел, видел, я присягу приму!

Лебезятников чуть не задыхался. Со всех сторон стали раздаваться разнообразные восклицания, всего больше означавшие удивление; но послышались восклицания, принимавшие и грозный тон. Все затеснились к Петру Петровичу. Катерина Ивановна кинулась к Лебезятникову.

– Андрей Семенович! Я в вас ошиблась! Защитите ее! Один вы за нее! Она сирота, вас бог послал! Андрей Семенович, голубчик, батюшка!

И Катерина Ивановна, почти не помня, что делает, бросилась перед ним на колени.

– Дичь! – завопил взбешенный до ярости Лужин, – дичь вы все мелете, сударь. «Забыл, вспомнил, забыл» – что такое? Стало быть, я нарочно ей подложил? Для чего? С какою целью? Что общего у меня с этой…

– Для чего? Вот этого-то я и сам не понимаю, а что я рассказываю истинный факт, то это верно! Я до того не ошибаюсь, мерзкий, преступный вы человек, что именно помню, как по этому поводу мне тотчас же тогда в голову вопрос пришел, именно в то время, как я вас благодарил и руку вам жал. Для чего же именно вы положили ей украдкой в карман? То есть почему именно украдкой? Неужели потому только, что хотели от меня скрыть, зная, что я противных убеждений и отрицаю частную благотворительность, ничего не исцеляющую радикально? Ну и решил, что вам действительно передо мной совестно такие куши давать и, кроме того, может быть, подумал я, он хочет ей сюрприз сделать, удивить ее, когда она найдет у себя в кармане целых сто рублей. (Потому что иные благотворители очень любят этак размазывать свои благодеяния; я знаю.) Потом мне тоже подумалось, что вы хотите ее испытать, то есть придет ли она, найдя, благодарить! Потом, что хотите избежать благодарности и чтоб, ну, как это там говорится: чтоб правая рука, что ль, не знала… одним словом, как-то этак… Ну, да мало ль мне мыслей тогда пришло в голову, так что я положил все это обдумать потом, но все-таки почел неделикатным обнаружить перед вами, что знаю секрет. Но, однако, мне тотчас же пришел в голову опять еще вопрос: что Софья Семеновна, прежде чем заметит, пожалуй, чего доброго, потеряет деньги; вот почему я решился пойти сюда, вызвать ее и уведомить, что ей положили в карман сто рублей. Да мимоходом зашел прежде в нумер к госпожам Кобылятниковым, чтоб занести им «Общий вывод положительного метода» и особенно рекомендовать статью Пидерита (а впрочем, тоже и Вагнера); потом прихожу сюда, а тут вон какая история! Ну мог ли, мог ли я иметь все эти мысли и рассуждения, если б я действительно не видал, что вы вложили ей в карман сто рублей?

Когда Андрей Семенович кончил свои многословные рассуждения, с таким логическим выводом в заключении речи, то ужасно устал, и даже пот катился с его лица. Увы, он и по-русски-то не умел объясняться порядочно (не зная, впрочем, никакого другого языка), так что он весь, как-то разом, истощился, даже как будто похудел после своего адвокатского подвига. Тем не менее речь его произвела чрезвычайный эффект. Он говорил с таким азартом, с таким убеждением, что ему, видимо, все верили. Петр Петрович почувствовал, что дело плохо.

– Какое мне дело, что вам в голову пришли там какие-то глупые вопросы, – вскричал он. – Это не доказательство-с! Вы могли все это сбредить во сне, вот и все-с! А я вам говорю, что вы лжете, сударь! Лжете и клевещете из какого-либо зла на меня, и именно по насердке за то, что я не соглашался на ваши вольнодумные и безбожные социальные предложения, вот что-с!

Но этот выверт не принес пользы Петру Петровичу. Напротив, послышался со всех сторон ропот.

– А, ты вот куда заехал! – крикнул Лебезятников. – Врешь! Зови полицию, а я присягу приму! Одного только понять не могу: для чего он рискнул на такой низкий поступок! О жалкий, подлый человек!

– Я могу объяснить, для чего он рискнул на такой поступок, и, если надо, сам присягу приму! – твердым голосом произнес, наконец, Раскольников и выступил вперед.

Он был, по-видимому, тверд и спокоен. Всем как-то ясно стало, при одном только взгляде на него, что он действительно знает, в чем дело, и что дошло до развязки.

– Теперь я совершенно все себе уяснил, – продолжал Раскольников, обращаясь прямо к Лебезятникову. – С самого начала истории я уже стал подозревать, что тут какой-то мерзкий подвох; я стал подозревать вследствие некоторых особых обстоятельств, только мне одному известных, которые я сейчас и объясню всем: в них все дело! Вы же, Андрей Семенович, вашим драгоценным показанием окончательно уяснили мне все. Прошу всех, всех прислушать: этот господин (он указал на Лужина) сватался недавно к одной девице, и именно к моей сестре, Авдотье Романовне Раскольниковой. Но, приехав в Петербург, он третьего дня, при первом нашем свидании, со мной поссорился, и я выгнал его от себя, чему есть два свидетеля. Этот человек очень зол… Третьего дня я еще и не знал, что он здесь стоит в нумерах, у вас, Андрей Семенович, и что, стало быть, в тот же самый день, как мы поссорились, то есть третьего же дня, он был свидетелем того, как я передал, в качестве приятеля покойного господина Мармеладова, супруге его Катерине Ивановне несколько денег на похороны. Он тотчас же написал моей матери записку и уведомил ее, что я отдал все деньги не Катерине Ивановне, а Софье Семеновне, и при этом в самых подлых выражениях упомянул о… о характере Софьи Семеновны, то есть намекнул на характер отношений моих к Софье Семеновне. Все это, как вы понимаете, с целью поссорить меня с матерью и сестрой, внушив им, что я расточаю, с неблагородными целями, их последние деньги, которыми они мне помогают. Вчера вечером, при матери и сестре, и в его присутствии, я восстановил истину, доказав, что передал деньги Катерине Ивановне на похороны, а не Софье Семеновне, и что с Софьей Семеновной третьего дня я еще и знаком даже не был и даже в лицо еще ее не видал. При этом я прибавил, что он, Петр Петрович Лужин, со всеми своими достоинствами, не стоит одного мизинца Софьи Семеновны, о которой он так дурно отзывается. На его же вопрос: посадил ли бы я Софью Семеновну рядом с моей сестрой? я ответил, что я уже это и сделал, того же дня. Разозлившись на то, что мать и сестра не хотят, по его наветам, со мною рассориться, он слово за слово начал говорить им непростительные дерзости. Произошел окончательный разрыв, и его выгнали из дому. Все это происходило вчера вечером. Теперь прошу особенного внимания: представьте себе, что если б ему удалось теперь доказать, что Софья Семеновна – воровка, то, во-первых, он доказал бы моей сестре и матери, что был почти прав в своих подозрениях; что он справедливо рассердился за то, что я поставил на одну доску мою сестру и Софью Семеновну, что, нападая на меня, он защищал, стало быть, и предохранял честь моей сестры, а своей невесты. Одним словом, через все это он даже мог вновь поссорить меня с родными и, уж конечно, надеялся опять войти у них в милость. Не говорю уже о том, что он мстил лично мне, потому что имеет основание предполагать, что честь и счастие Софьи Семеновны очень для меня дороги. Вот весь его расчет! Вот как я понимаю это дело! Вот вся причина, и другой быть не может!