Жизнь. Мечта о лучшей жизни

Через двадцать лет

Перевод Н. Дехтеревой
Избранные произведения в 3-х кн. Кн.1. - М.: Глагол, Голос, 1993

Проверяя на ходу двери, ловким и замысловатым движением помахивая дубинкой и время от времени бросая зоркие взгляды во все концы своих мирных владений, полисмен, рослый, крепкого сложения, с чуть развалистой походкой, являл собой прекрасный образец блюстителя общественного спокойствия. Жители его участка ложились спать рано. Лишь кое-где еще мелькали огни - в табачном магазине или в ночном баре. Но большинство зданий были заняты под конторы, а те уже давно закрылись.

Не дойдя до половины одного из кварталов, полисмен вдруг замедлил шаги. В темноте, возле входа в магазин скобяных изделий, стоял человек с незажженной сигарой во рту. Как только полисмен направился к нему, незнакомец быстро заговорил.

Все в порядке, сержант, - сказал он успокаивающим тоном. - Поджидаю приятеля, только и всего. Насчет этой встречи у нас с ним было условлено двадцать лет тому назад. Вам это кажется несколько странным, не так ли? Ну что ж, если хотите, могу разъяснить, чтобы окончательно вас успокоить. На том самом месте, где теперь этот магазин, стоял раньше ресторан «Большого Джо Брэди».
- Пять лет тому назад, - сказал полисмен, - тот дом снесли.
Человек чиркнул спичкой и зажег сигару. Пламя спички осветило бледное лицо с квадратной челюстью, острым взглядом и маленьким белым шрамом возле правой брови. В кашне сверкнула булавка с крупным брильянтом.
- Сегодня, - продолжал незнакомец, - ровно двадцать лет с того дня, как я ужинал у «Большого Брэди» с Джимом Уэлсом, лучшим моим товарищем и самым замечательным парнем на свете. Мы оба росли с ним здесь, в Нью-Йорке, вместе, как родные братья. Мне сравнялось восемнадцать, а Джиму двадцать лет. Наутро я отправлялся на Запад, искать счастья. Джимми вытащить из Нью-Йорка было делом безнадежным - он считал, что это единственное стоящее место на всем земном шаре. Ну, в тот вечер мы и договорились встретиться ровно через двадцать лет - день в день, час в час - как бы ни сложилась наша жизнь и как бы далеко ни забросила нас судьба. Мы полагали, что за столько лет положение наше определится и мы успеем выковать свое счастье.
- Это все очень интересно, - заговорил полисмен, - хотя, на мой взгляд, промежуток между встречами несколько великоват. И что ж, вы так ничего и не слышали о вашем приятеле с тех пор, как расстались?
- Нет, первое время мы переписывались. Но спустя год или два потеряли друг друга из виду. Запад, знаете ли, пространство не очень маленькое, а я двигался по нему довольно проворно. Но я знаю наверняка: Джимми, если только он жив, придет к условленному месту. На всем свете нет товарища вернее и надежнее. Он не забудет. Я отмахал не одну тысячу миль, чтобы попасть сюда вовремя, и дело стоит того, если только и Джим сдержит слово.
Он вынул великолепные часы - их крышка была усыпана мелкими брильянтами.
- Без трех минут десять, - заметил он. - Было ровно десять, когда мы расстались тогда у дверей ресторана.
- Дела на Западе, полагаю, шли не плохо? - осведомился полисмен.
- О, еще бы! Буду рад, если Джиму повезло хотя бы вполовину так, как мне. Он был немного рохля, хоть и отличный малый. Мне пришлось немало поизворачиваться, чтобы постоять за себя. А в Нью-Йорке человек сидит, как чурбан. Только Запад умеет обтесывать людей.
Полисмен повертел дубинкой и сделал шаг вперед.
- Мне пора идти. Надеюсь, ваш друг придет вовремя. Вы ведь не требуете от него уж очень большой точности?
- Ну, конечно. Я подожду его еще, по крайней мере, с полчаса. Если только он жив, к этому времени он уж непременно должен прийти. Всего лучшего, сержант.
- Спокойной ночи, сэр. - Полисмен возобновил свой обход, продолжая по дороге проверять двери.
Стал накрапывать мелкий холодный дождь, и редкие порывы перешли в непрерывный пронзительный ветер. Немногочисленные пешеходы молча, с мрачным видом, торопливо шагали по улице, подняв воротники и засунув руки в карманы. А человек, приехавший за тысячи миль, чтобы сдержать почти нелепое обещание, данное другу юности, курил сигару и ждал.
Прошло еще минут двадцать, и вот высокая фигура в длинном пальто с воротником, поднятым до ушей, торопливо пересекла улицу и направилась прямо к человеку, поджидавшему у входа в магазин.
- Это ты, Боб? - спросил подошедший неуверенно.
- А это ты, Джимми Уэлс? - быстро откликнулся тот.
- Ах, бог ты мой! - воскликнул высокий человек, хватая в свои руки обе руки человека с сигарой. - Ну, ясно как день, это Боб. Я не сомневался, что найду тебя здесь, если только ты еще существуешь на свете. Ну, ну! Двадцать лет - время немалое. Видишь, Боб, наш ресторан уже снесли. А жаль, мы бы с тобой поужинали в нем, как тогда. Ну, рассказывай, дружище, как жилось тебе на Западе?
- Здорово. Получил от него все, чего добивался. А ты сильно переменился, Джим. Мне помнилось, ты был дюйма на два, на три ниже.
- Да, я еще подрос немного после того, как мне исполнилось двадцать.
- А как твои дела, Джимми?
- Сносно. Служу в одном из городских учреждений. Ну, Боб, пойдем. Я знаю один уголок, мы там с тобой вдоволь наговоримся, вспомним старые времена.
Они пошли, взявшись под руку. Приехавший с Запада с эгоизмом человека, избалованного успехом, принялся рассказывать историю своей карьеры. Другой, почти с головой уйдя в воротник, с интересом слушал.
На углу квартала сиял огнями аптекарский магазин. Подойдя к свету, оба спутника одновременно обернулись и глянули друг другу в лицо.
Человек с Запада вдруг остановился и высвободил руку.
- Вы не Джим Уэлс, - сказал он отрывисто. - Двадцать лет - долгий срок, но не настолько уж долгий, чтобы у человека римский нос превратился в кнопку.
- За такой срок иногда и порядочный человек может стать мошенником, - ответил высокий. - Вот что, «Шелковый» Боб, уже десять минут как вы находитесь под арестом. В Чикаго так и предполагали, что вы не преминете заглянуть в наши края, и телеграфировали, что не прочь бы побеседовать с вами. Вы будете вести себя спокойно? Ну, очень благоразумно с вашей стороны. А теперь, прежде чем сдать вас в полицию, я еще должен выполнить поручение. Вот вам записка. Можете прочесть ее здесь, у окна. Это от постового полисмена Уэлса.
Человек с Запада развернул поданный ему клочок бумаги. Рука его, твердая вначале, слегка дрожала, когда он дочитал записку. Она была коротенькая:

«Боб! Я пришел вовремя к назначенному месту. Когда ты зажег спичку, я узнал лицо человека, которого ищет Чикаго. Я как-то не мог сделать этого сам и поручил арестовать тебя нашему агенту в штатском.
Джимми»

По улице с внушительным видом двигался постовой полисмен. Внушительность была привычной, не ради зрителей, которые попадались редко. Не было еще и десяти часов вечера, но в резких порывах сырого ветра уже чувствовался дождь, и улицы почти опустели. Проверяя на ходу двери, ловким и замысловатым движением помахивая дубинкой и время от времени бросая зоркие взгляды во все концы своих мирных владений, полисмен, рослый, крепкого сложения, с чуть развалистой походкой, являл собой прекрасный образец блюстителя общественного спокойствия. Жители его участка ложились спать рано. Лишь кое-где еще мелькали огни - в табачном магазине или в ночном баре. Но большинство зданий были заняты под конторы, а те уже давно закрылись. Не дойдя до половины одного из кварталов, полисмен вдруг замедлил шаги. В темноте, возле входа в магазин скобяных изделий, стоял человек с незажженной сигарой во рту. Как только полисмен направился к нему, незнакомец быстро заговорил. - Все в порядке, сержант, - сказал он успокаивающим тоном. - Поджидаю приятеля, только и всего. Насчет этой встречи у нас с ним было условлено двадцать лет тому назад. Вам это кажется несколько странным, не так ли? Ну что ж, если хотите, могу разъяснить, чтобы окончательно вас успокоить. На том самом месте, где теперь этот магазин, стоял раньше ресторан «Большого Джо Брэди». - Пять лет тому назад, - сказал полисмен, - тот дом снесли. Человек чиркнул спичкой и зажег сигару. Пламя спички осветило бледное лицо с квадратной челюстью, острым взглядом и маленьким белым шрамом возле правой брови. В кашне сверкнула булавка с крупным брильянтом. - Сегодня, - продолжал незнакомец, - ровно двадцать лет с того дня, как я ужинал у «Большого Брэди» с Джимом Уэлсом, лучшим моим товарищем и самым замечательным парнем на свете. Мы оба росли с ним здесь, в Нью-Йорке, вместе, как родные братья. Мне сравнялось восемнадцать, а Джиму двадцать лет. Наутро я отправлялся на Запад, искать счастья. Джимми вытащить из Нью-Йорка было делом безнадежным - он считал, что это единственное стоящее место на всем земном шаре. Ну, в тот вечер мы и договорились встретиться ровно через двадцать лет - день в день, час в час - как бы ни сложилась наша жизнь и как бы далеко ни забросила нас судьба. Мы полагали, что за столько лет положение наше определится и мы успеем выковать свое счастье. - Это все очень интересно, - заговорил полисмен, - хотя, на мой взгляд, промежуток между встречами несколько великоват. И что ж, вы так ничего и не слышали о вашем приятеле с тех пор, как расстались? - Нет, первое время мы переписывались. Но спустя год или два потеряли друг друга из виду. Запад, знаете ли, пространство не очень маленькое, а я двигался по нему довольно проворно. Но я знаю наверняка: Джимми, если только он жив, придет к условленному месту. На всем свете нет товарища вернее и надежнее. Он не забудет. Я отмахал не одну тысячу миль, чтобы попасть сюда вовремя, и дело стоит того, если только и Джим сдержит слово. Он вынул великолепные часы - их крышка была усыпана мелкими брильянтами. - Без трех минут десять, - заметил он. - Было ровно десять, когда мы расстались тогда у дверей ресторана. - Дела на Западе, полагаю, шли не плохо? - осведомился полисмен. - О, еще бы! Буду рад, если Джиму повезло хотя бы вполовину так, как мне. Он был немного рохля, хоть и отличный малый. Мне пришлось немало поизворачиваться, чтобы постоять за себя. А в Нью-Йорке человек сидит, как чурбан. Только Запад умеет обтесывать людей. Полисмен повертел дубинкой и сделал шаг вперед. - Мне пора идти. Надеюсь, ваш друг придет вовремя. Вы ведь не требуете от него уж очень большой точности? - Ну, конечно. Я подожду его еще, по крайней мере, с полчаса. Если только он жив, к этому времени он уж непременно должен прийти. Всего лучшего, сержант. - Спокойной ночи, сэр. - Полисмен возобновил свой обход, продолжая по дороге проверять двери. Стал накрапывать мелкий холодный дождь, и редкие порывы перешли в непрерывный пронзительный ветер. Немногочисленные пешеходы молча, с мрачным видом, торопливо шагали по улице, подняв воротники и засунув руки в карманы. А человек, приехавший за тысячи миль, чтобы сдержать почти нелепое обещание, данное другу юности, курил сигару и ждал. Прошло еще минут двадцать, и вот высокая фигура в длинном пальто с воротником, поднятым до ушей, торопливо пересекла улицу и направилась прямо к человеку, поджидавшему у входа в магазин. - Это ты, Боб? - спросил подошедший неуверенно. - А это ты, Джимми Уэлс? - быстро откликнулся тот. - Ах, бог ты мой! - воскликнул высокий человек, хватая в свои руки обе руки человека с сигарой. - Ну, ясно как день, это Боб. Я не сомневался, что найду тебя здесь, если только ты еще существуешь на свете. Ну, ну! Двадцать лет - время немалое. Видишь, Боб, наш ресторан уже снесли. А жаль, мы бы с тобой поужинали в нем, как тогда. Ну, рассказывай, дружище, как жилось тебе на Западе? - Здорово. Получил от него все, чего добивался. А ты сильно переменился, Джим. Мне помнилось, ты был дюйма на два, на три ниже. - Да, я еще подрос немного после того, как мне исполнилось двадцать. - А как твои дела, Джимми? - Сносно. Служу в одном из городских учреждений. Ну, Боб, пойдем. Я знаю один уголок, мы там с тобой вдоволь наговоримся, вспомним старые времена. Они пошли, взявшись под руку. Приехавший с Запада с эгоизмом человека, избалованного успехом, принялся рассказывать историю своей карьеры. Другой, почти с головой уйдя в воротник, с интересом слушал. На углу квартала сиял огнями аптекарский магазин. Подойдя к свету, оба спутника одновременно обернулись и глянули друг другу в лицо. Человек с Запада вдруг остановился и высвободил руку. - Вы не Джим Уэлс, - сказал он отрывисто. - Двадцать лет - долгий срок, но не настолько уж долгий, чтобы у человека римский нос превратился в кнопку. - За такой срок иногда и порядочный человек может стать мошенником, - ответил высокий. - Вот что, «Шелковый» Боб, уже десять минут как вы находитесь под арестом. В Чикаго так и предполагали, что вы не преминете заглянуть в наши края, и телеграфировали, что не прочь бы побеседовать с вами. Вы будете вести себя спокойно? Ну, очень благоразумно с вашей стороны. А теперь, прежде чем сдать вас в полицию, я еще должен выполнить поручение. Вот вам записка. Можете прочесть ее здесь, у окна. Это от постового полисмена Уэлса. Человек с Запада развернул поданный ему клочок бумаги. Рука его, твердая вначале, слегка дрожала, когда он дочитал записку. Она была коротенькая: «Боб! Я пришел вовремя к назначенному месту. Когда ты зажег спичку, я узнал лицо человека, которого ищет Чикаго. Я как-то не мог сделать этого сам и поручил арестовать тебя нашему агенту в штатском. Джимми».

Милый друг

Жорж Дюруа, сын зажиточных крестьян, содержателей кабачка, по прихоти природы наделен счастливой наружностью. Он строен, высок, белокур, у него чудные усы... Он очень нравится женщинам, и он в Париже. Но у него в кармане три франка, а жалованье будет только через два дня. Ему жарко, ему хочется пива... Дюруа шляется по Парижу и ждет случая, который ведь должен же представиться? Случай - это, скорее всего, женщина. Так и будет. Все его случаи произойдут от женщин... А пока что он встречает Форестье.

Они вместе служили в Алжире. Жорж Дюруа не захотел быть первым в деревне и попытал счастья в военной службе. Два года он грабил и убивал арабов. За это время у него появилась привычка ходить, выпятив грудь, и брать то, что хочется. И в Париже можно выпячивать грудь и толкать прохожих, но здесь не принято добывать золото с револьвером в руке.

А толстый Форестье преуспел: он журналист, он состоятельный человек, он благодушен - угощает старого друга пивом и советует заняться журналистикой. Он приглашает Жоржа назавтра обедать и дает ему два луидора (сорок франков), чтобы тот мог взять напрокат приличный костюм.

С этого все и началось. У Форестье, оказывается, есть жена - изящная, весьма хорошенькая блондинка. Является её подруга - жгучая брюнетка г-жа де Марель с маленькой дочкой. Пожаловал г-н Вальтер, депутат, богач, издатель газеты "французская жизнь". Тут же известный фельетонист и еще знаменитый поэт... А Дюруа не умеет обращаться с вилкой и не знает, как быть с четырьмя бокалами... Но он быстро ориентируется на местности. И вот - ах, как кстати! - разговор пошел об Алжире. Жорж Дюруа вступает в разговор, как в холодную воду, но ему задают вопросы... Он в центре внимания, и дамы не сводят с него глаз! А Форестье, друг Форестье, не упускает момент и просит дорогого патрона г-на Вальтера взять Жоржа на службу в газету... Ну, это посмотрим, а пока Жоржу заказаны два-три очерка об Алжире. И еще: Жорж приручил Лорину, маленькую дочку г-жи де Марель. Он поцеловал девочку и качает её на колене, и мать изумлена и говорит, что г-н Дюруа неотразим.

Как счастливо все завязалось! А все оттого, что он такой красавец и молодец... Осталось только написать этот чертов очерк и завтра к трем часам принести его г-ну Вальтеру.

И Жорж Дюруа садится за работу. Старательно и красиво выводит он на чистом листе заглавие: "Воспоминания африканского стрелка". Это название подсказала г-жа Вальтер. Но дальше дело не идет. Кто же знал, что одно дело болтать за столом с бокалом в руке, когда дамы не сводят с тебя глаз, и совсем иное дело - писать! Дьявольская разница... Но ничего, утро вечера мудренее.

Но и утром все не так. Усилия напрасны. И Жорж Дюруа решает просить о помощи друга Форестье. Однако Форестье спешит в газету, он отсылает Жоржа к своей жене: она, мол, поможет не хуже.

Г-жа Форестье усадила Жоржа за стол, выслушала его и через четверть часа начала диктовать статью. Удача несет его. Статья напечатана - какое счастье! Он принят в отдел хроники, и наконец-то можно навеки покинуть ненавистную контору Северной железной дороги. Жорж делает все правильно и точно: сперва получил в кассе жалованье за месяц, а уж потом обхамил на прощанье начальника - получил удовольствие.

Одно нехорошо. Вторая статья не выходит. Но и это не беда - нужно взять еще один урок у г-жи Форестье, а это одно удовольствие. Тут, правда, не повезло: сам Форестье оказался дома и заявил Жоржу, что, дескать, не намерен работать вместо него... Свинья!

Дюруа зол и сделает статью сам, безо всякой помощи. Вот увидите!.. И он сделал статью, написал. Только её не приняли: сочли неудовлетворительной. Он переделал. Опять не приняли. После трех переделок Жорж плюнул и целиком ушел в репортерство.

Вот тут-то он и развернулся. Его пронырливость, обаяние и наглость пришлись очень кстати. Сам г-н Вальтер доволен сотрудником Дюруа. Одно только плохо: получая в газете в два раза больше, чем в конторе, Жорж почувствовал себя богачом, но это длилось так недолго. Чем больше денег, тем больше их не хватает! И потом: ведь он заглянул в мир больших людей, но остался вне этого мира. Ему повезло, он служит в газете, он имеет знакомства и связи, он вхож в кабинеты, но... только как репортер. Жорж Дюруа по-прежнему бедняк и поденщик. А здесь же, рядом, в своей же газете, - вот они! - люди с карманами, полными золота, у них шикарные дома и пикантные жены... Почему же это все у них? Почему не у него? Здесь какая-то тайна.

Жорж Дюруа не знает разгадки, зато он знает, в чем его сила. И он вспоминает г-жу де Марель, ту, что была с дочкой на обеде у Форестье. "До трех часов я всегда дома", - сказала она тогда. Жорж позвонил в половине третьего. Конечно, он волновался, но г-жа де Марель - само радушие, само влекущее изящество. И Лорина обращается с ним как с другом... И вот уже Жорж приглашен на обед в ресторан, где будут они с г-жой де Марель и супруги Форестье - две пары.

Обед в отдельном кабинете изыскан, длителен и прян непринужденной, легкой болтовней на краю непристойности. Г-жа де Марель обещала напиться и исполнила обещание. Жорж её провожает. В экипаже он некоторое время нерешителен, но, кажется, она шевельнула ногой... Он кинулся в атаку, она сдалась. Наконец-то он овладел настоящей светской женщиной!

На другой день Дюруа завтракает у своей возлюбленной. Он еще робок, не знает, как пойдет дальше дело, а она обворожительно мила, и Жорж играет влюбленность... И это так нетрудно по отношению к такой великолепной женщине! Тут входит Лорина и радостно бежит к нему: "А, Милый друг!" Так Жорж Дюруа получил свое имя. А г-жа де Марель - её зовут Клотильда - оказалась восхитительной любовницей. Она наняла для их свиданий маленькую квартирку. Жорж недоволен: это ему не по карману... Да нет же, уже уплачено! Нет, этого он допустить не может... Она умоляет, еще, еще, и он... уступил, полагая, что вообще-то это справедливо. Нет, но как она мила!

Жорж совсем без денег, но после каждого свидания обнаруживает в жилетном кармане одну или две золотые монеты. Он возмущен! Потом привыкает. Только для успокоения совести ведет счет своего долга Клотильде.

Случилось так, что любовники сильно повздорили. Похоже, что это разрыв. Жорж мечтает - в виде мести - вернуть долг Клотильде. Но денег нет. И Форестье на просьбу о деньгах ссудил десять франков - жалкая подачка. Ничего, Жорж отплатит ему, он наставит рога старому Другу. Тем более, он знает теперь, как это просто.

Но что это? Атака на г-жу Форестье сразу захлебнулась. Она приветлива и откровенна: она никогда не станет любовницей Дюруа, но предлагает ему свою дружбу. Пожалуй, это дороже рогов Форестье! А вот и первый дружеский совет; нанесите визит г-же Вальтер.

Милый друг сумел показаться г-же Вальтер и её гостям, и не проходит недели, а он уже назначен заведующим отделом хроники и приглашен к Вальтерам на обед. Такова цена дружеского совета.

На обеде у Вальтеров произошло важное событие, но Милый друг еще не знает, что это важное событие: он представлен двум дочерям издателя - восемнадцати и шестнадцати лет (одна - дурнушка, другая - хорошенькая, как кукла). Зато другое Жорж не мог не заметить, Клотильда все так же обольстительна и мила. Они помирились, и связь восстановлена.

Болен Форестье, он худеет, кашляет, и видно, что не жилец. Клотильда между прочим говорит, что жена Форестье не замедлит выйти замуж, как только все будет кончено, и Милый Друг задумался. А пока что жена увезла бедного Форестье на юг - лечиться. При прощанье Жорж просит г-жу Форестье рассчитывать на его дружескую помощь.

И помощь понадобилась: г-жа Форестье просит Дюруа приехать в Канн, не оставить её одну с умирающим мужем. Милый друг ощущает открывающийся перед ним простор. Он едет в Канн и добросовестно отрабатывает дружескую повинность. До самого конца. Жорж Дюруа сумел показать Мадлене Форестье, что он Милый друг, прекрасный и добрый человек.

И все получилось! Жорж женится на вдове Форестье. Теперь у него есть изумительная помощница - гений закулисной журналистики и политической игры... И у него прекрасно устроенный дом, и еще он стал теперь дворянином: он поделил на слоги свою фамилию и прихватил название родной деревни, он теперь дю Руа де Кантель.

Они с женой друзья. Но и дружба должна знать границы... Ах, зачем такая умная Мадлена по дружбе сообщает Жоржу, что г-жа Вальтер от него без ума?.. И еще того хуже: она говорит, что, будь Жорж свободен, она бы советовала ему жениться на Сюзанне, хорошенькой дочери Вальтера.

Милый друг снова задумался. А г-жа Вальтер, если присмотреться, еще очень даже ничего... Плана нет, но Жорж начинает игру. На этот раз объект добропорядочен и борется отчаянно с самим собой, но Милый друг обложил со всех сторон и гонит в западню. И загнал. Охота окончена, но добыча хочет достаться охотнику опять и опять. У него же другие дела. Тогда г-жа Вальтер открывает охотнику тайну.

Военная экспедиция в Марокко решена. Вальтер и Ларош, министр иностранных дел, хотят нажиться на этом. Они скупили по дешевке облигации марокканского займа, но стоимость их скоро взлетит. Они заработают десятки миллионов. Жорж тоже может купить, пока не поздно.

Танжер - ворота Марокко - захвачен. У Вальтера пятьдесят миллионов, он купил роскошный особняк с садом. А Дюруа зол: большие деньги опять не у него. Правда, жена получила в наследство от друга миллион, и Жорж оттяпал у нее половину, но это - не то. Вот за Сюзанной, дочерью Вальтера, двадцать миллионов приданого...

Жорж с полицией нравов выслеживает жену. Ее застали с министром Ларошем. Милый друг одним ударом свалил министра и получил развод. Но ведь Вальтер ни за что не отдаст за него Сюзанну! На это тоже есть свой прием. Не зря он совратил г-жу Вальтер: пока Жорж обедал и завтракал у нее, он сдружился с Сюзанной, она ему верит. И Милый друг увез хорошенькую дурочку. Она скомпрометирована, и отцу некуда деваться.

Жорж Дюруа с юной женой выходит из церкви. Он видит палату депутатов, он видит Бурбонский дворец. Он достиг всего.

Но ему никогда уже не будет ни жарко, ни холодно. Ему никогда так сильно не захочется пива.

Жанна Ле Перюи де Во родилась в семье барона и получила строгое монастырское воспитание. Но вот монастырь остался позади, а впереди ждёт новая интересная жизнь. Семья барона на лето переехала в родовой замок «Тополя». Отец Жанны отремонтировал этот замок, чтобы подарить его своей дочери. Жанна поселится здесь после того, как выйдет замуж. Для полного счастья осталось встретить свою любовь.

Вскоре юная баронесса знакомится с виконтом Жюльеном де Ламаром. Молодой человек хорошо воспитан и очень нравится родителям Жанны, как и самой девушке. Вскоре виконт и баронесса поженились и отправились в свадебное путешествие на Корсику. Во время свадебного путешествия Жанна приходит к печальному выводу: её супруг был совсем не таким, каким казался ей до замужества. Виконт де Ламар жаден и труслив. Он не тот мужчина, о котором она мечтала.

После возвращения с Корсики супругов поглотила семейная рутина. Жюльен больше не обращает внимания на свою молодую жену. Он перестаёт следить за собой и постоянно пьёт коньяк. Розали, служанка Жанны, неожиданно заболевает. Однажды она теряет сознание в спальне своей госпожи, а затем рожает ребёнка. Виконтесса обеспокоена. Служанка для неё как сестра. Надо немедленно найти отца новорожденного и заставить его жениться. Жюльен требует выгнать Розали, но Жанна отказывается.

Виконтесса узнаёт, что беременна. В это же время ей становится известно о романе Розали и Жюльена. Её муж был отцом ребёнка служанки. Деревенскому кюре удалось примирить господ. Для Розали был найден супруг. Жанна родила сына Поля. Появление ребёнка в жизни виконтессы помогло ей забыть все горести.

Несчастья не надолго покинули несчастную Жанну. Умирает баронесса Ле Перюи де Во, мать молодой виконтессы. Неверный супруг нашёл себе новую любовницу. По соседству с де Ламарам жила замужняя графиня де Фурвиль. Ей-то и предстояло занять место Розали в жизни Жюльена. Узнав об измене, граф де Фурвиль убил любовников, представив своё преступление несчастным случаем. Сын Жанны вырос и покинул Францию с проституткой. Живя в Лондоне, Поль постоянно пишет матери письма с просьбами прислать ему денег. В конце концов, Жанна разоряется. Барон Ле Перюи де Во, пытаясь спасти дочь, закладывает имени, но вскоре умирает.

Овдовев, Розали вернулась к своей госпоже. Жанна была вынуждена продать замок и переселиться со своей служанкой в более скромное жильё. У Поля родилась дочь. Его возлюбленная скончалась, и он собирается вернуться домой. Роман заканчивается воспоминаниями Розали и Жанны о безвозвратно ушедшей молодости.

Характеристика персонажей

Жанна Ле Перюи де Во

В детстве и юности мир главной героини был очень узок. Девушка воспитывалась в монастыре, вдали от настоящей жизни, о которой она имела очень смутные представления. Покинув монастырь, Жанна обнаруживает, что жизнь её родителей не менее пассивна и скучная, чем монастырские будни.

Наибольшее невежество Жанна проявляет в отношениях с мужчинами, придавая им слишком романтический, идеализированный характер. Баронесса полагает, что будет считаться женщиной после венчания, не догадываясь, что именно скрывается под этим понятием. Жюльен становится первым человеком, открывшим Жанне изнанку бытия, так непохожую на тот яркий праздник, который жил в её сердце все эти годы. Затем мадам де Ламар предаёт Розали, которую она всегда считала близким человеком. Сын Поль также приносит матери одни разочарования. Так разрушается неестественно счастливый, наивный мир Жанны Ле Перюи де Во.

Жюльен де Ламар

Мотивы женитьбы виконта на Жанне понять непросто. Возможно, им руководило желание получить приданое жены, статус женатого мужчины или быть ближе к Розали. Супруга на некоторое время становится развлечением для молодого виконта. Но устав играть роль новобрачного, он показывает своё истинное лицо, становится холодным и грубым.

Считая себя в глубине души представителем нового, более «прогрессивного» поколения, Жюльен отвергает семейные ценности. Даже рождение сына не пробуждает в сердце виконта отцовских чувств. Автор безжалостно убирает со сцены своего героя, неумеющего ценить старые идеалы, но и ненашедшего в себе силы до конца принять новые.

Роман «Жизнь» был написан не только затем, чтобы рассказать о судьбе одной отдельно взятой семьи. В истории разрушения одного благородного семейства отражён переход современного Мопассану общества на новый уровень развития.

Писатель никогда не симпатизировал дворянам, считая их «лишними людьми», ведущими праздный образ жизни. Однако новое поколение «хозяев жизни» не только не приветствуется автором, но и вызывает в нём ужас. На смену дворянству постепенно приходят хищники буржуа. Эти люди далеки от праздности. Они, безусловно, любят развлечения и роскошь. Но ещё больше они любят зарабатывать деньги, беспощадно эксплуатируя самых обделённых представителей французского общества.

Малоприспособленная к жизни Жанна не смогла сохранить отцовский замок. Виконтесса не знает, как зарабатываются капиталы. Она бездумно отправляет деньги своему сыну, не подозревая о том, что средства рано или поздно подойдут к концу. Новым хозяином замка семьи Ле Перюи де Во становится предприимчивый беспощадный делец, что символизирует окончательный переход власти в руки буржуа.

Новые правила игры принимают не только бывшие бедняки и содержатели низкопробных харчевен. Стремление стать более современным можно заметить уже в циничном и грубом Жюльене. Однако виконт так и не решается пойти дальше перемен в своём поведении. Его сын Поль окончательно разрывает всякую связь с дворянским сословием, изменив свою фамилию с де Ламар на Деламар.

Анализ произведения

Роман Ги де Мопассана затрагивает тему «утраченных иллюзий». Это книга о самонадеянности молодости и самоуверенности юности. Русский перевод названия не смог отразить главную идею произведения.

Трудности перевода

Французский вариант – «Une vie» – способен рассказать читателю намного больше. Автор умышленно использует в заглавии неопределённый артикль («Une vie» можно перевести как «одна жизнь», «какая-то жизнь»), что указывает на желание Мопассана поставить судьбу Жанны в ряд с подобными её судьбами.

Молодая баронесса была недовольна монастырём, в котором ей пришлось провести детство. Ей не нравилось, как живут её родители. Жанна была уверена, что она сумеет построить свою жизнь таким образом, что в ней не найдётся места рутине и безразличию. Девушка намерена прожить жизнь, озарённую светом неземной любви и романтики.