Персонажи волошина и их любимые занятия. Максимилиан волошин как художник, картины и биография. Максимилиан Александрович Волошин

Максимилиан Александрович Кириенко-Волошин (28 мая 1877, Киев — 11августа 1932, Коктебель ) — русский художник и поэт-символист, литературный критик и искусствовед, мистик, философ и журналист.

Особенности творчества художника Максимилиана Волошина: Волошин-художник связан с землей Крыма и Коктебеля, ее древним сложным рельефом, с мощными стихиями. Акварели с крымскими пейзажами он писал по памяти — в них нет географической точности, эта точность — геологическая, философская, пантеистическая.

Известные картины Максимилиана Волошина: «Ведет сквозь волны и туманы мой лунный одинокий путь », «Холмы из мрамора и горы из стекла », «Настороженная земля ».

Максимилиан Волошин — поэт, который писал как художник, и художник, который писал как поэт. Поэт Серебряного века, который был своим среди символистов, художник начала XX века, который выступал в защиту авангардистских художественных групп, но при этом сам никогда ни к какому движению не примыкал. Художник и поэт, которому основной доход и славу приносили переводы с французского, а еще искусствоведческие и литературоведческие статьи в журналах.

Сумасбродный мистификатор и глубокий философ, он с азартом создавал легенду о феерическом поэте-призраке, в начале XX века умудрился стреляться на дуэли и играючи воплотил мечту многих поколений художников об идиллической общине людей искусства, где они смогут дни напролет ходить по горам в венках и балахонах, загорать у моря, общаться, рисовать и читать вслух стихи, питаться вдохновением напрямую от самой земли, влюбляться и паясничать. У Макса в Доме поэта в Коктебеле за одно лето могли побывать 400 гостей. Необъяснимая способность очаровывать людей и путешествовать почти без денег превратила биографию Волошина в насыщенный встречами и откровениями путь, всегда физический, интеллектуальный и духовный.

Первое рождение: Киев, Москва, Феодосия

Эту способность удивляться Волошин сохранил до последних лет жизни. И до тошноты скучно ему было за все эти годы только в гимназии, причем, в любой. Сначала в частной московской, потом, когда денег у матери на «лучшее» образование перестало хватать, — в казенной столичной. Третья попытка — гимназия феодосийская. И все та же беспросветная тоска, ощущение потерянного времени и плохие отметки. Максу скучно.

Мать Волошина, Елена Оттобальдовна, будущая хозяйка его коктебельского дома, своенравная, свободолюбивая Пра(праматерь), происходила из обрусевших немцев. Она ушла от мужа с двухлетним Максом, уехала из Киева в Севастополь, работала на телеграфе и жила в постоянной нужде то у знакомых, то снимая комнаты. У Макса не было игрушек, но у его матери была библиотека. У него не было паровозов и лошадок, но была огромная фантазия: заклинания, фантастические истории и заколдованные места, которые с трепетом обходил стороной. Макс сам в 5 лет научился читать по газетным заголовкам, знал наизусть и проникновенно декламировал Лермонтова, Пушкина, Некрасова, не понимая значения половины произносимых слов. А домашним образованием маленького Волошина занимался студент Никандр Туркин, приглашенный к старшим детям в доме Вяземских, у которых его мать снимала квартиру. От Туркина семилетний Волошин узнал об Эдгаре По, Гомере, Достоевском, буддизме и Дон Жуане, а для самостоятельной работы мог получить, например, такую тему сочинения: «описать Кавказ по Пушкину в этнографическом и географическом аспектах» .

На юридическом факультете Московского университета Макс тоже проучился недолго, два года, и был сослан в Феодосию за участие в студенческих беспорядках. Своим правом на восстановление через год он не воспользовался и начал всерьез мечтать о Европе — обладая завидной способностью к самоорганизации, всю жизнь он будет учиться сам, выбирая библиотеки, темы, лекции, музеи и учителей.

Художественное рождение: Париж

Он учится взахлеб, в Луврской школе музееведения, в Сорбонне, пишет с натуры в академии Каларосси, учится рисовать в мастерской художницы Елизаветы Кругликовой , он мечтает об искусствоведении и становится корреспондентом, пишущим о художественной жизни Парижа в русских журналах.

Макс знает Париж наизусть, музеи и театры, дороги и набережные, язык и поэтов, он устраивает захватывающие прогулки по городу многочисленным друзьям и единомышленникам. Когда Волошин будет отчаянно влюблен, неуверен во взаимности, истерзан недомолвками и дружески спокойным отношением, он привезет свою любимую и будущую жену Маргариту Сабашникову сюда, в Париж. Печальная, талантливая художница, часто страдающая от необоснованных тревог и видений смерти Маргоря пугается Макса, ей странна волошинская веселость, ее раздражает его манера говорить, его чудаковатая одежда, а главное — она отталкивает любого, кто ее полюбит. Он много раз писал ей прощальные письма, не в силах больше надеяться без обещаний. И по первому зову или нарочно оброненному ласковому слову снова бросался с головой в эти мучительные отношения.

Макс и Маргарита была женаты совсем недолго, когда их увлекает Петербург. Супруги поселятся в одном доме с Вячеславом Ивановым, знаменитым поэтом-символистом. Здесь в ивановской« Башне» звучит новая поэзия, здесь богемная молодежь создает романы из собственных жизней. Маргарита уйдет от Макса очень скоро в соблазнительный и пугающий любовный треугольник Иванова и его жены.

Духовное рождение: Коктебель

Когда Крым станет плацдармом жестокой гражданской войны, эта известность спасет жизнь не только Максу. Став самым откровенным и беспощадным поэтическим летописцем войны, Волошин уверен, что побеждать нужно саму войну, а не противника. Он прячет на чердаке Дома поэта и в собственной постели красных — когда Крым захватывают белые, а потом белых — когда в Крыму разразится террор красных. Его узнают и уважают генералы и комиссары. Переговоры об освобождении заключенного ученого или поэта часто заканчиваются беседой и стихами. Существует легендарная история о красном комиссаре, который разрешал Волошину из расстрельных списков вычеркивать каждого десятого.

Крымские хроники начала 20-х годов начинаются с сухой фразы« в Крыму голод». Гонорары за статьи, доезжая из Москвы в Крым, обесцениваются в сотни раз. Акварели продаются хорошо, Макс, врастая корнями в крымскую землю, питается ее силой и пишет портреты этой земли. Земля принимает и слышит своего художника, благодарно открывая тайны и награждая встречами. Так появится в его жизни Мария Заболоцкая, вторая жена и хозяйка в Доме поэта: «Хронологически ей 34 года, духовно 14. Лицом похожа на деревенского мальчишку этого же возраста(но иногда и на пожилую акушерку или салопницу). Не пишет стихов и не имеет талантов. Добра и вспыльчива. Очень хорошая хозяйка, если не считать того, что может все запасы и припасы подарить первому встречному. Глубоко по-православному религиозна… Ее любовь для меня величайшее счастье и радость» .

Макс Волошин умер на руках жены в Коктебеле, в полдень, в августе, в свое любимое время года и дня. Гора, на которой его похоронили, сейчас называется Волошинской.

Максимилиан Александрович Волошин

Волошин (настоящая фамилия - Кириенко-Волошин) Максимилиан Александрович (1877 - 1932), поэт, критик, эссеист, художник.

Родился 16 мая (28 н.с.) в Киеве. Воспитанием занималась мать, Елена Оттобальдовна (урожденная Глазер). Отец Волошина умер, когда Максимилиану было четыре года.

Начинает учиться в московской гимназии, а заканчивает гимназический курс в Феодосии. С 1890 начинает писать стихи, переводит Г.Гейне.

В 1897 поступает на юридический факультет Московского университета, но через три года его исключают за участие в студенческих волнениях. Решает целиком посвятить себя литературе и искусству.

В 1901 едет в Париж, слушает лекции в Сорбонне, в Лувре, много занимается в библиотеках, путешествует - Испания, Италия, Балеарские острова. Пишет стихи.

В 1903 возвращается в Россию, знакомится с В.Брюсовым, А.Блоком, А.Белым и другими деятелями русской культуры. Публикует свои стихи в разных изданиях. Летом того же года недалеко от Феодосии, в поселке Коктебель, покупает землю и строит дом, который очень скоро становится своеобразным "летним клубом", "летняя семья" которого была многолюдна и разнообразна: поэты, художники, ученые, люди всевозможных профессий, наклонностей и возрастов.

Большое влияние на Волошина оказала его первая жена - художница М.Сабашникова, страстно увлекавшаяся оккультизмом и теософией (это влияние нашло отражение в его стихах "Кровь", "Сатурн", цикл "Руанский собор"). Помимо литературы Волошин серьезно занимался живописью (известны его крымские акварели).

Бывая зимой во Франции, в качестве корреспондента журнала "Becы"пишет статьи о современном искусстве, отчеты о парижских выставках, рецензии на новые книги, публикуясь в различных газетах и журналах. Одним из первых он поддерживает творчество молодых М.Цветаевой, С.Городецкого, М.Кузмина и др.

В 1910 критика отметила как событие в литературной жизни новую книгу Волошина "Стихотворения. 1900 - 1910".

Перед первой мировой войной Волошин издает несколько книг: переводы, сборник статей; продолжает увлеченно заниматься живописью. Перед самым началом войны едет в Швейцарию, затем в Париж. Его новые стихи показывают "ужас разъявшихся времен", он выражает протест против мировой бойни в цикле статей "Париж и война".

В 1916 возвращается в Коктебель, читает лекции о литературе и искусстве в Феодосии и Керчи.

Во время Февральской революции, которая не вызвала у него "большого энтузиазма", Волошин находился в Москве и выступал на вечерах и литературных концертах. Октябрьскую революцию принял как суровую неизбежность, как испытание, ниспосланное России. Во время гражданской войны стремился занять позицию "над схваткой", призывая "быть человеком, а не гражданином". Живя в Крыму, в Коктебеле, где особенно часто менялась "власть", Волошин спасал от смерти и "красных", и "белых", понимая, что спасает просто человека.

После революции создает цикл философских поэм "Путями Каина" (1921 - 23), поэму "Россия" (1924), стихи "Дом поэта" (1927), "Владимирская Богоматерь" (1929). Много работает как художник, участвуя в выставках в Феодосии, Одессе, Харькове, Москве, Ленинграде. Свой дом в Коктебеле Волошин превратил в бесплатный приют для писателей и художников, в чем ему помогала его вторая жена М.Заболоцкая. В 1931 он завещал свой дом Союзу писателей.

Волошин умер от воспаления легких 11 августа 1932 в Коктебеле. Похоронен, как он завещал, на вершине приморского холма Кучук-Янышар.

Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.

М. Волошин в 1919 году.
Фото с сайта www.day.kiev.ua

Волошин (псевд.; наст. фамилия – Кириенко-Волошин), Максимилиан Александрович 16.05.1877-11.08.1932), поэт. Родился в Киеве в дворянской семье. Окончил феодосийскую гимназию. Учился на юридическом факультете Московского университета, был исключен за участие в студенческих беспорядках. Выступил в печати в 1900. Примыкал к символистам, сотрудничал с журналами «Весы», «Золотое руно», в органе акмеистов «Аполлон». Долгие годы живя в Париже, испытал значительное влияние французских поэтов (П. Верлена, А. Ренье и др.) и художников-импрессионистов. Занимался живописью (известны его крымские акварели). С 1917 Волошин постоянно жил в Крыму, в Коктебеле. В период гражданской войны стремился занять позицию «над схваткой», призывая «быть человеком, а не гражданином». В ходе революционных потрясений в России, свидетелем которых Волошин был в Коктебеле, он заявил, что «молитва поэта во время гражданской войны может быть только за тех и за других: когда дети единой матери убивают друг друга, надо быть с матерью, а не с одним из братьев». Родина-мать и становится главным образом в поэзии Волошина революционных лет. Точнее, не «родина-мать» в некрасовском воплощении, а российская Богоматерь. Свирепая, неприкаянная Русь возникает в его стихах - Русь безвременья, где вихри гуляют по ратному полю, зловеще мерцают болотные огни и из земной утробы выходит тело царевича Дмитрия («Дметриус-император»). Неистовый Аввакум живьем сгорает в срубе, гибелью своей утверждая истинную веру (поэма «Протопоп Аввакум», 1918). Гуляет по Руси Стенька Разин, верша жестокие суды над угнетателями и справляя кровавые празднования («Стенькин суд», 1917). Теснят друг друга типажи современности: «Красногвардеец», «Матрос», «Большевик», «Буржуй», «Спекулянт» (цикл «Личины»). И над этими сценами древних лет и современности возвышается лик Богоматери, свет животворной любви и очищения: «Тайна тайн непостижимая, / Глубь глубин необозримая, / Высота невосходимая, / Радость радости земной, / Торжество непобедимое. / Ангельски дароносимая / Над родимою землей, / Купина Неопалимая» («Хвала Богоматери», 1919). Образ Неопалимой Купины не раз встречается в стихах Волошина тех лет. По библейской легенде, это - горящий куст терновника, который не сгорает и олицетворяет бессмертие духа. Такова, по Волошину, и Россия, охваченная революционным пламенем: «Мы погибаем, не умирая, / Дух обнажаем дотла…» («Неопалимая Купина», 1919). Даже в эти годы вера в возрождение России у поэта оставалась.

Иным пафосом преисполнена книга «Путями Каина», создававшаяся параллельно с книгой «Неопалимая Купина». «Это - не столько стихи, сколько философский трактат в слегка повышенной ритмом прозе». Подзаголовок: «Трагедия материальной культуры». Поэт прослеживает весь тревожный путь человечества: от первого противостояния Богу («Мятеж»), от первой искры цивилизации - использования огня («Огонь»), от первых религиозных исканий («Магия»), от первых внутренних раздоров, начавшихся с убийства Каином брата («Кулак»), через достижения средневековой и буржуазной мысли («Порох», «Пар», «Машина»), завершившихся тем, что «машина победила человека», а «свист, грохот, лязг, движенье превратили Царя вселенной в смазчика колес», через враждебное наступление новой государственности на личность («Бунтовщик», «Война», «Государство», «Левиафан»). Завершается этот путь у поэта прозрением будущего - где не Господь свершает Страшный суд надо всеми, а где «каждый… сам себя судил» («Суд»). Для поэзии Волошина характерны мотивы созерцания природы, раздумья над ходом истории, трагическими судьбами человека и судьбами древних культур, облекаемые обычно в живописные картины, зримые, вещественные образы. Материальная осязаемость, предметность изображения сочетались у Волошина с «опрозраченностью» поэтической речи, конкретность - с символикой. Свой стиль Волошин определял как «нео-реализм», объединивший достижения символизма и импрессионизма. Явления современной эпохи Волошин стремится изображать как бы сквозь дымку истории, «из перспективы других веков», считая это важнейшим условием художественного восприятия. Философско-историческая направленность лирики Волошина усилилась в годы первой мировой войны и революции («Демоны глухонемые», 1919). Волошин - переводчик французских поэтов и автор статей по разнообразным вопросам культуры и искусства (частично собраны в книге «Лики творчества», 1914).

Г. Ф., А. С.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Поэт XX века

Волошин (настоящая фамилия Кириенко-Волошин) Максимилиан Александрович - поэт.

Отец - Александр Максимович Кириенко-Волошин, служил юристом в чине коллежского советника. Мать - Елена Оттобальдовна, урожденная Глазер. «Кириенко-Волошины - казаки из Запорожья. По материнской линии - немцы, обрусевшие с XVIII века»,- указывал Волошин («Автобиография», 1925. РО ИРЛИ). При более глубоком проникновении в свою родословную он называл себя «продуктом смешанных кровей (немецкой, русской, итало-греческой)» (Воспоминания... С.40). Отца не помнил: после размолвки с женой тот умер в 1881. С матерью же до конца ее жизни Волошин поддерживал не только сыновние, но и творческие отношения. Занимаясь в детстве с гувернером, Волошин заучивал латинские стихи, слушал его рассказы по истории религии, писал сочинения на сложные литературные темы. Обучался затем в гимназиях Москвы и Феодосии. Переезд в Коктебель в 1893, где мать купила дешевый по тому времени участок земли, во многом предопределил творческую судьбу начинающего поэта (его первые стихотворные опыты - 1890, первая публикация - в сб. «Памяти В.К.Виноградова» (Феодосия, 1895). Сразу же запали в душу Макса (так называли Волошина родные и близкие) «историческая насыщенность Киммерии и строгий пейзаж Коктебеля» («Автобиография», 1925).

По семейной традиции в 1897 Волошин поступил на юридический факультет Московского университета, хотя мечтал об историко-филологическом. Учеба не раз прерывалась.

В февр. 1899 Волошин был исключен из университета на год за участие в «студенческих беспорядках» и выслан в Феодосию. После восстановления окончательно бросил университет и отдался самообразованию с чувством: «Ни гимназии, ни университету я не обязан ни единым знанием, ни единой мыслью» («Автобиография», 1925). Зато плодотворным для духовного формирования Волошина оказалось знакомство с европейскими странами, где он из-за скудных средств передвигался пешком, ночевал в ночлежных домах (Италия, Швейцария, Германия, Франция, Греция, особо полюбившаяся ему Андорра). Не менее важным стало полуторамесячное пребывание в Средней Азии после исключения из университета (1899-1900). «1900 год, стык двух столетий, был годом моего духовного рождения. Я ходил с караванами по пустыне. Здесь настигли меня Ницше и "Три разговора" Вл(адимира) Соловьева. Они дали мне возможность взглянуть на всю европейскую культуру ретроспективно - с высоты азийских плоскогорий произвести переоценку культурных ценностей... Здесь же создалось решение на много лет уйти на Запад, пройти сквозь латинскую дисциплину формы» (Воспоминания... С. 30, 37).

С 1901 Волошин обосновывается в Париже. Его задача - «учиться: художественной форме - у Франции, чувству красок - у Парижа, логике - у готических соборов... В эти годы - я только впитывающая губка, я весь - глаза, весь - уши» («Автобиография», 1925). После «годов странствий» (так определил семилетие 1898-1905 сам Волошин) начинаются «годы блуждания» (1905-12): увлечение буддизмом , католичеством, оккультизмом, масонством, антропософией Р.Штейнера. Оказавшись в янв. 1905 в Петербурге, Волошин стал свидетелем Кровавого воскресенья, но революция, по его признанию, прошла мимо него, хотя поэт предвосхитил тогда грядущую смуту в России («Ангел мщения», 1906, с финальными строками: «Кто раз испил хмельной отравы гнева, / Тот станет палачом иль жертвой палача»).

Попеременно живя в Париже, Петербурге, Москве, Волошин активно участвует в литературной деятельности России. Выходит первая книга его стихов («Стихотворения», 1910), он сотрудничает в журнале символистов «Весы» и акмеистов «Аполлон». Не обходится и без скандалов: из-за тяги к розыгрышам Волошин происходит мистификация с Черубиной де Габриак, приведшая к его известной дуэли с Н.Гумилевым (1909). Лекция и брошюра «О Репине» (1913), где Волошин восстал против натуралистической тенденции в искусстве, обернулись для него «российским остракизмом» - отлучением от публикаций.

Летом 1914, увлеченный идеями антропософии, Волошин приезжает в Дорнах (Швейцария), где вместе с единомышленниками приступает к постройке «Гетеанума» - храма святого Иоанна, символа братства народов и религий. На разразившуюся мировую войну Волошин тотчас откликнулся и стихами (книга «Anno mundi ardentis», 1915), и прямыми высказываниями. «Это война не освободительная,- писал он матери.- Это все выдумано, чтобы сделать ее популярной. Просто несколько осьминогов (промышленности) силятся попирать друг друга» (цит. по: Куприянов И.- С.161). Он даже отправил письмо военному министру, где заявил об отказе служить в царской армии. По свидетельству близких, «он соглашался быть расстрелянным, чем убивать» (Там же. С.175). Углубившись в основы русского национального самосознания, завершив книгу о В.Сурикове (полностью опубликованная в 1985), в 1917 Волошин окончательно оседает в Коктебеле. Если Февральская революция была воспринята им «без особого энтузиазма», а после окончательного разуверения в ней Октябрьский переворот как историческая неизбежность, то братоубийственная Гражданская война не могла найти оправдания в его сердце. Но и не поколебала его нравственных устоев: «Ни война, ни революция не испугали меня и ни в чем не разочаровали: я их ожидал давно и в формах еще более жестоких... 19-й толкнул меня к общественной деятельности в единственной форме, возможной при моем отрицательном отношении ко всякой политике и ко всякой государственности...- к борьбе с террором, независимо от его окраски» («Автобиография», 1925). Волошин занимает позицию «над схваткой», спасая в своем доме в Коктебеле и красных, и белых.

В 1920-30 в литературные баталии не вступал. Умер в возрасте 54 лет. Похоронен на холме Кучук-Енишар близ Коктебеля.

В 1925 Волошин указал, как должно быть сформировано издание его стихотворных произведений, и тем самым, обозначил этапы своего творческого развития. Предполагались книги: «Годы странствий» (1900-10); «Selva oscura» (итал. «Темный лес» - из первых строк «Божественной комедии» Данте... Г.Ф.) (1910-14); «Неопалимая купина» (1914-24); «Путями Каина» (1915-26, как итог).

Свой духовный путь до революции Волошин охарактеризовал в неопубликованном предисловии к книге избранных стихов «Иверни» (1918): «Лирическое средоточие этой книги - странствие. Человек - странник: по земле, по звездам, по вселенным. Вначале странник отдается чисто импрессионистическим впечатлениям внешнего мира («Странствия», «Париж»; здесь и далее - названия разделов книги.- Г.Ф.), переходит потом к более глубокому и горькому чувству матери-земли («Киммерия»), проходит сквозь испытание стихией воды («Любовь», «Облики»), познает огонь внутреннего мира («Блуждания») и пожары мира внешнего («Армагеддон»), и этот путь завершается «Двойным венком», висящим в межзвездном эфире. Таков психологический чертеж этого пути, проходящего сквозь испытания стихиями: землей, водой, огнем и воздухом» (Стихотворения и поэмы. Т.1. С.390).

Поэт менялся. Но главное свойство его как художника исходило из постоянной природной общительности и страстного темперамента при обостренном чувстве одиночества; из стремления войти в глубину явления, стать в нем своим - и при этом сохранить себя. Вне зависимости от ситуации одному из современников (А.Белому) он напомнит парижанина-интеллигента (Воспоминания... С.140), а другому (И.Эренбургу) - русского кучера (Воспоминания... С. 339). В Париже Волошин познакомится с А.Франсом, Р.Ролланом, П.Пикассо и будет слоняться по рынкам и кабаре. Так он создает парижский цикл о красоте будничности: «В дождь Париж расцветает, / Точно серая роза...» («Дождь», 1904). В парижских переулках он различит «перламутровую просинь между бронзовых листов», «и пятна ржавые сбежавшей позолоты, / И небо серое, и веток переплеты - / Чернильно-синие, как нити темных вен». Это не символизм, с которым раннего Волошина всегда связывали. Да, он знал всех лидеров этого течения, посвящал им стихи (А.Белому, Ю.Балтрушайтису, В.Брюсову, К.Бальмонту), но оказался ближе французскому импрессионизму (в живописи - К.Моне, в поэзии - П.Вердену). «Говорящий глаз»,- точно сказал о нем Вячеслав Иванов. Увлеченный мистическими теориями, В. даже их воплощал реально. «Реализм - это вечный корень искусства, который берет свои соки из жирного чернозема жизни...» - так писал он в «Ликах времени».

С 1906 начал складываться волошинский цикл «Киммерийские сумерки», продолженный затем другим - «Киммерийская весна» (1906-09; 1910-19). Вглядываясь в таврийский ландшафт, Волошин чувствовал, что история «бродит здесь тенями аргонавтов и Одиссея... она в этих размытых дождями холмах... она в разрытых могильниках безымянных племен и народов... она в этих заливах, где никогда не переводилась торговая суетня и неистребимо из века в век уже третье тысячелетие цветет жгучая человеческая плесень» (цит. по: Куприянов И.- С.140). Исторический пейзаж - вот что открыл тогда Волошин для нашей поэзии и теоретически обосновал в статьях. Суть не в том, что в стихотворении «Гроза» оживают мифологические образы из «Слова о полку Игореве», а в другом: ступенчатый венец гор напоминает о священном лесе Древней Греции («Здесь был священный лес. Божественный гонец...», 1907) - в самом характере личного переживания слышится голос вечности, воплощенной конкретно, чувственно: «Чей согнутый хребет порос, как шерстью, чобром? / Кто этих мест жилец: чудовище? титан? / Здесь душно в тесноте... А там - простор, свобода, / Там дышит тяжело усталый Океан / И веет запахом гниющих трав и йода» («Старинным золотом и желчью напитал...», 1907). Об этом М.Цветаева сказала так: «Творчество Волошина - плотное, весомое, почти что творчество самой материи, с силами, не снисходящими свыше, а подаваемые той - мало насквозь прогретой,- сожженной, сухой, как кремень, землей, по которой он так много ходил...» (Воспоминания... С.200-201). Вроде бы первобытный Восток и изощренный Запад нашли общий язык на Киммерийской земле.

Но в нояб. 1914 в Дорнахе под пером Волошина рождаются зловещие строки: «Ангел непогоды пролил огнь и гром, / Напоив народы тягостным вином...» В ходе революционных потрясений в России, свидетелем которых Волошин был в Коктебеле, он заявил, что «молитва поэта во время гражданской войны может быть только за тех и за других: когда дети единой матери убивают друг друга, надо быть с матерью, а не с одним из братьев». Родина-мать и становится главным образом в поэзии Волошина революционных лет. Точнее, не «родина-мать» в некрасовском воплощении, а российская Богоматерь. Свирепая, неприкаянная Русь возникает в его стихах - Русь безвременья, где вихри гуляют по ратному полю, зловеще мерцают болотные огни и из земной утробы выходит тело царевича Дмитрия («Дметриус-император»). Неистовый Аввакум живьем сгорает в срубе, гибелью своей утверждая истинную веру (поэма «Протопоп Аввакум», 1918). Гуляет по Руси Стенька Разин, верша жестокие суды над угнетателями и справляя кровавые празднования («Стенькин суд», 1917). Теснят друг друга типажи современности: «Красногвардеец», «Матрос», «Большевик», «Буржуй», «Спекулянт» (цикл «Личины»). И над этими сценами древних лет и современности возвышается лик Богоматери, свет животворной любви и очищения: «Тайна тайн непостижимая. / Глубь глубин необозримая, / Высота невос-ходимая, / Радость радости земной, / Торжество непобедимое. / Ангельски дароносимая / Над родимою землей, / Купина Неопалимая» («Хвала Богоматери», 1919). Образ Неопалимой Купины не раз встречается в стихах Волошина тех лет. По библейской легенде, это - горящий куст терновника, который не сгорает и олицетворяет бессмертие духа. Такова, по Волошину, и Россия, охваченная революционным пламенем: «Мы погибаем, не умирая, / Дух обнажаем дотла...» («Неопалимая Купина», 1919). Даже в эти годы вера в возрождение России у поэта оставалась.

Иным пафосом преисполнена книга «Путями Каина», создававшаяся параллельно с книгой «Неопалимая Купина». «Это - не столько стихи, сколько философский трактат в слегка повышенной ритмом прозе» (Райе Э. Максимилиан Волошин и его время // Стихотворения и поэмы. Т.1. С.XCI). Подзаголовок: «Трагедия материальной культуры». Поэт прослеживает весь тревожный путь человечества: от первого противостояния Богу («Мятеж»), от первой искры цивилизации - использования огня («Огонь»), от первых религиозных исканий («Магия»), от первых внутренних раздоров, начавшихся с убийства Каином брата («Кулак»), через достижения средневековой и буржуазной мысли («Порох», «Пар», «Машина»), завершившихся тем, что «машина победила человека», а «свист, грохот, лязг, движенье превратили Царя вселенной в смазчика колес», через враждебное наступление новой государственности на личность («Бунтовщик», «Война», «Государство», «Левиафан»). Завершается этот путь у поэта прозрением будущего - где не Господь свершает Страшный суд надо всеми, а где «каждый... сам себя судил» («Суд»). Именно в этом - во вступлении на путь индивидуального совершенствования, а не рационального познания окружающего мира (ведь «Разум есть творчество навыворот»), не материально-технического благоустройства и социальных революций, а на органическое сращение человека с первозданным Космосом («мир познанный есть искаженье мира», зато «наш дух - междупланетная ракета») осуществляется призыв первого же стихотворения книги: «Пересоздай себя!» - единственный выход из общемирового кризиса.

Мерилом искусства для Волошин всегда был человек. «Живое о живом» - так назвала статью о нем М.Цветаева. И сам Волошин в статьях, сосредоточенных в основном в книге «Лики творчества» (1914), на первый план ставил личность художника в ее психологической сложности. О чем и о ком бы он ни писал - о поэзии России или Запада, о парижских художественных салонах, о русской иконописи или исторической живописи,- всегда перед читателем представали живые лики творцов с их индивидуальными чертами. Это не мешало, однако, делать автору теоретические открытия. Пример - книга Волошина «Василий Суриков». Написанная на основе бесед с великим национальным художником и воссоздавшая не только яркий характер собеседника, но и бытовую специфику сибирской среды, его породившей, она обозначила и новый метод в искусствознании: структуральное исследование композиции художественного полотна. И это тоже открытие «изнутри»: творчество Волошина - поэта или критика неотрывно от его занятий живописью. Импрессионистичность и строгий расчет отличали и его лирику, и акварельные зарисовки Крыма. На вопрос: «Кто он - поэт или художник?» - Волошин отвечал: «Конечно, поэт» и добавлял при этом: «И художник».

Отойдя с 1926 от литературной деятельности, В. писал акварели ежедневно и дарил их многочисленным посетителям его дома в Коктебеле в день их отъезда. Он все делал во имя всеобщего братства, и детище свое, свой дом, построенный еще в 1903 по собственному плану и превращенный с годами то ли в музей, то ли в творческий заповедник, где внизу располагалась мастерская, а на крыше можно было наблюдать небесные светила; тот дом, в котором бывали писатели М.Горький и М.Булгаков, художники К.Петров-Водкин и А.Бенуа, поэты М.Цветаева и А.Белый, многие актеры, музыканты, художники, где они жили, встречались друг с другом, творили,- этот дом за год до смерти Волошин завещал писателям своей страны. Одно из последних стихотворений Волошин, по сути дела итоговое, так и называлось: «Дом поэта» (1926). Его финальные строки - волошинский завет: «Весь трепет жизни всех веков и рас / Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас».

Волошин был строг к своим стихам, сдержанно относился к живописным работам. Пожалуй, лишь одно стало предметом его гордости. Стих. «Коктебель» (1918) заканчивалось словами: «И на скале, замкнувшей зыбь залива, / Судьбой и ветрами изваян профиль мой». Южная оконечность одной из гор Карадага поразительно похожа на профиль Волошина. Лучшего памятника себе он не представлял. Потому что поставила его сама Природа.

Г.В.Филиппов

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 419-423.

Далее читайте:

Сочинения:

Стихотворения. М., 1910;

Anno mundi ardentis. М., 1916;

Иверни. Избранные стихотворения. М., 1918;

Стихи. М., 1922;

Стихотворения. Л., 1977;

Стихотворения и поэмы. СПб., 1995.

Демоны глухонемые. Харьков, 1919;

Стихи о терроре. Берлин, 1923;

Усобица: Стихи о революции. Львов, 1923;

Стихотворения. Л., 1977. (Б-ка поэта. М. серия);

Стихотворения и поэмы: в 2 т. Paris, 1982, 1984;

Лики творчества. Л., 1988. (Литературные памятники); 2-е изд., стереотип. 1989;

Автобиографическая проза. Дневники. М., 1991;

Дом поэта: Стихи, главы из книги «Суриков». Л., 1991;

Стихотворения и поэмы. СПб., 1995. (Б-ка поэта. Б. серия);

Жизнь бесконечное познание: Стихотворения и поэмы. Проза. Воспоминания современников. Посвящения. М., 1995.

Литература:

Панн Е. Писательская судьба Максимилиана Волошина. М., 1927;

Цветаева А. Воспоминания. М., 1971. С.400-406, 418-442, 508;

Волошин-художник: сб. материалов. М., 1976;

Куприянов И. Судьба поэта: Личность и поэзия Максимилиана Волошина. Киев, 1978;

Купченко В. Остров Коктебель. М., 1981;

Волошинские чтения. М., 1981;

Воспоминания о Максимилиане Волошине. М., 1990;

Базанов В.В. «Верю в правоту верховных сил...»: Революционная Россия в восприятии Максимилиана Волошина // Из творческого наследия советских писателей. Л., 1991. С.7-260;

Всехсвятская Т. Годы странствий Максимилиана Волошина: Беседа о поэзии. М., 1993;

Купченко В.П. Странствие Максимилиана Волошина: Документальное повествование. СПб., 1996.

Волошин Максимилиан Александрович (псевд.; наст. фамилия Кириенко-Волошин) (1877-1932), русский поэт, художник, литературный критик, искусствовед. Родился 16 (28) мая 1877 в Киеве, предки по отцу — запорожские казаки, по матери — обрусевшие в 17 в. немцы. В три года остался без отца, детство и отрочество прошли в Москве. В 1893 мать приобрела земельный участок в Коктебеле (близ Феодосии), где Волошин в 1897 окончил гимназию. Поступив на юридический факультет Московского университета, втянулся в революционную деятельность, за причастность к Всероссийской студенческой забастовке (февраль 1900), а также за "отрицательное миросозерцание" и "склонность ко всякого рода агитациям" был отстранен от занятий. Во избежание иных последствий, отправился осенью 1900 рабочим на строительство Ташкентско-Оренбургской железной дороги. Этот период Волошин называл позднее "решающим моментом в моей духовной жизни. Здесь я почувствовал Азию, Восток, древность, относительность европейской культуры".

Тем не менее именно активное приобщение к достижениям художественной и интеллектуальной культуры Западной Европы становится его жизненной целью начиная с первых путешествий 1899-1900 во Францию, Италию, Австро-Венгрию, Германию, Швейцарию, Грецию. Особенно притягивал его Париж, в котором он видел центр европейской и, стало быть, всеобщей духовной жизни. Вернувшись из Азии и опасаясь дальнейших преследований, Волошин решает "уйти на Запад, пройти сквозь латинскую дисциплину формы".

Страдание и горе - вот резец,
Которым смерть ваяет человека.

Волошин Максимилиан Александрович

В Париже Волошин живет с апреля 1901 по январь 1903, с декабря 1903 до июня 1906, с мая 1908 по январь 1909, с сентября 1911 по январь 1912 и с января 1915 до апреля 1916. В промежутках странствует "в пределах древнего Средиземноморского мира", наездами бывает в обеих российских столицах и обитает в своем коктебельском "доме поэта", который становится своеобразным культурным центром, пристанищем и местом отдыха писательской элиты, "Киммерийскими Афинами", по выражению поэта и переводчика Г.Шенгели. В разное время там побывали В.Брюсов, Андрей Белый, М.Горький, А.Толстой, Н.Гумилев, М.Цветаева, О.Мандельштам, Г.Иванов, Е.Замятин, В.Ходасевич, М.Булгаков, К.Чуковский и многие другие писатели, художники, артисты, ученые.

Волошин дебютировал как литературный критик: в 1899 журнал "Русская мысль" печатает без подписи его маленькие рецензии, в мае 1900 там же появляется большая статья В защиту Гауптмана, подписанная "Макс. Волошин" и представляющая собой один из первых российских манифестов модернистской эстетики. Дальнейшие его статьи (36 о русской литературе, 28 — о французской, 35 — о русском и французском театре, 49 — о событиях культурной жизни Франции) провозглашают и утверждают художественные принципы модернизма, вводят новые явления русской литературы (в особенности творчество "младших" символистов) в контекст современной европейской культуры. "Волошин был необходим эти годы, — вспоминал Андрей Белый, — без него, округлителя острых углов, я не знаю, чем кончилось бы заострение мнений…". "Совопросником века сего" именовал его Ф.Сологуб, называли его и "поэтом-отвечателем".

Он был литературным агентом, экспертом и ходатаем, антрепренером и консультантом издательств "Скорпион", "Гриф" и братьев Сабашниковых. Сам Волошин называл свою просветительскую миссию следующим образом: "буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия…". Все это воспринималось через призму искусства — особо ценились "поэзия идей и пафос мысли"; поэтому писались "статьи, похожие на стихи, стихи, похожие на статьи" (по замечанию И.Эренбурга, посвятившего Волошину очерк в книге Портреты современных поэтов (1923). Стихов поначалу писалось немного, и почти все они были собраны в книге Стихотворения. 1900-1910 (1910). "Руку настоящего мастера", "ювелира" увидел в ней рецензент В.Брюсов; своими учителями Волошин считал виртуозов стихотворной пластики (в противовес "музыкальному", верленовскому направлению) Т.Готье, Ж.М.Эредиа и других французских поэтов-"парнасцев". Эта самохарактеристика может быть отнесена к первому и второму, неопубликованному (составлен в начале 1920-х годов) сборнику Selva oscura, включавшему стихотворения 1910-1914: большая их часть вошла в книгу избранного Иверни (1916).

С начала Первой мировой войны явственным поэтическим ориентиром Волошина становится Э.Верхарн, брюсовские переводы которого были подвергнуты сокрушительной критике еще в статье Эмиль Верхарн и Валерий Брюсов (1907), которого он сам переводил "в разные эпохи и с разных точек зрения" и отношение к которому подытожил в книге Верхарн. Судьба. Творчество. Переводы (1919).

Вполне созвучны поэтике Верхарна стихи о войне, составившие сборник Anno mundi ardentis 1915 (1916). Здесь отрабатывались приемы и образы той стихотворной риторики, которая стала устойчивой характеристикой поэзии Волошина времен революции, гражданской войны и последующих лет. Часть тогдашних стихотворений была опубликована в сборнике Демоны глухонемые (1919), часть — под условным объединяющим заглавием Стихи о терроре издана в Берлине в 1923; но в большинстве своем они остались в рукописи. В 1920-е годы Волошин составил из них книги Неопалимая Купина. Стихи о войне и революции и Путями Каина. Трагедия материальной культуры. Однако в 1923 началась официальная травля Волошина, имя его было предано забвению и с 1928 по 1961 в СССР в печати не появилось ни одной его строчки. Когда в 1961 Эренбург почтительно упомянул о Волошине в своих мемуарах, это вызвало немедленную отповедь А.Дымшица, указавшего: "М.Волошин был одним из самых незначительных декадентов, к революции он… отнесся отрицательно".

Волошин вернулся в Крым весной 1917. "Больше не покидаю его, — писал он в автобиографии (1925), — ни от кого не спасаюсь, никуда не эмигрирую…". "Не будучи ни с одной из борющихся сторон, — заявлял он ранее, — я живу только Россией и в ней совершающимся… Мне (знаю это) надо пребыть в России до конца". Его дом в Коктебеле оставался странноприимным во все время гражданской войны: в нем находили приют и даже скрывались от преследований "и красный вождь, и белый офицер", как писал он в стихотворении Дом поэта (1926). "Красным вождем" был Бела Кун, после разгрома Врангеля заправлявший усмирением Крыма путем террора и организованного голода. По-видимому, в награду за его укрывательство Волошину был при советской власти сохранен дом и обеспечена относительная безопасность. Но ни эти заслуги, ни хлопоты влиятельного В.Вересаева, ни умоляющее и отчасти покаянное обращение к всесильному идеологу Л.Каменеву (1924) не помогли ему пробиться в печать.

Биография

Максимилиан Кириенко-Волошин родился 16 () мая 1877 г. в Киеве , в семье юриста, коллежского советника . После разрыва с женой, Еленой Оттобальдовной (урождённой Глазер), отец Максимилиана умер в г. С матерью поэт поддерживал родственные и творческие отношения до конца её жизни.

Свое среднее образование Волошин начал в Московской Поливановской гимназии. Когда они с матерью переехали в Крым, Максимилиан пошел в Феодосийскую гимназию. Каждый день рано утром он проделывал путь из Коктебеля в Феодосию длиной около семи километров по гористой пустынной местности. С по г. Максимилиан учился в Московском университете , однако чаще занимался самообразованием. В 1900-х много путешествовал, занимался в библиотеках Европы, слушал лекции в Сорбонне . В Париже он также брал уроки рисования и гравюры у художницы Е. С. Кругликовой .

В 1924 г. с одобрения Наркомпроса Волошин превращает свой дом в Коктебеле в бесплатный дом творчества (впоследствии - Дом творчества Литфонда СССР). Смотрителем была назначена некая Беляцкая Л. Ю., которая по слухам являлась его фавориткой.

Волошин скончался 11 августа г. в Коктебеле, где и был похоронен. Свой дом Волошин завещал Союзу писателей.

Адреса в Санкт-Петербурге

Осень 1906 - весна 1907 года - квартира Е. Н. Званцевой в доходном доме И. И. Дернова - Таврическая улица, 35.

Книги М. А. Волошина

• Волошин М. Стихотворения. 1900–1910 / Фронтисписы и рис. в тексте К. Ф. Богаевского; Обл. А. Арнштама. - М.: Гриф, 1910. - 128 с.
• «Лики творчества» (1914)
• Волошин М. Anno mundi ardentis. 1915 / Обл. Л. Бакста . - М.: Зерна, 1916. - 70 с.
• Волошин М. Иверни: (Избранные стихотворения) / Обл. С. Чехонина (Худ. б-чка «Творчество». N 9-10) - М.: Творчество, 1918. - 136 с.
• Волошин М.
• Волошин М. Демоны глухонемые / Рис., заставки и фронт. автора; Портр. поэта на обл. К. А. Шервашидзе. - Харьков: Камена, 1919. - 62 с.
• Волошин М. Усобица: Стихи о революции. - Львов: Живое слово, 1923. - 24 с.
• Волошин М. Стихи о терроре / Обл. Л. Голубева-Багрянородного. - Берлин: Кн-во писателей в Берлине, 1923. - 72 с.
• Волошин М. Демоны глухонемые / Обл. Ив. Пуни. Изд. 2-е. - Берлин: Кн-во писателей в Берлине, 1923. - 74 с.
• Волошин М. Пути России: Стихотворения / Под ред. и с предисл. Вяч. Завалишина. - Регенсбург: Эхо, 1946. - 62 с.

Могила Максимилиана Волошина, посёлок Коктебель

Живописные работы

• «Испания. У моря» (1914),
• «Париж. Площадь Согласия ночью» (1914)
• «Два дерева в долине. Коктебель» (1921 г.),
• «Пейзаж с озером и горами» (1921 г.),
• «Розовые сумерки» (1925 г.),
• «Холмы, иссушенные зноем» (1925 г.),
• «Лунный вихрь» (1926 г.),
• «Свинцовый свет» (1926 г.)

Память

• 1 августа 1984 года в Коктебеле состоялось торжественное открытие музея «Дом-музей Максимилиана Волошина ».
• 19 июня 2007 года в Киеве состоялось открытие мемориальной доски на доме, в котором родился Максимилиан Александрович Волошин.

Библиография

• Брюсов В. Далёкие и близкие. - М.: Скорпион, 1912. - С. 172–173.
• Эренбург И. Люди, годы, жизнь. Кн. 1-2. - М.: Сов. писатель, 1961.
• Данчич А. На берегу моря… (О доме-музее в Коктебеле) // Нева. - 1963. - №6.
• Орлов В. Л. На рубеже двух эпох // Вопросы литературы. - 1966. - №10.
• Тарасенко Н. Ф. Феодосия. - Симферополь: Таврия, 1978. - 112 с.
• Шульц Н. Планерское - Коктебель. Очерк-путеводитель. - Симферополь: Крым, 1966.
• Цветаева М. Живое о живом // Литературная Армения. - 1968. - №№6–7.

Источники

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917. - М .: РИК «Культура», 1996. - 492 с. - 5000 экз. - ISBN 5-8334-0019-8

Ссылки

• в библиотеке Максима Мошкова
• М. Волошин стихи в Антологии русской поэзии .
• Волошин Максимилиан Александрович. Сайт художника. Биография художника, фотографии, большая коллекция рисунков, акварели, критические статьи, воспоминания, стихотворения
• М. Волошин читает стихотворение «Неопалимая купина» в Библиотеке «ImWerden» .
• М. Волошин читает стихотворение «На дне преисподней» в Библиотеке «ImWerden» .

{{{заглавие}}}

{{{заглавие}}}

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Волошин, Максимилиан" в других словарях:

ВОЛОШИН (наст. фам. Кириенко Волошин) Максимилиан Александрович (1877 1932) русский поэт, художественный критик. В поэзии сыновнее чувство природы как космического целого, трагическое переживание исторических судеб России: сборники Иверни (1918) … Большой Энциклопедический словарь

Волошин Максимилиан Ал-др. - ВОЛОШИН Максимилиан Ал др. (1877 1932) поэт, художник, искусствовед, критик, переводчик. Отец юрист, мать переводчица. Раннее детство В. прошло в Таганроге, Севастополе, Москве. Окончил Феодосийскую г зию. В 1987 поступил на юрид. ф т Моск. ун та … Российский гуманитарный энциклопедический словарь

Максимилиан Волошин Дата рождения: 16 (28) мая 1877 Место рождения: Киев Дата смерти: 11 авгус … Википедия

- (полная фамилия Кириенко Волошин) поэт символист. Родился в дворянско интеллигентской семье. По отцу предки В. запорожские казаки, со стороны матери немецкая кровь. Окончил Феодосийскую гимназию. С I курса юридического факультета… … Большая биографическая энциклопедия

Волошин (настоящая фамилия Кириенко Волошин) Максимилиан Александрович , русский поэт. Печатался с 1900. Много путешествовал: исходил всю Россию, Европу, был в Египте. В 1900 х годах… … Большая советская энциклопедия

Волошин, Максимилиан Александрович - Волошин Максимилиан Александрович (1878–1932) складывался как поэт под перекрестным влиянием зыбкого стиля французских символистов и строгого – парнасцев. Стиховые эксперименты никогда не были для него самоцелью, однако В. Брюсов писал, что по… … Русские поэты Серебряного века

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Волошин. Максимилиан Волошин Дата рождения: 16 (28) мая 1877(1877 05 28) Место рождения … Википедия

- (настоящая фамилия Кириенко Волошин). (1877 1932), поэт, художественный критик, художник. В поэзии сыновнее чувство природы как космического целого, трагическое переживание исторических судеб России: сборники «Иверни» (1918), «Демоны глухонемые» … Энциклопедический словарь

Отроком строгим бродил я
По терпким долинам
Киммерии печальной,
И дух мой незрячий
Томился
Тоскою древней земли.

Максимилиан Александрович Волошин (псевдоним.; настоящая фамилия Кириенко-Волошин) (1877-1932), - русский поэт, художник, литературный критик, искусствовед.

Край одиночества,
Земля молчания...
Сбылись пророчества,
Свершились чаянья.

Родился 16 мая 1877 в Киеве, предки по отцу - запорожские казаки, по матери - обрусевшие в 17 веке немцы. В три года остался без отца, детство и отрочество прошли в Москве. В 1893 мать приобрела земельный участок в Коктебеле (близ Феодосии), где Волошин в 1897 окончил гимназию.

Здесь душно в тесноте... А там — простор, свобода,
Там дышит тяжело усталый Океан
И веет запахом гниющих трав и йода.

Поступив на юридический факультет Московского университета, втянулся в революционную деятельность, за причастность к Всероссийской студенческой забастовке (февраль 1900), а также за «отрицательное миросозерцание» и «склонность ко всякого рода агитациям» был отстранен от занятий. Во избежание иных последствий, отправился осенью 1900 рабочим на строительство Ташкентско-Оренбургской железной дороги. Этот период Максимилиан Волошин называл позднее «решающим моментом в моей духовной жизни. Здесь я почувствовал Азию, Восток, древность, относительность европейской культуры».

Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец
В зеленых сумерках таинственно-печален.
Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?
Кто знает путь богов — начало и конец?

С 1899 Максимилиан Волошин путешествовал по Европе, побывал в Италии, Швейцарии, Франции, Германии, Австрии, Греции, Испании. В 1899-1907 и 1913-1916 жил в Париже, в 1907-1913 — попеременно в Петербурге и Коктебеле, с 1917 — в Коктебеле.

Священных стран
Вечерние экстазы.
Сверканье лат
Поверженного Дня!

Занимался в Луврской школе музееведения, Школе Ф. Колароссии, мастерских Д. Уистлера и Е. С. Кругликовой (с 1901). Слушал лекции в Сорбонне, посетил многие библиотеки Европы. В 1906 женился на художнице В. М. Сабашниковой.

К этим гулким морским берегам,
Осиянным холодною синью,
Я пришла по сожженным лугам,
И ступни мои пахнут полынью.

Сотрудничал в альманахах «Северные цветы», «Гриф», журналах «Весы», «Золотое руно», «Аполлон», газетах «Русь», «Русская художественная летопись», «Утро России». С 1910 работал над монографическими статьями о К. Ф. Богаевском, Е. С. Кругликовой, А. С. Голубкиной, М. С. Сарьяне. Выступал в прессе в защиту художественных объединений «Бубновый валет» и «Ослиный хвост». Опубликовал брошюру «О Репине» (1913), пропагандируя отказ от натурализма в искусстве.

В 1910 Максимилиан Волошин выпустил первый поэтический сборник («Стихотворения. 1900-1910». М., 1910). Издал сборники стихотворений Anno mundi ardentis (М., 1915), «Иверни» (М., 1918), «Демоны глухонемые» (Харьков, 1919), «Усобица» (Львов, 1923), «Стихи о терроре» (Берлин, 1923); сборник статей о культуре «Лики творчества» (М., 1914). Переводил стихи В. Гюго, П. Верлена, Ш. Бодлера, О. Барбье, Г. Гейне, Э. Верхарна, рассказы Г. Флобера, О. Мирбо.

В 1910-20-х Максимилиан Волошин выполнил множество пейзажей Крыма, Франции, Испании. Писал преимущественно по памяти. Участвовал в выставках объединений «Мир искусства» (1916-1924), «Жар-цвет» (1924-1929), Художественного общества им. К. К. Костанди (1925-1929). Провел персональные выставки в Москве и Ленинграде (обе — 1927)

В 1920-х работал уполномоченным Крымского ревкома по охране памятников истории и культуры Крыма, выступал с лекциями по искусству, с чтением своих стихов. С 1923 дом Волошина в Коктебеле имел статус бесплатного Дома творчества.

Максимилиан Волошин умер в Коктебеле; похоронен на холме Кучук-Енишар. В доме-мастерской Волошина организован музей.

Кара-Даг в облаках

И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной,
И запах душных трав, и камней отблеск ртутный,
И злобный крик цикад, и клекот хищных птиц —

Мутят сознание. И зной дрожит от крика...
И там — во впадинах зияющих глазниц —
Огромный взгляд растоптанного Лика.

Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель...
По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.
По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,
И лежит земля страстная в черных ризах и орарях.

Старинным золотом и желчью напитал
Вечерний свет холмы. Зардели, красны, буры,
Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры.
В огне кустарники, и воды как металл.

Я вновь пришел — к твоим ногам
Сложить дары своей печали,
Бродить по горьким берегам
И вопрошать морские дали.

Каменья зноем дня во мраке горячи.
Луга полынные нагорий тускло-серы.
И низко над холмом дрожащий серп Венеры,
Как пламя воздухом колеблемой свечи...

И ночи звездные в слезах проходят мимо,
И лики темные отвергнутых богов
Глядят и требуют, зовут... неотвратимо.

В морщине горной, в складках тисненых кож
Тускнеет сизый блеск чешуи морской.

Вот холм сомнительный, подобный вздутым
ребрам.
Чей согнутый хребет порос, как шерстью,
чебром?
Кто этих мест жилец: чудовище? титан?

На грани диких гор ты пролил пурпур гневный,
И ветры - сторожа покинутой земли -
Кричат в смятении, и моря вопль напевный
Теперь растет вдали.

И мой суровый Коктебель
Созвучен с вашею улыбкой,
Как свод руин с лозою гибкой,
Как с пламенем зари - свирель.

Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты изникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин.

...А в глубине мерцать залив
Чешуйным блеском хлябей сонных,
В седой оправе пенных грив
И в рыжей раме гор сожженных...

Равнина вод колышется широко,
Обведена серебряной каймой.
Мутится мысль, зубчатою стеной
Ступив на зыбь расплавленного тока.

Припаду я к острым щебням, к серым срывам
размытых гор,
Причащусь я горькой соли задыхающейся волны,
Обовью я чебром, мятой и полынью седой чело.
Здравствуй, ты, в весне распятый, мой
торжественный Коктебель!

И в небе числа звезд.

Отливают волны розовым глянцем,
Влажные выгибая гребни,
Индевеет берег солью и сланцем,
И алеют щебни.

И пусть кругом грохочут глухо громы,
Пусть веет вихрь сомнений и обид, —
Явь наших снов земля не истребит!

Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни,
И море древнее, вздымая тяжко гребни,
Кипит по отмелям гудящих берегов.

Над синевой зубчатых чащ,
Над буро-глинистыми лбами
Июньских ливней темный плащ
Клубится дымными столбами.

Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты изникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин.

Дрожало море вечной дрожью
Из тьмы пришедший синий вал
Победной пеной потрясал,
Ложась к гранитному подножью,

В гранитах скал — надломленные крылья.
Под бременем холмов — изогнутый хребет.
Земли отверженной застывшие усилья.
Уста Праматери, которы

А груды валунов и глыбы голых скал
В размытых впадинах загадочны и хмуры.
В крылатых сумерках — намеки и фигуры...
Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал,

Слепой мятеж наш дерзкий дух стремит
В багровой тьме закатов незакатных...
Закрыт нам путь проверенных орбит!

И стали видимы средь сумрачной сини
Все знаки скрытые, лежащие окрест:
И письмена дорог, начертанных в пустыне,
И в небе числа звезд.

Здесь был священный лес. Божественный гонец
Ногой крылатою касался сих прогалин.
На месте городов ни камней, ни развалин.

Свивши тучи в кудель и окутав горные щели,
Ветер, рыдая, прядет тонкие нити дождя.
Море глухо шумит, развивая древние свитки
Вдоль по пустынным пескам.

Уж много дней рекою Океаном
Навстречу дню, расправив паруса,
Мы бег стремим к неотвратимым странам.

Я поклоняюсь вам, кристаллы,
Морские звезды и цветы,
Растенья, раковины, скалы
(Окаменелые мечты
Безмолвно грезящей природы),
Стихии мира: Воздух, Воды,
И Мать-Земля и Царь-Огонь!

Окрестные холмы вызорены
Колючим солнцем. Серебро полыни
На шиферных окалинах пустыни
Торчит вихром косматой седины.

Испания. Пейзаж с кипарисами. 31,6х47,4 Бумага, акварель

Щедро лентами одеты
С этой южной пестротой:
В них живет испанский зной,
В них сокрыт кусочек света.

Из недр изверженным порывом,
Трагическим и горделивым,
Взметнулись вихри древних сил —

Над зыбкой рябью вод встает из глубины
Пустынный кряж земли: хребты скалистых
гребней,
Обрывы черные, потоки красных щебней -
Пределы скорбные незнаемой страны.
Я вижу грустные, торжественные сны -
Заливы гулкие земли глухой и древней,
Где в поздних сумерках грустнее и напевней
Звучат пустынные гекзаметры волны.

Твоей тоской душа томима,
Земля утерянных богов!
Дул свежий ветр... Мы плыли мимо
Однообразных берегов.

Я к нагорьям держу свой путь
По полынным лугам, по скату,
Чтоб с холма лицо обернуть
К пламенеющему закату.

Искры света в диске наклоненном -
Спутники стремительно бегут,
А заливы в зеркале зеленом
Пламена созвездий берегут.

Все так же пуст Эвксинский понт
И так же рдян закат суровый,
И виден тот же горизонт,
Текучий, гулкий и лиловый.

На бурый стелется ковер
Полдневный пламень, сух и ясен,
Хрусталь предгорий так прекрасен,
Так бледны дали серых гор!

Моя земля хранит покой
Как лик иконы изможденный.
Здесь каждый след сожжен тоской,
Здесь каждый холм — порыв стесненный

Влачился день по выжженным лугам.
Струился зной. Хребтов синели стены.
Шли облака, взметая клочья пены
На горный кряж. (Доступный чьим ногам?)
Чей голос с гор звенел сквозь знойный гам
Цикад и ос? Кто мыслил перемены?

Окаменелые лики Земли акварелей поэта провоцируют зрителя на вчитывание форм, повинуясь игре собственного воображения, в как бы случайные изображения очертаний горизонта, облаков и ряби волн. Тем самым пейзажи становятся эквивалентами самой природы, выступают как оспаривание художником ее приоритета. При всей несомненной символистичности поэтики мастера в такого рода установке на делегирование зрителю полномочий формотворчества можно усмотреть след авангарда в поисках органической формы. В дневнике 1909 года (2 января, Париж) он писал: «Наш путь лежит через вещество и через формы его. Те, кто зовут к духу, зовут назад, а не вперед»7. Вещество камня, его визуализация звали Волошина к освобождению от фигуративности при сохранении гностической многозначности акта этого освобождения. Складчатая фактура гор в пейзажах обладает собственной орнаментальной выразительностью. Разрушение грани природы и культуры вело к одушевлению неорганического и минерализации антропоморфного — древняя история словно оказалась зашифрованной в арабесках каменных скал, а последние словно обрели некое подобие таинственных изваяний. Вспоминается художник Павел Филонов, в творчестве которого отчетливо прослеживается интерес и к органической форме, и к инволюции вида: собаки с человеческими глазами и кристаллообразные фигуры людей зовут назад, к праистории. Истоки бытия Волошина обозначены не столь по-филоновски непреклонно. Однако и он совершает инволюционное восхождение к истокам: в антропоморфной окаменелости ландшафта трудно не заметить его окликнутость мифом об Атлантиде, которому поэт отдал дань в своих стихах. Ностальгия по античным прообразам, просачивающаяся сквозь каменистую почву волошинской Киммерии, выступает как оборотная сторона утверждения незримых следов ушедшей цивилизации. Об этом свидетельствует выраженная тектоника горных пейзажей, выстроенных наподобие древних руин (ил. 5). Таким образом, не просто камень как часть природы является объектом неявного портретирования Волошина — но и камень как материал, циклопические сооружения из огромных каменных глыб, созданные отчасти утопией человека, а отчасти — божественной волей.

Ассоциациями крымского пейзажа с архитектурой полны и искусствоведческие статьи поэта, в частности — его эссе о Константине Богаевском, с которым Волошина связывала многолетняя дружба, духовная близость и общая эмоциональная привязанность к крымской земле. В той части, где описывается повлиявшая на кристаллизацию творческой индивидуальности художника природа Киммерии, текст в равной мере приложим и к творчеству самого автора эссе. Но особенно это вербальное описание пейзажа интересно тем, что оно встраивается в акварельные серии Волошина и дает пример словно вывернутого наизнанку экфрасиса, представляя литературную параллель изобразительного ряда. Последний выступает как ведущее начало, и слово идет за ним. И главное в этих описаниях — незримые очертания древних строений, мифопоэтический образ Атлантиды: «Карадаг … его собственные зубцы и пики, видимые из глубины керченских степей, являются порталом какой-то неведомой фантастической страны, о которой можно составить представление по пейзажам Богаевского»8. Акварели Константина Богаевского из коллекции Мамонтовых как раз воспроизводят эту проекцию архитектурных фантазий на основе коктебельского пейзажа (ил. 16, 17).

Миф об Атлантиде сквозит и в диалоге камней с водой — последняя составляет важнейшую часть крымских зарисовок. Вода наделена таким же мифологическим потенциалом смыслопорождения, что и камень: отражая небо с бегущими по нему антропоморфными облаками, вода соединяет нижний и верхний миры, утверждая господство вертикали человеческого духа. Мотив зеркального отражения в заливе — еще одна дань символистскому прошлому — в этих акварелях достигает емкой иероглифичности, соединяя в единое целое разрозненные части изображения. Венцом этого круговращения выступает изредко появляющееся светило: тусклый диск на раскаленном полуденном небосводе или его отраженные спутники в синеватой тьме ночного залива (ил. 1).

Наконец, третьим компонентом пейзажных акварелей выступает робкий персонаж растительного мира — тонкое деревце, куст или очертания кроны, всегда помещенные на переднем плане и решенные предельно графично (ил. 12, 15). Заостренная скромность вегетативного звена биологической эволюции контрастирует с грандиозной вневременностью гор и моря. Дионисийство Волошина парадоксально: в смятых складках земли содержится больше следов вакхического экстаза, чем в свидетелях циклического водоворота жизни. Водно-каменная стихия тем самым словно актуализируется, приближая к настоящему отдаленные периоды истории планеты. Трудно не усмотреть в этом скрытую метафору революционных потрясений России, произведших тектонический разлом времен и народов. И хотя едва ли Волошин сделал это осознанно — следы эпохи тем более настоятельно требуют прочтения современным зрителем.

Волошин стоял над схваткой — в этой позиции его достойная уважения роль в русской культуре ХХ века, в этом же порой усматривается и его слабость. Однако характер его мифопоэтического языка разобличает в нем дитя своего времени — времени, активно отрекающегося от своих прежних идолов и столь же активно создающего новую утопию на основе древних мифов. И в этом строительстве стихотворное слово — слово произнесенное и изобразительное слово — слово, переданное рукой акварелиста, оспаривают первенство.