Месопотамия (Междуречье) в III–II тысячелетиях до н. э

Создателями микенской культуры были греки - ахейцы, вторгшиеся на Балканский полуостров на рубеже III–II тысячелетий до н. э. с севера, из района Придунайской низменности или из степей Северного Причерноморья, где они обитали первоначально. Продвигаясь все дальше на юг по территории страны, которая в дальнейшем стала называться их именем, ахейцы частью уничтожали, а частью ассимилировали коренное догреческое население этих областей, которое позднейшие греческие историки назвали пеласгами (пеласги были, по всей видимости, народом, родственным минойцам, и так же, как и они, входили в эгейскую языковую семью). По соседству с пеласгами, частью наматерике, а частью на островах Эгейского моря, обитали еще два народа: лелеги и карийцы. По словам Геродота, вся Греция некогда называлась Пеласгией (греки называли себя эллинами, а свою страну - Элладой. Однако оба эти названия в таком значении появляются в письменных источниках лишь в сравнительно позднее время - не ранее VII в. до н. э.). Позднейшие греческие историки считали пеласгов и других древнейших обитателей страны варварами, хотя в действительности их культура не только не уступала культуре самих греков, но первоначально, по-видимому, во многом ее превосходила. Об этом свидетельствуют археологические памятники так называемой раннеэлладской эпохи (вторая половина III тысячелетия до н. э.), открытые в разных местах на территории Пелопоннеса, Средней и Северной Греции. Современные ученые обычно связывают их с догреческим населением этих районов.

В начале III тысячелетия до н. э. (период халколита, или перехода от камня к металлу - меди и бронзе) культура материковой Греции еще была тесно связана с раннеземледельческими культурами, существовавшими на территории современных Болгарии и Румынии, а также в южном Поднепровье (зона «трипольской культуры»). Общими для всего этого обширного региона были некоторые мотивы, использовавшиеся в росписи глиняной посуды, например мотивы спирали и так называемого меандра. Из прибрежных районов Балканской Греции эти виды орнамента распространились также на острова Эгейского моря, были усвоены кикладским и критским искусством. С наступлением эпохи ранней бронзы (середина III тысячелетия до н. э.) культура Греции начинает заметно опережать в своем развитии другие культуры юго-восточной Европы. Она приобретает новые характерные черты, ранее ей не свойственные.

Среди поселений раннеэлладской эпохи особенно выделяется цитадель в Лерне (на южном побережье Арголиды). Расположенная на невысоком холме неподалеку от моря цитадель была обнесена массивной оборонительной стеной с полукруглыми башнями. В ее центральной части было открыто большое (25х12 м) прямоугольное здание - так называемый дом черепиц (обломки черепицы, некогда покрывавшей крышу здания, были найдены в большом количестве во время раскопок). В одном из его помещений археологи собрали целую коллекцию (более 150) выдавленных на глине оттисков печатей. Когда-то этими глиняными «ярлыками», по всей видимости, запечатывались сосуды с вином, маслом и другими припасами. Эта интересная находка говорит о том, что в Лерне находился крупный административный и хозяйственный центр, отчасти уже предвосхищавший по своему характеру и назначению более поздние дворцы микенского времени. Аналогичные центры существовали и в некоторых других местах. Их следы обнаружены, например, в Тиринфе (также южная Арголида, недалеко от Лерны) и в Аковитике (Мессения на юго-западе Пелопоннеса).

Наряду с цитаделями, в которых, судя по всему, жили представители родоплеменной знати, в Греции раннеэлладской эпохи существовали поселения также и другого типа - небольшие, чаще всего очень плотно застроенные поселки с узкими проходами - улицами между рядами домов. Некоторые из этих поселков, в особенности расположенные вблизи от моря, были укреплены, в других отсутствовали какие-либо оборонительные сооружения. Примерами таких поселений могут служить Рафина (восточное побережье Аттики) и Зигуриес (северо-восточный Пелопоннес, недалеко от Коринфа). Судя по характеру археологических находок, основную массу населения в поселениях этого типа составляли крестьяне - земледельцы. Во многих домах были открыты специальные ямы для ссыпки зерна, обмазанные изнутри глиной, а также большие глиняные сосуды для хранения различных припасов. В это время в Греции уже зарождалось и специализированное ремесло, представленное в основном такими его отраслями, как гончарное производство и металлообработка. Численность профессионалов - ремесленников была еще очень невелика, а их продукция обеспечивала в основном местный спрос, лишь незначительная ее часть находила сбыт за пределами данной общины. Так, при раскопках Рафины было открыто помещение кузнечной мастерской, владелец которой, очевидно, снабжал бронзовыми орудиями труда местных земледельцев.

Имеющиеся археологические данные позволяют предполагать, что в раннеэлладское время, по крайней мере со второй половины III тысячелетия до н. э., в Греции уже начался процесс формирования классов и государства. В этом плане особенно важен уже отмеченный факт сосуществования двух различающихся между собой типов поселения: цитадели типа Лерны и общинного поселка (деревни) типа Рафины или Зигуриес. Однако раннеэлладская культура так и не успела стать настоящей цивилизацией. Ее развитие было насильственно прервано в результате очередного передвижения племен по территории Балканской Греции.

Это передвижение датируется последними столетиями III тысячелетия до н. э., или концом эпохи ранней бронзы. Около 2300 г. до н. э. погибли в пламени пожара цитадель Лерны и некоторые другие поселения раннеэлладского времени. Спустя некоторое время возникает ряд новых поселений в тех местах, где их раньше не было. В этот же период наблюдаются определенные изменения в материальной культуре Средней Греции и Пелопоннеса. Впервые появляется керамика, изготовленная с помощью гончарного круга. Ее образцами могут служить «минийские вазы» - монохромные (обычно серые или черные) тщательно отполированные сосуды, напоминающие своей блестящей матовой поверхностью изделия из металла. В некоторых местах при раскопках были найдены кости лошади, ранее, по-видимому, неизвестной в пределах южной части Балканского полуострова. Многие историки и археологи связывают все эти перемены в жизни материковой Греции с приходом первой волны грекоязычных племен, или ахейцев (это название во многом условно. Впервые оно появляется только в гомеровском эпосе, т. е. спустя почти тысячу с лишним лет после предполагаемого вторжения греков в южные области Балканского полуострова). Если это предположение в какой-то степени оправданно, то рубеж III–II тысячелетий до н. э. (впрочем, некоторые исследователи относят первое появление грекоязычных племен на Пелопоннесе и в Средней Греции к более раннему (середина или даже начало III тыс. до н. э.) или, наоборот, к более позднему (XVII–XVI вв. до н. э.) времени. Нет полного единства мнений также и в вопросе о прародине греков. Большинство ученых помещает ее в северной части Балканского полуострова или еще дальше к северу - на Придунайской равнине. Однако существует и другое мнение, согласно которому греки пришли на Балканы из Малой Азии. Окончательный ответ на этот вопрос зависит от решения более широкой и сложной проблемы расселения индоевропейцев по территории Евразии) может считаться началом нового этапа в истории Древней Греции - этапа формирования греческой народности. Основой этого длительного и весьма сложного процесса было взаимодействие и постепенное сращивание двух культур: культуры пришлых ахейских племен, говоривших на различных диалектах греческого или, скорее, протогреческого языка, и культуры местного до греческого населения. Значительная его часть была, по-видимому, ассимилирована пришельцами, о чем свидетельствуют многочисленные слова, заимствованные греками у их предшественников - пеласгов или лелегов, например названия ряда растений: «кипарис», «гиацинт», «нарцисс» и др.

Поселение Димини в Фессалии. Ок. 3000 г. до н. э.

Становление цивилизации в материковой Греции было сложным и противоречивым процессом. В первые века II тысячелетия до н. э. здесь наблюдается явное замедление темпов социально-экономического и культурного развития. Несмотря на появление таких важных технических и хозяйственных новшеств, как гончарный круг и повозка или боевая колесница с запряженными в нее лошадьми, культура так называемого среднеэлладского периода (XX–XVII вв. до н. э.) в целом заметно уступает предшествующей ей культуре раннеэлладской эпохи. В поселениях и погребениях этого времени сравнительно редко встречаются изделия из металла. Зато снова появляются орудия, сделанные из камня и кости, что свидетельствует об определенном упадке производительных сил греческого общества. Исчезают монументальные архитектурные сооружения вроде уже упоминавшегося «дома черепиц» в Лерне. Вместо них строятся невзрачные глинобитные дома иногда прямоугольной, иногда овальной или закругленной с одной стороны формы. Поселения среднеэлладского периода, как правило, укреплены и размещаются на возвышенностях с крутыми обрывистыми склонами. Судя по всему, время это было крайне неспокойным и тревожным, что вынуждало отдельные общины принимать меры для обеспечения своей безопасности.

Типичным примером среднеэлладского поселения может считаться городище Мальти - Дорион в Мессении. Все поселение располагалось на вершине высокого холма, обнесенной кольцевой оборонительной стеной с пятью проходами. В центре поселения на невысокой террасе стоял так называемый дворец (вероятно, дом вождя племени) - комплекс из пяти помещений общей площадью 130 кв. м с выложенным из камня очагом - алтарем в самой большой из комнат. Вплотную к «дворцу» примыкали помещения нескольких ремесленных мастерских. Остальную часть поселения составляли дома рядовых общинников, как правило, очень небольшие, и склады, построенные в один - два ряда вдоль оборонительной стены. Между стеной и центральной террасой было оставлено довольно большое свободное пространство, скорее всего использовавшееся как загон для скота. Сама планировка Мальти, однообразие его жилой застройки свидетельствуют о еще не нарушенном внутреннем единстве обитавшей здесь родоплеменной общины. Об отсутствии ясно выраженных социальных и имущественных различий в ахейском обществе среднеэлладского времени говорят также и погребения этого периода, в подавляющем большинстве своем стандартные, с очень скромным сопроводительным инвентарем.

Лишь в конце среднеэлладского периода положение в Балканской Греции начало постепенно изменяться. Полоса длительного застоя и упадка сменилась полосой нового экономического и культурного подъема. Возобновился прерванный в самом начале процесс классообразования. Внутри ахейских племенных сообществ выделяются могущественные аристократические роды, обосновавшиеся в неприступных цитаделях и тем самым резко обособившиеся от массы рядовых соплеменников. В руках племенной знати концентрируются большие богатства, отчасти созданные трудом местных крестьян и ремесленников, отчасти захваченные во время военных набегов на земли соседей. В различных районах Пелопоннеса, Средней и Северной Греции возникают первые и пока еще довольно примитивные государственные образования. Таким образом, сложились предпосылки для формирования еще одной цивилизации эпохи бронзы, и начиная с XVI в. до н. э. Греция вступила в новый, или, как его обычно называют, микенский, период своей истории.

На первых этапах своего развития микенская культура испытала на себе очень сильное влияние более передовой минойской цивилизации. Многие важные элементы своей культуры ахейцы заимствовали на Крите, например, некоторые культы и религиозные обряды, фресковую живопись, водопровод и канализацию, фасоны мужской и женской одежды, некоторые виды оружия, наконец, линейное слоговое письмо. Все это не означает, однако, что микенская культура была всего лишь второстепенным периферийным вариантом культуры минойского Крита, а микенские поселения на Пелопоннесе и в других местах представляли собой просто минойские колонии в чужой «варварской» стране (этого мнения придерживался А. Эванс). Многие характерные особенности микенской культуры позволяют считать, что она возникла на местной греческой, а отчасти еще и догреческой почве и была преемственно связана с древнейшими культурами этого региона, относящимися к эпохе ранней и средней бронзы.

Самым ранним памятником микенской культуры считаются так называемые шахтовые могилы. Первые шесть могил этого типа были открыты в 1876 г. Г. Шлиманом в черте стен Микенской цитадели. Свыше трех тысячелетий шахтовые могилы таили в себе поистине сказочные богатства. Археологи извлекли из них множество драгоценных вещей, сделанных из золота, серебра, слоновой кости и других материалов. Здесь были найдены массивные золотые перстни, украшенные резьбой диадемы, серьги, браслеты, золотая и серебряная посуда, великолепно изукрашенное оружие, в том числе мечи, кинжалы, панцири из листового золота, наконец, совершенно уникальные золотые маски, скрывавшие лица погребенных (не столь богаты погребения другого микенского некрополя, открытого греческими археологами у подножия цитадели близ так называемого «голоса Клитемнестры», хотя и в них удалось найти немало ценных и редких вещей, в том числе сосуды из золота, серебра и горного хрусталя, бронзовые мечи и кинжалы, золотые диадемы, бусы из янтаря и полудрагоценных камней и даже одну погребальную маску из электрона (сплав золота с серебром). Наличие двух царских некрополей в столь близком соседстве друг от друга может быть объяснено следующим образом: в одном из них, нижнем, или, как его называют условно, круге Б, были захоронены цари из более древней династии, правившей в Микенах начиная с конца XVII в. до н. э., тогда как в верхнем некрополе, или круге А, хоронили царей другой, более поздней династии, оттеснившей от власти первую. Много столетий спустя Гомер в «Илиаде» назовет Микены «златообильными», а микенского царя Агамемнона признает самым могущественным из всех ахейских вождей, принимавших участие в знаменитой Троянской войне. Находки Шлимана дали зримые доказательства справедливости слов великого поэта, к которым до этого многие относились с недоверием. Правда, Шлиман ошибся, полагая, что ему удалось найти могилу Агамемнона, злодейски умерщвленного его женой Клитемнестрой после возвращения из похода на Трою: открытые им шахтовые могилы датируются XVI в. до н. э., тогда как Троянская война происходила, по-видимому, уже в XIII–XII вв. Тем не менее огромные богатства, обнаруженные в могилах этого некрополя, показывают, что уже и в то отдаленное время Микены были центром большого государства. Погребенные в этих великолепных усыпальницах микенские цари были воинственными и свирепыми людьми, жадными до чужих богатств. Ради грабежа они предпринимали далекие походы по суше и по морю и возвращались на родину, обремененные добычей. Едва ли золото и серебро, сопровождавшие царственных покойников в загробный мир, попали в их руки путем мирного обмена. Гораздо более вероятно, что оно было захвачено на войне. О воинственных наклонностях властителей Микен свидетельствуют, во-первых, обилие оружия в их гробницах и, во-вторых, изображения кровавых сцен войны и охоты, которыми украшены некоторые из вещей, найденных в могилах, а также каменные стелы, стоявшие на самих могилах. Особенно интересна сцена охоты на львов, изображенная на одном из бронзовых инкрустированных кинжалов. Все признаки: исключительный динамизм, экспрессия, точность рисунка и необыкновенная тщательность исполнения - указывают на то, что перед нами - работа лучших минойских мастеров ювелирного дела. Это замечательное произведение искусства могло попасть в Микены вместе с военной добычей, захваченной ахейцами во время очередного пиратского рейда к берегам Крита, или, согласно другому предположению, было изготовлено в самих Микенах критским ювелиром, который явно старался приспособиться к вкусам своих новых хозяев (в минойском искусстве Крита сюжеты подобного рода почти не встречаются).

Временем расцвета микенской цивилизации можно считать XV–XIII вв. до н. э. В это время зона ее распространения выходит далеко за пределы Арголиды, где, по всей видимости, она первоначально возникла и сложилась, охватывая весь Пелопоннес, Среднюю Грецию (Аттику, Беотию, Фокиду), значительную часть Северной (Фессалию), а также многие из островов Эгейского моря. На всей этой большой территории существовала единообразная культура, представленная стандартными типами жилищ и погребений. Общими для всей этой зоны были также некоторые виды керамики, глиняные культовые статуэтки, изделия из слоновой кости и т. п. Судя по материалам раскопок, микенская Греция была богатой и процветающей страной с многочисленным населением, рассеянным по множеству небольших городков и поселков.

Акрополь в Микенах. XIV в. до н. э.

1. Дворец, 2. Фундамент здания, 3. Дом с колоннами, 4. Львиные ворота, 5. Амбары, 6. Въезд, 7. Шахтные гробницы, 8. Дома

Основными центрами микенской культуры были, как и на Крите, дворцы. Наиболее значительные из них были открыты в Микенах и Тиринфе (Арголида), в Пилосе (Мессения, юго-западный Пелопоннес), в Афинах (Аттика), Фивах и Орхомене (Беотия), наконец, на севере Греции в Иолке (Фессалия). Архитектура микенских дворцов имеет ряд особенностей, отличающих их от дворцов минойского Крита. Важнейшее из этих отличий состоит в том, что почти все микенские дворцы были укреплены и представляли собой настоящие цитадели, напоминающие своим внешним видом замки средневековых феодалов. Мощные стены микенских цитаделей, сооруженные из огромных, почти не обработанных каменных глыб, до сих пор производят огромное впечатление на тех, кто их видел, свидетельствуя о высоком инженерном искусстве ахейских зодчих. Великолепным образцом микенских фортификационных сооружений может служить знаменитая Тиринфская цитадель. Поражают прежде всего монументальные размеры этого сооружения. Необработанные глыбы известняка, достигающие в отдельных случаях веса в 12 т, образуют наружные стены крепости, толщина которых превышала 4,5 м, высота же только в сохранившейся части доходила до 7,5 м. В некоторых местах внутри стен были устроены сводчатые галереи с казематами, в которых хранилось оружие и запасы продовольствия (толщина стен достигает здесь 17 м). Вся система оборонительных сооружений Тиринфской цитадели была тщательно продумана, чтобы оградить защитников крепости от всяких непредвиденных случайностей. Подход к главным воротам цитадели был устроен таким образом, что приближавшийся к ним противник вынужден был поворачиваться к стене, на которой находились защитники крепости, правым боком, не прикрытым щитом. Но даже и попав внутрь цитадели, враг натыкался на внутреннюю оборонительную стену, защищавшую основную ее часть - акрополь с царским дворцом. Для того чтобы добраться до дворца, ему нужно было преодолеть узкий проход, идущий между наружной и внутренней стенами и разделенный на два отсека двумя деревянными воротами. Здесь он неминуемо попадал под перекрестный губительный огонь метательного оружия, который защитники цитадели обрушивали на него со всех сторон. Чтобы осажденные обитатели цитадели не страдали от недостатка воды, в северной ее части (так называемый нижний город) был устроен подземный ход, заканчивавшийся примерно в 20 м от стен крепости у тщательно скрытого от глаз неприятеля источника.

План Тиринфа:

1. Ворота, 2. Казематы, 3. Большие пропилеи, 4. Большой двор, 5. Малые пропилеи, 6. Главный двор, 7. Большой мегарон, 8. Лестница потайного входа

Среди собственно дворцовых построек микенского времени наибольший интерес представляет хорошо сохранившийся дворец Нестора (название «дворец Нестора» так же условно, как и «дворец Миноса» в Кноссе. Нестор, согласно Гомеру, - старый и мудрый царь Пилоса, один из главных участников похода на Трою) в Пилосе (Западная Мессения, близ бухты Наварино), открытый в 1939 г. американским археологом К. Бледженом. При известном сходстве с дворцами минойского Крита (оно проявляется главным образом в элементах внутреннего убранства - утолщающихся кверху колоннах критского типа, в росписи стен и т. п.) Пилосский дворец резко от них отличается своей четкой симметричной планировкой, совершенно не свойственной минойской архитектуре. Основные помещения дворца расположены на одной оси и образуют замкнутый прямоугольный комплекс. Для того чтобы проникнуть внутрь этого комплекса, нужно было последовательно миновать входной портик (пропилеи), небольшой внутренний двор, еще один портик, вестибюль (продомос), из которого посетитель попадал в обширный прямоугольный зал - мегарон, составляющий неотъемлемую и наиболее важную часть любого микенского дворца. В центре мегарона был устроен большой круглый очаг, дым от которого выходил через отверстие в потолке. Вокруг очага стояли четыре деревянные колонны, поддерживавшие перекрытие зала. Стены мегарона были расписаны фресками. В одном из углов зала сохранился большой фрагмент росписи, изображающий человека, играющего на лире. Пол мегарона украшали разноцветные геометрические узоры, а в одном месте, примерно там, где должен был находиться царский трон, изображен большой осьминог. Мегарон - сердце дворца. Здесь царь Пилоса пировал со своими вельможами и гостями. Здесь устраивались официальные приемы. Снаружи к мегарону примыкали два длинных коридора. В них выходили двери многочисленных кладовых, в которых было найдено несколько тысяч сосудов для хранения и перевозки масла и других продуктов. Судя по этим находкам, Пилосский дворец был крупным экспортером оливкового масла, которое уже в то время очень высоко ценилось в соседних с Грецией странах. Подобно критским дворцам, дворец Нестора строился с учетом основных требований комфорта и гигиены. В здании были специально оборудованные ванные комнаты, имелся водопровод и канализационные стоки. Но самая интересная находка была сделана в небольшой комнате вблизи от главного входа. Здесь хранился дворцовый архив, насчитывавший около тысячи глиняных табличек, исписанных знаками линейного слогового письма, очень похожего на то, которое использовалось в уже упоминавшихся документах из Кносского дворца (так называемое письмо Б), хотя тексты из Пилоса, написанные этим письмом, относятся к более позднему времени (конец XIII в. до н. э.). Таблички хорошо сохранились благодаря тому, что попали в огонь пожара, погубившего дворец. Это был первый архив, найденный на территории материковой Греции.

К числу наиболее интересных архитектурных памятников микенской эпохи принадлежат величественные царские усыпальницы, именуемые «толосами», или «купольными гробницами». Толосы располагаются обычно вблизи от дворцов и цитаделей, являясь, по всей видимости, местом последнего успокоения членов царствующей династии, как в более раннее время шахтовые могилы. Самый большой из микенских толосов - так называемая гробница Атрея - находится в Микенах у южного склона холма, на котором стояла цитадель. Сама гробница скрыта внутри искусственного насыпного кургана. Для того чтобы попасть в нее, нужно пройти через длинный облицованный камнем коридор - дромос, ведущий в глубь кургана. Вход в гробницу перекрыт двумя огромными каменными блоками (один из них, внутренний, весит 120 т). Внутренняя камера гробницы Атрея представляет собой монументальное круглое в плане помещение с высоким (около 13,5 м) куполообразным сводом. Стены и свод гробницы выложены из великолепно отесанных каменных плит и первоначально были украшены бронзовыми позолоченными розетками. С главной камерой соединяется еще одна боковая камера несколько меньших размеров, прямоугольная в плане и не так хорошо отделанная. По всей вероятности, именно здесь помещалось царское погребение, разграбленное еще в древности.

Сооружение таких грандиозных построек, как гробница Атрея или Тиринфская цитадель, было невозможно без широкого и планомерного применения подневольного труда. Для того чтобы справиться с такой задачей, необходимы были, во-первых, наличие большой массы дешевой рабочей силы, во-вторых, достаточно развитый государственный аппарат, способный организовать и направить эту силу к выполнению поставленной цели. Очевидно, владыки Микен и Тиринфа располагали и тем и другим. До недавнего времени внутренняя структура ахейских государств Пелопоннеса оставалась загадкой для ученых, так как в решении этого вопроса они могли полагаться лишь на археологический материал, добытый путем раскопок. После того как двум английским лингвистам М. Вентрису и Дж. Чедвику удалось в 50–х годах найти ключ к пониманию знаков линейного слогового письма на табличках из Кносса и Пилоса, в распоряжении историков появился еще один важный источник информации.

Как оказалось, почти все эти таблички представляют собой «бухгалтерские» счетные записи, которые из года в год велись в хозяйстве Пилосского и Кносского дворцов. Эти лаконичные записи заключают в себе ценнейшую историческую информацию, позволяя судить об экономике дворцовых государств микенской эпохи, их социальном и политическом устройстве. Из табличек мы узнаем, например, что в это время в Греции уже существовало рабство и труд рабов широко применялся в различных отраслях хозяйства. Среди документов Пилосского архива немало места занимают сведения о занятых в дворцовом хозяйстве рабах. В каждом таком списке указывалось, сколько было женщин - рабынь, чем они занимались (упоминаются молотильщицы зерна, прядильщицы, швеи и даже банщицы), сколько при них детей: мальчиков и девочек (очевидно, это были дети рабынь, рожденные в неволе), какой паек они получали, место, где они работали (это мог быть сам Пилос или один из городков на подвластной ему территории). Численность отдельных групп могла быть значительной - до ста с лишним человек. Общее же число женщин - рабынь и детей, известных по надписям Пилосского архива, должно было составлять около 1500 человек. Наряду с рабочими отрядами, в состав которых входят только женщины и дети, в надписях фигурируют и отряды, состоящие только из рабов - мужчин, хотя встречаются они сравнительно редко и численно, как правило, невелики - не более десяти человек в каждом. Очевидно, женщин - рабынь вообще было больше, из чего следует, что рабство в то время еще находилось на низкой ступени развития.

Наряду с обычными рабами в пилосских надписях упоминаются и так называемые «божьи рабы и рабыни». Обычно они арендуют земли небольшими участками у общины (дамоса) или у частных лиц, из чего можно заключить, что своей земли у них не было и, следовательно, они не считались полноправными членами общины, хотя не были, по-видимому, и рабами в собственном значении этого слова. Сам термин «божий раб», вероятно, означает, что представители этой социальной прослойки состояли в услужении при храмах главных богов Пилосского царства и пользовались поэтому покровительством храмовой администрации.

Основную массу трудящегося населения составляли в микенских государствах, как и на Крите, свободные или, скорее, полусвободные крестьяне и ремесленники. Формально они не считались рабами, но свобода их носила весьма относительный характер, так как все они находились в экономической зависимости от дворца и облагались в его пользу различными повинностями, как трудовыми, так и натуральными. Отдельные округа и городки Пилосского царства были обязаны предоставлять в распоряжение дворца определенное число ремесленников и рабочих самых различных профессий. В надписях упоминаются каменщики, портные, горшечники, оружейники, золотых дел мастера, даже парфюмеры и врачи. За свою работу ремесленники получали из дворцовой казны плату натурой подобно чиновникам, состоящим на государственной службе. Неявка на работу фиксировалась в особых документах. Среди ремесленников, работавших на дворец, особое положение занимали кузнецы. Обычно они получали от дворца так называемую таласию, т. е. задание или урок (в надписях особо отмечается, сколько кузнецов в каждой отдельной местности уже получили таласию, а сколько осталось без нее). Специальный чиновник, обязанный наблюдать за работой кузнец, вручал ему уже взвешенный кусок бронзы, а по окончании работы принимал у него изготовленные из этой бронзы изделия. О социальном положении кузнецов и фигурирующих в табличках ремесленников других специальностей известно лишь очень немногое. Вероятно, некоторые из них считались «людьми дворца» и состояли на постоянной службе либо в самом дворце, либо в одном из связанных с ним святилищ. Так, в некоторых из пилосских табличек упоминаются «кузнецы владычицы» («владычица» - обычный эпитет верховной богини пилосского пантеона). Другую категорию ремесленников, по всей видимости, составляли свободные общинники, для которых работа на дворец была лишь временной повинностью. Ремесленники, привлекавшиеся на государственную службу, не лишались личной свободы. Они могли владеть землей и даже рабами, как и все другие члены общины.

Золотой кубок микенского времени

Документы из архива Пилосского дворца содержат важные сведения также и о системе землевладения. Анализ текстов табличек позволяет сделать вывод, что вся земля в Пилосском царстве делилась на две основные категории: 1) землю дворца, или государственную, и 2) землю, принадлежавшую отдельным территориальным общинам. Государственная земля, за исключением той ее части, которая находилась под непосредственным контролем дворцовой администрации, распределялась на правах условного держания, т. е. при условии выполнения той или иной службы в пользу дворца, между сановниками из числа военной и жреческой знати. В свою очередь, эти держатели могли сдавать полученную землю небольшими участками в аренду каким-нибудь другим лицам, например уже упоминавшимся «божьим рабам». Примерно так же использовала принадлежавшую ей землю и территориальная (сельская) община, или дамос, как она обычно называется в табличках. Основная часть общинной земли, очевидно, делилась на наделы с приблизительно одинаковой доходностью. Эти наделы распределялись внутри самой общины между составляющими ее семьями. Земля, остававшаяся после раздела, опять-таки сдавалась в аренду. Дворцовые писцы с одинаковым усердием регистрировали в своих табличках участки как той, так и другой категории. Отсюда следует, что общинные земли, так же как и земли, принадлежавшие непосредственно дворцу, находились под контролем дворцовой администрации и эксплуатировались ею в интересах централизованного государственного хозяйства.

В документах Кносского и Пилосского архивов дворцовое хозяйство микенской эпохи предстает перед нами как широко разветвленная экономическая система, охватывающая практически все основные отрасли производства. Частное хозяйство, хотя, по-видимому, оно уже существовало в микенских государствах, находилось в фискальной (податной) зависимости от «государственного сектора» и играло при нем лишь подчиненную, второстепенную роль. Государство монополизировало важнейшие отрасли ремесленного производства, например кузнечное ремесло, и установило строжайший контроль над распределением и потреблением дефицитных видов сырья, прежде всего металла. Ни один килограмм бронзы, ни один наконечник копья или стрелы не мог ускользнуть от бдительного взора дворцовой бюрократии. Весь металл, находившийся в распоряжении как государства, так и частных лиц, тщательно взвешивался, учитывался и фиксировался писцами дворцового архива на глиняных табличках. Централизованное дворцовое или храмовое хозяйство типично для древнейших классовых обществ, существовавших в Средиземноморье и на Ближнем Востоке в эпоху бронзы. С многообразными вариантами этой экономической системы мы сталкиваемся в III–II тысячелетиях до н. э. в храмовых городах Шумера и Сирии, в династическом Египте, в Хеттском царстве и дворцах минойского Крита.

Основанное на принципах строжайшего учета и контроля дворцовое хозяйство нуждалось для своего нормального функционирования в развитом бюрократическом аппарате. Документы Пилосского и Кносского архивов показывают этот аппарат в действии, хотя многие детали его организации остаются пока неясными ввиду крайнего лаконизма текстов табличек. Помимо штата писцов, служивших непосредственно в дворцовой канцелярии и архиве, в табличках упоминаются многочисленные чиновники фискального ведомства, ведавшие сбором налогов и наблюдавшие за выполнением разного рода повинностей. Так, из документов Пилосского архива мы узнаем, что вся территория царства была разбита на 16 податных округов, во главе которых стояли наместники - коретеры. Каждый из них отвечал за исправное поступление в дворцовую казну податей с вверенного ему округа (в состав податей входил прежде всего металл: золото и бронза, а также различные виды сельскохозяйственных продуктов). В подчинении у коретера находились чиновники низшего ранга, управлявшие отдельными поселениями, входившими в состав округа. В табличках они именуются «басилеями». Басилеи осуществляли надзор за производством, например за работой кузнецов, состоявших на государственной службе. Сами коретеры и басилеи находились под неусыпным контролем центральной власти.

Дворец постоянно напоминал о себе местной администрации, рассылая во все стороны вестников и курьеров, инспекторов и ревизоров.

Кто же приводил в движение весь этот сложный механизм и направлял его работу? Таблички микенских архивов дают ответ и на этот вопрос. Во главе дворцового государства стоял человек, именуемый «ванака», что соответствует греческому «(в)анакт», т. е. «господин», «повелитель», «царь». К сожалению, в надписях ничего не говорится о политических функциях и правах ванакта. Поэтому мы не можем с уверенностью судить о том, какой характер имела его власть. Ясно, однако, что среди правящей знати ванакт занимал особое привилегированное положение. Принадлежащий царю земельный надел - темен (о нем упоминает один из документов Пилосского архива) - в три раза превосходил земельные наделы других высших должностных лиц: его доходность определяется цифрой в 1800 мер. В распоряжении царя находилась многочисленная челядь. В табличках упоминаются «царский горшечник», «царский сукновал», «царский оружейник». Среди подчиненных царю Пилоса чиновников высшего ранга одно из наиболее видных мест занимал лавагет, т. е. воевода или военачальник. Как показывает сам титул, в его обязанности входило командование вооруженными силами Пилосского царства. Кроме ванакта и лавагета, в надписях упоминаются и другие должностные лица, обозначаемые терминами «телест», «экет», «дамат» и пр. Точное значение этих терминов остается пока неизвестным. Однако кажется довольно вероятным, что в этот круг высшей знати, тесно связанной с дворцом и составлявшей ближайшее окружение пилосского ванакта, входили, во-первых, жрецы главных храмов государства (жречество вообще пользовалось в Пилосе, как и на Крите, очень большим влиянием), во-вторых, высшие военные чины, прежде всего предводители отрядов боевых колесниц, которые в те времена были главной ударной силой на полях сражений. Таким образом, пилосское общество представляло собой подобие пирамиды, построенной по строго иерархическому принципу. Верхнюю ступень в этой иерархии сословий занимала военно - жреческая знать во главе с царем и военачальником, сосредоточившая в своих руках наиболее важные функции как экономического, так и политического характера. В непосредственном подчинении у правящей верхушки общества находились многочисленные чиновники, действовавшие на местах и в центре и составлявшие в совокупности мощный аппарат угнетения и эксплуатации трудящегося населения Пилосского царства. Составлявшие основание всей этой пирамиды крестьяне и ремесленники не принимали никакого участия в управлении государством (существует мнение, согласно которому встречающийся в табличках Пилосского архива термин «дамос» (народ) обозначает народное собрание, представляющее все свободное население Пилосского царства. Более вероятным представляется, однако, другое толкование этого термина: дамос - одна из территориальных общин (округов), входящих в состав государства (ср. позднейшие афинские демы). Ниже, чем они, стояли рабы, занятые на различных работах в дворцовом хозяйстве.

Микенские воины

Дешифровка линейного письма Б не смогла решить все проблемы социально-экономической и политической истории микенской эпохи. Многие важные вопросы все еще остаются без ответа. Мы не знаем, например, какие отношения существовали между отдельными дворцовыми государствами: составляли они, как думают некоторые ученые, единую ахейскую державу под эгидой царя Микен - самого могущественного из всех правителей тогдашней Греции - или же вели совершенно обособленное и независимое существование? Последнее кажется более вероятным. Едва ли случайно, что почти каждый из микенских дворцов был окружен мощными оборонительными стенами, которые должны были надежно защищать его обитателей от враждебного внешнего мира и прежде всего от ближайших соседей. Циклопические стены Микен и Тиринфа свидетельствуют о почти непрерывной вражде этих двух государств, деливших между собой плодородную Аргосскую равнину. Греческие мифы рассказывают о кровавых усобицах ахейских владык, об упорной борьбе за первенство, которую вели между собой соперничающие династии Средней Греции и Пелопоннеса. В одном из них повествуется, например, о том, что семь царей Аргоса пошли походом на Фивы - богатейший из городов Беотии - и после ряда неудачных попыток и гибели некоторых из них взяли и разрушили город. Раскопки показали, что микенский дворец в Фивах, действительно, был сожжен и разрушен в XIV в. до н. э. задолго до того, как погибли другие дворцы и цитадели.

Напряженные отношения, существовавшие между ахейскими государствами на протяжении почти всей их истории, не исключают, однако, того, что в отдельные моменты они могли объединяться для каких-нибудь совместных военных предприятий. Примером такого предприятия может служить знаменитая Троянская война, о которой повествует Гомер. Если верить «Илиаде», в походе на Трою принимали участие почти все основные области ахейской Греции от Фессалии на севере до Крита и Родоса на юге. Предводителем всего войска был избран с общего согласия участников похода микенский царь Агамемнон. Не исключено, что Гомер преувеличил подлинные масштабы ахейской коалиции и приукрасил сам поход. Тем не менее историческая реальность этого события сейчас почти ни у кого не вызывает сомнений (впрочем, следует иметь в виду, что никому из археологов, включая Шлимана и Бледжена, пока еще не удалось доказать, что виновниками греки-ахейцы были действительно греки - ахейцы. Найденная при раскопках троянского городища микенская керамика могла попасть туда путем обычных торговых контактов. Сама Троя Vila, которую Бледжен и вслед за ним многие другие историки и археологи отождествляют с гомеровской Троей, мало похожа на описываемый в «Илиаде» город царя Приама. Трудно поверить, что огромное войско Агамемнона, собранное со всей Греции, потратило на осаду этого небольшого поселка, состоявшего из нескольких десятков невзрачных глинобитных домишек, столько времени и сил, как об этом рассказывают древние поэты). Троянская война была лишь одним, хотя, по-видимому, и наиболее значительным из проявлений военной и колонизационной экспансии ахейцев в Малой Азии и Восточном Средиземноморье. В течение XIV–XIII вв. до н. э. многочисленные ахейские поселения (на них указывают большие скопления типично микенской керамики) появились на западном и южном побережьях Малой Азии, примыкающих к ним островах - Родосе и Кипре - и даже на сиро-финикийском побережье Средиземного моря. Повсюду в этих местах микенские греки перехватывают торговую инициативу из рук своих предшественников минойцев (причины особой заинтересованности микенских государств в торговле с населением Кипра, Сирии и Малой Азии позволяет понять интересная находка, сделанная под водой у мыса Гелидоний (южное побережье Турции). Здесь были обнаружены остатки древнего корабля с большим грузом бронзовых слитков, очевидно, предназначенных для одного из ахейских дворцов Пелопоннеса или Средней Греции. Не менее сенсационная находка была сделана в 1964 г. в самой Греции при раскопках на месте древней фиванской цитадели Кадмеи. В одном из помещений некогда стоявшего здесь дворца археологи нашли 36 каменных цилиндров вавилонского происхождения. На 14 из них были обнаружены клинописные печати с именем одного из царей так называемой Касситской династии, правившей в Вавилоне в XIV в. до н. э. Находка эта ясно показывает, что в этот период правители Фив - крупнейшего микенского центра на территории Беотии - поддерживали тесные сношения, не только торговые, но, видимо, также и дипломатические, с царями далекого Месопотамского государства). Сам Крит, как мы уже говорили, был еще раньше (в XV в.) колонизирован ахейцами и стал главным плацдармом в их продвижении на Восток и на Юг. Успешно совмещая занятия торговлей с пиратством, ахейцы вскоре становятся одной из самых заметных политических сил Восточного Средиземноморья. В документах из столицы Хеттского царства Богазкея государство Аххиява (вероятно, одно из ахейских государств в западной части Малой Азии и на прилегающих островах) ставится в один ряд с сильнейшими державами той эпохи: Египтом, Вавилоном, Ассирией. Из этих документов видно, что правители Аххиявы поддерживали тесные дипломатические контакты с хеттскими царями. Еще на рубеже XIII–XII вв. отряды ахейских добытчиков, пришедшие с Крита или с Пелопоннеса, принимали участие в набегах коалиции «народов моря» на Египет. В египетских надписях, повествующих об этих событиях, упоминаются наряду с другими племенами народы Экевеш и Денен, что может соответствовать греческому Ахайвой и Данаой - обычные наименования ахейцев у Гомера. Колониальная экспансия ахейских государств охватила также и часть Западного Средиземноморья, в основном те же его районы, которые будут освоены греками много позже, в эпоху Великой колонизации. Раскопки показали, что микенское поселение существовало на месте более позднего греческого города Тарента на южном побережье Италии. Значительные находки микенской керамики были сделаны на острове Искья в Неаполитанском заливе, на восточном побережье Сицилии, на Липарских островах и даже на Мальте.

В то время, когда Египет отражал натиск «народов моря», над самой ахейской Грецией уже сгущались тучи. Последние десятилетия XIII в. до н. э. были временем крайне тревожным и неспокойным. В Микенах, Тиринфе, Афинах и других местах спешно восстанавливаются старые и возводятся новые укрепления. Воздвигается массивная стена на Истме (узкий перешеек, связывающий Среднюю Грецию с Пелопоннесом), явно рассчитанная на то, чтобы оградить микенские государства на юге Балканского полуострова от какой-то опасности, надвигающейся с севера. Среди фресок Пилосского дворца привлекает внимание одна, созданная незадолго до его гибели. Художник изобразил на ней кровопролитное сражение, в котором участвуют, с одной стороны, ахейские воины в панцирях и характерных рогатых шлемах, с другой - какие-то варвары, одетые в звериные шкуры, с длинными распущенными волосами. По всей видимости, эти дикари и были теми людьми, которых так боялись и ненавидели обитатели микенских твердынь, против которых они возводили все новые и новые укрепления. Археологические исследования показывают, что в непосредственной близости от основных очагов микенской цивилизации на севере и северо-западе Балканского полуострова (области, именовавшиеся в древности Македонией и Эпиром) шла совсем иная жизнь, весьма далекая от роскоши и великолепия ахейских дворцов. Здесь обитали племена, стоявшие на крайне низком уровне развития и, очевидно, еще не вышедшие из стадии родоплеменного строя. О их культуре мы можем судить по грубой лепной керамике и примитивным глиняным идолам, составляющим сопровождающий инвентарь огромного большинства погребений в этих районах. Следует, однако, заметить, что при всей своей отсталости племена Македонии и Эпира были уже знакомы с употреблением металла и их оружие в чисто техническом отношении, по-видимому, не уступало микенскому.

План Трои

Стратиграфический разрез Трои

В конце XIII в. племенной мир всего северобалканского региона в силу каких-то неизвестных нам причин пришел в движение (одним из результатов этого движения было переселение в Малую Азию большой группы фригийско-фракийских племен, ранее обитавших в северной части Балканского полуострова. С этими же событиями на Балканах, возможно, связано и образование уже упоминавшегося союза «народов моря», под ударами которого в начале XII в. пало великое Хеттское царство). Огромная масса варварских племен, включавшая в себя как народы, говорившие на различных диалектах греческого языка (сюда входят дорийский и близкий к нему западногреческий диалекты), так, по-видимому, и народности негреческого, фракийско-иллирийского происхождения, снялась с насиженных мест и устремилась на юг, в богатые и процветающие области Средней Греции и Пелопоннеса. Маршрут, по которому шло вторжение, отмечен следами развалин и пожарищ. На своем пути пришельцы захватили и разрушили множество микенских поселений. Погиб в огне пожара Пилосский дворец (некоторые современные ученые считают, что в первом нашествии, завершившемся падением Пилоса, дорийцы вообще не участвовали. Они пришли позднее (уже в XII или даже XI в.), когда сопротивление микенских греков было окончательно сломлено). Само место, на котором он стоял, было предано забвению. Серьезно пострадали, хотя, по-видимому, и не были захвачены, цитадели Микен и Тиринфа. Хозяйству микенских государств был нанесен непоправимый ущерб. Об этом свидетельствует быстрый упадок ремесла и торговли в районах, наиболее пострадавших от вторжения, а также резкое сокращение численности населения. Таким образом, на рубеже XIII–XII вв. микенская цивилизация перенесла страшный удар, после которого она уже не смогла оправиться.

Львиные ворота в Микенах

Естественно возникает вопрос: почему она пала, просуществовав в рамках раннеклассового общества несколько столетий? Почему ахейским государствам, располагавшим хорошо организованной военной машиной, значительными экономическими ресурсами, высокой культурой и подготовленными кадрами административного аппарата, не удалось устоять перед лицом разрозненных орд завоевателей, не вышедших из рамок примитивного родового строя? Можно указать на несколько причин упадка микенской цивилизации.

Прежде всего следует отметить внутреннюю слабость раннеклассовых отношений в Греции II тысячелетия до н. э. в целом. Раннеклассовые отношения, предполагающие функционирование более сложных, чем первобытные, отношений господства и подчинения, социальной дифференциации и выделения различных общественных прослоек не проникли глубоко в толщу народной жизни, не пронизали всю общественную структуру сверху донизу. Если обитатели микенских «дворцовых центров» делились на несколько социальных прослоек и классовых групп, начиная от бесправных рабов до придворной знати, живущей в условиях дворцовой роскоши, то основная масса населения составляла родовые общины и занималась примитивным земледелием. Эти родовые общины сохраняли свою коллективистскую структуру и были слабо затронуты социальной и имущественной дифференциацией, хотя они подвергались жестокой эксплуатации обитателями микенских дворцов.

Такой глубокий дуализм микенских обществ - свидетельство непрочности в целом классовых отношений, которые могли быть относительно легко уничтожены внешним завоеванием. Более того, к уничтожению микенских дворцов - изолированных центров высокой культуры, выступавших главным образом как центры потребления и принимавших слабое участие в организации общественного производства, стремились жители родовых поселков.

Одной из важных причин падения ахейских государств было истощение внутренних ресурсов, растрата огромных материальных и людских резервов в результате многолетней Троянской войны и кровавых междоусобиц между отдельными ахейскими царствами и внутри правящих династий. При невысоком уровне производства и малой величине прибавочного продукта, выколачиваемого из родовых общин, на содержание прожорливой придворной аристократии, солидного бюрократического аппарата, военной организации уходили все средства. В этих условиях дополнительные траты на разорительные войны (включая Троянскую) не могли не привести к перенапряжению внутреннего потенциала и его истощению.

Рафинированная ахейская цивилизация с ее блестящим фасадом была обществом внутренне непрочным. Она не столько наращивала общественное производство, сколько растрачивала имеющиеся ресурсы, подтачивала основы своего могущества и благосостояния. Во время начавшихся на рубеже XIII–XII вв. до н. э. крупных племенных передвижений на Балканах и Малой Азии (среди них находились и дорийские племена) микенские государства, внутренне ослабленные комплексом глубоких противоречий, не выдержали натиска воинственных племен.

Последовавший за племенными перемещениями быстрый распад крупнейших микенских государств объясняется не столько силой северных варваров, сколько непрочностью их внутренней структуры, основой которой была, как мы видели, систематическая эксплуатация и угнетение сельского населения немногочисленной замкнутой в себе дворцовой элитой и ее бюрократическим аппаратом. Достаточно было уничтожить правящую верхушку дворцовых государств, чтобы вся эта сложная постройка развалилась, как карточный домик.

Дальнейший ход событий во многом неясен: слишком скуден имеющийся в нашем распоряжении археологический материал. Основная часть варварских племен, принимавших участие во вторжении, по-видимому, не удержалась на захваченной ими территории (опустошенная страна не могла прокормить такую массу людей) и отхлынула на север - на свои исходные позиции. Лишь небольшие племенные группы дорийцев и родственных им западногреческих народностей обосновались в прибрежных районах Пелопоннеса (Арголида, области близ Истма, Ахайя, Элида, Лакония и Мессения). Отдельные островки микенской культуры продолжали существовать вперемешку с вновь основанными поселениями пришельцев вплоть до конца XII в. В это время последние из переживших катастрофу конца XIII в. ахейские цитадели пришли в окончательный упадок и были навсегда покинуты своими обитателями. Тогда же наблюдается массовая эмиграция с территории Балканской Греции на Восток - в Малую Азию и на близлежащие острова. В колонизационном движении принимали участие, с одной стороны, уцелевшие остатки ахейского населения Пелопоннеса, Средней и Северной Греции, которые именуются теперь ионийцами и эолийцами, с другой - дорийские новопоселенцы. Результатом этого движения было образование на западном побережье Малой Азии и на островах Лесбосе, Хиосе, Самосе, Родосе и других множества новых поселений, среди которых самыми крупными были ионийские города Милет, Эфес, Колофон, эолийская Смирна, дорийский Галикарнас. Здесь в ионийских и эолийских колониях спустя несколько столетий возник новый вариант греческой культуры, резко отличающийся от предшествующей ему микенской цивилизации, хотя и вобравший в себя некоторые из ее основных элементов.

Как и в странах Древнего Востока, в частности в Древнем Египте, Месопотамии, Восточном Средиземноморье, процесс исторического развития в Эгейском бассейне в III–II тысячелетиях до н. э. протекал в рамках общих закономерностей разложения родовой организации через ее социальную дифференциацию, вызванную совершенствованием производительных сил, и социальную напряженность, которая, в свою очередь, определяла появление государственного аппарата, призванного обеспечить известный порядок в обществе и создать условия для его дальнейшего развития. Как и в странах Древнею Востока, первые классовые общества в Эгейском бассейне возникают в рамках небольших государственных образований, объединяющих несколько общин с одним административным центром, который вместе с тем был и средоточием культа. Подобные государства впервые возникли на о. Крит в конце III тысячелетия до н. э. Дальнейшее развитие этих мелких образований привело к созданию крупного территориального государства, объединявшего не только весь Крит, но и ряд островов южной части Эгейского моря и восточных прибрежных областей Балканского полуострова (морская держава Миноса).

Возникновение первых ростков цивилизации в Эгеиде относится к более позднему времени, чем в долине Нила или Двуречья, где общество достигло известной зрелости и к концу III тысячелетия до н. э. насчитывало тысячу лет. Как показывает исследование конкретного материала, более древние цивилизации Ближнего Востока оказывали на процесс внутреннего развития критского общества стимулирующее влияние. Вместе с тем нельзя преувеличивать степень этого влияния. В частности, оно, довольно сильное для Крита, было значительно более слабым для государств материковой Греции. Как свидетельствуют многочисленные археологические данные, развитые неолитические культуры в Балканской Греции VI–IV тысячелетий до н. э. стали богатой основой для возникновения культур бронзового века, а затем и древнейшей греческой цивилизации.

Для исторических судеб древнейшего населения Балканской Греции, так же как и других народов древности, природная среда обитания имела огромное значение. Как известно, раннему рождению цивилизации на Древнем Востоке способствовало создание орошаемого земледелия в речных долинах с плодородной почвой. В южной части Балканского полуострова природные условия были иными. Каменистая, трудная для возделывания почва, расчлененность территории многочисленными горными хребтами на мелкие изолированные долины создавали отличные от древневосточных обществ условия для общественного и экономического развития. Огромную роль в развитии отдельных центров Греции II тысячелетия до н. э. играло освоение моря, т. е. получение морских продуктов питания и возможность связей с другими народами по морским путям. По мере того как жителям Балканской Греции удавалось покорять море, шло становление эллинской цивилизации. Создание критской морской державы, постоянные морские контакты микенских греков с восточным побережьем Средиземного моря, Сицилией и Италией на Западе - показатель овладения морем еще во II тысячелетии до н. э.

Особую роль море играло в жизни жителей многочисленных островов Эгейского моря: Лемноса и Лесбоса, Киклад и Родоса. Ограниченность островной территории не позволяла сосредоточиться на преимущественном занятии земледелием, с одной стороны, с другой - богатство недр полезными ископаемыми - рудами, камнем, хорошей глиной - способствовало развитию ремесленного производства, заставляло жителей искать средства к жизни путем организации ремесла, развития рыболовства, активной морской торговли, кораблестроения и смелого пиратства, что не могло не стимулировать частную предприимчивость и мобильность населения.

Внутреннее развитие раннеклассового общества в Эгеиде II тысячелетия до н. э. проходило в рамках мелких государственных образований. В островной зоне Эгеиды эти мелкие государства, по всей вероятности, представляли собой аристократические структуры, решающую роль в них играла предприимчивая, связанная с морской торговлей и пиратством олигархия, жившая в довольно комфортабельных и благоустроенных домах, так называемых патрицианских особняках, открытых археологами. Правящая элита, видимо, представляла и возглавляла общинную организацию островного населения, восходящую к родовому устройству. Отсутствие дворцово - храмовых комплексов и неприступных цитаделей сводило к минимуму роль придворного и военного элемента, связанную с царским дворцом иерархию сословий и обеспечивало так сказать республиканский (вернее, будущий полисный) вариант общественного развития. Однако этот путь развития, формирующийся в островной зоне Эгейского моря, не получил своего естественного продолжения, был заторможен, а затем и прерван, поскольку мелкие острова - государства были захвачены в разные периоды II тысячелетия ведущими монархическими державами Крита или ахейской Греции.

Тысячелетие России (памятник) - памятник Тысячелетию Государства Российского … Википедия

Тысячелетие (значения) - Тысячелетие: Тысячелетие единица измерения времени, равная 1000 годам. «Тысячелетие» американский мистический сериал от создателей «Секретных материалов». «Тысячелетие» (англ. Millennium) фантастический кинофильм о путешествиях во… … Википедия

Тысячелетие - ист. период, обозначаемый либо арабскими цифрами с наращением падежного окончания в изданиях для подготовленного читателя (2 е тысячелетие до н. э.), либо словами в массовых изданиях (второе тысячелетие до нашей эры), либо арабскими цифрами с… … Издательский словарь-справочник

ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ - ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ, тысячелетия, ср. 1. Период времени в 1000 лет, десять веков. 2. чего. Годовщина события, случившегося 1000 лет тому назад. В 1862 г. праздновалось тысячелетие основания русского государства. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков.… … Толковый словарь Ушакова

Тысячелетие (сериал) - Тысячелетие Millennium Жанр Драма, хоррор Автор идеи Крис Картер В главных ролях Лэнс Хенриксен Терри О Куин Меган Галлахер Клеа Скотт Brittany Tiplady Страна … Википедия

ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ - ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ, я, ср. 1. Срок в тысячу лет. 2. чего. Годовщина события, бывшего тысячу лет тому назад. Т. города (тысяча лет со дня основания). | прил. тысячелетний, яя, ее. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова

тысячелетие - сущ., кол во синонимов: 1 годовщина (35) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов

тысячелетие - (1000 летие) … Орфографический словарь-справочник

Тысячелетие (фильм)

Тысячелетие - У этого термина существуют и другие значения, см. Тысячелетие (значения). Тысячелетие (также миллениум) единица измерения времени, равная 1000 годам. Содержание 1 Летосчисление 1.1 Порядковый … Википедия

Тысячелетие (телесериал) - У этого термина существуют и другие значения, см. Тысячелетие (значения). Тысячелетие Millennium … Википедия

Книги

• Тысячелетие древнейших монет России. Сводный каталог русских монет X-XI веков , М. П. Сотникова, И. Г. Спасский. Книга, посвященная тысячелетию русской национальной монетной чеканки, состоит из двух основных частей - исследования и сводного каталога монет первоначального русского чекана - и приложения.… Купить за 1700 руб
• Тысячелетие русской истории , Н. А. Шефов. Книга богато оформлена огромным количеством иллюстраций, наглядно показывающих яркую многовековую палитру тысячелетней истории России. Эта книга - словно лента небывалого кинофильма; то…

Здесь и в дальнейшем термины «Сирия, Финикия и Палестина» будут употребляться исключительно в их древнем значении, когда Сирия включала лишь западную часть современного государства Сирии (от р. Евфрат до Средиземного моря) и отчасти прилежащие области Турции к югу от гор Тавра; древняя Финикия примерно соответствовала современному государству Ливан; древняя Палестина занимала не только территорию, выделенную по решению Организации Объединенных Наций государству Израиль, а также территорию палестинских арабов, но и современную Иорданию (эта часть древней Палестины называется также «Заиорданьем»).

В природном отношении эти области весьма разнообразны. От Египта древняя Палестина была отделена пустыней; сама Палестина - страна природных контрастов: к западу от р. Иорнан она занята нагорьем, а отчасти оазисами и плодородными долинами; плодородная низменность тянется и вдоль Средиземного моря. А на севере поднимаются нередко покрытые снегом вершины. Заиорданье было отделено от остальной Палестины глубокой, заросшей влажным лесом и чащами папируса впадиной р. Иордан и соленым Мертвым морем с его выжженными солнцем, почти безжизненными берегами; горное или холмистое Заиорданье было покрыто степной растительностью, постепенно переходя в Сирийско-Аравийскую полупустыню.

Финикия отгорожена от остальной Передней Азии высоким горным хребтом Ливана c кедровыми и прочими лесами, альпийскими лугами и снежными вершинами. Склоны Ливана, обращенные к морю, покрывала вечнозеленая средиземноморская растительность, и влажные морские ветры, приносившие дожди, делали ненужным искусственное орошение.

К востоку от Ливана расположена Сирия. Ее с юга на север прорезает долина между Ливаном и Антиливаном; в южной части она называется Бека"а, или Келесирией; здесь на юг течет речка Литани, прорывающаяся к морю, а на север - река Оронт (ныне аль-"Аси); за Антиливаном, в сторону Сирийской полупустыни, находился большой оазис Дамаска, а за ним шли бесплодные лавовые поля; караванный путь, которому обычно угрожали скотоводческие племена, проходил через маленький оазис Пальмиру в сторону среднего течения Евфрата. Излучина этой реки составляла в древности северо-восточную границу Сирии. Северная Сирия простиралась от Средиземного моря (куда, пройдя через ныне уже почти не существующие озера и болота, впадала, сворачивая к западу, р. Оропт) до гор Малоазийского Тавра и переправ через Евфрат. Устье Оронта широко открывало доступ ветрам со Средиземного моря в эту холмистую страну, и поэтому она была достаточно плодородна.

Уже из этого описания ясно, что Восточное Средиземноморье (под этим названием можно объединить все эти три исторические области) не представляло собой в природном отношении ничего целостного и единообразного; здесь встречались и пустыни, и плодородные низменности, и нагорья, и вечнозеленая растительность, и болота, и снежные горы. Но не существовало полноводных разливающихся рек, на основе которых могла бы возникнуть обширная ирригационная система, вынуждающая к созданию обширного государства с сильной центральной властью. Страна была в древности богата ценными породами леса, но полезных ископаемых здесь тогда открыли сравнительно мало; если через Сирию и Палестину провозили медь, то она шла либо с юга, с Синайского полуострова, либо с севера, от верховьев р. Тигр, либо с запада - с о-ва Кипр. Лишь позже и на юге Палестины стали добывать медь, железо и естественный асфальт. Зато здесь всегда проходили важнейшие караванные пути - из Египта в Малую Азию и Месопотамию и обратно. Заметим, что если в нашем представлении слово «караван» связывается с вереницей верблюдов, то древние караваны перевозили грузы на ослах; самых выносливых разводили на продажу в дамасском оазисе.

В пещерах Восточного Средиземноморья найдены едва ли не самые архаические останки «Человека разумного». Палестина, Сирия, Малая Азия, горы Верхней Месопотамии и области за Тигром были самой первой родиной скотоводства и особенно земледелия. К XI-Х тысячелетиям до н.э. относится натуфийская культура (названная так по сухому руслу Натуф в Палестине), по мнению некоторых исследователей, созданная первыми носителями афразииских языков; натуфийцьг жили в полуземлянках из глины, песка и камня, жали дикие злаки специальными деревянными серпами с кремневыми зубьями, возможно, начали приручать дикий мелкий скот. В Палестине (в Иерихоне), так же как в Чатал-хююке (в Малой Азии) и в некоторых пунктах Сирии, уже в VIII тысячелетии до н.э. существовали процветающие земледельческие поселки, иногда (как в Иерихоне) обнесенные мощными каменными стенами еще в раннем неолите. Есть основание полагать, что именно Палестина-Сирия была центром расселения одной из групп племен, говоривших па афразииских языках,- семитов; отсюда они распространились по всему Аравийскому полуострову (южноаравийцы и арабы), Восточному Средиземноморью (западные семиты) и Месопотамии (аккадцы). Ни одно из этих племен первоначально пе было вполне кочевым, хотя, чем дальше в глубь степей и полупустынь, занимавших в IV-III тысячелетиях до н.э. всю Аравию, тем большую роль играло овцеводство и тем меньшую - земледелие.

Однако в дальнейшем - может быть, в связи с постоянным движением племен и войск по сиро-палестинским тропам или в связи с недостатком сырья, необходимого для техники медно-каменного и затем бронзового века,- развитие общества здесь определенно замедлилось по сравнению с Южной Месопотамией п Египтом; во второй половине III тысячелетия до н. э. подлинные города-государства типа шумеро-аккадских возникли здесь лишь в Северной Сирии (где процветал, в числе прочих, важный город Эбла, связанный со Средней и Нижней Месопотамией), а также в одном пункте на финикийском побережье - в г. Библ, центре вывоза драгоценного кедра в Египет.

Изучение древнейших географических названий на этой территории и отчасти непосредственные данные египетских и месопотамских текстов заставляют считать, что Восточное Средиземноморье по крайней мере с III тысячелетия до н.э. было заселено различными группами западных семитов. Они могут быть классифицированы по некоторым особенностям их говоров; условно эти говоры можно разделить так: эблаитский говор оседлого населения Северной Сирии и Северо-Западной Месопотамии; аморейские говоры преимущественно скотоводческого населения этих же или несколько более широких территорий; ханаанейские говоры Палестины и Финикии; и арамейские говоры племен, выступивших на историческую арену несколько позже, а пока обитавших в глубине Аравийского полуострова в контакте с племенами арабов.

Помимо этого, с III тысячелетия до н.э. с гор вокруг озер Baн и Урмия (на территории совр. Турции и Ирана), а в конечном счете из Закавказья отдельными волнами через Верхнюю Месопотамию и Сирию шло продвижение хурритских племен, о которых речь шла в предыдущих лекциях; первая волна во второй половине III тысячелетия до н.э. достигла Северной Палестины. При династии Аккаде (XXIII в. до н.э.) в Северную Сирию проникали месопотамские войска, а позже, при III династии Ура (XXI в. до н.э.), на Северную Сирию и Библ временно распространило свою власть царство Шумера и Аккада; несколько позднее начали свои набеги на Палестипу фараоны египетского Среднего царства; Библ на некоторое время становится изолированным центром египетской культуры среди семитского населения (древние египтяне, как известно, говорили на афразийском языке другой, не семитской ветви). Однако к концу III тысячелетия до н.э. Библ и его египетский храм были сожжены: возможно, именно тогда, как гласит предание, на берегах Средиземного моря обосновалась та группа племен, вышедших из Северной Аравии и говоривших на западносемитском наречии ханаанейской группы, которая позже носила имя финикийцев. Севернее Библа сохранился говор аморейского типа, в частности в г. Угарите, впоследствии удачно соперничавшем с Библом.

К концу III тысячелетия до н.э. уже все Восточное Средиземноморье покрывается сетью раннеклассовых городов-государств; города были укреплены стенами, в центре их - святилища и резиденции местных правителей, окруженные лепящимися друг к другу глинобитными и кирпичными домами, обычно двухэтажными, с открытой или зарешеченной галереей на верхнем этаже, где обитали хозяева. В нижнем, часто каменном, хранились запасы и ютились рабы. Города были расположены почти исключительно по долинам; нагорья были мало населены, а по окраинам - в дамасском оазисе, Заиорданье и в других областях на краю пустыни - люди жили в шатрах и весной, когда степи цвели, откочевывали со стадами от засеянных в оазисе полей. Жизнь этих племен красочно описана в древнеегипетской «Повести о Синухете», а позже - в повествованиях Библии о племенных патриархах.

Основной ячейкой общества пастухов-амореев этого времени была родовая община, составлявшая часть племени, а иногда и племенного союза. Власть главы патриархальной большой семьи распространялась помимо его жен и детей также на семьи сыновей, на чужаков, присоединившихся к роду или усыновленных им, на рабов и рабынь. Патриарх распоряжался жизнью и смертью и всем имуществом этих лиц. Делами племенной общинной группы ведал совет «старцев» и вождь, которого выкликали на сходке всех взрослых мужчин-воинов. Время от времени вокруг того или иного предводителя складывались боевые дружины, которые могли явиться ядром родо-племенного ополчения. Иной раз споры между соседями решались единоборством силачей с той и другой стороны.

Оседлое земледельческое население, однако, преобладало. Крупнейший город Северной Палестины - Хацор занял к этому времени площадь в 50 га, очень большую по тогдашним временам. Хацор вел торговлю далеко - даже с Мари на Евфрате. В Финикии и приморской Сирии не только Библ, но и Угарит н ряд других поселков превратились хотя и в гораздо меньшие, чем Хацор (обычно раз в десять), но процветающие городки. Причиной расцвета было раннее развитие торговли в Финикии, и прежде всего с Египтом: финикийцы возили туда на кораблях строительный лес, и египтяне стремились держать в Библе своих царских чиновников. В то же время, как показывают торговая переписка из Каниша в Малой Азии и известия о постоянном следовании египетских царских людей через пастушеские районы, сухопутная торговля через Сирию как с Египтом, так и с Месопотамией и Малой Азией тоже имела серьезное значение. Важнее всего была, конечно, торговля транзитная, но и сама Сирия торговала лесом, вьючными ослами и слоновой костью (в Сирии тогда ещё водились слоны). В соответствии с направлениями торговли, если на побережье ощущалось египетское влияние (в Библе найдено много египетских надписей), то во внутренних частях страны - также и аккадское: здесь не только много людей умели говорить по-египетски, но встречались и такие, кто мог писать клинописью.

Еще недавно считалось, что в III тысячелетии до н.э. внутренняя Сирия не достигла уровня классовой цивилизации; эта точка зрения изменилась после находок итальянской экспедицией на городище Телль-Мардих, под которым скрывался древний город Эбла. Раскопки эти вызвали международную сенсацию, так как распространился слух о том, что найден центр неизвестной ранее империи и что тексты из Эблы якобы подтверждают некоторые библейские легенды. При ближайшем изучения материала предположения эти не подтвердились, а для науки оказалось важным главным образом то, что теперь установлено существование в Сирии уже в III тысячелетии до н.э. цивилизации, не связанной с речной ирригацией.

Тексты из Эблы писаны шумерским письмом, сохраняющим архаические особенности времен РД II, хотя они современны периоду РДIII в Нижней Месопотамии (XXVI-XXIII вв. до н.э.); но предназначены эти тексты для чтения по семитским правилам, однако не по-аккадски, а на ранее неизвестном семитском языке, который условно назван «эблаитским». Большинство текстов - хозяйственные документы, хотя имеются также шумеро-эблаитские словари и небольшое число религиозных текстов.

Эбла представляла собой город-государство, вероятно наиболее сильное в пределах земель по Евфрату, вплоть до долины р. Оронта: от Мари на среднем Евфрате до Катны в Южной Сирии; именно эти земли, возможно, соответствуют ареалу распространения «эблаитского» языка, но государственные пределы самой Эблы были значительно меньше. Вокруг городов здесь обитали уже тогда аморейские скотоводческие племена.

Территория собственно Эблы делилась на центральную (название не поддается прочтению) и периферийную, шум, урубар, Обе части земли были подчинены дворцу (или дворцу-храму), но первая входила в дворцовое хозяйство непосредственно, а люди земли уру-бар были лишь обязаны поставками дворцу; многие из них были оседлыми скотоводами. Существовала ли еще земля, вовсе дворцу не подчиненная, - из документов не видно. Положение лиц, работавших на дворец, видимо, походило на илотское, но это подлежит еще уточнению.

Правитель Эблы носил титул маликум, буквально «тот, кому советуют»; в большинстве позднейших семитских языков, кроме аккадского, этот термин означает «царь», в отрезках текстов, писанных по-шумерски, он называется эн. При маликуме Эблы состояло два советника (в других городах - несколько) и ряд начальников, шаррум (по-шумерски лугадь).

Дворец Эблы выходил на небольшую площадь, обнесенную лоджиями, под одной из них был постамент - возможно, для кресла правителя: здесь принимали послов и купцов из-за рубежа и, вероятно, поставщиков дани из владений самой Эблы. Сам дворец имел усложненную планировку «нанизываемой» структуры - к нему постоянно пристраивались новые помещения, и в конце концов он стал «сползать» с холма-цигадели на плоскость (в пределах городских стен).

Эбла была крупным центром международной торговли; в документах часто упоминаются странствующие торговцы, лу-кар - «люди пристани (рынка)». Во дворце были найдены большие запасы необработанного бадахшанского лазурита (из Афганистана) и обломки алебастровых сосудов из Египта, в том числе с надписями фараонов Хефрена и Пиопи I.

Однако такие товары привозили иноземцы, а не эблаитские торговцы и купцы: просмотр документов показывает тесные связи Эблы только с городами Северной (сирийской) Месопотамия (Абарсаль, Мари), а также с областью за Тигром (Гасур) и с северным Шумером (Киш). Даже Угарит, всего в нескольких десятках километров к западу от Эблы на побережье Средиземного моря, упоминается только в словарном списке названий местностей, но не в деловых документах (этот список восходит к тому же к нижнемесопотамской писцовой традиции). Ни разу не упомянуты ни Библ, ни другие города Палестины и Сирии, не говoря уже о Египте, Малой Азии или Иранском нагорье. Египетские и подобные изделия попадали в Эблу, очевидно, через многих посредников.

Из сообщений царей династии Аккада (Саргона Древнего и Нарам-Суэна) следует, что они совершали походы против Эблы и есть все основания считать, что Эбла была разрушена в правление ее последнего царя, Ибби-Зикира, Нарам-Суэном аккадским в конце XXIII в. до н.э. После этого Эбла вновь возродилась в начале II тысячелетия до н.э., но уже никогда не имела прежнего значения. Население ее к этому времени слилось с окружающими амореями.

В начале II тысячелетия до н.э. в Северной Сирии выдающуюся роль играет могущественное государство Ямхад со столицей в г. Халебе - аморейское по составу населения, аккадское по культуре. А в Южную Сирию (Катна) и даже вплоть до финикийского побережья проникает политическое влияние верхнемесопотамского царя Шамши-Адада I.

В городах-государствах Сирии, о которых мы имеем мало письменных данных (исключение составляют недостаточно изученные архивы XVIII в. до н.э. из г. Алалаха к северу от нижнего Оронта), социальное устройство было, по-видимому, очень сходным с описанным ранее (лекция 8) для хурритского общества Аррапхэ. Это объясняется не только тем, что в Алалахе жило много хурритов, но прежде всего одинаковым характером экономики и уровня ее развития. Любопытно, что здесь царь города иногда жаловал или продавал своим имущественным агентам или просто приближенным целые общины; документы сформулированы именно как сделки дарения или купли-продажи, хотя полагают, что на самом деле речь идет лишь о передаче права получать с этих селений налоги и повинности. По-видимому, существовали как обратимые, так и необратимые сделки об отчуждении земли, иногда скрывавшие изъятие имущества за долги. Ростовщичество было сильно развито. Давали в долг и отдельные хозяева, и целые сельские общины. Очевидно, происходило интенсивное имущественное расслоение общества с обнищанием рядовых общинников; многие из них бежали и становились хапиру(От высказывавшегося ранее предположения о том, что будто в термине хапиру следует видеть древнейшую форму этнического названия «еврей», большинство современных исследователей решительно отказались, и оно поддерживается лишь немногими.), скрываясь в кустарниках Сирии.

Между концом XVIII и началом XVI в. до н.э. произошло просачивание в дельту Пила вооруженных скотоводческих племенных групп - так называемых гиксосов - из Палестины или с Синая. Боевые отряды пришельцев постепенно захватили власть в северных номах Египта, и их вожди стали присваивать себе фараонские титулы. В Египте гиксосы потеряли свою этническую обособленность и слились с местным населением. Остается неясным, в какой мере они сохраняли господство и в местах своего первоначального обитания. Но именно в это время наблюдаются признаки роста благосостояния в городах и сельских местностях Палестины; однако богатые, обширные и комфортабельные дома знати контрастируют с жалкими хижинами бедноты: процесс резкого имущественного расслоения шел и здесь. Палестина не была в это время политически единым целым. На частые междоусобные войны указывают мощные укрепления городов и археологические следы их разновременного разрушения неприятелями. Возможно тем не менее, что палестинские города поминально признавали верховную власть гиксосского царя в г. Аварисе; вторым гиксосским центром могла быть Газа в южной части палестинского побережья.

Во второй половине XVII в. до н.э. царство (или царства) гиксосов в Египте начинает клониться к упадку. С начала XVI в. в Восточном Средиземноморье появляется сразу несколько новых важных политических факторов.

На севере хурритская держава Митанни поглотила мелкие аккадские, хурритские и аморейские царства, не исключая могущественного некогда царства Ямхад за Евфратом, державшего ключи от Сирии. Идри-Ми, один из царей Алалаха этого времени, рассказывает в своей надписи, как в городе его произошел переворот, как он вынужден был бежать на колеснице с одним верным возничим к горным хапиру и провел там несколько лет, прежде чем снова смог овладеть городом, но уже, по-видимому, на условиях признания верховенства Парраттарны, царя Митанни.

Непосредственно государственная власть Митанни к западу от Евфрата вряд ли была когда-либо прочной, но распространение митаннийского влияния было значительным, индоиранские и хурритские имена династов встречаются вплоть до конца XV в. до н.э. в самых разных городах обеих этих стран, притом что языками населения Сирии и Палестины оставались ханаанейские (на юге) и аморейские (на севере), западносемитские говоры (лишь отчасти также хурритские). Такое положение объясняется скорее всего тем, что династы были родичами митаннийских царей, потому что живого индоиранского языка за пределами Иранского нагорья в Передней Азии этого времени не существовало.

Возвышение Митанни совпало со временем, когда были сделаны два важных изобретения, способные обогатить Сирию и Финикию. Около XVIII-XVII вв. до н.э. хурриты Верхней Месопотамии изобрели способ изготовления мелкой посуды из непрозрачного цветного стекла; эта техника распространилась впоследствии также в Финикии, Нижней Месопотамии и Египте, но в течение некоторого времени хурриты и финикийцы были монополистами в международной торговле стеклянными изделиями. Не позже конца XVI в. до н.э. в Финикии открыли способ окраски шерсти в лилово-красный и лилово-синий цвет пурпуром - краской, добываемой из морского моллюска. В связи с этим большое хозяйственное значение приобретает ввоз дешевой некрашеной шерсти из скотоводческих районов Сирии (вероятно, и с Крита, а позже из всей Передней Азии) в Финикию и экспорт оттуда пурпурной шерсти (сама краска была нетранспортабельна). В маленьких городках ханаанейской Финикии стали скапливаться большие запасы хлеба и мегаллических изделий, поступавших в изобилии в обмен па пурпурную шерсть. Начинается оживленная торговля (а также и разбой) финикийцев в более отдаленных частях Средиземноморья. Примерно с 1400 г. до н.э. в Сирии и Палестине как свидетельство происходившей торговли появляется микенская и кипрская керамика; весьма вероятно, что финикийцы стали ввозить морем также испанское олово, что удешевило изготовление бронзы в Передней Азии (но это, может быть, происходило уже позже).

Возросшая роль купцов замедлила развитие в Финикии монархического строя месопотамского или египетского типа: хотя почти в каждом городке были цари, по в целом управление в них носило олигархический характер с известными пережитками первобытной демократии.

Расцвет ханаанейских городов Палестины и Финикии, аморейских и хурритских городов Сирии, которого можно было ожидать в этих условиях, не состоялся из-за начавшегося вскоре после 1600 г. до н.э. египетского завоевания. Гиксосская власть в Египте была уничтожена, и фараоны новой XVIII династии перешли от отдельных набегов к планомерному наступлению на Палестину - Финикию - Сирию. Фараон Яхмес I занял последний оплот гиксосов в Южной Палестине, в последней четверти XVI в. фараон Тутмосис I совершил поход до самого Евфрата; после мирного правления женщины-фараона Хатшенсут со времени ее преемника Тутмосиса III начинается длительное кровавое и систематическое разорение ханаанейских городов. Каждый египетский поход завершался не включением пройденной территории в состав Египта, а лишь грабежом сел и городов (особенно дворцов), угоном скота и людей. Административные мероприятия фараонов были весьма примитивны. Было создано несколько египетских крепостей, контролировавших основные дороги и перевалы. Наличие гарнизонов побуждало местных правителей в течение возможно более длительного времени умиротворять завоевателя дарами и данью; в виде гарантии к египетскому двору забирали в качестве заложников их детей: сыновей воспитывали в духе преданности фараону, дочерей отдавали в его гарем. Но фараоны никогда не пытались распространить внутреннюю административную систему египетского государства на Палестину и Сирию в целом. Небольшие отряды, которые они держали при дворах отдельных царьков, имели значение скорее наблюдательное - взимание налогов, например, не входило в их задачи: и ценности, и рабочая сила выкачивались из Палестины, Финикии и Сирии не регулярным обложением, а более или менее постоянными воинскими походами, сопровождавшимися грабежом и погромами на уже покоренной территории. Списки добычи, высеченные на стенах египетских каменных храмов (хотя, вероятно, не вполне достоверные по приводимым в них цифрам), перечисляют цветные ткани, лес. колесницы, слоновую кость и изделия из нее, золотые и серебряные изделия во множестве, большие количества зерна, масла, десятки и сотни тысяч угнанных людей, сотни тысяч голов скота. Царьки и их знать, несомненно, старались наверстать потерянное усиленной эксплуатацией и закабалением своих же граждан, попадавших в неоплатные долги. Значительная часть населения городов и окрестных сёл, как видно, бежала из них, пополняя ряды хапиру. Потери сиропалестинских государств от египетских нашествий к концу XV в. до н.э. составили уже, видимо, огромный процент населения(Любопытно, что, несмотря па приток десятков тысяч пленных («сотни тысяч» в военных реляциях, возможно, следует считать преувеличением) и на богатую добычу, население Нильской долины, по-видимому, не росло: очевидно, смертность среди эксплуатируемого населения была очень велика).

Хотя фараонам удалось оттеснить митаннийские силы за Евфрат, сломить Митанни они не сумели. Митаннийские цари поддерживали постоянную связь с силами неорганизованного, но непрекращающегося сопротивления фараонам в их собственном сиро-палестинском тылу. Однажды египетским воинам удалось, например, схватить агентов митаннийского царя, несших на шейных шнурках глиняные таблички с клинообразным текстом писем местным царькам. Главное же заключалось в том, что, чем роскошнее и богаче была добыча фараона, тем более замирала торговля по сиро-палестинскому пути, а без нее страна была недостаточно богата, чтобы непрерывно снабжать Египет всеми видами ценностей. В конце концов фараон Тутмосис IV был вынужден договориться о мире и разделе сфер влияния с митаннийским царем Артадамой I. Северная Сирия с выходом к Средиземному морю осталась в зоне Митанни, а в своей зоне египетские фараоны сделали попытку наладить выкачивание средств без ежегодных военных погромов.

Конец XV - начало XIV в. до н.э. выделяются обычно в истории Палестины - Финикии - Сирии в качестве «Амарнского периода» по тому формальному признаку, что это время довольно подробно освещено дипломатическими клинописными документами, сохранившимися частью на городище Телль-Амарна в Египте (древняя столица фараона Аменхотепа IV- Эхнатона), частью на городище Богазкёй (древняя столица царей Хеттской державы). Участники дипломатической переписки пользовались клинописью и разными языками: касситские и митаннийские цари - аккадским (митаинийские - также и хурритским), хеттские - аккадским же и хеттским, царьки Восточного Средиземноморья - странным, искусственным полуаккадским, полуханаанейским языком.

В это время фараон держал своих резидентов в трех пунктах - на юге Палестины, на юге Сирии и на севере Финикии. В остальном порядок управления оставался прежним. Любопытно, что любого местного сиро-палестинского правителя могли именовать тремя разными обозначениями: для фараона он был «человек такого-то города», в дипломатических документах - «градоначальник», а для собственных подданных - «царь». Только правитель Хацора решался называть себя «царем» даже в письмах к фараону. Власть градоправителя, во всяком случае, всегда была ограничена советом старейшин, а в ряде случаев совет или даже «сыны города» (т.е. народное собрание) преспокойно правили городом и без царя и даже непосредственно сносились с другими правителями и с великими державами. Из палестинских городов-государств важнее других были Газру (Гезер), Лахиш, Иерусалим, Мегиддо, Хацор, в Финикии-Библ; важный торговый пункт Угарит на Средиземноморском побережье Сирии принадлежал скорее к митаннийской зоне влияния; в Южной Сирии особое значение имел город Кинза с ханаанейским прозвищем «Священная» (Кудшу; более известен под условным египтологическим обозначением Кадеш). Кинза-Кадеш закрывала доступ с юга в долину р. Оронта.

В самом начале XIV в. до н.э. в горах между Финикией и Сирией возникло новое, весьма любопытное государство. Основное его население составляли хапиру; а так как они не имели определенного единого племенного или территориального происхождения, то и название повое государство получило весьма неопределенное - Амурру; до конца XV в. это по-аккадски означало просто «запад, место обитания пастушеских племен» (которые поэтому назывались «амореями», т.е. «западными»; их самоназванием, видимо, было «сутии»). Хапиру уже и раньше, где могли, образовывали собственные самоуправляющиеся общины; часть из них шла на военную службу к местным царям (преимущественно подальше от фараонского Египта), и все они были враждебны царской власти вообще и фараонской в особенности.

Этими-то хапиру решил воспользоваться как орудием честолюбивый создатель царства Амурру - Абди-Аширта. По донесению, полученному фараоном Аменхотепом III, oн произнес перед своими сторонниками такую речь: «Соберитесь, и нападем на Библ. И если там не будет человека, который освободил бы его из рук врага, то выгоним градоначальников из их областей, и тогда все области присоединятся к хапиру; и пусть настанет «справедливость» для всех областей, и пусть будут в безопасности (от порабощения) юноши и девушки навеки. А если фараон выйдет против нас, то все области будут ему враждебны - что же он тогда сможет нам сделать?» Под термином «справедливость» в древней Передней Азии, как уже было сказано, понималось прежде всего освобождение от долгов и возвращение заложников, а по возможности также и отнятых или скупленных земель. Итак, подданным всех мелких государств предлагалось перебить своих «градоначальников» (царьков) и стать вольными хапиру, долговая кабала должна была быть отменена, а военной силе противопоставлено единодушие восставших. Неудивительно, что фараонское правительство издавна преследовало, ловило и отправляло хапиру на рабский, каторжный труд, например в каменоломни.

Абди-Аширта, а после него его сын Азиру в своих письмах фараону из осторожности прикидывались его верными слугами, но одновременно через своих агентов систематически призывали население убивать своих «градоначальников», что и происходило там и сям по всей Финикии и Палестине; кое-где дело доходило до выступлений отдельных вооруженных групп рабов.

Между тем в 60-х годах XIV в. до н.э. хеттский царь Суппилулиума I начал разгром союзника фараонов - царства Митанни. Амурру оказалось в позиции буфера между Хеттской и Египетской державами, однако царь его Абди-Аширта занял прохеттскую позицию. С самого начала хеттского наступления на Сирию всем стало ясно, что хеттская власть легче египетской. Хеттский царь определял свои отношения с подчиненными письменными договорами, скрепленными страшной клятвой именами всех богов, которым поклонялись договаривающиеся стороны, и в общем соблюдал договоры. Дань, которую взимали хетты, и воинские контингенты, которых они требовали, - все это было гораздо менее тяжко, чем тот грабеж, который учиняли фараонские войска и чиновники. Поистине дорогой ценой обошлось Восточному Средиземноморью высокохудожественное, роскошное убранство фараонских дворцов и гробниц! Хетты пока еще не привыкли к подобной роскоши, и их держава представляла такой же конгломерат союзных, хотя и неравноправных, государств, как до нее держава Митанни. Азиру, второй из царей Амурру, к тому времени крупнейшего государства Сирии, платил хеттскому царю 2,5 кг золота в год, цену около сотни рабов, - это много; но фараону он должен был бы заплатить гораздо больше. Понятно, что почти все слои населения Восточного Средиземноморья, за вычетом фараонских приверженцев из знати, предпочитали владычество хеттов.

Аменхетеп IV, занятый своей утопической религиозной реформой (о которой см. в следующей лекции), не хотел или не мог послать достаточно войск, чтобы удержать азиатские владения Египта. Но Суппилулиума I их пока не захватывал: нужно было покончить с Митанни. Азиатская империя фараонов разваливалась под ударами Азиру и дамасского владетеля, тоже окружившего себя отрядами хапиру. В Финикии на сторону хапиру перешел царь Сидона - и не с тех ли пор значение Сидона превзошло значение Библа на Средиземном море? Несмотря на бездействие фараонских властей, большинство царьков, слишком скомпрометировавших себя сотрудничеством с захватчиками, сохраняли верность Египту, но земля горела у них под ногами.

По следам хапиру хеттские войска начали наступление на юг. Около середины XIV в. они продвинулись до Северной Палестины. О хапиру мы с тех пор более почти не слышим - очевидно, они слились с остальным ханаанейским населением; возможно, им удалось несколько улучшить свои условия существования или даже частично вернуться по домам; но, конечно, коренного изменения общественного строя не могло произойти. Царство Амурру стало обычным небольшим сирийским государством и просуществовало, сохраняя выход к Средиземному морю, до конца XII в. до н.э.

После падения XVIII династии Египта фараоны следующей, XIX династии - Сети I и Рамсес II - должны были начинать завоевание Палестины, Финикии и Сирии наново. Положение хеттов в Сирии тоже было далеко не просто, и хеттским царям приходилось вести сложную политическую игру. После уничтожения Митанни переправам через Евфрат в Северную Сирию стала угрожать новообразованная Ассирийская держава, а сирийские государства усвоили, что, хотя хеттское господство мягче египетского, оно жестче митаннийского: все договоры с Хеттской державой содержали условие, лишавшее подчиненное государство права на самостоятельную внешнюю и тем более военную политику, а также и другие пункты, сильно ограничивавшие его самостоятельность. В результате ряд сирийских царств отложился от хеттов, и их приходилось силой приводить к покорности; царство Амурру лавировало между Хеттской и Египетской державами.

Главной опорой хеттов в Сирии стал город Каркемиш на Евфрате, где царями сидели хеттские царевичи; другой такой опорой для себя хетты хотели бы видеть приморский город Угарит. Государственный архив Угарита дал нам ценные сведения о сирийском обществе XIV-XIII вв. до н.э.

В самых общих чертах устройство угаритского общества видно из дипломатического послания хеттского царя Хаттусили III к царю Угарита. Из условий соглашения, которое предлагает Угариту хеттский царь, явствует, что, с его точки зрения, угаритское общество состояло из: 1) «рабов (т.е. служащих) царя»; 2) «сынов (т.е. свободных граждан) Угарита»; 3) «рабов рабов царя», т.е. рабов царских служащих; возможно, сюда включалась и вообще низшая категория работников царского хозяйства, состоявшая под надзором и властью царских служащих; 4) купленных частных рабов. Оговорены случаи бегства людей каждой из этих категорий в общины хапиру, состоящие под покровительством хеттского царя, причем последний обязуется таких беглецов выдавать.

По документам нам хорошо известно о сборе коллективных налогов (натурой и отчасти серебром) с угаритских общин и вызове их членов на общегосударственные повинности («хождение», по-аккадски ильку(В старовавилонское время илькум называлась не повинность населения, а служба в воинах за надел из царской земли.), по-хурритски унушше). Важнейшими повинностями были воинская, гребцовая и трудовая на государственных работах; отбывавшие их содержались казной. На повинность выделялись представители отдельных большесемейных общин - по-видимому, по выбору этих последних. Управлялись общины старейшинами и особым посредником между общиной и царской властью - сакину (то же, что шакин мати в Аррапхэ, см. лекцию 8); таково же было и управление Угаритского государства в целом, но здесь рядом с сакину стоял царь, что не мешало иногда вести внешние сношения непосредственно совету старейшин или сакину.

В число «царских людей» (в отличие от хеттского царя сами угаритяне не называли их «царскими рабами») входили пахари, пастухи, виноградари, солевары, различного рода ремесленники, но также воины, в том числе и колесничие, называвшиеся хурритским термином марианна; колесницы, коней и все снаряжение они получали от казны. Судя по именам, они были амореями и хурритами; они, несомненно, не были «индоарийской конной феодальной аристократией», как их изображали в науке раньше. Каждая профессиональная группа имела своего «старшего». Все «царские люди», не исключая и марианна, несли не «повипность» (ильку), а «службу» (пильку)(Ряд исследователей отождествляет ильку и пильку, как нам кажется, неоправданно.) и, кроме того, платили государству серебром: в то же время они могли получать условные земельные наделы (убадийу); человек, не выполнявший своей службы, объявлялся «лежебокой» (наййалу), и его надел царь передавал другим лицам. «Царские люди» могли иногда быть переданы в «пользование» крупным сановникам двора, которые и сами, впрочем, были «царскими людьми». Некоторые сановники, особенно имевшие отношение к морской международной торговле, за большие деньги скупали земли, в том числе и царские, т.е. связанные с определенной службой (скупали у служащих, но за мзду царю). Однако правовое положение таких земель оставалось, по-видимому, неясным самим угаритянам, и иногда требовалось новое оформление таких сделок при вступлении на престол нового царя.

Воинской повинности подлежали как общинники, так и «царские люди», за исключением освобожденных от нее особой привилегией. В результате усиления Каркемиша, в сферу гегемония которого попал и Угарит, влияние последнего в дальнейшем упало.

Между тем наступление Египта, начатое около 1300 г. фараоном Сети I, получило дальнейшее развитие при Рамсесе II. Таким образом, положение ханаанейских городов Палестины оказалось хуже, чем положение аморейско-хурритских городов Сирии; снова начался безудержный фараонский грабеж, резня и угон людей. После того как в битве при Кинзе-Кадеше Рамсес, едва не попав в расставленную ему ловушку, сумел все же разбить хеттов и их союзников, он еще около полутора десятков лет ежегодными походами разорял местное население не только в Палестине, но и в Сирии. В конце концов Хаттусили III. царь хеттов, побуждаемый к тому ассирийской угрозой с фланга (из-за Евфрата), договорился с Рамсесом II о мире (1296 или 1270 г. до н.э.).

Вскоре после правления Рамсеса II (конец XIV - начало XIII в. до н.э.) начинается вторжение в Палестину большой группы скотоводческих племен, двигавшихся из заиорданских степей. Об этом вторжении имеются как достаточно подробные археологические данные, так и исторические предания, записанные на 400-500 лет позже по изустным сказаниям и сохранившиеся до нашего времени в составе Библии.

Отношение к библейским историческим преданиям и в наши дни колеблется от безоговорочного признания их достоверности до полного отрицания всякой их ценности для историка. В действительности именно потому, что это предания, и притом использованные в острой позднейшей идеологической борьбе, каждое из них может быть привлечено историком в той мере, в какой его возможно проконтролировать, хотя бы частично, независимыми источниками - археологическими памятниками или же иноязычными письменными свидетельствами современников событий.

Еще в середине XIX в. было ясно, что библейские повествования о патриархах, предках различных еврейских, арамейских и арабских племен, являются отражением общесемитских сказаний. Такие сказания основаны на запоминании родословий, что у кочевников входило в обязательный круг знаний каждого. Подобные генеалогии дошли до нас не только из Библии, но и от династий Хаммурапи и Шамши-Адада I в Месопотамии, возводивших себя к аморейским (сутийским) предкам, а также известны и по сей день у арабов-бедуинов. Анализ библейских родословий, содержащихся в «Книге Бытия» (она открывает собой наиболее «священную» часть Ветхого завета, чтимого как иудеями, так и христианами, - «Пятикнижие», или «Тору»), показывает, что и эти родословия в своей основе принадлежат сутийским племенам, ибо их первопредок, сын первочеловека Адама, Сиф (др.-еврейск. Шет) - не кто иной, как Суту, или Шуту, мифический предок-эпоним сутиев, т.е. амореев.

Исходя из этого, а также из наличия в Библии ряда преданий о происхождении племен-предков из Месопотамии, некоторых мифов несомненно месопотамского происхождения (миф о Потопе) и других данных, можно предположить, что племена, во второй половине XIII в. появившиеся в Заиорданье, а затем вторгшиеся в Палестину, в конечном счете должны быть отождествлены с племенами амореев-сутиев Верхней Месопотамии, вытесненными оттуда в XVI-XIV вв. митаннийскими хурритами и касситами. В самом деле, вавилонские документы этого времени свидетельствуют об исчезновении аморейских пастушеских племен из Месопотамии, а сменившие их арамейские пастушеские племена из более южных аравийских оазисов появляются тут отдельными группами с XIV в., а в массовом масштабе - лишь с конца XII в. до н.э.

Сутийские племена, находившиеся в XIII-XII вв. в Заиорданье, обозначались как "ибри. Это буквально значит «перешедший (через реку)» (под рекой понимается, конечно, не Иордан, которого они тогда не переходили, а Евфрат), т.е., по существу, «пришедшие из Месопотамии». Но понятие "ибри здесь отнюдь не равнозначно еврейскому народу позднейших времен (др. еврейск. "ибри, совр. иври)-под этим обозначением имеются в виду все потомки легендарного патриарха Авраама и даже его отдаленного, еще более легендарного предка Эбера (это имя значит «Переход (через реку)»), а по библейскому, как и по позднейшему кораническому преданию, Авраам считался предком не только израильских, но также и арамейских и арабских племен. Однако часть бывших верхнемесонотамских племен (например, диданы, известные в Месопотамии со времен III династии Ура) ушла в пустыню, смешалась с арамеями и арабами; часть осела в Заиорданье (моавитяне и аммонитяне) и к югу от Мертвого моря (эдомитяне, или идумеи); все они утеряли обозначение «перешедших реку», и оно в конце концов осталось только за евреями - одной определенной группой племен (или «колен»), той, что возводила себя к легендарному патриарху Иакову, или Израилю, внуку Авраама, и дольше многих странствовала, прежде чем окончательно осесть.

Согласно позднейшему преданию, ставшему твердым убеждением всех израильтян, их предки поселились было в области Гошен, или Гесем(Эти формы названия употреблены в еврейской и греческой версиях Библии, и обе отождсствлены в египетских текстах.), принадлежавшей Египту, на восточной окраине Дельты, и там, баснословно размножившись (от 12 мужчин за четыре поколения произошло якобы 643550 воинов!), попали в «рабство» в качестве «царских людей», использовавшихся египтянами на повинностных работах (в Библии в этой связи упоминается строительство двух городов, в действительности основанных при Рамсесе II). Затем они были чудесным образом выведены оттуда «пророком» Моисеем, израильтянином, воспитанником египетской царевны и мужем мидианитянки (мидианитяне были, по-видимому, североарабским племенем). Моисей якобы возобновил «завет» (договор) израильских племен с богом Яхве, заключенный первоначально будто бы еще с Авраамом; согласно этому договору бог Яхве обещал отдать израильтянам Палестину, а они за это обязывались не поклоняться никакому иному богу. Так как израильтяне не соблюли своего обязательства, то Моисей объявил, что они сорок лет - пока не вымрут все согрешившие - должны будут скитаться по синайским и заиорданским пустыням и лишь новое поколение войдет в Палестину. Моисей также получил от Яхве различные этические и юридические рекомендации относительно оседлой будущей жизни в Палестине.

Приведенный рассказ - миф, притом изложенный лет на триста-четыреста позже предполагаемых событий; пока никакие объективные свидетельства и внешние данные не могли его подтвердить, и доискиваться в нем рационального зерна бесполезно (как и во всяком мифе): если оно и существует, то мы не располагаем критерием, при помощи которого могли бы определить, в чем оно заключается. Но дальше начинаются предания, которые уже можно контролировать с помощью археологических данных. Конечно, в библейском тексте события с конца XIII по Х в. до н.э. изложены со смещением, искажением исторической перспективы (что обычно для преданий), многие события забыты, многие однородные факты соединены в один, реальное перемешано с явными легендами. Тем не менее канву повествований. относящихся к событиям этого времени, как они описаны в библейских «Книге Иисуса Навина» и (в меньшей мере) в «Книге Судей», все-таки составляют воспоминания о действительных событиях, а не сказочные мотивы.

Очевидно, племенному вторжению в Заиорданье, а затем в собственно Палестину должны были предшествовать консолидация племен и образование самого израильского племенного союза, признававшего общее божество - Яхве. Районом консолидации был, вероятно, скотоводческий оазис Кадеш-Барнеа на севере Синайского полуострова; в этом предание, вероятно, отражает историческую действительность; но первоначальный состав племенного союза подлежит большому сомнению. Действительная картина вторжения, как она рисуется по археологическим данным, сильно отличалась от изображаемого Библией согласного одновременного движения двенадцати племен, возглавляемых преемником Моисея - Иисусом Навином (др.-еврейск. Иешуа бин Нун). Племена первой волны вторжения перешли через Иордан у Иерихона; стены его обрушились, конечно, не от библейского трубного гласа, а в результате подкопа; одновременно был разрушен город Бетэл, и вторгнувшиеся продвинулись в центр Палестины. Образовавшаяся отдельная группа племен (Ефрем, Манассия, Вениамин) впоследствии производила себя от Иакова и его любимой младшей жены Рахили. Вслед за этим, видимо, последовало второе вторжение с Синая в Заиорданье; если первая группа прошла Заиорданье беспрепятственно, то вторая проходила его с боями. Только часть племен этой группы перешла затем Иордан; из них два племени разместились в районах к западу от Иордана и к востоку и северу от племени Манассия. Третье племя -Иехуда (Иуда) - повернуло на юг, разрушая по дороге города, и заняло все южнопалестинское нагорье к юго-западу от Мертвого моря. Не совсем ясна судьба еще двух племен, впоследствии, видимо, утративших самостоятельное существование. Кроме того, в состав племени Иуда, по-видимому, влилась первоначально эдомитская группа калебитов (кеназитов), пришедшая на нагорье не через Иордан, а с юга. Вся эта группа ллемен возводила свое происхождение к Иакову и его старшей жене Лии. Четырем племенам(В Финикии (где, видимо, вовсе не поклонялись богу Яхве), на юге Палестины и в Заиордапье; четвертое племя жило сначала на юго-западе, потом на севере Палестины.) приписывалось происхождение от наложниц Иакова; все четыре жили на окраинах племенного союза и, возможно, были местными аморейскими племенами, присоединившимися к союзу лишь после его внедрения в Палестину(Некоторые из них не имели предания о пребывании в Египте.).

В Палестине израильтяне (видимо, часть аморейско-сутийских племен) встретили главным образом ханаанейское и аморейское население, жившее здесь и раньше(Библия упоминает среди доизраильского населения Палестины также хеттов, хурритов и еще какие-то неизвестные племена, но объединяем их всех под общим названием ханаанейских.). Разница между говорами ханаанеев и амореев была невелика. Многие боги были общими. Позднейшая традиция уверяет, что вторгшиеся израильтяне по повелению Яхве якобы вырезали всё ханаанейское паселение. И в самом деле, разрушения в ханааненских поселениях были произведены громадные. Однако до истребления всего населения и даже до уничтожения всех городов дело в действительности не доходило. Легкость завоевания ханаанейских городов-государств с их давними культурными и военными традициями объясняется, очевидно, полным их разорением и уменьшением численности самих ханаанеев в результате непрерывных военных погромов в течение предшествовавших трех с половиной столетий. Но наиболее важные ханаанейские города не были завоеваны «заречными» племенами; некоторые из городов откупились данью или обязательством выходить на повинности, а некоторые, как расположенный на неприступной скале Иерусалим, город племени иевуситов, остались независимыми. Племя Манассия фактически не овладело почти ни одним значительным населенным пунктом, и половина его была вынуждена уйти обратно за Иордан.

Можно сказать, что завоеватели освоили ранее слабо заселенное нагорье; долины остались в значительной мере в руках ханаанеев, и те не без успеха переходили в контрнаступление. Их поддержал в последней четверти XIII в. до н.э. египетский фараон Мер-не-Птах, вторгшийся в Палестину. Именно его надпись - первый в истории письменный памятник, упоминающий Израиль: «Ханаан разорен всяческой бедой... Израиль уничтожен, и семени его больше нет, Хурри (так египтяне называли тогда Палестину) стала вдовой из-за Египта». Об этом эпизоде библейские предания никакой памяти не сохранили, а он имел немаловажное значение. Лишенные первоначального импульса и к тому же теснимые еще из-за Иордана новыми, теперь уже подлинно кочевыми племенами (одомашнившими верблюда-дромадера), все племена Палестины в XII в. до н.э. оказались в трудном положении. В течение этого века еще имеются археологические следы египетского влияния в Палестине. Именно к этому времени следует отнести окончательное сплочение израильского племенного союза, сплочение, память о котором сохранилась навсегда, даже когда большинство (притом самых коренных) племен в конце VIII в. до н.э. перестало существовать. Но тогда еще состав союза отличался от позднейших классических «12 колеи» - это показывает сохранившийся в Библии отрывок древнеизраильского эпоса конца XII в. до н.э. «Песнь Деборы», где только семь племен во главе с Бараком и Дсборои участвуют в войне против Ябина, царя Хацора, и его военачальника Сисары: Во дни Шамгара, сына "Анат, в дни Иаили(Анат-богиня; Иаиль-одна из героинь эпоca.)ути были пусты, А идущие тропою проходили окольными путями, Пусты были села в Израиле, пусты - Пока не восстала я, Дебора, не восстала матерью народа.

Хацор, самый большой и важный город ханаанеев, был разрушен до основания, это подтверждается археологическими данными. На его развалинах возникло несколько жалких хибарок завоевателен. Но это был последний эпизод войны между израильтянами и ханаанеями. Пришло другое время, когда надо было обороняться против общих врагов. В одном народе теперь слились вместе завоеватели и завоеванные. Литературный язык Библии сложился на смешанной диалектной основе, сами же древние евреи называли этот язык пе «иврит» (как впоследствии), а «кена "анит», т.е. «ханаанейский»(Термин «eврей» озиачал с этого времени общую этническую принадлежность; более узкий термин «израильтянин» - принадлежность к племенному союзу, а позже к государству.).

События, изменившие эту картину, были связаны с другим племенным вторжением - «народов моря». «Народами моря» египтяне называли группу разнообразных но происхождению племен, одни из которых двигались на ладьях, другие на колесных повозках посуху. К ним, несомненно, принадлежали греки-ахейцы, разрушившие Трою, другие племена (может быть, протоармяне), положившие конец Хеттскому царству, и еще какие-то племена, известные только по именам, да и то в неточной египетской передаче, «разбившие лагерь посреди Амурру»(Угарит погиб от другой причины: когда «народы моря» были на подходе и против них был выслан угаритский флот, город разрушило катастрофическое землетрясение. Сохранился и стал центром позднехеттской (лувийской) культуры в Сирии г. Каркемиш.); они выступали в союзе с ливийцами(Ливийцы, по-видимому, достаточно долго пробыли в Палестине, чтобы познакомиться с семитским алфавитным письмом (см. ниже); к очень ранней его форме восходит ливийское письмо Северной Африки, дожившее в Сахаре до наших дней.)нападая имеете с ними на Египет с суши (с востока и запада) и с моря (с севера). Нашествие развернулось с конца XIII в. (с «народами моря» столкнулся еще фараон Мер-не-Птах); кульминационною пункта оно достигло в начале XII в. с разрушением Хеттского царства; продвижение их на Египет было остановлено фараоном Рамсесом III в какой-то момент после середины XII в. до н.э. Два племени из числа «народов моря», известные в дальнейшем под названием филистимлян(Не исключено, что фалистимляне-другое название пеласгов (см. далее, лекция 15).) (от их имени происходит само слово «Палестина»), осели на плодородном палестинском побережье, на полосе длиной 60 км и шириной 20 км, и создали здесь союз пяти самоуправляющихся городов: Газы, Аскалона, Аккарона, Гата и Ашдода. Они принесли с собой позднемикенскую материальную культуру, технику железа и железное оружие и вскоре установили свою гегемонию почти над всей Палестиной. Одновременно с этим с Синая и из-за Иордана сюда совершали набеги и, видимо, частично оседали по окраинам кочевые семитские (арамейские или арабские) племена.

Кроме отдельных временных военных вождей, израильские племена не имели никакой общей политической власти и управлялись старейшинами, прислушиваясь также к изречениям «пророков» (наби), которые тогда еще не превратились в политических проповедников, а были чем-то вроде шаманов. В особе трудных обстоятельствах отдельные племена или весь союз добровольно подчинялись выбранному или просто самозваному вождю-избавителю («судье», по-древнееврейски шофет), которому приписывалась магическая сила, ниспосланная божеством. Имена их, упоминаемые в библейской «Книге Судей» (Самсон, Иеффай и Др.), по крайней мере отчасти, недостоверны. Начатки государства стали слагаться лишь при последних вождях периода «судей» (XI в. до н.э.).

Израильский племенной союз по традиции считался состоящим из 12 племен («колен»); на самом деле число племен в составе союза колебалось. Это было прежде всего культовое объединение, скрепляемое общим почитанием союзного бога Яхве. Поддержание культа было поручено межплеменной организации левитов (пo традиции одно из «колен», а именно двенадцатое). Левитам были выделены населенные пункты на территории остальных 11 «колен». Поклоняться Яхве и другим богам можно было где угодно - преимущественно на холмах и высотах гор, но считалось, что па земле он «обитал» незримо «в ковчеге завета», хранившемся в шатре, как во времена бродячей жизни ллемен. Яхве в то время легко отождествлялся с местными ханаанейскими богами, тем более что и имя Яхве, и собственные имена ханаанейских богов верующие избегали произносить «всуе» (без надобности) и заменяли их именами нарицательными: «бог» (эль) или даже «боги» (эпохим), «господин» (ба"ал), «господь мой» (адонай). Яхве ни тогда, ни много позже не считался единственным в мироздании божеством; он был лишь ревнивым богом, заключившим договор со своим племенным союзом о том, что его не будут ставить наравне с другими богами; символом этого договора считалось обрезание - обряд, первоначально бывший одним из испытаний отрока при вступлении его в общину полноправных воинов, но у многих семитских племен со временем отмерший (например, у ханаанеев, но не у арабов); израильтяне стали его совершать вскоре же после рождения мальчика. Но, несмотря на «договор» и символические обряды, ещё столетия спустя кое-где придавали Яхве в жены аморейско-ханаанейскую богиню "Анат, а в каждом роду поклонялись фигуркам-идолам то ли божеств, то ли предков - терафим, и в принципе была не исключена возможность молиться и другим богам, и уж подавно не отрицалась власть иных богов на территории иных племен и народов.

Древнейшие израильтяне не имели ни своего строительного, ни изобразительного искусства, от эпоса сохранились лишь отрывки, а письменной литературе, заслуживающей интереса во многих отношениях, еще предстояло возникнуть. Но от ханаанеев осталось немаловажное наследие; однако были у них распространены и дикие обычаи.

Каждая ханаанейско-аморейская община имела своих божеств-покровителей, чаще всего бога с супругой и сыном; они нередко, как уже упоминалось, обозначались именами нарицательными, а различались между собой названиями места поклонения им, например Ба"лат Губли - «госпожа города Библ». Некоторое число главным образом космических божеств (Солнца, Луны, растительности, грозы, моря) почиталось и за пределами какой-либо одной общины. Таков и «культурный герой», изобретатель ремесел Кушар-ва-Хусас. В ряде случаев почитались и чужеземные боги (египетские, шумерские, хурритские и др.). Путем отождествления разных элей (богов) сложился образ всеобщего верховного бога Эля, но в различных общинах он имел разных супруг. Многие из божеств либо отождествлялись с животными, растениями или предметами, либо имели их своими постоянными атрибутами (это могли быть бык, телица, львица, змея, дерево и т.п.); каменные столбы, бывшие часто объектом культа, имели, быть может, фаллическое происхождение. При почитании божеств плодородия были распространены оргиастические культы с участием священных блудниц; известны были такие архаические обрядовые установления, как инициация девушек и юношей (огнем(Этот обряд назывался по-финикийски молк; позднейшие читатели Библии, где он упоминается, истолковали его как имя бога Молоха; такого бога в действительности древность не знала.), может быть, еще применялось и обрезание) и мужские культовые союзы. В особо бедственных или важных для общины случаях (осада, основание новой крепости) приносились в жертву дети-первенцы. Во всех отношениях религиозное мировоззрение амореев и ханаанеев было очень примитивным.

В области искусств ханаанеи тоже несколько отставали от прочих цивилизаций Ближнего Востока. Но если в III - начале II тысячелетия до н.э. ханаанейско-аморейская архитектура повторяет на севере месопотамскую, а на юге и в Финикии египетскую, то во II тысячелетии до н.э. развивается большое и оригинальное крепостное и храмовое строительство по всему Восточному Средиземноморью. Наибольшие из храмов имели размеры 30Х20 м; внутри их было два ряда круглых столбов; либо в самом святилище, перед статуей божества, либо перед входом ставили каменные стелы или воздвигали по египетскому образцу мачты. Скульптура (изображения богов, редко-царей) находилась в доизраильский период на той стадии, когда изображенному пытаются придать грозный, сверхчеловеческий, страшный вид и добиваются (в глазах нынешнего зрителя) только античеловечности и уродства. Это по большей части мелкая бронзовая пластика, редко - каменные фигуры. Израильского бога изображать было нельзя, и запрет, приписывавшийся Яхве: «Не сотвори себе кумира, ни всякого подобия», привел почти к полному исчезновению изобразительного искусства, хотя домашние терракотовые идольчики продолжали существовать. Правда, фигурки нагой богини рождения и плодородия, жестом подчеркивавшей свою наготу или беременность, сменяются у израильтян фигурками богини одетой(В быту израильские женщины, в том числе даже блудницы, в отличие от ханаанейских, закрывали лицо.).

От ханаанейско-аморейской литературы II тысячелетия до н.э. дошло очень мало. Из храмовой библиотеки в Угарите сохранились религиозные стихотворные тексты па местном семитском языке, из которых наиболее интересны эпические культовые песни, например о боге Алиян-Ба"ле, погибающем в борьбе с богом увядания и смерти, но затем благодаря вмешательству других богов побеждающем смерть, после чего наступает обилие пищи: «небеса сочатся маслом, реки медом текут». Был в Угарите и героический эпос. Особняком стоит интересная надпись-«автобиография» Идри-Ми, царя Алалаха,- здесь возможно влияние египетского «автобиографического» жанра (см. лекцию 14). В целом, однако, самым важным достижением ханаанейско-аморейской цивилизации явилось алфавитное письмо. В Восточном Средиземноморье долгое время пользовались либо египетским языком и письмом, либо ломаным аккадским языком и клинописью. Но в течение II тысячелетия до н.э. появляется в Библе особое слоговое линейное письмо, условно называемое «протобиблским». В нем около ста знаков, каждый знак, видимо, передавал слог из согласного и одного из трех древнесемитских гласных (а, и или у, одна из комбинации употреблялась и для согласного без всяких гласных). Такое письмо годилось для передачи текста почти любой сложности и было много легче для заучивания, чем аккадская клинопись или египетское письмо, и выучить его можно было за несколько недель вместо многих лет; для чтения, однако, оно было трудно, так как не имело словоразделов (в египетском письме словоразделами служили детерминативы, т.е. показатели категорий понятий, к которым относится слово; в клинописи тоже были свои правила определения границ слов). Знаки «протобиблского» письма не имеют прототипов в других письменностях и, видимо, были придуманы специально при одноразовом изобретении всей письменной системы, в подражание египетской или крито-микенской письменности, или обеим.

Однако, по-видимому, для финикийских купцов и мореходов обучение протобиблскому письму казалось еще недостаточно легким. Они были согласны ускорить обучение даже за счет усложнения понимания текстов (древневосточные международные торговцы никогда не гнались за понятностью своих писем и документов для непосвященных). Поэтому от Синая до Сирии появляются разные виды упрощенного письма того же типа - упрощалось оно за счет сокращения числа знаков таким образом, что каждый знак (буква) обозначал согласный с любым гласным или без гласного; к тому же похожие согласные обозначались одной и той же буквой. Так удалось создать консонантный (согласный) алфавит с числом букв от 30 до 22. Форма букв могла быть различной: в Угарите писали на глиняных плитках, как в Вавилонии, и буквы «собирались» из клинообразных черточек, в ханаанейской Финикии разработали линейные формы 22 согласных букв (вероятно, в XIII в. до н.э.). Был еще вариант, воспринятый в Южной Аравии. Письмо, не обозначающее гласных, вовсе не было (как почему-то часто утверждается) «удобнее для семитских языков»; скорее это был род купеческой тайнописи. Но это письмо, особенно когда финикийцы стали употреблять знаки ", в, й также для долгих гласных а:, о:, у:., э:., и: и ввели словоразделы, сделалось бесконечно легче для усвоения. Поэтому, хотя несовершенство (неоднозначность) передачи текста финикийским письмом долго давало себя знать и еще сотни лет клинопись и иероглифика успешно с ним конкурировали, будущее оказалось все же за ним, и оно явилось (после усовершенствовании, внесенных в него греками и другими народами) предком всех алфавитов как Запада, так и Востока.

Литература:
Дьяконов И.М. Сирия, Финикия и Палестина в III-II тысячелетиях до н.э./История Древнего мира. Ранняя Древность.- М.:Знание, 1983 - с.235-257

В области степных пространств, лежащих к северу от Черного и Каспийского морей, исторический процесс по сравнению с Кавказом и Средней Азией протекал несколько медленнее. В начале II тысячелетия до и. э., когда на юге уже сложилось развитое земледельческо-скотоводческое хозяйство и получила распространение медно-бронзовая металлургия, обитатели степной полосы еще сохраняли в общем неолитический строи жизни. В это время здесь только появлялись первые металлические орудия и первые признаки скотоводства и земледелия.

Степи того времени по сравнению с современными занимали более широкие области. Засушливый климат во II тысячелетии до и. э. несколько отодвинул границу лесов к северу. Это, впрочем, касалось лишь определенных областей, в других же местах, как, например, в Поволжье, граница лесов совпадала с современной и даже опускалась несколько южнее. Одинаковые по своим природным условиям открытые степные пространства, способствовавшие развитию связей между племенами, привели к установлению в среде степных племен значительного однообразия в культуре, чего нельзя сказать, например, о племенах Закавказья.

Основным источником изучения истории степных племен служат многочисленные курганы, начало систематическому исследованию которых было положено в 1900 г. В. А. Городцовым, и остатки поселений, изученные советскими археологами за последние 20 лет.

В начале II тысячелетия до н. э. на смену древнейшим курганам с явными погребениями пришли курганы, могилы которых имели глубокие ниши-катакомбы. На дне катакомбы умерших погребали большей частью в скорченном положении, на боку, лицом к входу. Погребения в вытянутом положении единичны. Вход в катакомбу иногда закладывался камнями или деревом. Дно катакомбы и погребенный густо засыпались охрой, известью и золой. Рядом с погребенным встречается глиняная посуда и остатки пищи - кости домашних животных, главным образом овцы, а также коровы, козы и лошади. Встречены зерна проса. Здесь же нередко лежат каменные сверленые топоры, наконечники стрел и дротиков, булавы, ножи, значительно реже - бронзовые обоюдоострые ножи, шилья, булавки и костяные орудия и украшения, в том числе характерные булавки с двумя выступами наверху. «Катакомбные» курганы, а так­же места одновременных им поселений характеризуют культуру обитателей степи в период распространения у них скотоводства и земледелия.

Поселения степных племен располагались обычно по берегам боль­ших рек, причем, повидимому, не только в связи с тем, что здесь были лучшие пастбища, но и потому, что рыболовство у ряда племен продолжало играть в хозяйстве большую роль. При раскопках 1924-1926 гг. на Кобяковском поселении, на правом берегу Дона, у г. Ростова, было встречено множество костей рыб. Такая же картина наблюдалась в Терновском поселении, вблизи г. Камышина. В других поселениях кости рыб встречаются обычно в меньшем числе, что говорит о подсобной роли рыболовства. Такую же подсобную роль выполняли собирательство и охота. В нижних слоях Кобяковского поселения кости диких животных составляли лишь 12% от общего числа костяных остатков. Потребность в мясной пище удовлетворялась главным образом за счет домашнего крупного и мелкого рогатого скота и лошадей.

Обитатели поселения в урочище «Ерик», Воронежской области, обходились почти исключительно мясом домашних животных: крупного рогатого скота, свиньи, мелкого рогатого скота и лошади. Поселение располагалось на пойме левого берега р. Дона, луга которой служили прекрасным пастбищем.

На юге, в долинах Маныча, нижнего Дона, Донца и их притоков, особенно развилось в этот период овцеводство. Севернее, в среднем течении Дона, первое место в стаде занимали крупный рогатый скот и свинья.

Земледелие степных племен было мотыжным. Мотыги делали из дерева и снабжали нередко каменными, костяными или металлическими наконечниками. Основной культурой было, повидимому, просо, остатки которого найдены в сосудах, поставленных в могилах в Харьковской и Сталинской областях УССР. Являясь одним из наиболее засухоустойчи вых культурных растений, просо как нельзя лучше соответствовало гос­подствовавшему тогда засушливому климатическому режиму. Зерно мололи при помощи каменных зернотерок и пестов.

Жилище середины II тысячелетия до н. э., остатки которого открыты на Кибикинскомпоселении, близ станции Луганской, на берегу р. Донца, было построено на глиняной площадке (размером 2,4×3,0 м). Стены жилища, сплетенные из камыша и укрепленные вертикальными столбами, были обмазаны глиной. Около г. Воронежа были обнаружены остатки жилища иного типа, в виде большой землянки, перекрытой деревянной кровлей.

Прочная оседлость сказалась на формах глиняной посуды, которую стали лепить с плоским дном и лучше обжигать. Орнамент на посуде чаще всего был геометрическим, врезанным или рельефным; в степях Донца и Днепровского левобережья сосуды орнаментировались оттисками перевитой веревочки или искусно сплетенной тесьмы; для племен долины р. Маныча были характерны объемистые, вовсе не орнаментированные сосуды репчатой формы. Эти различия отвечают, вероятно, различным племенным группам.

Отпечатки сложной тесьмы на сосудах свидетельствуют о развитой технике плетения. Однако попрежиему употреблялась одежда, шитая из шкур животных. В одном из погребений, раскопанных в районе г. Купянска, на скелете сохранились остатки обуви и одежды из кожи. В погребении, раскопанном неподалеку от г. Изюма, сохранился кусок одежды, сшитой из мелких кусочков хорошо обработанного и, вероятпо, разноцветного меха. Украшением этой одежды служили многочисленные перламутровые бляшки или пуговки. Для застегивания одежды слу­жили костяные булавки, имеющие в верхнем конце отверстия для привязывания и украшенные геометрическим узором. Наряду с костяными украшениями применялись и металлические - височные кольца из меди и низкопробного серебра, медные бляшки, бусы и подвески.

Из меди делали плоские ножи листовидной формы и четырехгранные шилья.

Металлические изделия, распространенные в начале II тысячелетия до н. э. среди населения степной полосы, вряд ли были местного происхождения. Во всяком случае никаких следов местной металлургии здесь до сих пор не встречено. Лишь на Кобяковском поселении - одном из ближайших к Северному Кавказу - был найден примитивный тигель. Очевидно, металлические предметы проникали в степь путем обмена, главным образом от северокавказских племен.

Кроме изделий из металла, в быту и хозяйстве степных племен имелись и другие предметы южного происхождения, в частности настовые бусы.

В погребальном ритуале степных племен II тысячелетия до н. э. наблюдаются те же явления, говорящие о патриархальных отношениях, что и в Закавказье. Уже не женщину с детьми, а мужчину погребали вместе с одной или двумя насильственно умерщвленными женщинами, а иногда к последним присоединяли еще и детей.

В середине II тысячелетия до н. э. в среде степных племен произошли значительные перемещения, причины которых пока не ясны. Из области Поволжья, где культура степных племен отличалась некоторыми особенностями, обнаруживающими наличие тесных связей с пастушескими племенами южноуральских и казахских степей, началось движение населения на запад, на Дон, Донец и к Днепру. Движение поволжских племен сопровождалось вытеснением и подчинением местного населения катакомбной культуры, которое отступило на Северный Кавказ, на север в лесостепные области и частично на правый берег Днепра, где имеются отдельные курганы с находками катакомбного облика.

Многочисленные племена, распространившиеся из областей саратовского и сталинградского Поволжья, получили в науке наименование племен срубной культуры. Это связано с особенностями их погребального обряда: в некоторых могильных ямах сооружались бревенчатые срубы. Впрочем, эта особенность характерна отнюдь не для всех погребений: большинство их перекрыто лишь простым бревенчатым накатником или же совсем лишено деревянной конструкции.

Исследованиями советских археологов установлена генетическая связь племен срубной культуры с племенами ямной культуры, уже упоминавшейся выше и распространенной в Нижнем Поволжье в III тысячелетии до н. э. Открыты и памятники переходного типа, объединяемые некоторыми исследователями в особую так называемую полтавкинскую куль­туру. Они относятся к первой половине II тысячелетия до н. э. Форми­рование основных признаков собственно срубной культуры завершается к середине II тысячелетия. В это время в жизни племен Нижнего Поволжья происходят значительные экономические и социальные сдвиги. Ско­товодство, зачатки которого отмечены уже у племен ямной культуры, становится важной отраслью хозяйства. Наряду с ним развивается земледелие, роль которого все более возрастает. Производство орудий из меди и бронзы достигает значительного совершенства. Ярким доказательством этого являются находки орудий труда литейщиков. В. П. Шилов в 1951 и 1954 гг. открыл погребения мастеров-литейщиков, сопровождавшиеся набором литейных форм и соответствующих орудий производства. Одно из них относится еще ко времени полтавкинской культуры. Неоднократно встречены литейные формы и на поселениях. Значительно активизировались связи племен Поволжья с Кавказом, Казахстаном, Приуральем. Они были стимулированы стремлением к получению металлов - меди, олова и других, поскольку в самом Поволжье их почти совсем не было. Все эти обстоятельства - развитие скотоводства и земледелия, прогресс литейной металлургии и возросшие культурные связи-обусловили общий значительный рост производительных сил племен Нижнего Поволжья и усложнение их социальной структуры. Происходит окончательное становление патриархально-родовых отношений, формируется большаяпатриархальная семья. Отдельные племена объединяются, создавая большие племенные союзы.

С прогрессивными явлениями в области экономики и общественной жизни связан значительный рост численности населения. Возникла необходимость в освоении обширных новых территорий - новых пастбищ, новых пахотных участков. В середине II тысячелетия племена срубной культуры начали широкое расселение в степной и лесостепной полосе, на запад и на север от мест их первоначального обитания. Продвигаясь несколькими последовательными волнами, они достигли правобережья Днепра на западе, правых притоков Оки и левобережья Камы на севере. Восточной их границей была р. Урал. Развитие металлургии и распространение бронзовых изделий, прежде всего топоров, позволили племенам срубной культуры вклиниться далеко в лесостепные районы. При этом были несколько оттеснены к северу как обитатели этих районов, так и сами лесные массивы, которые активно вырубались и выжигались при строительстве жилищ и подготовке пахотных участков.

Поселки племен срубной культуры располагались на береговых террасах по долинам больших и особенно малых рек. Жилища представлял! собой четырехугольные землянки, углубленные примерно па 1,5 м в землю и перекрытые двускатной, а иногда четырехскатной крышей. Па земляном полу в небольших углублениях находились очаги.

Один из таких поселков, располагавшийся на берегу р. Донской Царицы у хутора Ляпичева, Сталинградской области, был исследован в 1932 г. М. И. Артамоновым.

Раскопки М. П. Грязнова в 1951 г. на этом поселении дали новые материалы, дополнившие общую характеристику памятника. Остатки жилищ представляют собой обширные вырытые в земле помещения неправельной прямоугольной формы длиной до 15 м, шириной до 8 м, общей площадью от 100 до 120 кв. м. Глубина землянок до 1,5 м. У каяедоп землянки отмечено по нескольку входов, один из которых был действительным входом в жилище, а другие являлись, вероятно, переходами в сделанные к жилищу пристройки, меньшие по размерам. Просторные жилища срубной культуры у хутора Ляпичева имели двухчленное деление, что позволило М. П. Грязнову реконструировать двухчленное строение кровли. Одна часть жилища (квадратная) пред­полагает шатровый тип кровли. Основой такой кровли мог быть пирамидальный сруб с плоским верхом. К такому срубу может быть пристроен другой, меньший по размерам. Остов кровли мог быть покрыт хворостом, камышом, травой и засыпан сверху утрамбованным слоем земли.

Своеобразное поселение открыто на Средней Волге, близ дер. Хрящевки, Куйбышевской области. Оно располагалось на высоком обрывистом берегу р. Сускана, с трех сторон омывалось водой, а с четвертой - напольной - было ограничено рвом. Обитатели поселения жили в больших домах площадью до 300 кв. м, углубленных в землю несколько более чем на метр и имевших сложную наземную бревенчатую конструкцию с четырехскатной крышей. Вдоль стен жилища располагались многочисленные очаги, принадлежавшие отдельным семьям, в центре же его был открыт большой общий очаг. Интересной особенностью этих жилищ было наличие глубоких погребов для хранения продуктов. Это узкие ямы (диаметром 1,5 - 1 м), достигавшие глубины 5 м. В нижней их части, тщательно выложенной деревом, найдены многочисленные большие сосуды с остатками мясной пищи, а также целые скелеты домашних животных. Ямы служили своеобразными холодильниками. Они свидетельствуют об определенной культуре хранения продуктов у племен Среднего Поволжья в эпоху бронзы.

Для погребальных памятников племен срубной культуры характерно наличие курганной насыпи. Покойники погребались в скорченном положении, на боку, их сопровождали глиняные сосуды с пищей, реже - металлические украшения и орудия. Иногда, как уже указывалось выше, стенки могилы обкладывались бревнами, а сверху она перекрывалась бревенчатым накатником. Известны и более сложные деревянные конструкции, когда бревнами обкладывалась насыпь кургана или над центральными могилами сооружалась двускатная крыша. Под некоторыми курганными насыпями открыты десятки могил. В ряде случаев отмечен определенный порядок в их взаиморасположении. Показателен здесь курган, исследованный у с. Ягодного, Куйбышевской области, в 1950 г. Центром его являлся большой родовой жертвенник, вокруг которого правильными концентрическими кругами располагались 30 погребений, причем внешний круг составляли мужские погребения, а внутренний - женские и детские. Здесь в особенностях взаиморасположения погребений отражена определенная традиция планировки родовых поселков.

Орудия земледелия степных племен во второй половине II тысячелетия до н. э. пополнились металлическими серпами. Расчистка участков, предназначенных под посев, производилась с помощью специальных орудий - бронзовых косарей. Размельчали зерно понрежнему на каменных зернотерках. В стадах преобладал крупный богатый скот. Очень показательна статистика костей, найденных на Сусканском поселении. 53% их принадлежали крупному рогатому скоту, около 30% - овцам, остальные - козам, свиньям, лошадям. Существенным моментом в скотоводстве этого периода было увеличение конского поголовья. Лошадь являлась одним из средств питания, но в это же время ее стали использовать и как транспортное средство, о чем свидетельствуют находки древнейших костяных псалий от удил в курганах и на поселе­ниях срубной культуры.

Продукты скотоводства широко использовались в хозяйстве. Шерсть овец и коз шла на изготовление пряжи и тканей, следы которой были найдены в погребении одного из курганов близ г. Степного, Астраханской области. Для изготовления обуви, одежды и ремней использовались шкуры и кожи. На поселениях часто встречаются орудия для обработки кожи-лощила, приготовленные из ребра крупных животных, и так назы­ваемые тупики, сделанные из нижней челюсти быка, предназначавшиеся для разминания и очистки кожи от мездры, кремневые ножи, скребки, а также костяные или бронзовые шилья и иглы.

Таким образом, скотоводство и мотыжное земледелие составляли основу хозяйства племен срубной культуры. Роль рыболовства и особенно охоты была значительно меньшей.

В конце II тысячелетия до н. э. дальнейшего развития достигла местная бронзовая металлургия. На поселениях встречаются медные шлаки, обломки глиняных тиглей и литейных форм, сделанных из камня или глины.

Развитие металлургии - относительно сложного производства-застав­ляло специализироваться в нем целые поселки и отдельные семьи. Глиняный тигель, форма для отливки вислообушного топора и точильный камень, найденные в одном из курганов у с. Кондрашевки, Воронежской области, были положены с умершим, очевидно, в качестве атрибутов, характеризующих его основное занятие. О специализации металлургического дела свидетельствуют многочисленные клады медных и бронзовых вещей, спрятанных мастерами-литейщиками. Так, например, у с. Князь-Григорьсвки на р. Конке в Нижнем Поднепровье был найден клад, состоящий из 50 топоров, серпов и слитков необработанной меди. Клад, найденный у с. Сосновая Маза, близ г. Хвалынска на Волге, весивший около 19 кг, состоял из 50 целых и пяти сломанных косарей, пяти кинжалов, трех кельтов, одного долота и куска меди. Интересно, что почти все предметы оказались необработанными после выхода их из литейной формы.

Иногда, особенно в Нижнем Поднепровье, клады состоят из литейных форм и металлических вещей чужеземного, западноевропейского происхождения, чаще всего с территории современной Венгрии и Чехословакии. Концентрация кладов в нижнем течении Днепра и Буга может рассматриваться как косвенный признак проникновения металла в причерноморские степи морским путем с Дуная. Более восточные области снабжались металлом с юго-востока и востока. На Нижний Дон и его притоки металл поставляли племена Северного Кавказа, отдельные изделия которых проникали до районов Воронежской области. Возможно, в какой-то мере использовались местные руды - медистые песчаники Донецкого бассейна. Племена среднего Дона, а также Нижнего и Среднего Поволжья получали металл с Урала, рудные богатства которого широко разрабатывались в эпоху бронзы.

Наиболее распространенными формами глиняных сосудов у племен срубной культуры были острореберная и баночная. Орнамент состоял из геометрических узоров: треугольников, ромбов, меандров, прочерченных или оттиснутых штампом.

Развитие скотоводства и земледелия и связанное с этим накопление ценностей вызывало к жизни грабежи и военные столкновения между общинами, родами и племенами. Потребность защиты и нападения повела к расширению ассортимента предметов вооружения. В этот период начали изготовлять металлические кинжалы, наконечники копий и большие ножи. Люди стали селиться на естественно защищенных крутыми обры­вами местах, укрепляя свои поселения валом и рвом.

Территория Крыма в конце II-начале I тысячелетия была занята племенами кизил-кобинской культуры. Для них характерны погребения в каменных ящиках и небольшие поселения.

В первой четверти I тысячелетия до и. э. в хозяйственном и бытовом обиходе степных и лесостепных племен начинают появляться железные изделия. Так, например, в кургане у с. Веремьевки над Днепром, Полтавской области, около скорченного костяка, окрашенного красной краской, лежал распавшийся железный предмет. Там же в другом кургане, между двумя деревянными срубами со скорченными и окрашенными ске­летами, был воткнут в землю железный нож. В одном из курганов близ г. Степного в погребении с бронзовым проушным топором был найден листовидный железный нож, напоминающий но форме бронзовые. Железо найдено также на одном из поселений конца эпохи бронзы в бассейне р. Усы, Куйбышевской области.

В этот период в открытых степях в результате дальнейшего развития скотоводства создавались предпосылки для перехода к кочевому образу жизни. Для перевозки тяжестей уже давно начали запрягать быков в повозку, остатки которой прослежены по следам деревянных колес и ярма в одном погребении близ г. Степного. Конское снаряжение при­спосабливали для верховой езды - появилась уздечка с металлическими удилами и псалиями. Остатки ее были найдены в погребении, обнаруженном в насыпи одного из курганов у с. Черногоровки, неподалеку от г. Изюма. В связи с переходом к кочевому образу жизни произошли перемены и в бытовом инвентаре. Появились приспособленные для поле­вого костра, типичные для кочевого стана большие бронзовые котлы, склепанные из больших колец.

Так шаг за шагом складывались в степной полосе Восточной Европы основные черты той кочевнической культуры, которая сыграла большую роль в формировании культуры больших племенных объединений Северного Причерноморья в 1 тысячелетии до н. э.,- прежде всего скифской культуры.

ВРАЧЕВАНИЕ В ДРЕВНЕЙ ИНДИИ (3 тысячелетие До н. э.- 4 век н. э.)

История

Древняя и самобытная цивилизация Индии сложилась в III тысячелетии до н. э. в пределах Индостанского субконтинента (рис. 28) задолго до появления в стране индо-иранских (арийских) племен. В настоящее время на ее территории располагаются современные государства: Индия, Пакистан, Бангладеш, Бутан, Непал. Периодизация истории врачевания В истории врачевания древней Индии четко прослеживаются три этапа, разделенные как во времени, так и в пространстве:

1) период хараппской цивилизации (Ш - начали II тысячелетия до н. э., долина р. Инд), когда на территории современного Пакистана сформировались первые в истории древней Индии рабовладельческие города-государства;

2) ведийский период (конец 2 -середина I тысячелетия до н. э., долина р. Ганг), когда с приходом ариев центр цивилизации переместился в восточную часть субконтинента и началось составление «священных текстов» (санскрит - веда), передаваемых в течение, длительного периода в устной традиции;

3) классический период (вторая половина I тысячелетия до н. э. - начало I тысячелетия н. э., Индостанский субконтинент) -время наивысшего расцвета традиционной культуры древней ИНДИИ. Ее характеризуют высокое развитие земледелия, ремесел и торговли, подъем самобытной культуры, утверждение и распространение буддизма- первой из трех мировых религий, успехи в различных областях знаний, литературе и искусстве, широкое развитие торговых и культурных связей Индии со странами древнего мира, что принесло ей славу «Страны мудрецов».

Источники по истории и врачеванию древней Индии

Основными источниками являются: древние литературные памятники (религиозно-философские сочинения - веды, I тысячелетие до н. .э.; «Предписания Ману», II в. до н. э.; самхи-ты Чараки.(«Caraka-samhita») и Суш-руты («Sushruta-samhita»), первые века нашей эры), данные археологии и этнографии, вещественные памятники, народный эпос (табл. 7). О древней Индии писали известные историки, философы и путешественники древности: греческие историки Геродот, Страбон и Диодор, участники походов Александра Македонского, посол Селевки-дов при дворе царя Чандрагупты - Мегасфен, китайский историк Сыма Цянь, паломник Фа Сянь и другие.

САНИТАРНОЕ ДЕЛО ПЕРИОДА ХАРАППСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Во второй половине III тысячелетия до н. э. в бассейне р. Инд сформировалась высокоразвитая городская культура, получившая впоследствии название «хараппская» (от г. Харап-па на территории современного Пакистана). Расцвет хараппской культуры приходится на конец III - начало II тысячелетия до н. э. Ее характерными чертами являются монументальная архитектура, плановая застройка городов, высокий уровень их санитарного благоустройства, развитие искусственного орошения, ремесел (керамика, терракота, изделия из металла и камня) и внешней торговли, создание протоиндийской письменности, которая, к сожалению, окончательно еще не расшифрована.

Во многих отношениях (по величине территории, уровню городского строительства, санитарному благоустройству и т. д.) хараппская культура значительно превосходила древнейшие цивилизации Египта и Месопотамии соответствующего периода.

Строительство хараппских городов (в долине Инда открыто более 800 поселений) велось по заранее разработанному плану. Прямые улицы, ориентированные с запада на восток и с юга на север, говорят о строгом контроле за строительством на протяжении столетий и являют собой древнейший из известных в истории человечества пример планировки городов.

Один из них - Мохенджо-Даро (в переводе с языка синдхи «Холм мертвых»)- обнаружен на глубине 12 м и относится по меньшей мере к XXV в. до н. э. - времени, когда формировались цивилизации на о. Крит (см. с. 89). Мохенджо-Даро занимал площадь около 2,5 квадратных километров; по подсчетам ученых, в нем жило 35-100. тыс. человек.

В городе имелись мастерские, зернохранилище (размером 61X46 м), платформа для помола зерна, санитарно-технические сооружения: колодцы, бани, бассейн, система канализации- древнейшие из известных в настоящее время.

Самым замечательным из них является купальня. В ее центре размещался уникальный бассейн (возможно, культового назначения) длиной 12.м, шириной 7 м и глубиной около 3 м (рис. 29). Дно бассейна было покрыто битумом; его водонепроницаемость сохраняется более четырех тысячелетий. С обеих сторон в бассейн ведут две лестницы с площадками для купания. Вода в нем была проточной: поступая по одним-трубам, она постоянно вытекала по другим. По всему периметру бассейн был окружен аркадой небольших комнат для омовений. Здесь же располагались две бани, которые, по мнению исследователей, нагревались горячим воздухом и использовались для культовых обрядов.

В различных районах города имелись колодцы, выложенные обожженным кирпичом (рис. 30). Их диаметр достигал 1 м. В больших домах строились собственные колодцы. Помещения, где они находились, были тщательно вымощены.

Жилые дома в Мохенджо-Даро строились из обожженного кирпича, были двух- или трехэтажными, в высоту достигали 7,5 м и имели до 30 комнат. Окон на улицу не было. Очаг размещался в середине внутреннего двора.

В каждом кирпичном доме имелась комната для омовений, которая представляла собой обычно небольшое квадратное или прямоугольное помещение с тщательно выложенным кирпичным полом, имевшим покатость к одному из углов. В этом углу помещался водосток. Тесная кладка кирпичей, которыми был вымощен пол, препятствовала просачиванию воды. Водосточные трубы через толщу стены выходили в сточную систему города, которая, по свидетельству известного английского индолога А. Бэщё-ма, представляет собой «одно из самых впечатляющих достижений индской цивилизации... Ни одна другая доевняя цивилизация, даже римская, не имела такой совершенной системы водопровода».

Каждая улица и каждый переулок имели свой выложенный кирпичом канал для стока нечистот глубиной от 30 до 60 см и шириной от 20 до 50 см. Сверху все каналы покрывались хорошо пригнанными кирпичами, которые легко можно было снимать при осмотре и чистке системы, чему придавалось особо важное значение. Об этом свидетельствуют также размеры магистральных труб, диаметр которых достигал 2 м. Перед поступлением в каналы сточная вода и нечистоты проходили через отстойники и выгребные " ямы покрытые плотно притертыми крышками. Устройству сточной системы в Мохенджо-Даро уделялось значительно больше внимания, чем строительству жилых зданий. Это говорит о высокой культуре древней цивилизации долины Инда, которая сумела за две тысячи лет до римского водопровода создать наиболее совершенный образец санитарно-технического строительства древности.

Высокое санитарное состояние древних городов хараппской цивилизации позволяет даже при отсутствии или недостаточности расшифрованных текстов медицинского содержания сделать вывод об относительно высоком уровне и эмпирического врачевания.в долине Инда в середине III -начале II тысячелетий до н. э.

В то же время высокий уровень санитарно-технических сооружений хараппской цивилизации не характерна зует общий уровень санитарного строительства в древней Индии в целом,- в последующие периоды истории древней Индии он значительно снизился и уже не достигал" уровня хараппской культуры.

В XIX-XVIII вв. до н. э. в долине Инда (так же, как и на территории Ирана, Афганистана и Средней Азии) отмечается упадок культурных центров. Его причины, по мнению исследователей, были главным образом внутреннего характера (наводнения, засухи, истощение внутренних ресурсов).

ВРАЧЕВАНИЕ В ВЕДИЙСКИЙ ПЕРИОД

Очагом цивилизации на этом этапе истории древней Индии явилась р. Ганг на северо-востоке страны, где после прихода индо-иранских племен ариев сформировалось несколько государств.

Сведения о врачевании ведийского периода весьма ограничены. Указания на врачебные знания сохранились в «Ригведе» («Rigveda» - веда гимнов и мифологических сюжетов, устная традиция которой восходит к XII-X вв. до н. э.) и «Атхарваведе» («Atharva-veda» - веда заклинаний и заговоров, VIII-VI вв. до н. э.). Записывать священные тексты начали в середине I тысячелетия до н. э. (ок. 500 г. до н. э., см. схему 4). "

В «Ригведе» упомянуты три недуга: проказа, чахотка, кровотечение, и однажды говорится о - врачевателе в следующих словах: «Наши желания различны, возчик жаждет дров, врачеватель- болезней, а жрец - жертвенных возлияний». Некоторые разделы «Ригведы» содержат тексты об обрядах магического врачевания - в ведийский период медицинские знания тесно переплетались с религиозными верованиями и магическими представлениями.

Главными медицинскими божествами ведийского периода были: близнецы Ашвины - боги-врачеватели и хранители, Рудра - владыка лекарственных трав и покровитель охотников, а также высшие божества: Аг-ни - бог огня и возрождающейся жизни, Индра - символ небесного грома и податель дождя и Сурья - бог солнца.

В обширной древнеиндийской мифологии были и злые демоны. {асуры и ракшасы), которые (как полагали) приносили людям несчастья, болезни, разорение, лишали потомства. Так, в «Атхарваведе» болезни или связываются, со злыми духами, или расцениваются как наказание богов; излечение недугов объяснялось действием жертвоприношений, молитв и заклинаний. Вместе с тем «Атхарваведа» отражает и практический опыт народа в использовании лекарственных растений, действие которых в то время понималось как целебная сила, противодействующая злым духам. Древние лекари так и назывались - бхишадж («изгоняющий бесов»). Это название сохранялось за ними и в более поздние периоды истории Индии, когда врачеватель-заклинатель превратился во врачевателя-целителя. Со временем изменялись и представления о причинах болезней. Так, в «Яджурведе» («Yajurveda» - веда жертвенных заклинаний, VIII-VII вв. до н. э.) уже упоминается о четырех соках организма.

В конце ведийского периода древнеиндийское общество окончательно подразделилось на четыре основных сословия (варны): брахманы (brahma-па - знающий священные учения, т. е. жрец), кшатрии (ksatriya- наделенный могуществом, т. е. военная знать и члены царских родов), вайшьи (vaisya - свободный общинник, т. е. главным образом земледельцы и скотоводы) и шудры (sud-га - бесправные бедняки). Каждая из варн состояла из множества каст и подкаст (португ. casto - чистый; на санскрите jati - группа людей одного происхождения). Кроме того, вне варн и как бы вне закона существовало пятое, самое низкое сословие - парии (неприкасаемые), используемые на самых неприятных и унизительных работах.

Эта социальная структура древней Индии, основанная главным образом на разделении функций, считалась изначальной, незыблемой, установленной божественной волей Брахмы--величайшего из древних богов. Шудры и парии практически не имели никаких прав. Им не разрешалось слушать и повторять веды. Заниматься врачеванием и изучать веды имели право лишь представители трех высших варн.

ВРАЧЕВАНИЕ КЛАССИЧЕСКОГО ПЕРИОДА (магадхско-маурийская и кушано-гуптская эпохи)

В VI в. до н. э. древняя Индия вступила в период интенсивного, духовного и интеллектуального развития. Его характеризуют крупные достижения в различных областях знаний и создание выдающихся памятников древнеиндийской письменности: «Предписания Маку» (II в. до н. э.- II в. н. э.), математические, астрономические и медицинские трактаты (первые века нашей эры), а также возникновение и распространение религиозно-философского учения - буддизма (с VI в. до н. э.) - первой мировой религии.

К началу нашей эры в древней Индии сложилась высокоразвитая система медицинских знаний, «в некоторых отношениях: подобная системе Гиппократа и Галена, а в некоторых ушедшая еще дальше вперед», как писал о ней А. Бэшем.

Искусство врачевания (санскрит аюрведа - учение о долгой жизни) высоко ценилось в древней Индии. Буддийские предания и тексты сохранили славу о чудесных целителях Д-живаке (VI-V вв. до н. э.), Чараке и Сушруте (первые века нашей эры).

Основные направления традиционной древнеиндийской медицины классического периода отражены в двух выдающихся памятниках древней аюр-ведической письменности: «Чарака-самхита» (датируется I-II вв. н. э.) и «Сушрута-самхнта» (датируется IV в. н. э.).

Более ранняя «Чарака-самхита» посвящена лечению внутренних болезней и содержит сведения более чем о 600 лекарственных средствах растительного, животного и минерального происхождения. Об их применении сообщается в восьми разделах: лечение ран; лечение болезней области головы; лечение болезней всего организма; лечение психических заболеваний; лечение детских болезней; противоядия; элексиры против старческого одряхления; средства, повышающие половую активность.

«Сушрута-самхита» в основном посвящена оперативному лечению; в ней описано более 300 операций, свыше 120 хирургических инструментов и не менее 650 лекарственных средств.

Познания индийских врачевателей о строении тела человека были самыми полными в древнем мире. Несмотря на несовершенство метода исследования, который основывался на мацерации тела умершего в проточной воде, древние индийцы различали: 7 перепонок, 500 мускулов,

900 связок, 90 сухожилий, 300 костей

(сюда входят зубы и хрящи), которые

подразделяются на плоские, круглые

и длинные, 107 суставов, 40 главных

сосудов и 700 их разветвлений (для

крови, слизи и воздуха), 24 нерва,

9 органов чувств и 3 субстанции (пра-

на, слизь и желчь). Некоторые зоны

тела (ладонь, подошвы, яички, пахо

вые области и т. д.) выделялись как

«особо важные» (санскрит - marman).

Их повреждение считалось опасным

для жизни. Познания индийских вра

чей в области строения тела человека

явились важной вехой в истории ана

томии и сыграли существенную роль

з становлении древнеиндийской хи

Здесь необходимо отметить, что сравнение достижений древних индийцев с познаниями древних египтян и ацтеков весьма условно: египетские тексты медицинского содержания записаны во II тысячелетии до н. э. (т. е. почти на два тысячелетия раньше), а расцвет ацтекской медицины приходится на середину II тысячелетия н. э. (т. е. более чем тысячелетие спустя). В классический период истории древней Индии врачеватели отошли от господствовавших в ведийский период сверхъестественных представлений о причинах болезней. Религиозно-философские системы, на которых они базировались в поисках основ мироздания, выявляли и элементы естественно-научного знания. Человек рассматривался в тесной связи с окружающим миром, который, по мнению древних индийцев, состоял из пяти стихий: земли, воздуха, огня, воды и эфира. Различное качество предметов объяснялось различной комбинацией мельчайших частиц ану («атомов»). Жизнедеятельность оргайизма рассматривалась через взаимодействие трех субстанций: воздуха, огня и воды (носителями которых в организме считались прана, желчь и слизь). Здоровье понималось как результат уравновешенного соотношения трех субстанций, правильного совершения жизненных отправлений тела, нормального состояния органов чувств и ясности ума, а болезнь - как нарушение этих правильных соотношений и отрицательное воздействие на человека пяти стихий (влияние времен года, климата, неудобоваримой пищи, нездоровой воды и т. п.). Сушрута разделял все болезни на естественные, связанные с природой, и сверхъестественные, посылаемые богами (например, проказа, венерические и другие заразные болезни, понять причины которых в то время было еще невозможно).

Диагностика болезней основывалась на подробном опросе больного и исследовании теплоты тела, цвета кожи и языка, выделений, шумов в легких, голоса и т. п. Интересно, что ни Сушрута, ни Чарака ничего не сообщают об исследовании пульса. В то же время Сушрута описывает не известное даже древним грекам сахарное мочеизнурение, которое он определял по вкусу мочи.

В трактате Сушруты описаны три стадии воспаления, признаками которого он считал: в первом периоде - незначительные боли; во втором - стреляющие боли, припухлость, чувство сдавления, местный жар, красноту и нарушение функции; в третьем - уменьшение "припухлости и образование гноя. Для лечения воспаления Сушрута предлагал местные лекарственные средства и хирургические методы.

Тактика лечения в древней Индии, так же как и в других странах древнего мира, определялась прежде всего излечимостью или неизлечимостью заболевания. При благоприятном прогнозе врачеватель учитывал особенности болезни, время года, возраст, темперамент, силы и ум больного. Лечение направлялось на уравновешивание нарушенного соотношения жидкостей (субстанций), что достигалось, во-первых, диетой, во-вторых - лекарственной терапией (рвотные, слабительные, потогонные и т. п.), и в-третьих - хирургическими методами лечения, в чем древние индийцы достигли высокого совершенства.

О многогранности навыков и. знаний древнеиндийского врачевателя" свидетельствуют известные слова Сушруты: «Врачеватель, знакомый с целебными свойствами кореньев и трав - человек; знакомый со свойствами ножа и огня -демон; знающий силу молитв - пророк; знакомый же со свойствами ртути - бог!» Лучшие лекарственные растения доставлялись с Гималаев. Приготовлением лекарств, ядов и противоядий (от змеиных укусов) занимались только врачеватели: «для укушенных индийской змеей не было никакого исцеления, если он не обращался к индийским врачевателям,-сами индийцы вылечивали тех, кто бцл укушен» [«Кндика». XV. II].

Слава о целебных свойствах индийских растений распространилась широко за пределами древней Индии; морскими и сухопутными торговыми путями их завозили в Парфию, страны Средиземноморья и Средней Азии, бассейнов Каспийского и Черного морей, Южную Сибирь, Китай. Основными предметами вывоза были нард, мускус, сандал, киннамон, алоэ и другие растения и благовония. В средние века опыт индийской медицины был заимствован тибетскими лекарями, о чем свидетельствует известный трактат индо-тибетской медицины «Чжуд-ши» (VIII-IX вв. н. э., см. с. 169).

Родовспоможение в древней Индии (рис. 31) считалось самостоятельной областью врачевания. В трактате Сушруты подробно изложены советы беременным о соблюдении чистоты и правильного образа жизни, описаны отклонения от нормального течения родов, уродства плода, эмбриотомия (которая рекомендовалась в случаях невозможности поворота плода на ножку или головку), кесарево сечение (применявшееся после смерти роженицы для спасения младенца) и поворот плода на ножку, описанный также римским врачом Сораном во II в., т. е. за два столетия до Сушруты (в. индийском порту Арикалиду в I- II вв. существовала римская торговая фактория; следовательно, не исключено, что Соран мог заимствовать указанный метод из более ранних буддийских сочинений, в которых часто упоминается об удачных излечениях путем оперативного врачевания).

Искусство оперативного лечения (хирургия) в древней Индии было самым высоким в древнем мире. Сушрута считал хирургию «первой и лучшей из всех медицинских наук, драгоценным произведением неба (согласно легенде первыми хирургами были врачеватели неба - близнецы Ашвины) верным источником славы». Еще не имея представлений об антисептике и асептике, индийские врачеватели, следуя обычаям своей страны добились тщательного соблюдения чис-готы во время операций. Они отлича-юсь смелостью, ловкостью и отличным владением инструментами

Хирургические инструменты изготовлялись опытными кузнецами из стали, которую в Индии научились производить в глубокой древности заточенные так, чтобы ими можно бы-.10 легко разрезать волос, они хранились в. специальных деревянных ко-рооках.

Врачеватели древней Индии производили ампутации конечностей ла-:аротомии, камнесечения, грыжесечения, пластические операции. Они «умели восстанавливать носы, уши и губы потерянные или искалеченные в бою или по приговору суда. В этой области индийская хирургия опережала европейскую вплоть до XVIII в., когда хирурги Ост-Индской компании не сочли для себя унизительным учиться v индийцев искусству ринопластики», писал А. Бзшем.

Способ ринопластики, подробно описанный в трактате Сушруты, вошел в историю ^под названием «индийского метода». Кожный лоскут для формирования будущего носа вырезался на сосудистой ножке из кожи лба или щеки. Подобным способом выполнялись и другие восстановительные операции на лице.

В Индии издавна развивались г и-г и е н и ч е с к и е традици и. Большое значение придавалось личной гигиене, красоте и опрятности тела, чистоте жилища, влиянию климата и времен года на здоровье людей. Гигиени-4 ческие навыки, выработанные эмпирическим путем, закреплены в «Предписаниях Млну»:

Никогда не следует есть пищу... больных, ни такую, на которой оказались волосы или насекомые, ни тронутую намеренно ногой... ни поклеванную птицей, ни тронутую собакой.

Надо удалять далеко от жилища мочу, воду, использованную для омовения ног, остатки пищи и воду, использованную при очистительных обрядах.

Утром надо одеться, искупаться, почистить зубы, натереть глаза коллириумом; и почтить богов.

Предупреждение болезней было одним из важнейших направлений индийского врачевания. Уже в глубокой древности делались попытки предупреждения заболевания оспой, широко распространенной в Индии.

Так, в тексте, который приписывается легендарному врачевателю древности Дханвантари (датируется V в. н. э.), говорится: «возьми с помощью хирургического ножа оспенную материю либо с вымени коровы, либо с руки уже зараженного человека, между локтем и плечом сделай прокол на руке другого человека до крови, а когда гной войдет с кровью внутрь тела, обнаружится лихорадка». (В Европе вакцинация против оспы была открыта английским врачом Э. Дженнером в 1796 г.).

Гигиенические традиции способствовали развитию медицинского дела. В империи Маурьев (IV- II вв. до н. э.) действовали строгие правила, запрещавшие выброс нечистот на улицы города и регламентировавшие место и способы сожжения трупов умерших; в сомнительных случаях гибели человека назначалось вскрытие; тело умершего подвергалось осмотру и покрывалось специальным маслом в целях предохранения от разложения. Были установлены также строгие наказания за подмешивание ядов в пищу, лекарства и благовония.

Во времена Ашоки (268-231 гг. до н. э.)-самого выдающего правителя древней Индии (см. рис. 28) при буддийских храмах строили богадельни и помещения для больных - дхарма-шала (лечебницы), которые- в Индии появились на несколько веков раньше, чем в Европе. Ашока поощрял также разведение лекарственных растений, сооружение колодцев, озеленение дорог.

Несколько позже, в период империи Гупт (IV-VI вв. н. э.)-золотой век индийской истории - в стране стали сооружать специальные дома для калек, увечных, вдов, сирот и больных. К этой эпохе относят деятельность Сушруты и его последователей.

Медицина древней Индии была тесно связана с религиозно-философскими учениями, среди которых особое место занимает йога. Она объединила в себе религиозную философию, морально-этическое учение и систему упражнений-поз (асаны). Большое внимание в йоге уделяется чистоте тела и своеобразному образу жизни. Учение йоги состоит из двух уровней: хатха-йога (физическая йога) и раджа-йога (овладение духом). В современной Индии йогой занимаются здоровые и больные (в клиниках йоготерапии) ; научно-исследовательские институты продолжают изучение этой древней эмпирической системы.

Положение врача в древней Индии было неодинаковым на этапах истории. В ведийский период занятие врачеванием не было предосудительнЫм: даже Агнй и близнецы-Ашвины уважительно назывались чудесными лекарями. К концу древности, с развитием кастовой системы и общественного неравенства некоторые занятия (например, хирургией) стали считать ритуально «нечистыми». Однако в целом занятие врачеванием вызывало большое уважение.

Важную роль в развитии врачевания в древней Индии сыграли монастыри и монахи, среди которых было много сведущих лекарей. Все монахи имели некоторые познания в области медицины, так как оказывать лечебную помощь мирянам считалось высокой добродетелью.

Среди центров медицинского образования особое место занимает г. Таксила (инд. Такшашила). Согласно буддийской традиции, в нем в течение семи лет учился медицине Дживака (VI-V вв. до н.э.)-знаменитый врачеватель при дворе ма-гадхского царя Бимбисары (по преданию Дживака лечил и Будду). После индийского похода Александра Македонского Таксила стала местом поселения греков, которые в конечном счете индианизировались и оказали свое влияние на развитие местной культуры.

Обучающийся медицине должен был овладеть всеми гранями врачебного искусства: «Врач, неискусный в операциях, приходит у кровати больного в замешательство, подобно трусливому солдату, впервые попавшему в сражение; врач же, умеющий только оперировать и пренебрегающий теоретическими сведениями, не заслуживает уважения и может подвергать опасности даже жизнь царей. Каждый из них владеет только половиной своего искусства и похож на птицу с одним только крылом»,- записано в «Сушру-та-самхите».

По окончании обучения будущий Врачеватель произносил проповедь, которая. приведена в «Чарака-самхите»:

Если Вы хотите достичь успеха в своей деятельности, богатства и славы и небес после смерти... Вы должны всей душой стремиться к исцелению больного. Вы не должны предавать своих больных даже. ценою собственной жизни... Вы не должны пьянствовать, не должны творить зло или иметь злых товарищей... Ваша речь должна быть приятной... Вы должны быть рассудительны и всегда стремиться совершенствовать свои знания... Ни о чем из того, что происходит в доме больного человека, не следует говорить... никому, кто, пользуясь полученными знаниями, мог бы повредить больному или другому.

Записанная в I-II вв. н. э., эта проповедь несет характерные черты своего времени, однако по основным положениям она весьма схожа с Клятвой древнегреческих врачевателей (записанной в III в. до н. э.). Это свидетельствует о единых принципах врачебной этики в странах древнего мира.

Врачебная этика древней Индии неукоснительно требовала, чтобы врачеватель, «который желает иметь успех в практике, был здоров, опрятен, скромен, терпелив, носил коротко остриженную бороду, старательно вычищенные, обрезанные ногти, белую надушенную благовониями одежду, выходил из дома не иначе, как с палкой и зонтиком, в особенности же избегал болтовни...». Вознаграждение за лечение запрещалось требовать от обездоленных, друзей врача и брахманов; и наоборот, если зажиточные люди отказывались от уплаты за лечение, врачевателю присуждалось все их имущество. За неправильное лечение врачеватель выплачивал штраф в зависимости от социального положения больного.

В классический период традиционная индийская медицина достигла апо гея своего развития. По времени этс совпадает с эпохой эллинизма и рас цветом Римской империи на Западе, с государствами которого древняя Индия имела торговые и культурные связи по сухопутным (с I тысячелетия до н. э.) и морским (со II в: до н. э.) путям. На протяжении всей истории индийская медицина оказывала и продолжает оказывать большое влияние на развитие медицины в различных регионах земного шара.