Когда кот и жив, и мёртв Итак, эксперименты над микромиром однозначно говорят о возможности суперпозиции, когда объект характеризуется совокупностью состояний, каждое из которых, на первый взгляд, исключает другое. Зададим себе вопрос: что надо для наблюдения

Почему американцы, пережившие клиническую смерть, видят загробный мир, а наши соотечественники - нет?

Три года назад Минздрав выпустил инструкцию (не будем приводить длинное название) о том, кого считать живым, а кого мертвым. И никакой чиновничьей глупости в этом нет: просто современная реанимация позволяет не тольно оживлять (реанимировать кандидата на тот свет) после «клиничесной смерти», но неограниченно долго поддерживать жизнь даже в объективно обреченном организме.

В реанимационном отделении - несколько крайне тяжелых случаев, хотя по определению все случаи здесь тяжелые. Только что из операционной доставили человека с четвертой стадией рака - ему удалили часть желудка и пищевода. Он на искусственной системе жизнеобеспечения, заведующий отделением звонит в администрацию больницы - нужно выделить дефицитное и дорогостоящее лекарство. Содержимое капельниц, которые вводят каждому такому больному ежесуточно, стоит более 120 долларов. И это не считая работы «протезов» (так реаниматологи называют любой искусственный орган - сердце, легкие, почки…). Естественно, все делается бесплатно. В другой палате - бомж. Он уже 27 суток дышит искусственными легкими. Никому он не нужен, кроме врачей, у которых есть надежда, что пациент все-таки выживет. «Многие думают, что мы бьемся за жизнь только богатых, влиятельных людей. Это неправда, спасаем всех», - объясняет мне заведующий отделением реанимации Московской клиники № 29 Рант БАГДАСАРОВ. Совпадение: больной пришел в сознание, вернулся «с того света» именно в тот момент, когда мы с Багдасаровым вошли в его палату.

ТАЙНЫ ЗАГРОБНОГО МИРА

Что видят люди, побывавшие «в загробном мире»? Широко известны удивительные рассказы больных, переживших клиническую смерть. Обычно эти воспоминания укладываются в достаточно однотипную схему: человек сначала видит свое тело сверху, потом плывет по длинному коридору к свету, где встречается с умершими родными и лучезарным существом, которому многие склонны приписывать «божественное» происхождение. Дальше, как утверждают, наступает момент выбора: возвращаться в свое тело или оставаться «по ту сторону».

Вот что об этом вспоминает американка Мэрлин, пережившая инфаркт миокарда. «Я почувствовала, как боль в груди вдруг прошла, перестала ощущать тяжесть и взвилась под потолок. Плафоны ламп были густо покрыты пылью, и я рассердилась: какая грязь в этой больнице, хоть бы в операционных пыль не забывали протирать! Я посмотрела вниз и увидела врачей, склонившихся над распростертым на столе телом. Не сразу до меня дошло, что это - мое тело. Но при этом я не испугалась, переживая ощущение огромной радости и свободы. Передо мной открылся туннель, в конце которого - удивительный свет, и я уже собралась устремиться к нему, но напоследок, посмотрела вниз. Все здание было словно стеклянным - я видела сквозь стены и могла через них проходить. За стеной, в другом помещении я увидела плачущих людей. Это были мой муж и дети. Мне очень хотелось просто попрощаться с ними и пойти к свету, но они не слышали, что я говорила. И вдруг меня осенило: «Я же не могу бросить детей, кто их вырастит?». Мэрлин вернулась в реальный мир через семь минут.

Первыми всерьез заинтересовались «посмертными» видениями британские медики. Они уже много лет скрупулезно опрашивают каждого, пережившего «клиническую смерть», и пришли к’таким результатам. Шесть процентов пациентов в момент остановки сердца испытывали переполняющее чувство радости, 69 процентов просмотрели всю свою жизнь, как кинопленку, 44 - летели сквозь туннель, 72 процента видели своих почивших родственников или «ангелов», которые уговорили их «пока не умирать». А 19 процентов утверждают, что заглянули… в ад, и едва смогли унести оттуда ноги. Причем в большинстве случаев видения ада посещали самоубийц.

Западные медики расходятся в мнениях о том, откуда берутся посмертные видения. Одни полагают, что их причиной становится уменьшение количества поступающего в мозг кислорода, другие -что в момент смерти происходит резкий выброс гормонов - галлюциногенов. Однако многие серьезные ученые приходят и к другому выводу: «В ряде случаев наши пациенты переживали свои удивительные видения уже в тот момент, когда мозг полностью прекращал работу и не мог воспроизвести никаких видений, что подтверждено приборами. Из этого можно сделать даже такой вывод: человече-ское сознание способно функционировать независимо от головного мозга, может существовать без него, поскольку не нуждается в «оболочке», - уверен научный руководитель клиники Саутгемптона доктор Сэм Пар-ниа. Если так, то такие исследования, выходит, подтверждают постулаты основных религий.

Пока же западные исследователи пришли к согласию лишь в одном: человек со светлыми идеями, верящий в торжество справедливости, переживает положительные посмертные эмоции, «райские» видения. А неисправимые пессимисты, человеконенавистники и люди с нечистой совестью попадают в группу с отрицательными впечатлениями, «видят ад».

В России многие реаниматологи накопили свои наблюдения на этот счет.

— Хотите - верьте, хотите - нет, мне за 29 лет работы ни один вытянутый «с того света» больной не рассказывал, что летел по гулкому коридору или видел ангела, хотя мы со всеми разговариваем, - признается Рант Багдасаров. - Как правило, люди, пережившие остановку сердца, просто не помнят последних событий своей жизни. Вот один показательный случай. Недавно реанимировали восемнадцатилетнего парня, который повесился. Его вынимали из петли, когда сердце уже не билось. Но повезло: до больницы было недалеко, и врачи «скорой» отработали замечательно, по пути начали массаж сердца, привезли к нам очень быстро. Здесь, в реанимации, мы его сердце заставили биться, и вскоре молодой человек поправился. Когда он был уже в полном сознании и успел повидаться с родственниками, я его спрашиваю: «Вспомни, что с тобой случилось, как ты попал в больницу?». Его ответ удивил: «Я все отлично помню. Катался на мотоцикле - продуло - воспаление легких». Конечно, он ничего не помнил, но, когда к нему приходила мама, поинтересовался у нее: что же случилось? И мать (ну не повернулся у нее язык сказать: «Ты, сынок, повесился») выдала первое, что пришло на ум, - про мотоцикл и простуду. Во что он и поверил. Переубеждать его, естественно, никто не стал.

Не хочу уязвить западных исследователей, но мне кажется, что «воспоминания» о туннелях и «встречах с Богом» навеяны лишь фильмами - предполагает врач-реаниматолог Алексей Топорков. - Человек при клинической смерти теряет часть клеток мозга, часть памяти, и поэтому помнить, что происходило (или снилось) в последние часы, даже дни, вряд ли может. Но когда его настойчиво просят все-таки вспомнить - вот тут-то и «всплывает» кадр «на заданную тему» из какого-нибудь популярного кино. Но не нужно осуждать людей за этот самообман или переубеждать. Ведь человеку с нормальной, здоровой психикой свойственно верить, что жизнь бесконечна, а у земного существования есть продолжение. И то, что американцы и англичане пытаются вспомнить или пофантазировать на эту тему, а наши пациенты, как правило, нет, - заставляет задуматься. Не слишком ли мы пессимистичны? Судите сами: если человек после клинической смерти уверен, что видел нечто особенное, приобщился к чему-то высшему, - это одно эмоциональное состояние, если же просто знает, что чуть не умер, - состояние совсем другое, куда менее комфортное…

ОСТАНОВКА СЕРДЦА — ЕЩЕ НЕ СМЕРТЬ

Многие медики (и я в их числе) не согласны с самим понятием «клиническая смерть», под которым обычно подразумевается остановка сердца или дыхания, - продолжает Рант Багдасаров. - Ведь смерть - это распад, отмирание тканей, она необратима, безвозвратна. Остановка же сердца - это лишь «предупреждение». В этот момент организм жив, просто он как бы замер в ожидании чего-то.
- Вспоминается эпизод из американского сериала про медиков. Идет реанимация, электрические разряды сотрясают тело, но сердце не запускается. Кто-то из врачей смотрит на часы: «Пульса нетуже 10 минут - значит, мозг погиб. Нужно прекращать реанимацию… Он уже в другом мире…».

Не знаю, как в американском кино, а у нас никто не прекращает борьбу так быстро. Спасательная акция проводится до тех пор, пока сердце не будет запущено. Это может быть и час, и даже больше. Современная реанимация позволяет хотя бы на время вернуть к жизни любого. Другое дело, что, к сожалению, как бы жестоко это ни прозвучало, не всегда в оживлении есть смысл. Нужно ли проводить реанимацию умирающему в последней стадии тяжелого хронического заболевания, когда ему уже не помогут врачи, а он много месяцев лежит прикованным к постели, страдает от болей, душевно страдает? Вот его жизнь остановилась, мучения кончились. Да, можно возобновить жизнь, но через день будет новая остановка сердца… Существование человека можно продлевать очень долго, но нужно ли это ему - вопрос очень сложный и с юридической, и с этической точек зрения…

Поэтому существует инструкция Минздрава по определению момента смерти и отказу от применения реанимационных мероприятий. Например, если человек умер более получаса назад или если у него не совместимая с жизнью травма или хроническая болезнь в терминальной стадии - оживление не проводится. Но по этой инструкции «бесперспективность оживления определяется консилиумом специалистов лечебно-профилактического учреждения».

А какой консилиум, если часто к нам поступают больные с улицы, с неизвестным диагнозом, а счет времени идет на секунды? Поэтому мы сначала запускаем сердце (не 10 минут, как в кино, а до тех пор, пока не запустим), ставим искусственные легкие, возвращаем к жизни - и лишь потом появляется время выяснить, от чего он умирал. Да, может оказаться, что у человека крайняя стадия неизлечимой болезни и сколько бы мы ни поддерживали жизнь, он все равно обречен…

Бывают и такие случаи: привозят молодого человека с тяжелой черепно-мозговой травмой, он реанимируется, кровообращение, легкие - все работает. А потом бригада нейрохирургов, проведя глубокое исследование и консилиум, констатирует: мозг потерян безвозвратно еще в момент аварии. Пациент как личность умер, а тело, органы и ткани потенциально могут еще долго жить. Тут уже вопрос этический: что делать с этим человеком? В нем, например, заинтересованы трансплантологи, и, если родные не возражают, он мог бы получить своего рода продолжение жизни в другом человеке, в людях, которым будут переданы его органы…

Нередко грань между жизнью и смертью столь тонка, что ни один врач не может заранее определить, есть ли у человека шанс «выкарабкаться», - говорит Рант Багдасаров: - В этом случае реанимационные мероприятия проводятся до тех пор, пока не наступит определенность, а это месяцы, порой годы. Скажем, в больнице МПС одного из пациентов держали на искусственной вентиляции легких 24 года.

Верно ли утверждение, что человека можно спасать только до тех пор, пока он сам активно хочет жить?
- Возможно. Если, понятно, человек вменяем. Был такой показательный случай: реанимировали пожилого мужчину. У него несколько раз останавливалось сердце. Каждый раз, когда мы запускали сердце вновь, он тут же приходил в себя и ругался: «Да отстаньте же вы от меня наконец! Не мешайте спать, умоляю! Что вы меня все время будите?!» Может быть, этот человек и впрямь уже видел прекрасный сон, в котором душа, испытывая огромную радость, несется к свету, к радости, к Богу?..

Михаил Зубов.

г. «Труд-7″ 07.06.2001 с.9

Не так давно мне задали вопрос: «Российский пациент скорее жив, чем мертв?»

Задумался. Как известно, только мертвые не потеют… Если вопрос о пациенте задан, если этот вопрос волнует кого-то и взволновал меня, и если мои переживания порождают новые мысли, то, скорее, жив. Но с позиции доктора, констатирующего факты недовольства пациентов качеством оказания медицинской помощи, то может, и мертв! Но как нельзя быть чуть-чуть беременной, так и нельзя быть живым или мертвым наполовину или на какую-то часть.

Кроме того, эта неопределенность в понимании «жив или мертв» порождает мышление масс, ведущее к геометрической прогрессии заблуждений. Следствием этого является появление и последующее распространение лженаук, лжеврачей и шарлатанов, все больше захватывающих сознание многочисленных людей, каждый из которых, опираясь на мнение большинства, а не на авторитетное мнение ученого и/или доктора, получает подтверждение «правильности» своих суждений, укрепляется в них, и сам становится источником ошибочных представлений о медицине.

Ярким примером сказанного могут быть "феномены" медицины 90-х: Кашпировский, Чумак и прочие распространители псевдомедицинских услуг, появившиеся в результате начала распада системы преемственности медицинских знаний и навыков.

Именно преемственности, считаю, что первая и главная проблема состоит в старении медицинских кадров, обладающих компетенциями, и отсутствии той возрастной категории, которая могла бы знания принять и передать другому поколению. На заре 90-х в России были востребованы все специальности, кроме докторов, ученых и учителей – это способствовало оттоку профессиональных кадров в возрасте 30-40 лет в другие отрасли. Спустя 20 лет потребность сформировалась вновь, но не залатать возникшую брешь, как не войти в одну реку дважды. И сегодня отрасль здравоохранения характеризуется как количественным, так и качественным кадровым дефицитом.

Второй проблемой, сформировавшейся как следствие первой, стала смысловая путаница. До перестройки некоторые доктора, осуществляя научно-изыскательную деятельность и защищая диссертации, получали ученую степень «кандидат наук» и в последующем «доктор наук», тем самым демонстрируя коллегам и пациентам, что они склонны заниматься поиском новых знаний, навыков и технологий и способны передать их следующему поколению. В этом был смысл. Именно так на протяжении более 130 лет формировалась традиция преемственности знаний. Но за последние 25 лет повальная увлеченность защитами диссертаций, отсутствие критериев защиты привели к размытию смысла понятий «кандидат наук» и «доктор наук» и появлению нового смысла – это те доктора, услуги которых стоят дороже. В этом новом определении нет ни научного вопрошания, ни его трансформации в способность и желание передавать полученные знания и навыки другим докторам. Новый смысл опошлил научные степени, открытий не принес, новых знаний и навыков не породил, а имевшиеся не передал. Тем более, что и передавать-то их стало некому, исходя из первой проблемы. А если считать, что на протяжении 5 последовательных поколений первоначальный смысл удерживался и не менялся, то следует говорить о сформировавшейся традиции преемственности знаний, как одном из элементов культуры и сегодняшней утере этой традиции, а значит, и ослаблении культуры.

Усугубила ситуацию третья проблема, которая последовательно сформировалась из второй. Это плохая лабораторная и техническая оснащенность. Обветшание технопарка и снижение компетентности сервисного персонала стало одним из факторов, способствующих отъезду докторов в другие страны.

Таким образом, от лучшей в мире (по оценке Всемирной организации здравоохранения в 1972 году) системы здравоохранения СССР, включавшей в себя подготовку кадров в отрасли и их непрерывное образование, традиции преемственности знаний и культуру, спустя 30 лет осталось только то, что можно смело назвать системой здравоЗАХОРОнения. А значит, российский пациент начала нулевых стал скорее мертвым, чем живым!

Кстати, в отличие от кубинского пациента, которому именно в 1972 году правительство Кубы и предложило заимствованную у СССР систему здравоохранения и подготовки кадров в медицине. Результатом этого заимствования стало то, что в 2012 году лучшей системой здравоохранения в мире стала именно кубинская. Привет всем нам от семейства Кастро! :)

Можно предположить, что легко взять да и вернуть то, что уже было, ведь есть же люди, кто еще помнит, как это было. Но нет, вернуть можно отдельные технологии и вещи, а вот культуру, которая производит такие важные разновидности знания, как смыслы, ценности и традиции, вернуть административными реформами в одночасье нельзя. Процесс преемственности знаний, субординация, уважение к опыту, сострадание и сопереживание – как это все вернуть? Только через непрерывное образование, со студенческой скамьи, от горящих интересом глаз, через непрерывное самосовершенствование и последипломное образование к носительству уникальных знаний, традиций и ГЛАВНОЕ – способности их сохранить и передать следующему поколению.

Как точно сказал Стив Джобс: «Работать надо не 12 часов, а головой». В этом смысле очевидно, что одних управленческих решений для развития (именно развития, а не достижения отдельных показателей) системы здравоохранения крайне мало. Как не меняется количество нейронов в мозге, а меняется количество нейрональных связей между ними, так и человечество развивается через установления новых взаимоотношений между людьми и миром. Так, участниками процесса оказания медицинской помощи и соответственно образовательного пространства в медицине являются:

Доктор – субъект образования – человек, по результатам обучения в медицинском вузе получивший диплом по специальности «Врач»;
Компетентный доктор – доктор, обладающий уникальными медицинскими знаниями и навыками, имеющий ученую степень и желание передать свои медицинские знания и навыки другому и/или другим докторам;
Пациент, как бы странно это ни прозвучало, участник-условие образовательного пространства при передаче медицинских знаний и навыков от «компетентного доктора» другому и/или другим «докторам», он – социальный субъект.
Становится очевидным, что отношения между участниками будут представлять трудность познавательного характера. По сути, у нас есть участники процесса, а отношений между ними нет. Их нам предстоит определить.

Не случайна моя расстановка участников образовательного пространства по порядку. Когда «доктор» взрослеет, у него одна забота – найти учителей, которые помогут ему осваивать и передавать другим поколениям инструменты осознания сложностей, в данном случае, медицинские знания и навыки. Таким образом, «доктор» представляет собой вопрошающую среду, он первичен. «Компетентный доктор», в свою очередь, отвечает на вопрошание своим желанием передать свои знания и навыки. Это очень важно, как ключ к замку – вопрошание и побужденное этим вопрошанием желание формируют отношения готовности к обучению, условием же перехода этих отношений в отношение преемственности является участие «пациента» в качестве демонстрационной модели. Вместе все три участника образуют отношения «обусловленности стремления к ценности». Несмотря на то, что для каждого ценность будет своя, целеполагание в её обретении будет общим, поскольку все участники образовательного процесса находятся внутри этого процесса. Так, для «пациента» это будет индивидуализация его лечения, для «доктора» это будет приращение новыми знаниями и/или навыками, а для «компетентного доктора» это будет удовлетворенность от выполненного Долга.

И вроде как все складывается, но ведь этих отношений в реальности сегодня нет, и очевидно, не будет и завтра. Чего не хватает? Возможно, парадигмы образовательного процесса. Какой же она должна быть? Дело в том, что «доктор» как представитель вопрошающей среды тягу к вопрошанию должен обрести от сердца, а не от головы. Он не может и неспособен об этом подумать, он должен об этом помечтать, он должен этого возжелать. Мамардашвили об этом говорит так: «Мысль рождается из удивления вещам как таковым, и это называется мыслью. Мысль нельзя подумать механистически, она рождается из душевного потрясения». Так и «доктор» должен быть душевно или эмоционально потрясен, взволнован и возбужден в желании обрести новые знания и навыки.

Иллюстрацией этого (хоть и условной, конечно) может быть то, как девушка выбирает автомобиль, не вдаваясь в его технические характеристики и не понимая их значение, но имея искреннее желание ехать красиво и чтобы все вокруг обретали эмоции и душевные потрясения, каковые её саму когда-то охватили. Она выбирает сердцем, руководствуясь такими оценками, как «это должно быть КРУТО». Так и в нашем размышлении вопрошание «доктора» должно побуждать интерес и престиж.

В подтверждение скажу, что помимо "дарвиновских" движущих сил – конкуренция, изменчивость и эволюция, есть еще воля к обладанию. Именно воля к обладанию, в основе которой интерес, на выходе - престиж, а в процессе - рефлексия, является побудительным актом к началу образовательного процесса.

Из вышесказанного возможно следствие – парадигмой образовательного процесса докторов должна быть его популяризация. Это должно стать модным и престижным – обладать новыми знаниями и навыками в медицине.

Речь идет о создании, именно создании новой культуры образования докторов, культуры, создающей условия для побуждения воли к обладанию, способной порождать конкретных «компетентных докторов» в качестве примеров идеала для разных уровней вопрошания «докторов» и обеспечивающей непрерывность процесса преемственности знаний и навыков.

Как это сделать? Вроде бы, чего проще, первая мысль – через создание идеологического врага. Известно, что мужчины солидарны просто так, а женщины солидарны против кого-то. Так же, как солидарность женщин, самые яркие достижения науки СССР были порождены во время «холодной войны», объединившей интересы государства и ученых. Вторая мысль, применительно к нашему размышлению, это могут быть конкурентные отношения «компетентных докторов», инициированные законодательно. Например, узаконить фрилансерство докторов, лицензировать не стены больниц, а деятельность специалистов, конечным следствием врачебной ошибки сделать отзыв диплома врача, стандарт оказания медицинской помощи оставить только в экстренной медицине, законодательно утвердить принцип «деньги за пациентом», при этом платит не государство, не страховая компания, а сам пациент. Можно возразить, так вроде все к этому и идет?!

Но эти первые мысли являются заложниками существующей парадигмы и при всей их кажущейся логичности они часто разрозненны. Это, скорее, путь угадывания, основанный на событийном менеджменте. Он не целостен, к нему всегда есть, что добавить, и в этом смысле он всегда будет сопровождаться «результатом с оговоркой», дескать, хотели-то как лучше, а получилось неожиданно не так.

Человек, являющийся частичкой этого постоянно меняющегося мира, не может не меняться сам. Некоторые люди, меняясь сами, изменяют этот мир. Совершенствование знаний – это изменение мира. Изменяющийся мир изменяет социум. Пациент – представитель социума. Думая так, порождаемые решения будут обоснованы пониманием – жив ли будет «пациент»?

Если прогресс в производстве знания мерить битами накопленной информации, количеством зарегистрированных патентов, количеством наград, прибылью или количеством докторов на душу населения, то это, как мне представляется, только количественная оценка. Богатство культурной и общественной жизни «компетентного доктора» - вот важный качественный критерий становления его таковым. Тейяр де Шарден сказал: «В процессе эволюции сознания сначала идет Сверхсубъект, привязанность же к материальным вещам тянет нас обратно в иллюзию». Приводя эту цитату, материальными вещами я хочу считать вышесказанные критерии измеримости знаний.

Продолжая определять отношения в образовательном пространстве докторов, напрашивается такая мысль – «компетентный доктор» являет собой субъект культуры, который в отличие от «доктора» – субъекта образования, отличается мощностью целеполагания. Они представляют собой разные социокультурные уровни или, другими словами, являются субъектами, разделенными смысловым пробросом (для «доктора» путеводной звездой вопрошания, идеалом стремления будет «компетентный доктор»). Понимание этого трансформирует осознанность «компетентного доктора» – он станет проводником для «докторов» и «пациентов» в новый социокультурный слой.

Через новую осознанность оживут отношения доктор-компетентный доктор, а вместе с ними пациент-доктор-компетентный доктор, и как следствие пациент-доктор. А значит, пациент начнет потихоньку оживать! :)

В качестве примера, с конца нулевых и за последние 15 лет (я говорю про тюменское здравоохранение) проводится мощное реформирование, направленное на создание действительно работающей системы здравоохранения, основанной на динамичной инфраструктуре врачебной сети, электронном документообороте медицинской информации, принципе «деньги за пациентом», многоуровневом контроле качества оказанных услуг, распространяющемся на все виды здравоохранения (частное, муниципальное и государственное), наполненном психологическим контрактом между пациентами и докторами, системы, дающей возможность пациенту выбрать врача, клинику и сопровождающейся открытостью во всех своих реформах.

Страны не объединяются в результате объединения, страны объединяются в результате войны, так и «пациенту», «доктору» и «компетентному доктору», с конца перестройки находившимся в разрушительной междоусобной войне, сегодня настало время объединиться одной парадигмой образовательного пространства, культурой преемственности медицинских знаний и навыков, и тогда отношения пациентов и докторов обретут новые социальные ценности.

– Помогите, помогите, добрые люди!..

Тогда в окошко высунулась кудрявая хорошенькая девочка с хорошеньким вздернутым носиком. Глаза у неё были закрыты.

– Девочка, откройте дверь, за мной гонятся разбойники!

– Ах, какая чушь! – сказала девочка, зевая хорошеньким ртом. – Я хочу спать, я не могу открыть глаза…

Она подняла руки, сонно потянулась и скрылась в окошке.

Буратино в отчаянии упал носом в песок и притворился мёртвым.

Разбойники подскочили.

– Ага, теперь от нас не уйдёшь!..

Трудно вообразить, чего они только не выделывали, чтобы заставить Буратино раскрыть рот. Если бы во время погони они не обронили ножа и пистолета – на этом месте и можно было бы окончить рассказ про несчастного Буратино.

Наконец разбойники решили его повесить вниз головой, привязали к ногам верёвку, и Буратино повис на дубовой ветке… Они сели под дубом, протянув мокрые хвосты, и ждали, когда у него вывалятся изо рта золотые…

На рассвете поднялся ветер, зашумели на дубу листья. Буратино качался, как деревяшка. Разбойникам наскучило сидеть на мокрых хвостах.

– Повиси, дружок, до вечера, – сказали они зловеще и пошли искать какую-нибудь придорожную харчевню.

Девочка с голубыми волосами возвращает Буратино

Над ветвями дуба, где висел Буратино, разлилась утренняя заря.

Трава на поляне стала сизой, лазоревые цветы покрылись капельками росы.

Девочка с кудрявыми голубыми волосами опять высунулась в окошко, протёрла и широко открыла заспанные хорошенькие глаза.

Эта девочка была самой красивой куклой из кукольного театра синьора Карабаса Барабаса.

Не в силах выносить грубых выходок хозяина, она убежала из театра и поселилась в уединённом домике на сизой поляне.

Звери, птицы и некоторые из насекомых очень полюбили её – должно быть, потому что она была воспитанная и кроткая девочка.

Звери снабжали её всем необходимым для жизни.

Крот приносил питательные коренья.

Мыши – сахар, сыр и кусочки колбасы.

Благородная собака пудель Артемон приносил булки.

Сорока воровала для неё на базаре шоколадные конфеты в серебряных бумажках.

Лягушки приносили в ореховых скорлупках лимонад.

Ястреб – жареную дичь.

Майские жуки – разные ягоды.

Бабочки – пыльцу с цветов, – пудриться.

Гусеницы выдавливали из себя пасту для чистки зубов и смазывания скрипящих дверей.

Ласточки уничтожали вблизи дома ос и комаров…

Итак, открыв глаза, девочка с голубыми волосами сейчас же увидела Буратино, висящего вниз головой.

Она приложила ладони к щекам и вскрикнула:

– Ах, ах, ах!

Под окном, трепля ушами, появился благородный пудель Артемон. Он только что выстриг себе заднюю половину туловища, что делал каждый день. Кудрявая шерсть на передней половине туловища была расчёсана, кисточка на конце хвоста перевязана чёрным бантом. На одной из передних лап – серебряные часы.

– Я готов!

Артемон свернул в сторону нос и приподнял верхнюю губу над белыми зубами.

– Позови кого-нибудь, Артемон! – сказала девочка. – Надо снять бедняжку Буратино, отнести в дом и пригласить доктора…

Артемон от готовности так завертелся, что сырой песок полетел из-под его задних лап… Он кинулся к муравейнику, лаем разбудил всё население и послал четыреста муравьев перегрызть верёвку, на которой висел Буратино.

Четыреста серьёзных муравьев поползли гуськом по узенькой тропинке, влезли на дуб и перегрызли верёвку.

Артемон подхватил передними лапами падающего Буратино и отнёс его в дом… Положив Буратино на кровать, собачьим галопом помчался в лесные заросли и тотчас привёл оттуда знаменитого доктора Сову, фельдшерицу Жабу и народного знахаря Богомола, похожего на сухой сучок.

Сова приложила ухо к груди Буратино.

– Пациент скорее мёртв, чем жив, – прошептала она и отвернула голову назад на сто восемьдесят градусов.

Жаба долго мяла влажной лапой Буратино. Раздумывая, глядела выпученными глазами в разные стороны. Прошлёпала большим ртом:

– Пациент скорее жив, чем мёртв…

Народный лекарь Богомол сухими, как травинки, руками начал дотрагиваться до Буратино.

– Одно из двух, – прошелестел он, – или пациент жив, или он умер. Если он жив – он останется жив или он не останется жив. Если он мёртв – его можно оживить или нельзя оживить.

– Шшшарлатанство, – сказала Сова, взмахнула мягкими крыльями и улетела на тёмный чердак.

У Жабы от злости вздулись все бородавки.

– Какакокое отвррратительное невежество! – квакнула она и, шлёпая животом, запрыгала в сырой подвал.

Лекарь Богомол на всякий случай притворился высохшим сучком и вывалился за окошко. Девочка всплеснула хорошенькими руками:

– Ну как же мне его лечить, граждане?

– Касторкой, – квакнула Жаба из подполья.

– Касторкой! – презрительно захохотала Сова на чердаке.

– Или касторкой, или не касторкой, – проскрипел за окном Богомол.

Тогда ободранный, в синяках, несчастный Буратино простонал:

– Не нужно касторки, я очень хорошо себя чувствую!

Девочка с голубыми волосами заботливо наклонилась над ним:

– Буратино, умоляю тебя – зажмурься, зажми нос и выпей.

– Не хочу, не хочу, не хочу!..

– Я тебе дам кусочек сахару…

Тотчас же по одеялу на кровать взобралась белая мышь, она держала кусочек сахару.

– Ты его получишь, если будешь меня слушаться, – сказала девочка.