Языков, николай михайлович. О творческой эволюции Н.М. Языкова

Биография

Языков Николай Михайлович - известный русский поэт.

Родился он 4 марта 1803 г. в Симбирске, в помещичьей семье, на 12-м году жизни был отдан в институт горных инженеров в Петербурге, а по окончании в нем курса поступил в инженерный корпус, но, не чувствуя призвания к занятиям математикой, увлёкся поэзией и по совету известного литератора А. Ф. Воейкова перешёл в дерпский университет. Его стихотворения вскоре были замечены. Он полюбился Жуковскому, Пушкин искал знакомства с ним и приглашал его, через его университетского товарища А. Н. Вульфа, к себе в Михайловское, Дельвиг искал его стихи для своих «Северных Цветов»… В 1829 г. он переселился в Москву, а в начале 1830-х гг. переехал в свою симбирскую деревню, где и прожил несколько лет, «наслаждаясь», как он сам говорил, «поэтическою ленью».

Но к концу 1837 г. болезнь спинного мозга заставила его уехать за границу - сначала в Мариенбад, потом в Ганау, Крейцнах и Гаштейн. В Ганау Языков сблизился с Гоголем, который в 1842 г. повез его с собой в Венецию и Рим. В 1843 г. Николай Михайлович вернулся в Москву в состоянии уже совершенно безнадежном. Никуда не выходя из своей квартиры, он медленно угасал, единственным развлечением были для него устроенные им у себя еженедельные собрания знакомых литераторов. Николай Михайлович был особенно близок с кружком славянофилов, увлекался воззрениями своих друзей и в 1844 г. обрушился на западников известным бранным посланием «К не-нашим», в котором все члены западнического кружка были объявлены врагами отечества. Но он умер 26 декабря 1846 г.

Н. М. Языков занимает довольно видное место среди поэтов «пушкинской плеяды». Если его поэзия не блестит глубиною мысли или разнообразием содержания, то в ней, все-таки, сказался, несомненно, яркий и своеобразный талант. Правильному развитию поэтического дарования Языкова мешала его порывистая, увлекающаяся натура, легко поддававшаяся впечатлениям минуты и неспособная к выдержанному труду, иначе из Николая Михайловича мог бы, вероятно, выработаться настоящий «художник слова», но он навсегда остался только дилетантом в искусстве, впрочем, таким, у которого бывали подчас просветы истинно высокого художественного творчества. Главные мотивы поэзии Языкова, именно те самые, которые он ценил выше других, провозглашая себя «поэтом радости и хмеля», нашли себе выражение в форме далеко не всегда художественной, его вакхический лиризм часто является слишком грубым, большая часть стихотворений отличается невыдержанностью тона, а иногда - неудачным подбором выражений, искусственностью образов и сравнений. Но в некоторых стихотворениях поэта можно указать целый ряд превосходных поэтических описаний природы («Камби», «Тригорское» и пр.), так же встречаются лирические произведения, полные высокого одушевления и отличающиеся большой художественной отделкой («Поэту», «Землетрясение», «Пловцы», некоторые переложения псалмов и др.), которые и отводят Н. М. Языкову почетное место в ряду наших лириков первой половины XIX в.

Собрания стихотворений Языкова изданы им самим в 1833, 1844 и 1845 г., позднейшие издания, под редакцией Перевлесского, неудовлетворительны.

Николай Михайлович Языков родился в 1803 году 4 марта в семье помещика, Симбирск. В 12 лет парня отправляют на учебу в Петербург. Поступает в институт горных инженеров, но, чувствуя себе не на том месте и совсем не имея влечения к точным наукам, меняет институт - переходит учиться в Дерптский университет. Вплотную начал заниматься поэзией. За его стихи она стал любим Жуковскому, даже Пушкин искал встречи с юным обдарованием. В 1829 году Языков переезжает в Москву, а после, в 1830 году, возвращается в родные края, в деревню. В ней Николай пробыл пару лет, где его посетила по словам автора «поэтическая лень».

Не все было замечательно. В конце 1837 года у автора появилась очень серьезная проблема – болезнь спинного мозга. Что б излечиться от недуга, Языков вынужден ехать заграницу, сперва в Мариенбад, Ганау, потом Крейцнах и Гаштейн. Будучи в Ганау, с Николаем знакомится Гоголь, и они в 1842 году едут в Венецию, Рим. Не получив от поездок желаемого излечения от недуга, писатель в 1843 году возвращается Москву. Будучи сломлен, поэт заковал себя в четырех стенах своей квартиры, и лишь только сбор его литературных друзей у себя дома немного развевал его печаль. Друзей Языков имел не только в литературном направлении. Близкими ему тоже были люди с кружка славянофилов, воззрением которых он был увлечен, и в 1844 году поэт пишет своё послание для жителей западной части – «К не-нашим», в котором обьявил врагами родины всех людей, состоявших в западническом кружке.

В перерождении Языкова была своя закономерность — потому что его юношеское вольнолюбие и увлечение гражданственной героикой носили внешний, весьма неглубокий характер. Ясного осознания реальных перспектив освободительной борьбы у него никогда не было, и после 14 декабря, когда перед попутчиками декабризма встала задача выбора дальнейшего пути, в условиях наступившей реакции и распада оппозиционных группировок дворянской интеллигенции он бесповоротно утверждается на позициях защиты интересов своего класса, с которым был связан тесными узами. Для того чтобы удержаться на прежнем пути, у него не хватало ни душевной стойкости, ни — главное — идейной зрелости и твердости убеждений.

Об этом очень точно сказал Добролюбов в своей статье о Языкове (1858). С полной исторической справедливостью Добролюбов отдавал должное Языкову двадцатых годов. Он решительно возражал против распространенного взгляда на Языкова только как на «певца разгула, вина, сладострастия», а главное в его творчестве видел в том, что он «лучшую часть своей деятельности посвящал изображению чистой любви к родине и стремлений чистых и благородных». Добролюбов очень высоко оценил патриотическую лирику молодого Языкова, который «потому любил родину, что видел в ней много великого или, по крайней мере, способности к великому и прекрасному», «обращался к временам бедствий России, среди которых именно мог проявиться великий дух народа» (критик ссылается при этом на «Песнь барда», которую «нельзя без удовольствия не перечитывать даже в настоящее время»). Но, к сожалению, продолжает Добролюбов, источник высоких и благородных вдохновений, воодушевлявших поэта, «был не в твердом, ясно осознанном убеждении, а в стремительном порыве чувства, не находившего себе поддержки в просвещенной мысли (...). Языков не мог удержаться сознательно на той высоте, на которую его поставило непосредственное чувство; у него недоставало для этого зрелых убеждений». «Да, в натуре Языкова были, конечно, некоторые задатки хорошего развития,— заканчивал Добролюбов свою статью,— но у него мало было внутренних сил для разумного поддержания своих добрых инстинктов (...). Так, впрочем, погиб не один он: участь его разделяют, в большей или меньшей степени, все поэты пушкинского кружка. У всех их были какие-то неясные идеалы, всем им виделась «там, за далью непогоды», какая-то блаженная страна. Но у них недоставало сил неуклонно стремиться к ней. Они были слабы и робки...

А туда выносят волны
Только сильного душой!..»

В этой глубокой оценке Добролюбова — ключ к пониманию той «смены вех», о которой Языков заявил раньше и откровеннее других представителей дворянской интеллигенции, осознавших свою классовую позицию в последекабрьских условиях.

В 1829 году Языков оставил Дерпт и поселился в Москве. Здесь он сразу же сблизился с кругом бывших «любомудров», будущими славянофилами — братьями И. и П. Киреевскими, А. С. Хомяковым, С. П. Шевыревым, М. Н. Погодиным, а также с К. Аксаковым, Баратынским и К. Павловой . В этом кругу он обрел новую идеологическую почву. Влияние Киреевских и Хомякова со всей очевидностью сказалось на новых интересах и увлечениях Языкова. Вслед за ними он обращается к религии, к идее религиозного преображения жизни, к концепции религиозного содержания культуры и искусства.

Начинается пересмотр и переоценка всего прежнего творческого пути. Языков погружается в чтение религиозной литературы, изучает Библию, увлекается журналом «Христианское чтение» — и все это «для полного развития своих новых поэтических намерений» (как сообщает он об этом брату). Он перелагает в стихи псалмы, задумывает большую религиозную поэму «Саул». «Моя муза должна переродиться,— заявляет Языков.— Я перейду из кабака — прямо в церковь. Пора — и бога вспомнить».

К 1831 году относятся два программных стихотворения Языкова: «Поэту » и «Ау !», которые, собственно говоря, и составляют черту перехода его на новые идейно-литературные позиции. В «Поэте» Языков продолжил разрабатывавшуюся им прежде тему поэта-пророка, но внес в нее уже совершенно иное содержание. В новом истолковании образа гражданскую миссию поэта-пророка полностью заменила миссия чисто религиозная:

Иди ты в мир: да слышит он пророка,
Но в мире будь величествен и свят..
И стройные, и сладостные звуки
Поднимутся с гремящих струн твоих:
В тех звуках раб свои забудет муки
И царь Саул заслушается их.

В «Ау!» Языков громогласно отрекся от своих прежних «разгульных» вдохновений:

Пестро, неправильно я жил!..
Да, я покинул, наконец,
Пиры, беспечность кочевую,
Я, голосистый их певец!
Святых восторгов просит лира —
Она чужда тех буйных лет,
И вновь из прелести сует
Не сотворит себе кумира!

Усвоенное Языковым представление о религиозной миссии поэта отнюдь не исключало участия его в идейной борьбе. Напротив, оно обязывало участвовать в ней. Поэзия Языкова все более приобретает дидактический и публицистический характер. С этим связано преимуще¬ственное обращение его к жанру посланий,— только теперь это уже не интимно-дружеские послания на вакхические и эротические темы, какие Языков в изобилии писал в годы молодости, а документы идейной борьбы, призывы к соратникам, памфлеты и инвективы, обращенные к противникам.

Новый период творчества Языкова ознаменовался бурным ростом реакционно-националистических настрое¬ний в духе и стиле «квасного патриотизма». Он хочет «жить и действовать православно», во имя и во славу «чисто русской России» и «великого русского бога». Предпосылки националистических настроений имелись у Языкова и раньше, но тогда они заглушались другими нотами, звучавшими в его гражданственно-патриотической лирике. Теперь же они возобладали и разрослись в шовинистиче¬ски-обскурантское прославление старины — только пото¬му, что она, старина, и должна служить основой основ исконных и спасительных начал русской государственно¬сти и культуры — самодержавия и православия. Нравы и порядки «долефортовской Руси» представляются Языко¬ву панацеей от проникновения в русскую жизнь и культуру губительных социальнэ-политических идей:

О, проклят будь, кто потревожит
Великолепье старины;
Кто на нее печать наложит
Мимоходящей новизны!

В 1833 году Языков издал собрание своих стихотворений. Книга должна была подвести итог пройденному пути. Тем не менее Языков, в соответствии со своими новыми установками, захотел представить этот путь не совсем таким, каким он был в действительности. В сборник не пошли многие стихотворения двадцатых годов, в частности те, в которых с наибольшей силой звучали декабристские мотивы.

Книга была восторженно встречена друзьями поэта. И. Киреевский, ссылаясь на впечатления Баратынского, Хомякова и свое собственное, писал Языкову о «новом и неимоверном» действии его стихов, в которых — «какой-то святой кабак, и церковь, с трапезой во имя Аполлона и Вакха». В появившейся вслед за тем большой статье о Языкове (в «Телескопе») Киреевский определил господствующее в его поэзии чувство как «стремление к душевному простору» и опровергал ходячее мнение о «безнравственности» ранней языковской лирики. Иной характер носила статья Кс. Полевого (в «Московском телеграфе»), который с позиции прогрессивного буржуазного демократа упрекал Языкова в равнодушии к запросам современности, в неотзывчивости его на передовые идеи века. Предвосхищая Добролюбова, Кс. Полевой охарактеризовал Языкова как поэта «чувств», но не «идей».

Несколько лет (1832—1836) Языков провел в Симбирской губернии. Стихов в это время он писал мало. К тому же и талант его, достигший зрелости к началу тридцатых годов, как-то сразу и неожиданно стал катастрофически падать. Стихи его становились все более вялыми и небрежными; говоря словами самого поэта,

Давным-давно уже в них нет
Игры и силы прежних лет,
Ни мысли пламенной и резвой,
Ни пьяно-буйного стиха.

В 1836 году Языков, увлекавшийся в это время фольклором и сообща с П. Киреевским готовивший собрание русских народных песен, начал свое самое крупное произведение — драматическую сказку «Жар-птица» (до этого, в 1835 году, была написана «Сказка о пастухе и диком вепре»). Сказки Языкова продолжают традицию Жуковского в этом жанре и тем самым по своему идейному содержанию и художественному методу противоположны народным и реалистическим сказкам Пушкина.

В 1837 году Языков, издавна страдавший тяжелой и мучительной болезнью, уехал лечиться за границу, где провел пять лет. За эти годы им было написано довольно много стихотворений, не представляющих большого интереса. По преимуществу это лирика природы, сетования на свою судьбу и воспоминания о былых кутежах.

За границей Языков познакомился с Гоголем. Знакомство вскоре перешло в тесную дружбу. Гоголь периода второго тома «Мертвых душ» и «Выбранных мест из переписки с друзьями» становитсядля больного Языкова учителем жизни и самым авторитетным наставником. Под влиянием Гоголя поэтом целиком овладевают религиозно-моралистические настроения. Неумеренные похвалы, которые Гоголь расточал Языкову, способствовали тому, что он стал смотреть на себя как на истинного поэта-пророка, призванного озарить грешное и заблуждающееся человечество светом религиозной истины.

Последние три года жизни Языков провел в Москве. Это наиболее печальная страница в его биографии. Он окончательно переходит на самые крайние реакционные позиции, выступает ярым и воинствующим апологетом самодержавия, православия и официальной «народности».

Языков снова обращается к активной литературной деятельности. Поэзию свою он целиком посвящает пропаганде славянофильских идей, воспевает «самобытность державную» и «добродетельных царей». Наиболее значительным произведением этих лет является «Землетрясение » (1844), которое славянофилы объявили своим манифестом, а Гоголь и Жуковский даже считали вообще лучшим стихотворением, какое когда-либо появлялось на русском языке. В этом стихотворении Языков снова утверждал идею религиозно-морального назначения поэта, призванного умиротворять сердца и умы людей в смутные времена:

Так ты, поэт, в годину страха
И колебания земли
Носись душой превыше праха,
И ликам ангельским внемли,
И приноси дрожащим людям
Молитвы с горней вышины,
Да в сердце примем их и будем
Мы нашей верой спасены.

Творчество стареющего Языкова сыграло заметную роль в окончательном размежевании прогрессивных и реакционных сил русской литературы, происходившем в середине сороковых годов. В славянофильском кругу Языков приобрел репутацию и значение программного поэта, глашатая славянофильских истин. В 1844 году он принял самое активное участие в борьбе, разгоревшейся между славянофилами и деятелями передового литера¬турного движения, возглавлявшегося Белинским.

Языков написал и пустил по рукам исключительно злобные стихотворные памфлеты, направленные против Герцена, Чаадаева и Грановского (послания «К. Аксакову», «К ненашим» и «К Чаадаеву»; сюда же примыкают написанные в 1845 году послания к П. Киреевскому II Хомякову). В памфлетах содержались обвинения политического порядка. Они вызвали бурю возмущения в прогрессивном лагере и по всей справедливости были оценены Герценом как «поэтические доносы» в традициях Коцебу и Булгарина. Чаадаева Языков изобразил отступником от православия, Грановского — лжеучителем, растлевающим юношество, Герцена — пропагандистом безбожных и революционных идей, а всех вместе — изменниками отечеству.

Обличительный пафос Языкова был столь неумеренным, а выражения его столь грубыми и оскорбительными, что памфлеты вызвали протест даже со стороны людей, близких Языкову; К. Павлова, например, порвала с ним давнюю и тесную дружбу.

Воинствующие реакционные выступления Языкова окончательно погубили его репутацию в передовых общественно-литературных кругах. Белинский, неустанно разоблачавший антинародную, помещичье-дворянскую суть славянофильства, подверг сокрушительной критике сборники Языкова «56 стихотворений» (1844) и «Новые стихотворения» (1845), пересмотрев заодно и прежнее его творчество. Революционная демократия в лице Белинского вынесла Языкову суровый, осуждающий приговор: идеи Языкова Белинский оценил как «убогие», «общий ха¬рактер» его поэзии — как «чисто риторический», а «содержание и форму» — как «лишенные истины».

С репутацией православного мракобеса и воинствующего ретрограда Языков сошел в могилу 26 декабря 1846 года.

Печальный финал жизненного и литературного пути Языкова не может и не должен заслонить объективного исторического значения творчества поэта в лучшей его части. Отбрасывая все реакционное, что есть в поэзии Языкова, следует по справедливости отнестись к первому периоду его творческой деятельности.

Патриотические и свободолюбивые мотивы юношеской лирики Языкова, та «поэзия душевного размаха», которую он с таким талантом выразил в своих ранних стихах, тот юношеский задор и «хмель», которые произвели глубокое впечатление на его современников,— все это обеспечило Языкову видное место в истории русской поэзии двадцатых годов.

Лучшие стихи Языкова оставались в памяти людей разных поколений на протяжении всего XIX века, а такие знаменитые его песни, как « .» и « », прочно вошли в песенный репертуар демократической молодежи и поются до сих пор. «Пловца» любил молодой Ленин. Проникающий эту песню оптимистический пафос борьбы и мужества с неослабной силой звучит и в наше время:

Будет буря: мы поспорим
И помужествуем с ней!..

Вл. Орлов. Избранные работы (Том 1) "В мире русской поэзии" - очерки и портреты. Ленинград, 1982 г.

Николай Михайлович Языков известный поэт. Родился 4 марта 1803 г. в Симбирске, в помещичьей семье; на 12-м году был отдан в институт горных инженеров в Петербурге, а по окончании в нем курса поступил в инженерный корпус; но, не чувствуя призвания к занятиям математикой и увлекаясь поэзией, решил, по совету профессора словесности в дерптском университете, известного литератора А. Ф. Воейкова, перейти в этот университет (1820). В Дерпте поэтический талант Языкова действительно развился и окреп, главным образом благодаря условиям свободной и веселой жизни тогдашнего студенчества, певцом которой по преимуществу сделался молодой поэт. Его стихотворения вскоре были замечены. Жуковский его обласкал, Пушкин искал знакомства с ним и приглашал его через его университетского товарища А. Н. Вульфа к себе в Михайловское; Дельвиг искал его стихов для своих "Северных Цветов" и т. д. В Дерпте Языков провел около 8 лет, уезжая оттуда лишь на короткое время в Петербург, Москву и Псковскую губернию (знаменитое "Тригорское", в соседстве с Пушкиным). Увлечение беззаботным разгулом буршей было главной причиной того, что Языков не успел за все это время окончить университетского курса. В 1829 г. он переселился в Москву, а в начале 1830-х гг. переехал в свою симбирскую деревню, где и прожил несколько лет, "наслаждаясь", как он сам говорил, "поэтической ленью". К концу 1837 г. болезнь спинного мозга заставила его уехать за границу - сначала в Мариенбад, потом в Ганау, Крейцнах и Гаштейн. В Ганау Языков сблизился с Гоголем, который в 1842 г. повез Языкова с собой в Венецию и Рим. В 1843 г. Языков вернулся в Москву в состоянии уже совершенно безнадежном. Никуда не выходя из своей квартиры, он медленно угасал; единственным развлечением были для него устроенные им у себя еженедельные собрания знакомых литераторов. По своим родственным связям и давнишним симпатиям Языков был особенно близок с кружком славянофилов, увлекся воззрениями своих друзей и в 1844 г. обрушился на западников известным бранным посланием "К не - нашим", в котором все члены западнического кружка объявлены были врагами отечества. Языков умер 26 декабря 1846 г.

Языков занимает довольно видное место среди поэтов так называемой пушкинской плеяды. Если его поэзия не блестит глубиной мысли или разнообразием содержания, то в ней все-таки сказался, несомненно, яркий и своеобразный талант. Правильному развитию поэтического дарования Языкова мешала его порывистая, увлекающаяся натура, легко поддававшаяся впечатлениям минуты и неспособная к выдержанному труду; при более благоприятных условиях из Языкова мог бы, вероятно, выработаться настоящий художник, но он навсегда остался только дилетантом в искусстве, впрочем, таким, у которого бывали подчас просветы истинно высокого художественного творчества. Главные мотивы поэзии Языкова - именно те самые, которые он ценил выше других, провозглашая себя "поэтом радости и хмеля" - нашли себе выражение в форме, далеко не всегда художественной; его вакхический лиризм часто является слишком грубым; большая часть стихотворений отличается невыдержанностью тона, иногда - неудачным подбором выражений, иногда - искусственностью образов и сравнений. В стихотворениях Языкова можно указать, однако, целый ряд превосходных поэтических описаний природы ("Камби", "Тригорское" и проч.); затем встречаются лирические произведения, полные высокого одушевления и отличающиеся большой художественной отделкой ("Поэту", "Землетрясение", "Пловцы", некоторые переложение псалмов и др.), которые и заставляют отвести Языкову почетное место в ряду наших лириков первой половины XIX в. К сожалению, подобных произведений в общем литературном наследстве Языкова очень немного. Собрания стихотворений Языкова изданы им самим в 1833, 1844 и 1845 г.; позднейшее изд., под ред. Перевлесского, СПб., 1858, неудовлетворительно.

Среди поэтов пушкинского окружения Н. М. Языков был наиболее близок к поэзии революционных романтиков. Талантливый и своеобразныйпоэт, он по-своему выразил вольнолюбие передовой молодежи декабристской поры. Но это было только в первый период его литературной деятельности. С конца 20-х годов в мировоззрении и творчестве Языкова назревает резкий перелом, который делает его «бардом» реакционного лагеря.

Развитие наиболее своеобразного жанра его лирики было связано с бытовой обстановкой, в которой проходили молодые годы Языкова, студента Дерптского университета. Это студенческие песни, полные юношеского задора и смелого вольномыслия. Подобно тому как Денис Давыдов на основе жизненных впечатлений ввел в литературу образ«гусара», Языков создал лирический характер гуляки-студента, у которого, однако, за внешней бравадой скрывается любовь к родине и свободе. «Сердца - на жертвенник свободы!» - с бокалом вина в руках призывал поэт своих друзей-студентов («Мы любим шумные пиры...», 1823). Эти песни, положенные на музыку, распевались в кружке русских студентов, организованном по инициативе Языкова в противовес немецким студенческим корпорациям. Широкую популярность в кругах демократической молодежи приобрели более поздние песни.- «Из страны, страны далекой...» (1827) и «Пловец» (1829). В студенческом вольнолюбии Языкова не было сознательности и последовательности дворянских революционеров, вступивших на путь борьбы с царизмом. Но дерптский студент писал и антиправительственные стихи, которые становились известными в списках (песня «Счастлив, кому судьбою дан...», 1823; послание 1823 г. «Н. Д. Киселеву», опубликованное А. И. Герценом в «Полярной звезде»).

Значительное место в поэзии Языкова занимает жанр исторической баллады, популярный среди революционных романтиков. С К. Ф. Рылеевым и другими поэтами-декабристами Языков сближается и в выборе, и в трактовке исторической тематики. Это были «святые битвы за свободу», т. е. события освободительной борьбы русского народа, показанные в свете общественно-политических задач, стоявших перед дворянскими революционерами. В отличие от декабристов, облюбовавших тему вольного Новгорода, Языков с особенной любовью писал о борьбе русских людей с монголо-татарскими завоевателями. «Песнь барда во время владычества татар в России» (1823), «Баян к русскому воину при Димитрии Донском, прежде знаменитого сражения при Непрядве» (1823), «Евпатий» (1824) - эти исторические баллады Языкова писались и печатались одновременно с думами Рылеева. Образ древнерусского народного певца, популярный в романтической поэзии, свидетельствует, что Языков, подобно Рылееву, связывал жанр исторической баллады с национально-народными традициями.

Это вытекало из общих творческих принципов Языкова, сближавшихся с эстетикой декабристов. Языков заявил себя сторонником национально-самобытного содержания и формы литературы. Одним из источников этого он признавал русское народное творчество. На этом основании он отрицательно относился к элегическому романтизму В. А. Жуковского и пропагандировал высокую гражданскую поэзию. Характерно, что Языков, как и декабристы, не понял реализма пушкинского «Евгения Онегина», в первых главах которого «вдохновенный поэт» (слова А. С. Пушкина о Языкове) усмотрел «отсутствие вдохновения» и «рифмованную прозу»

Своеобразным обобщением, в котором молодой Языков выразил свое отношение к декабристам, явились прочувствованные строки небольшого стихотворения (1826), посвященного памяти казненного Рылеева и его товарищей:

Не вы ль, убранство наших дней,

Свободы искры огневые,

Рылеев умер, как злодей!

О, вспомяни о нем, Россия,

Когда восстанешь от цепей

И силы двинешь громовые

На самовластие царей!

Оригинальная тематика языковского романтизма проявилась и в своеобразии его поэтической речи. Черты «высокого», гражданского стиля, характерные для поэзии декабристов, были свойственны историческим балладам, дружеским посланиям, а иногда даже элегиям Языкова, содержавшим раздумья поэта над вопросами общественно-политической жизни. Но уже современники отметили яркое своеобразие языковского стиля. Прекрасно об этом сказал Н. В. Гоголь: «Имя Языков пришлось ему не даром. Владеет он языком, как араб диким конем своим, и еще как бы хвастается своею властью. Откуда ни начнет период, с головы ли, с хвоста, он выведет его картинно, заключит и замкнет так, что остановишься пораженный» (VIII, 387). В. Г. Белинский указал, что «смелыми и резкими словами и оборотами своими Языков много способствовал расторжению пуританских оков, лежавших на языке и фразеологии»; критик имел в виду «пошлый морализм и приторную элегическую слезливость», отличавшие стихи эпигонов Жуковского (V, 561). Стилистическая резкость проявлялась у Языкова в необычной метафоризации, в сочетании слов различных семантических и стилистических рядов. О своей поэзии он писал:

Не удивляйся же ты в ней

Разливам пенных вдохновений,

Бренчанью резкому стихов.

Хмельному буйству выражений

И незастенчивости слов.

К пластике и мелодичности стиха поэтов школы Жуковского Языков прибавил мощь, громкозвучность и торжественность стиха классицистов Ломоносова и Державина

Замечательный русский поэт - патриот, Николай Михайлович Языков родился 16 марта 4 марта 1803 года на Волге, в Симбирской губернии, в дворянской семье, принадлежавшей к старинному и богатому роду. Первоначальное образование он получил дома. Языков рано начал писать стихи и с увлечением предавался этому занятию. Впоследствии он учился в Петербурге - в Горном кадетском корпусе, а затем в Институте путей сообщения, не чувствуя, при этом, склонности к математике и другим техническим дисциплинам. В результате, в 1821 году его исключили из института "за нехождение в классы". Там же, в Петербурге, он завязал знакомства в писательском кругу и с 1819 года стал активно печататься. Н.М. Карамзин, В.А. Жуковский, К.Д. Батюшков, и молодой А.С. Пушкин были его литературными кумирами и учителями. К пластике и мелодичности стиха поэтов школы Жуковского Языков прибавил мощь, громкозвучность и торжественность стиха классицистов Ломоносова и Державина. Стихи молодого поэта, полные огня и движения, были встречены с большим сочувствием.

В 1822 году Языков по настоянию старших братьев решил продолжить учение и поступил на философский факультет Дерптского университета. Здесь он сразу почувствовал себя в своей стихии и увлеченно погрузился в изучение западноевропейской и русской литературы, как прошлой, так и современной. И сама по себе, дерптская жизнь пришлась Языкову по душе. Дерптские студенты поддерживали традиции немецких буршей XVIII века с их разгульными кутежами, весёлыми похождениями, дуэлями на рапирах, застольными песнями. Николай Михайлович стал восторженным поклонником и певцом этих довольно вольных и даже подчас буйных нравов. Без него не обходилась не одна пирушка. Один его приятель по университету так описывал облик поэта во время этих кутежей: "В одной рубашке, со стаканом в руке, с разгоревшимися щеками и с блестящими глазами, он был поэтически прекрасен". Звонкие и яркие стихи Языкова заучивались наизусть, перекладывалась на музыку и распевались студенческим хором.

Но, упиваясь "вольностью" дерптской жизни, Языков ни в малой степени не поступился своими пылкими национальными чувствами. Напротив, в окружавшей его "полунемецкой" обстановке эти чувства ещё более окрепли. Он организовал кружок русских студентов, на встречах которого "рассуждали о великом значении славян, о будущем России". Для этого кружка Языков написал песню, любимую многими поколениями русского студенчества "Из страны, страны далёкой". Особенно красноречивы были её последние строчки:

"Но с надеждою чудесной
Мы стакан, и полновесный,
Нашей Руси - будь она,
Первым царством в поднебесной,
И счастлива и славна!".

В студенческие годы Языков был не только лихим гулякой, но и довольно прилежно учился. У него постепенно составлялась в Дерпте большая библиотека. "История государства Российского" Н.М. Карамзина стала для него "книгой книг", открыла для него поэтический мир русской истории. Восхищаясь деяниями предков, он воспевал "гений русской старины торжественный и величавый" в стихотворении "Баян к русскому воину при Дмитрии Донском, прежде знаменитого сражения при Непрядеве":

"Не гордый дух завоеваний
Зовёт булат твой из ножон:
За честь, за веру грянет он
В твоей опомнившейся длани -
И перед челами татар
Не промахнётся твой удар!".

В незавершённой поэме "Ала" Языков, предвосхищая пушкинскую "Полтаву", стремился описать на ливонском материале Северную войну, когда была "бодра железной волею Петра преображённая Россия". (Эти строки Пушкин взял эпиграфом к одной из глав "Арапа Петра Великого".

Летом 1826 года Николай Михайлович гостил у своего товарища Вульфа в псковском имении Тригорском. Здесь он познакомился и быстро сошёлся с А.С. Пушкиным, жившим, в это время, по соседству, в ссылке в Михайловском. Встреча эта сыграла в жизни и поэзии Языкова большую роль: Пушкин, его творчество, сама его личность, его образ поэта - всё это вошло в стихи Языкова. В свою очередь, Пушкин очень высоко ценил талант Языкова.

В 1829 году Языков оставил Дерпт и переехал в Москву, поселившись в доме Елагиных-Киреевских у Красных ворот. В литературном салоне хозяйки дома А.П. Елагиной поэт среди "благословенного круга" друзей обрёл необходимое ему тепло искренних чувств, духовное общение и понимание. Здесь у Николая Михайловича часто бывал Пушкин, приходили В.Ф. Одоевский, Е.А. Баратынский и многие другие литераторы и мыслители. Поэт вошёл в славянофильский круг "Московского вестника".

В годы московской жизни были написаны чуть ли не лучшие стихи Языкова. По свидетельству одного из его современников: "Крылья поэта встрепенулись". И его лира обрела новые сильные звуки, в которых сливались воедино "могучей мысли свет и жар и огнедыщащее слово". Пушкин говорил, что стихи Языкова 30-х годов "стоят дыбом".

Вот как сам Языков определял себя и своё творчество: "В нашем любезном отечестве человек мыслящий и пишущий должен проявлять себя не голым усмотрением, а в образах, как можно более очевидных, ощутительных, так сказать, телесных, чувственных, ярких и разноцветных", - эти слова Языкова как нельзя лучше характеризуют творения его зрелой поэзии. Одно из лучших - знаменитое его стихотворение "Пловец", давно ставшее любимой народной песней.

В 1833 году у Языкова обнаружили тяжелейшую болезнь спинного мозга. Он покидает Москву и живёт в своем симбирском имении, где собирает русские песни для П.В. Киреевского. В 1837 году он покидает Россию и отправляется на лечение в Германию, где знакомится с Гоголем и с ним едет в Италию. На родину поэт возвращается только в 1843 году.

Несмотря на жестокую болезнь, Языков, по свидетельству И.В. Киреевского "...пишет много, и стих его, кажется, стал ещё блестящее и крепче". В последние годы его жизни поэзия Языкова достигла того "высшего состояния лиризма, - по словам Н.В. Гоголя, - которое чуждо движений страстных и есть твёрдый взлёт в свете разума, верховное торжество духовной трезвости". В это время Николай Михайлович пишет стихотворение "Землетрясенье", которое Жуковский считал одним из лучших в русской поэзии, и которое может служить образцом художественной силы образов поздней лирики Языкова.

В основу стихотворения было положено средневековое византийское предание о происхождении молитвы "Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный": о мальчике, взятом на небо во время страшного землетрясения в Константинополе, где он услышал ангелов, научавших его новой молитве. Когда же все повторили эту молитву, землетрясение стихло. Заключают стихотворение следующие пророческие строки:

"Так ты, поэт, в годину страха
И колебания земли
Носись душой превыше праха
И ликом ангельским внемли.
И приноси дрожащим людям
Молитвы с горней вышины,
Да в сердце примем их и будем
Мы нашей верой спасены".

Столь же пророчески для сегодняшнего дня для нас сегодня звучит стихотворение "К ненашим" (1844). Позвольте привести стихотворение полностью:

"О вы, которые хотите
Преобразить, испортить нас
И онемечить Русь, внемлите
Простосердечный мой возглас!
Кто б ни был ты, одноплеменник
И брат мой: жалкий ли старик,
Её торжественный изменник,
Её надменный клеветник;
Иль ты, сладкоречивый книжник,
Оракул юношей-невежд,
Ты, легкомысленный сподвижник
Беспутных мыслей и надежд;
И ты, невинный и любезный,
Поклонник тёмных книг и слов,
Восприниматель достоверный
Чужих суждений и грехов;
Вы, люд заносчивый и дерзкой,
Вы, опрометчивый оплот
Ученья школы богомерзкой,
Вы все - не русский вы народ!
Не любо вам святое дело
И слава нашей старины;
В вас не живёт, в вас помертвело
Родное чувство. Вы полны
Не той высокой и прекрасной
Любовью к Родине, не тот
Огонь чистейший, пламень ясный
Вас поднимает; в вас живёт
Любовь не к истине и к благу!
Народный глас - он Божий глас -
Не он рождает в вас отвагу:
Он чужд, он странен, дик для вас.
Вам наши лучшие преданья
Смешно, бессмысленно звучат;
Могучих прадедов деянья
Вам ничего не говорят;
Их презирает гордость ваша.
Святыня древнего Кремля,
Надежда, сила, крепость наша -
Ничто вам! Русская земля
От вас не примет просвещенья,
Вы страшны ей: вы влюблены
В свои предательские мненья
И святотатственные сны!
Хулой и лестию своею
Не вам её преобразить,
Вы, не умеющие с нею
Ни жить, ни петь, ни говорить!
Умолкнет ваша злость пустая,
Замрёт неверный ваш язык:
Крепка, надёжна Русь Святая,
И русский Бог ещё велик!"

Это прекрасное стихотворение Языкова было опубликовано лишь в 1871 году, до этого ходило в списках в ограниченном кругу лиц. Многие уязвлённые западники назвали "К ненашим" - "доносом в стихах", ответив ядовитыми пародиями Некрасова и полными желчи статьями Белинского и Герцена. С их недоброй подачи к Языкову был приклеплён ярлык озлобленного реакционера. "...Эти стихи сделали дело, - писал Языков о своём послании, - разделяли то, что не должно было быть вместе, отделили овец от козлищ, польза большая!... Едва ли можно называть духом партии действие, какое бы оно ни было, противу тех, которые хотят доказать, что они имеют не только право, но и обязанность презирать народ русский, и доказать тем, что в нём много порчи, тогда как эту порчу родило, воспитало и ещё родит и воспитывает именно то, что они называют своим убеждением!".

М.П. Погодин в своей статье памяти Языкова, особенно ярко отмечает патриотизм Николая Михайловича. Он пишет, что только "одно чувство оживляло его годы". Это страстная любовь его к нашей прекрасной стране- России. "Отечество, Святую Русь любил он всем сердцем своим, всею душою своею. Всякий труд, в славу его совершённый, всякое открытие, обещавшее какую-нибудь пользу, всякое известие, которое возбуждало надежду того или иного рода, принимал он к сердцу и радовался, как ребёнок". И наш характер, т.е. характер русского народа "уважал он больше всего". И русский ум, во всех его проявлениях, русский толк, превосходство "пред другими народами в некоторых в некоторых отношениях - составляли его единственную гордость".

В последние годы своей жизни Языков стал живо интересоваться отечественным изобразительным искусством, проблемами художественного образования в России. Поэт считал, что своё "отечественное" средневековье обладает не меньшей художественной ценностью, чем западное. Он много читал и размышлял о древнерусской живописи и архитектуре, проявлял большое внимание к судьбе А.А. Иванова, оказывал ему духовную и материальную поддержку, его волновала судьба его картина "Явление Христа народу".

Последние три года своей жизни, Языков прожил в Москве, где он лечился у своего дерптского знакомого врача Ф.И. Иноземцева. Последнее лето Языкова, прошло в Сокольниках. Свежий воздух и лечение холодными водами несколько укрепили его. Но он простудился, две недели пролежал в лихорадке, а 26 декабря 1846 года поэт скончался. Похоронен Николай Михайлович был 30 декабря на кладбище Донского монастыря. В 1931 году его прах, так же как и прах Н.В. Гоголя и А.С. Хомякова, был перенесён и захоронен на Новодевичьем кладбище.

Http://www.pravaya.ru/ludi/450/11890