Синтаксические приемы в литературе. Синтаксические приёмы выразительности. Понятие «стихотворная строка». Строфика. Твердые формы строфики. Рифма

Характер построения текста художественной прозы определяется ведущей функцией литературного произведения – функцией художественного воздействия. Среди формальных признаков, указывающих на особую коммуникативную значимость определённых предложений и частей текста романа С. Моэма «Театр», в статье выделены следующие: авторское членение текста на абзацы и предложения, фразировка, употребление отрицательных, вопросительных, параллельных и эмфатических конструкций, дейктических элементов. Приведённый в данной статье анализ синтаксических форм и коммуникативной организации художественного текста на английском языке свидетельствует о том, что авторское содержание-намерение неизбежно находит своё отражение в синтаксической организации романа, а изучение произведений художественной литературы требует знания не только литературоведческих основ, но и лингвистических особенностей текста.

функция воздействия

формально-грамматическое построение

коммуникативная значимость

синтаксически маркированные конструкции

1. Адмони В.Г. Грамматический строй как система построения и общая теория грамматики. – Л., 1988. – 239 с.

2. Александрова О.В. Проблемы экспрессивного синтаксиса. – М.: Высш. Школа, 1984. – 212 с.

3. Асмус В. Чтение как труд и творчество // Вопросы теории и истории эстетики. – М.: Искусство, 1968. – С. 55–68.

4. Теория и практика изучения современного английского языка / под ред. О.В. Александровой, С.Г. Тер-Минасовой. – М.: Изд-во Московского университета, 1985. – 204 с.

5. Чаковский С.А. Проблемы семиотики и художественной коммуникации в работах англо-американских исследователей 70-х годов // Художественная коммуникация и семиотика. Теории, школы, концепции. – М., 1986. – С. 60–79.

Для реализации главной функции художественного произведения, функции воздействия, авторы художественной прозы пользуются различными синтаксическими приемами актуализации высказывания. Именно грамматические значения позволяют писателю в полной мере донести до читателя смысл сообщаемого. Исходя из предположения, что движение мысли в пределах того или иного высказывания, абзаца или предложения должно иметь определённое синтаксическое выражение, рассмотрим, в какой мере коммуникативная направленность романа С. Моэма «Theatre» отражена в синтаксических единицах языка художественного текста. Сразу отметим, что рассматривать синтаксис и семантику как абсолютно независимые друг от друга языковые уровни нельзя, и это разделение - лишь условный исследовательский приём.

Среди формальных признаков, указывающих на коммуникативную направленность проанализированных высказываний, мы выделяем следующие:

● функционально обусловленное членение текста на абзацы;

● использование простых и сложных предложений;

● употребление соединительных, противительных и подчинительных союзов в начале предложений и абзацев;

● употребление вопросительных, параллельных, инфинитивных, безличных, отрицательных и эмфатических конструкций;

● употребление дейктических элементов.

Каждый из перечисленных признаков может стать предметом отдельного анализа, остановимся на некоторых конкретных случаях. Текст романа С. Моэма делится на разные по длине абзацы, и это членение функционально обусловлено. Роман называется «Theatre», его форма подчинена авторскому намерению погрузить читателя в атмосферу театра: очень много коротких абзацев-ремарок, которые обычно служат указаниями актерам, исполняющим роль, например:

Julia gave the young man a delightful but slightly deprecating smile .

Roger remained silent .

Julia took a long breath .

Julia gave her arm an affectionate squeeze .

There was a long pause .

He left her and she looked about .

Again she gave a little nod .

Эти абзацы противопоставляются в тексте романа другим не только своей краткостью. Отсутствие каких-либо рассуждений, описаний чувств, выводов и заключений, а лишь сухое обозначение действий героев придает им информативный характер и, отвечая авторскому замыслу показать театральность, надуманность, искусственность (и искусность) поведения Джулии в повседневной жизни, когда она не испытывает, а изображает чувства, способствует раскрытию образа, оказывая эмоциональное воздействие на читателя. Абзацы-предложения, как правило, следуют за пространными абзацами, противопоставляются им, например:

They were both acting when the war broke out. To Julia’s pride and anguish Michael enlisted at once, but with the help of his father, one of whose old brothers officers was an important personage at he War Office, he very soon got a commission. When he went out to France Julia bitterly regretted the reproaches she had so often heaped upon him, and made up her mind that if he were killed she would commit suicide. She wanted to become a nurse so that she could go out to France too and at least be on the same soil as he, but he made her understand that patriotism demanded that she should go on acting, and she could not resist what might very well be his dying request, Michael thoroughly enjoyed the war. He was popular in the regimental mess, and the officers of the old army accepted him almost at once, even though he was an actor, as one of themselves. It was as though the family of soldiers from which he was born had set a seal on him so that he fell instinctively into the manner and way of thinking of the professional soldier. He had tact and pleasant manner, and he knew how to pull strings adroitly; it was inevitable that he should get on the staff of some general. He showed himself possessed of considerable organizing capacity and the last three years of the war he passed at G.H.Q. He ended it as a major, with the military Cross and the Legion of Honour.

Meanwhile Julia had been playing a succession of important parts and was recognized as the best of the younger actresses. Throughout the war the theatre was very prosperous, and she profited by being seen in plays that had long runs. Salaries went up, and with Michael to advise her she was able to extort eighty pounds a week from reluctant managers. Michael came over to England on his leaves and Julia was divinely happy. Though he was in no more danger than if he had been sheep-farming in New Zealand, she acted as though the brief periods he spent with her were the last days the doomed man would ever enjoy on earth. She treated him as though he had just come from the horror of the trenches and was tender, considerate, and unexacting.

It was just before the end of the war that she fell out of love with him .

Первый из приведенных трех абзацев посвящен описанию деятельности Майкла во время войны. Затем повествование «переключается» на Джулию, этот абзац построен как серия утверждений с употреблением параллельных синтаксических построений (..she acted as though ... she treated him as though...), создавая эффект напряженного ожидания кульминации, что и отражает абзацное членение текста. Содержание третьего абзаца, состоящего всего из одного предложения, продолжает и развивает тему отношения Джулии к Майклу, оно логично вошло бы в состав предыдущего абзаца. Но сообщение неожиданно, ошеломляюще, и, желая усилить эффект «обманутого ожидания», помимо использования лексических средств языка, Моэм по-особому оформляет сообщаемое, выделив данное предложение в отдельный абзац. Данное предложение стилистически маркировано не только своей графической самостоятельностью, но и употреблением эмфазы: It was just before the end of the war that…

Есть и очень длинные, на страницу, абзацы. Например, когда Джулия после очередной реплики Майкла по поводу её таланта размышляет, что значит её способность «войти в образ», её разносторонность, что такое - её талант актрисы. Она не находит четких и кратких определений, но вспоминает свой путь актрисы: от неизвестной дебютантки, которая не сразу покорила публику, которой известна была не только слава и любовь, но и недоброжелательность, неудачные пробы в кино, вспоминает других прекрасных актрис, игрой которых восхищалась. Излагая это в форме единого абзаца, Моэм подчеркивает, что все названное и есть талант актрисы, что неудачи и успех, критическое отношение к себе, наблюдательность, жизненный опыт и актерский труд и есть талант актера, это его составные части. Они неотделимы друг от друга .

Парцелляция романа С. Моэма «Theatre» также подчинена функции эстетического воздействия на читателя. Под парцелляцией мы подразумеваем членение речи/текста путём интонационных контуров и знаков препинания. Определение парцелляции сформулировано О.В. Александровой в работе «Проблемы экспрессивного синтаксиса» . Автор отмечает, что «превращаться в парцелляты… могут по своему синтаксическому статусу различные единицы: определение, приложение, дополнение, именная часть составного сказуемого, обстоятельство, сравнение и даже само подлежащее. …Однако в рамках высказывания …обособляется предложение, его обособленность наиболее отчётливо выражается просодически и обозначается посредством особого знака препинания, точки (англ. period)» .

Авторская фразировка приводит к той или иной парцелляции текста. Фразируя текст с помощью такого сильного знака препинания, как точка, не заметить который при чтении романа невозможно, писатель стремится зафиксировать свою интонацию на бумаге. При чтении художественного текста читатель «считывает» авторскую интонацию, фразирует текст в соответствии с его формальной организацией. В романе «Theatre» наиболее значимую для осуществления воздействия информацию несут очень короткие предложения, противопоставленные окружающим их пространным предложениям:

… There was a lawn that stretched down to the river, and here she saw Michael surrounded by the Sunday papers. .He was alone .

Другой пример:

She felt like a high-born damsel, with all the traditions of a great and ancient family to keep up; her purity was a pearl of great price; she also felt that she was making a wonderfully good impression: of course he was a great gentleman, and «damn it all» it behoved her to be a great lady. She was so pleased with her performance that when she had got into her room and somewhat noisily locked the door, she paraded up and down bowing right and left graciously to her obsequious retainers. She stretched out her lily white hand for the trembling old steward to kiss (as a baby he had often dandled her on his knee), and when he pressed it with his pallid lips she felt something fall upon it. A tear .

Содержание данного абзаца шутливо-ироничное. Джулия всегда играет какую-то роль, даже наедине с собой. Сейчас она - высокородная девица, чистая и благородная, одно прикосновение к которой вызывает слезы восторга даже у прислуги. Это неожиданно, и вынесенное автором в конец абзаца слово «a tear», оформленное самостоятельным предложением, усиливает желаемый аффект. Это слово-предложение контрастирует с пространными предложениями, из которых состоит рассматриваемый абзац (58 слов, 35 слов и 40 слов).

Коммуникативная значимость кратких предложений в приводимом ниже абзаце - ….. It was romantic., It was a lovely day… He was alone - очевидна. На фоне распространённых предложений данного абзаца телеграфным стилем передаётся самое главное: разочарование Джулии, которая и подумать не могла, что Том нарушит её романтические планы и предпочтёт общество Роджера. В соответствии со своим намерением писатель именно так парцеллирует текст:

Michael and Roger had gone to bed, but supper was waiting for them in the dining-room. The silent house gave them the feeling of being there without leave. They might have been a couple of wanderers who had strolled out of the night into a strange house and found a copious repast laid out for them. It was romantic. It had a little the air of a tale in the Arabian Nights. Julia showed him his room, which was next door to Roger’s, and then went to bed. She did not wake until late next morning. It was a lovely day.. So that she might have Tom all to herself she had not asked anybody down. When she was dressed they would go on the river together. She had her breakfast and her bath. She put on a little white frock that suited the sunny riverside and her, and a large-brimmed red straw hat whose colour threw a warm glow on her face. She was very little made-up. She looked at herself in the glass and smiled with satisfaction. She really looked very pretty and young. She strolled down into the garden. There was a lawn that stretched down to the river, and here she saw Michael surrounded by the Sunday papers. He was alone .

Абсолютное большинство абзацев романа Моэма начинается с союза. Этот прием синтаксической организации текста очень широко используется в романе в соответствии замыслом писателя показать, что его герой чувствует и думает вовсе не то, о чем говорит вслух. С другой стороны, союзы, употребленные в начале абзаца, выражают тесную связь данного абзаца с предыдущим:

But he was obstinate .

But when she was made up to her satisfaction, and Evie had put on her stockings and her shoes, having a few minutes still to spare she sat down at her desk and in her straggling bold hand wrote to Mr Thomas Fennel a gushing note of thanks for his beautiful flowers. She was naturally polite and it was, besides, a principle with her to answer fan letters. That was how she kept in touch with public… .

Последний абзац также синтаксически маркирован употреблением эмфазы (That was how she kept …). С. Моэм - прекрасный стилист, проявляется это в манере подачи текстовой информации читателю. Эмфатические конструкции заставляют читателя задержать своё внимание на высказывании, построенном с помощью эмфазы, придавая таким высказываниям большее значение, например:

It was not till after that night when they had first supped together that Julia confessed to herself that she had fallen in love with Tom. It came to her as a shock. But she was exhilarated .

Ещё пример, иллюстрирующий функциональную значимость грамматики авторского текста:

The young man went scarlet. He smiled stiffly in answer to Julia’s warm, ready smile and she felt the palm of his hand wet with sweat when she cordially grasped it. His confusion was touching, That was how people had felt when they were presented to Sarah Siddons. She thought that she had not been very gracious to Michael when he had proposed asking the boy to luncheon. She looked straight into his eyes. Her own were large, of a very dark brown, and starry. It was no effort to her, it was as instinctive as brushing away a fly that was buzzing round her, to suggest now a faintly amused, friendly tenderness .

Данный абзац относится к началу повествования, читатель ещё только знакомится с действующими лицами романа. Всё излагаемое - важно. Но акценты, расставленные автором методом особой синтаксической организации текста, нельзя «не услышать». Употребив эмфатическую конструкцию That was how people had felt.., автор сразу даёт понять, что Джулия анализирует ситуацию соответственно той роли, которую играет в любой ситуации, ведь жизнь - театр! Особую значимость заключительному предложению данного абзаца. - It was no effort to her, it was as instinctive as brushing away a fly that was buzzing round her, to suggest now a faintly amused, friendly tenderness - также придаёт его синтаксическая структура: употребление отрицательных, параллельных и безличных конструкций. Иными словами, предложения, обладающие, по замыслу автора, большей коммуникативной значимостью, выделены в тексте путём своеобразного грамматического построения (помимо, разумеется, их лексического смысла).

Следующий отрывок иллюстрирует функциональную роль таких синтаксических конструкций, как инверсия, употребление дейктических элементов:

When Julia got to bed and slipped her feet down to the comfort of her hot-water bottle, she took a happy look at her room, rose-pink and Nattier-blue, with the gold cherubs of her dressing-table, and sighed with satisfaction. She thought how very Madame de Pompadour it was. She put out the light but she did not feel at all sleepy. She would have liked really to go to Quag’s and dance, but not to dance with Michael, to dance with Louis XY or Ludwig of Bavaria or Alfred de Musset. Clairon and the Bal de 1’Opera. She remembered the miniature Charles had once given her. That was how she felt tonight. Such an adventure had not happened to her for ages. The last time was eight years before. That was an episode that she ought to have been thoroughly ashamed of; goodness, how scared she’d been afterwards, but she had in point of fact never been able to think of it since without a chuckle .

Смысл предложения Such an adventure had not happened to her for ages усилен его инвертированной конструкцией, а также использованием отрицания и дейксиса.

При выделении в речи ядра коммуникации следует отметить особую коммуникативную значимость отрицательных предложений. Утверждение недействия, незнания, неосознания и т.п. гораздо выразительнее, чем просто утверждение действия, знания. Употребляя отрицательную форму, также можно что-то утверждать и провозглашать, иногда даже более эффективно. Моэм широко пользуется этим приёмом в романе, например:

Though her eyes still wore the charming and appealing look that she knew Dolly found irresistible, she watched her closely for a start or for some change in her expression} She saw nothing .

But she knew that wasn’t true. If she were given the chance to go back again would she take it? No. Not really. It was not the popularity, the celebrity if you like, that she cared for, nor the hold she had over audiences, the real love they bore her, it was certainly not the money this had brought her; it was the power she felt in herself, her mastery over the medium, that thrilled her. She could step into a not a very good one perhaps, with silly words to say, by her personality, by the dexterity which she had at her finger-tips, infuse it with life. There was no one who could what she could with a part. Sometimes she felt like God. , вопросительных предложений (If she were given the chance to go back again would she take it?); дейктических элементов, в частности, указательных местоимений (... that wasn’t true ... this had brought her ...); употреблением оборота There was (There was no one who ...); а также особой авторской парцелляцией (No. Not really.).

Понимание закономерностей в использовании писателем грамматических средств облегчает восприятие авторского замысла. Только в контексте повествования в целом и только путём сопоставления частей текста анализируемого произведения можно определить разную степень коммуникативной значимости предложения или абзаца, не забывая о том, что противоположности всегда существуют в диалектическом единстве. Художественный текст не просто передаёт информацию, а сам является предметом той информации, которую он несёт. Понятие целостности и «художественности» произведения литературы охватывает не только всю систему реализации смысловых оттенков слова, но также и систему грамматических построений, которыми пользуется автор. Грамматика - агs obligatoria. Читая литературное произведение, «эстетическое» следует осмыслять как сознательное отношение говорящего или пишущего не только к тому, что он говорит или о чём пишет, но и к тому, как говорит или как пишет» .

Рецензенты:

Рисинзон С.А., д.фил.н., профессор кафедры иностранных языков и международной коммуникации, ФГБОУ ВО «Саратовский государственный технический университет имени Ю.А. Гагарина», г. Саратов;

Клоков В.Т., д.фил.н., профессор, заведующий кафедрой романской филологии, ФГБОУ ВО «Саратовский государственный университет имени Николая Гавриловича Чернышевского», г. Саратов.

Библиографическая ссылка

СИНТАКСИЧЕСКИЕ ПРИЁМЫ РИТМИЗАЦИИ В ДРЕВНЕРУССКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ (НА ПРИМЕРЕ «МОЛЕНИЯ ДАНИИЛА ЗАТОЧНИКА» И «ПОВЕСТИ О ГОРЕ-ЗЛОЧАСТИИ»)

Калинин Константин Андреевич

студент 4 курса, кафедра русского языка и литературы НИСПТР, РФ, г. Набережные Челны

Глухова Ольга Петровна

научный руководитель, канд. филолог. наук, доцент НИСПТР, РФ, г. Набережные Челны

Данная работа посвящена изучению текстов древнерусских произведений с точки зрения их ритмической организации.

Как известно, предкам русскихлюдей в древние времена чувство ритма не было чуждо. Можно вспомнить хотя бы русские былины, исторические и бытовые песни, сказки, пословицы и поговорки и т. д. Часть из этих произведений пелась или произносилась нараспев. Для этого нужна была специальная ритмическая организация художественного текста.

Ритмичной была и значительная часть литературы Древней Руси. Многие исследователи древнерусской литературы отмечали это её свойство. Особенно ярко это проявляется в произведениях торжественного и учительного красноречия, в памятниках, которым присуща большая эмоциональность, лиричность, в агиографических произведениях. Также явление ритмизации ярко проявляется в таких древнерусских произведениях, которые возникли на стыке книжной стихии и фольклора.

Цель данной работы: проанализировать и описать основные синтаксические приёмы ритмизации в древнерусских текстах.

Неслучаен и выбор произведений для анализа. Первое произведение, которое мы выбрали для анализа, «Моление Даниила Заточника», относится к концу XII или началу XIII века, к тому периоду, когда книжная литература соприкоснулась с фольклором и начали образовываться новые жанры на стыке древнерусской литературы и фольклора. Другое произведение, «Повесть о Горе-Злочастии», написано во второй половине XVII века. Это тоже литературное произведение, созданное в традиционном стиле устной народной поэзии. Таким образом, оба произведения представляют собой хороший материал для изучения приёмов ритмизации.

Методологическую основу нашего исследования составили работы Д.С. Лихачева, В.В. Виноградова, В.М. Жирмунского, В.В. Колесова, В.В. Иванова и др. Материалом для исследования послужили тесты древнерусских произведений: «Моление Даниила Заточника» и «Повесть о Горе-Злочастии».

Новизна исследования состоит в том, что данная тема в синтаксическом аспекте изучена недостаточно. В.М. Жирмунский писал об этом так: «Проблема ритма прозы до сих пор остаётся нерешённой, хотя русские теоретики стиха ставили её неоднократно» . Его слова, по нашему мнению, актуальны и в настоящее время.

Понятие «ритма» важно для многих областей человеческого знания: физики, логики, музыки, архитектуры, живописи, литературе. Особое место для изучения ритма отводится в теории стихосложения. Для создания ритмически организованного стихотворного произведения необходимо особое построение лексического и синтаксического материала. Как отмечает «Русская грамматика», «порядок слов в стихотворной речи отличается большей вариативностью и свободой по сравнению с речью прозаической . Это же положение с некоторой долей осторожности можно отнести и к ритмичной прозе.

Особое место явление ритма занимает и при исследовании прозаических произведений. Наличие ритма в некоторых прозаических произведениях - явление очевидное, подмеченное многими исследователями.

Ритмическая проза в широком смысле слова - это фонетически организованная проза с ощутимой для слуха закономерностью чередования тех или иных звуковых элементов (долгих и кратких, ударных и безударных слогов и пр.). Она является неотъемлемым элементом части художественных текстов, может играть жанровую, стилевую или смысловую функцию.Она может создаваться писателями сознательно или интуитивно.

Специально организованный ритм прозы, как отмечает В. Жирмунский, нельзя путать с «естественным ритмом», который возникает в речи совершенно случайно и хаотично . Ритмичная проза же организуется специально для особого воздействия на слушателя или читателя.

Эта особенность прозы представляет интерес для литературоведов и языковедов. В русской литературе наиболее показательными, с точки зрения ритмической организации текста, являются произведения И.С. Тургенева, Н.В. Гоголя, М.В. Ломоносова, Н.М. Карамзина, А.С. Пушкина, Н.С. Лескова, И.А. Бунина и др.

В русской науке различные теории ритмообразования разрабатывались выдающимся поэтом-теоретиком А. Белым («стопослагательная» теория), учёными А.М. Пешковским (урегулирование числа тактов в фонетических предложениях), Б.В. Томашевским (уравнивание по количеству синтагм в отрывках прозы) и др.

В.М. Жирмунский, отрицая принципы данных теорий как ритмообразующие, в своей статье «О ритмической прозе» предлагает свою теорию организации ритмического текста, основанную на художественном упорядочении синтаксических групп, на элементе повторения и синтаксического параллелизма . Он отмечает, что ритмическая организация в стихотворной речи основана не только на чередовании стоп, а включает в себя и смысловую сторону произведения, синтаксическое членение в рамках стиха, периода, строфы, лексический и синтаксический параллелизм, аллитерацию, ассонанс, всевозможные повторы, внутреннюю рифму и т. д. Мы считаем, что такой подход к изучению данной проблемы является наиболее удачным, так как он полнее всего отражает принципы организации ритмичного прозаического текста. Это подтверждается и нашим исследованием.

Исследователи древнерусской литературы неоднократно отмечали наличие явления ритмизации в некоторых произведениях древнерусской литературы. В своей статье «Принцип ритмической организации в произведениях торжественного красноречия старшей поры» Л.И. Сазонова отмечает, древнерусская проза «быть может, является гораздо более ритмичной, чем современная в целом. Ритмическое звучание некоторых памятников древнерусской литературы, а особенно таких выдающихся, как «Слово о полку Игореве», «Слово о законе и благодати» Илариона, «Моление Даниила Заточника», эстетически осознаваемо и несомненно» .

Стихотворения, в прямом значении этого слова, стали появляться только в XVII веке. Однако древнерусским авторам чувство ритма было совсем не чуждо. Потребность в стихе удовлетворялась фольклором (сказовый русский стих, раешный стих) и церковным песенным искусством (гимнография, покаянные стихи).

Своего апогея ритмичная проза в древнерусской литературе достигает в стиле «плетения словес», который возник под влиянием «второго южнославянского влияния». Как отмечают исследователи, ритмизация таких произведений достигается с помощью повторов и синтаксического параллелизма .

Для анализа приёмов ритмизации в древнерусских текстах нами были выбраны два произведения: «Моление Даниила Заточника» и «Повесть о Горе-Злочастии». Для удобства мы примем условные сокращения: МДЗ и ПГЗ соответственно.

Одним из важнейших приёмов создания ритмизации в тексте является синтаксический параллелизм (греч. parallelos - идущий рядом ) - это конструкция, в которой несколько смежных предложений, построенных с одинаковой синтаксической структурой, выстроены в одной последовательности : «чиры и чулочки - все поснимано, // рубашка и портки - все слуплено » (ПГЗ). Синтаксический параллелизм разделяет большую синтаксическую конструкцию на несколько более мелких, параллельных друг другу. Таким образом, складывается ощущение ритма: «Вострубим убо, братие, аки в златокованую трубу, въразумъ ума своего и начнемъбити в серебряныяарганы во извѣстие мудрости, и ударимъ в бубны ума своего, поющее в богодохновенныясвирѣли… » (МДЗ). Здесь начало каждого отрывка начинает глагол будущего времени множественного числа с зависящими от него словами, также при нём есть повторяющийся союз. Если внимательно вглядеться в этот отрывок, можно заметить, что отрывки построены по сходным конструкциям как в семантическом, так и грамматическом плане.

Синтаксический параллелизм может сочетаться с повтором: «от начала века человеческаго. // А в начале века тленнаго » (ПГЗ). Предложно-падежная форма существительного начало управляет Р.п. слова век , с которым согласуется прилагательное в Р.п.

Синтаксический параллелизм может сочетаться с инверсией: «Укротила скудость мой речистой язык, // иссушила печаль мое лице и белое тело » (ПГЗ): сказуемое в данном примере предшествует подлежащему.

В древнерусских памятниках встречается огромное количество примеров синтаксического параллелизма, которые придают тексту ритмичность: «Их же бо ризы свѣтлы, тех же и речи честны » (МДЗ); «Не воззри на внѣшняя моя, но вонми внутренняя моя » (МДЗ); «Ни моря уполовнею вычерпать, ни нашим иманием дому твоего истощити » (МДЗ); «Наживал молодец пятьдесят рублев, // залез он себе пятьдесят другов » (ПГЗ); «ангелскийимѣя на себѣобразъ, а блудной нрав, святителскииимѣя на себѣсанъ, а обычаем похабенъ » (МДЗ) и т. д.

Таким образом, на примере двух древнерусских текстов мы увидели важную организующую роль синтаксического параллелизма в древнерусских текстах.

Также огромную роль в создании ритмизации в древнерусском тексте играют повторы.

В отрывке «за нагим то Горе не погоница, // да никто к нагому не привяжеца, // а нагому, босому шумить разбой » (ПГЗ) ритмизация достигается параллельно с грамматической рифмой путём повтора предложно-падежных конструкций слова нагой : за нагим (Т.п.), к нагому (Д.п.), нагому (Д.п.).

Может повторяться вся фраза с изменением одного элемента: «Быть тебе, травонка, посеченой, // лежать тебе, травонка, посеченной » (ПГЗ). Это придаёт тексту ритмичность и целостность.

Может повторяться словосочетание, создающее эпифору, с включением в него другого слова: «Лучше ми есть такоскончати живот свои, нежели, восприимшиангелский образ, богу солгати. Лжи бо, рече, мирови, а не богу: богу нелзѣсолгати, ни вышнимиграти » (МДЗ). В этом отрывке анафора сочетается с грамматической рифмой (солгати - играти ).

Помимо слов, словосочетаний, могут повторяться в несколько изменённой форме целые выражения: «понадеялся // на своего брата названного » и через семь строк «понадеялся он на брата названного » (ПГЗ). Этот приём создаёт ритмическую законченность отрывка древнерусского текста.

Повтор может существовать не только в пределах небольшого отрывка, но и всего произведения. Так в «Молении Даниила Заточника» двадцать один раз в начале больших синтаксических конструкций, состоящих из одного или нескольких предложений, повторяется фраза «Княжемои, господине! ». Это яркий пример последовательного применения автором приёма анафоры на протяжении всего произведения.

Ритмически организовывать текст может также повтор предлогов: «Пошел, поскочил доброй молодец // по круту, по красну по бережку, // по желтому песочку » (ПГЗ); «а я с тобой пойду под руку под правую » (ПГЗ) и др. Этот приём очень распространён в фольклорной речи.

Одним из разновидностей повтора является анадиплосис - разновидность повтора, представляющая собой, стык (подхват) или повтор последнего слова (группы слов) стиха в начале следующего: «хорошо ли чадо мое в драгих портах? - // а в драгих портах чаду и цены нет! » (ПГЗ).

Особую разновидность повторов представляют собой анафоры и эпифоры, которые широко представлены в исследуемых нами произведениях.

Использование анафоры создаёт ритмизацию в древнерусских текстах: «Восстани, слава моя, восстани, псалтырь и гусли » (МДЗ).В отрывке «поклонился Горю нечистому - // поклонился Горю досыры земли » (ПГЗ) анафора создаёт лексическую избыточность, однако она не является здесь неоправданным многословием, а создаёт ритмизацию данного отрывка.

Анафора в древнерусском тексте может сочетаться с другой анафорой, вместе они создают особый ритм отрывка, основанный на параллелизме: «Богатъ муж вездѣзнаем есть и в чюжем граде; а убогъмужъ и во своемъ граде невѣдомъ ходит. Богат мужьвозглаголет - всимолчатъ и слово его до облак вознесут; а убогъмужьвозглаголет, то вси на него воскликнут » (МДЗ).

Если повторяются однотипные синтаксические конструкции (в начале отдельных частей высказывания), то появляется синтаксическая анафора: «Не ходи, чадо, в пиры и в братчины, // не садися ты на место болшее,// не пей, чадо, двух чар за едину! // Еще, чадо, не давай очам воли, // не прелщайся, чадо, на добрых красных жен... (ПГЗ)

Синтаксический параллелизм может сочетаться с эпифорой: «положил их в напасти великия, // попустил на них скорби великия » (ПГЗ).

Наряду с синтаксической анафорой встречается и синтаксическая эпифора. В примере на конце параллельных синтаксических конструкций повторяется существительное, образованное с помощью суффикса ост, стоящее в форме Р.п. и выполняющее в предложении роль определения с притяжательным местоимением единственного числа в форме Р.п.: «Обрати тучю милости твоея на землю худости моея » (МДЗ).

Синтаксический параллелизм может сочетаться и с анафорой, и с эпифорой одновременно: «Лучше бы ми нога своя видети в лыченицы в дому твоемъ, нежели в черленѣ сапозѣ в боярстем дворѣ ; лучше бы ми в дерюзеслужититебѣ, нежели в багрянице в боярстемъ дворѣ » (МДЗ). Этот приём использования анафоры и эпифоры одновременно называется симплока.

Таким образом, разнообразные повторы играют огромную роль в создании ритмической прозы в древнерусских текстах.

Наряду с другими приёмами организации ритмичной речи рифма занимает немаловажное значение: она разбивает текст на определённые синтаксические конструкции и создаёт эффект целостности текста.

Параллельная (грамматическая) рифма образуется путём использования слов одной части речи в одинаковой грамматической форме: «от сна молодец пробуждаетца, // в те поры молодец озирается » (ПГЗ). Также здесь используется лексический повтор, который усиливает ритмичность отрывка.

Необходимо быть очень внимательными при определении грамматической рифмы в древнерусском тексте. Одним из важных условий создания рифмы является одноместность ударения в рифмующихся словах. Трудности могут возникнуть при выявлении рифмы в древнерусских текстах, так как не всегда однозначно ясно, куда падало ударение в тех или иных словах. Разработка исторической акцентологии ведётся, например, В.В. Колесовым, но она встречает на своём пути множество трудностей и противоречий. Одна из основных проблем состоит в том, что мы не можем услышать звучание древнерусского текста. Таким образом, необходимо очень тщательно и внимательно относиться к древнерусским текстам, в частности, в выявлении рифм.

Можно привести огромное количество использования грамматической рифмы в древнерусских тестах: «а не пьет, не ест он, ни тешитца - // и нечем на пиру не хвалитца » (ПГЗ); «Аз боесмьодѣяниемъскуденъ, но разумом обилен » (МДЗ); «и оттуду избирая сладость словесную и совокупляя мудрость, яко в мѣхъ воду морскую » (МДЗ); «и я от них, Горе, миновалось, // а Злочастиенаих в могиле осталось. // Еще возгаяло, я, Горе, к иным привязалось » (ПГЗ); «род и племя отчитаются, // все друзи прочь отпираются » (ПГЗ); «Лучше бы ми желѣзоварити, нежели со злою женою быти » (МДЗ) и т. д.

Для усиления выразительности и создания рифмы в тексте могут рифмоваться слова, расположенные очень близко друг с другом: «богатьства и убожества не даи же ми, господи; обогатѣв, восприиму гордость и буесть » (МДЗ). В данном примере рифмуются слова одной части речи, образованные одинаково и стоящие в одной грамматической форме: в первом случае - существительные singularia tantum в форме Р.п., образованные с помощью суффикса еств (ств) со значением отвлечённого признака; во втором - существительные singularia tantum в форме В.п., образованные с помощью суффикса есть (ость) со значением отвлечённого признака или состояния.

Рифма может организовываться не только на конце параллельных синтаксических конструкций, но и внутри них. Таким образом появляется внутренняя грамматическая рифма: в отрывке «Мнози дружатся со мною, простирающе руки своя в солило, наслаждающе гортань свою пчелиным дарованием… » (МДЗ) синтаксическая анафора создаёт внутреннюю дактилическую грамматическую рифму. Сходная схема употреблена в отрывке «веселяся сладким питиемъ, облачася в красоту риз твоих » (МДЗ).

История русской рифмы, как заметно, шла от параллельной (грамматической) к появлению неграмматической. Стали рифмовать уже не одинаковые грамматические формы слова, а созвучные фонетические сочетания. Несколько таких примеров можно встретить и в исследуемых нами текстах.В отрывках «Яко же бо паволока, испестрена многими шолки » (МДЗ); «и возлюбили его отец и мать, // учить его учали, наказывать, // на добрыя дела наставлять » (ПГЗ); «хотя в синее море ты пойдешь рыбою, // а я с тобою пойду под руку под правую » (ПГЗ) эффект ритмизации достигается с помощью повторения на конце небольших отрезков одинаковых звуковых сочетаний, но не повтора слов одной грамматической формы. И мы можем говорить о наличии отдельных случаев употребления богатой, неграмматической рифмы в древнерусских текстах.

Таким образом, рифма является одним из важных ритмообразующих приёмов в древнерусских текстах.

В данной работе нами были проанализированы тексты древнерусской литературы с точки зрения их ритмической организации. Тексты такого типа создаются и в древнерусский период, и в русской литературе нового времени. Проанализировав «Моление Даниила Заточника» и «Повесть о Горе-Злочастии», мы выявили основные синтаксические приёмы ритмизации в них.

Во-первых, важную роль в оформлении ритмичной прозы играет синтаксический параллелизм. Во-вторых, важную роль в организации ритмической прозы играют различные повторы (лексические, анафора, эпифора, симплока). И, наконец, рифма создаёт эффект ритмичности текста, она организует его в единое целое. Изначально в древнерусских текстах существовала параллельная (грамматическая) рифма, появление которой также связано с приёмом синтаксического параллелизма.

Все эти синтаксические приёмы, сочетаясь друг с другом, организуют древнерусский текст в ритмичную прозу.

Список литературы:

1. Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы / В.В. Виноградов. М.: Наука, 1980. - 360 с.
2. Жирмунский В.М. Теория стиха / В.М. Жирмунский. Л.: Советский писатель, 1975. - 664 с.
3. Кусков В.В. История древнерусской литературы: учеб.для вузов / В.В. Кусков. М.: Высшая школа, 1982. - 296 с.
4. Прокофьев Н.И. Древняя русская литература. Хрестоматия / Н.И. Прокофьев. М.: Просвещение, 1980. - 399 с.
5. Русская грамматика. Том 2. Синтаксис. М.: Наука, 1982. - 709 с.
6. Сазонова Л.И. Принцип ритмической организации в произведениях торжественного красноречия старшей поры («Слово о законе и благодати» Илариона, «Похвала св. Симеону и св. Савве» Доментиана) Л.И. Сазонова // ТОДРЛ. Л.: Наука, - 1974. - Т. 28. - С. 30-46.

Синтаксис художественной речи

Если лексика отражает знание людей о предметах, формирует понятия (любое слово – это всегда в каком-то смысле понимание предмета), то синтаксис отражает отношения между предметами и понятиями. Скажем, предложение «птица летит» отражает отношение между «птицей» (это сфера лексики, мы должны знать, что такое птица) и «лететь» (это тоже лексика, мы понимаем, что значит «лететь»). Задача синтаксиса – установить связи между этими понятиями. Синтаксис так же моделирует мир, как и лексика. Системы установленных языком отношений в разных культурах могут значительно отличаться друг от друга. Существуют, например, языки, в которых практически (в нашем смысле) не отражены отношения времени. Фраза «он вчера ходил на рыбалку» принципиально не переводима на эти языки, поскольку лексика не зафиксировала понятия «вчера и сегодня», а грамматика и синтаксис не позволяют выразить отношения времени. Любое столкновение с иной синтаксической моделью вызывает трудности. Именно поэтому, например, русские школьники и студенты, изучающие английский язык, испытывают сложности с системой времен, особенно с группой Perfect. Русскому студенту бывает нелегко понять, почему, скажем, Present Perfect для англичанина кажется настоящим временем, ведь в русской модели оно кажется прошедшим.

В художественной литературе у синтаксической модели та же судьба, что и у лексики: художественная речь опирается на сложившуюся норму, но одновременно эту норму расшатывает и деформирует, устанавливая какие-то новые связи. Например, ошибочные с точки зрения «нормального синтаксиса» тавтологические конструкции могут в стихотворении оказаться понятнее и правильнее логически безупречных. Вспомним известное стихотворения М. Кузмина:

Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было,

все мы четыре любили, но все имели разные

«потому что»:

одна любила, потому что так отец с матерью ей

Велели,

другая любила, потому что богат был ее любовник,

третья любила, потому что он был знаменитый

Художник,

а я любила, потому что полюбила.

С точки зрения «нормы» здесь нарушено почти все: мы видим повторы, нарушение порядка слов (инверсию), тавтологию. Но с точки зрения поэзии здесь все совершенно правильно, а тавтологическая связь «любила, потому что полюбила» понятнее и естественнее всех предыдущих «логических».

У каждого писателя свой синтаксический рисунок, своя система предпочтений, наиболее органичная его художественному миру. Одни предпочитают прозрачные синтаксические конструкции, другие (например, Л. Н. Толстой) – сложные, утяжеленные. Заметно различается синтаксический рисунок стиха и прозы. Не случайно чуткий к языку А. С. Пушкин пишет в «Графе Нулине»:

В последних числах сентября

(Презренной прозой говоря).

Фраза «в последних числах сентября» показалась поэту слишком «нормальной» для стиха, она уместнее в прозе. Отсюда и оговорка.

Словом, синтаксический рисунок текста зависит от очень многих факторов. Вместе с тем мировой культурой описаны и освоены многие характерные «нарушения нормы», без которых сегодня художественная речь вообще едва ли возможна. Эти приемы получили название «синтаксических фигур». Часть этих приемов одновременно касается лексики и синтаксиса, их принято называть лексико-синтаксическими , другие в основном относятся к сфере синтаксиса, соответственно называются собственно синтаксическими.

Лексико-синтаксические средства

Оксюморон – прием, когда одно понятие определяется через свою невозможность. В результате оба понятия отчасти теряют смысл, и образуется новое значение. Особенность оксюморона в том, что он всегда провоцирует смыслопорождение: читатель, столкнувшись с вопиюще невозможной фразой, начнет «достраивать» смыслы. Писатели и поэты часто пользуются этим приемом, позволяющим сказать о чем-то кратко и емко. В ряде случаев оксюморон бросается в глаза («Живой труп» Л. Н. Толстого, «Горячий снег» Ю. Бондарева), в других он может быть менее заметен, обнаруживает себя при более вдумчивом прочтении («Мертвые души» Н. В. Гоголя – ведь у души нет смерти, «мертвая зелень ветвей» у пушкинского анчара – ведь зеленая листва у дерева знак жизни, а не смерти). Огромное число оксюморонов мы найдем в поэзии А. Блока, А. Ахматовой и других корифеев русской поэзии.

Катахреза – нарочито алогичное высказывание, имеющее выразительный смысл. «Да она же рыба! И руки-то у нее какие-то белые, рыбьи». Ясно, что у рыбы рук быть не может, метафора построена на катахрезе.

Антитеза – резкое противопоставление чего-либо, подчеркнутое синтаксически. Классическим примером антитезы является пушкинская характеристика отношений Ленского и Онегина:

Они сошлись. Волна и камень,

Стихи и проза, лед и пламень

Не столь различны меж собой.

Обратим внимание, что у Пушкина подчеркнутая антитеза отчасти снимается следующей строкой, что делает ситуацию неоднозначной.

Синтаксические средства, связанные с повторами

Повтор. Самым простым средством является собственно повтор (удвоение) . Риторическое значение такого повтора огромно. Человек устроен так, что повторенному несколько раз действию он верит больше, чем действию, про которое сказано, что оно сильное. Например, фраза «Я его ненавижу, ненавижу, ненавижу» произведет больший эффект, чем «Я очень сильно его ненавижу». Художественная роль повтора огромна. И прозаическая, и особенно поэтическая художественная речь с древнейших времен изобилует повторами, эстетическое воздействие повторов люди оценили на самой заре искусства. Повторами полны и фольклорные тексты, и современная поэзия. Повторенное слово или повторенная конструкция не просто «раскачивает» эмоцию, но приводит к некоторому замедлению речи, позволяя сосредоточиться на опорном и важном слове. В этом смысле повтор связан с другим важным поэтическим приемом – ретардацией (искусственным замедлением речи). Ретардация может достигаться разными способами, повтор – самый простой и известный. В качестве примера приведем одно из самых известных и пронзительных стихотворений Николая Рубцова:

Плыть, плыть, плыть

Мимо могильных плит,

Мимо церковных рам,

Мимо семейных драм...

Скучные мысли – прочь!

Думать и думать – лень!

Звезды на небе – ночь!

Солнце на небе – день!

Плыть, плыть, плыть

Мимо родной ветлы,

Мимо зовущих нас

Милых сиротских глаз...

Анафора , или единоначатие – повторение звуков, слова или группы слов в начале предложения, законченного абзаца (в стихотворной речи – строфы или строки):

«Мой долг мне ясен. Мой долг – делать мое дело. Мой долг – быть честным. Мой долг я исполню».

В прозаической речи, произносимой вслух, анафора позволяет усиливать эффект от приводимых доказательств и примеров. Повтор в начале каждого предложения «умножает» значимость аргументов: «Именно в этих местах он провел свое детство. Именно здесь он прочел первые книги. Именно здесь он написал первые строки».

Особенно вырастает роль анафоры в стихотворных текстах, где она стала одной из почти обязательных примет стиха:

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди , когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди , когда снега метут,

Жди , когда жара,

Жди , когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди , когда из дальних мест

Писем не придет,

Жди , когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет.

Знаменитое стихотворение К. Симонова невозможно представить без анафорического заклинания «жди меня».

В только что цитированном стихотворении Николая Рубцова, удвоение «плыть, плыть, плыть» резонирует с анафорой «мимо…, мимо…, мимо…», что создает тонкий психологический рисунок стиха.

Эпифора – повторение одних и тех же слов в конце смежных отрезков речи, прием, противоположный анафоре: «Найти нужное решение и сделать то, что нужно, – вот что главное в их работе . Быстро отреагировать на ситуацию и не растеряться – вот что главное в их работе . Сделать свою работу и вернуться живыми к женам – вот что главное в их работе …»

В поэтической речи эпифора иногда (достаточно редко) проявляется в виде слова или выражения, заканчивающего любую строку, как, например, в стихотворении Е. Евтушенко «Улыбки»:

У тебя было много когда-то улыбок:

Удивленных, восторженных, лукавых улыбок,

Порою чуточку грустных, но все-таки улыбок.

У тебя не осталось ни одной из твоих улыбок.

Я найду поле, где растут сотни улыбок.

Я принесу тебе охапку самых красивых улыбок…

Но гораздо чаще эпифора в поэзии – это повторение опорного слова или выражения через какой-то фрагмент текста, своеобразный «небольшой рефрен». Она очень характерна для восточной поэзии и ее стилизаций. Вот, например, фрагмент восточной стилизации М. Кузмина:

Цветут в саду фисташки, пой, соловей!

Зеленые овражки пой, соловей!

По склонам гор весенних маков ковер;

Бредут толпой барашки. Пой, соловей!

В лугах цветы пестреют, в светлых лугах!

И кашки, и ромашки. Пой, соловей!

Весна весенний праздник всем нам дарит,

От шаха до букашки. Пой, соловей!

Эпанафора (анадиплосис) , или стык – прием, при котором конец предложения повторяется в начале следующего. «Все мы ожидаем друг от друга понимания наших сокровенных желаний . Наших сокровенных желаний , исполнения которых мы все втайне ждем».

Прием стыка всем хорошо известен по народной русской поэзии или ее стилизациям:

Станем-ка, ребята, челобитную писать ,

Челобитную писать , во Москву посылать.

Во Москву посылать, царю в руки подавать.

В поэзии эпанафора – один из самых частых и любимых приемов:

Я мечтою ловил уходящие тени ,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени ,

И дрожали ступени под ногой у меня.

Известное многим со школы хрестоматийное стихотворение К. Бальмонта построено, кроме всего прочего, на постоянных эпанафорах.

Многосоюзие , или полисиндетон – умышленное увеличение количества союзов в предложении. При употреблении этой риторической фигуры речь замедляется вынужденными паузами, и подчеркивается роль каждого из слов, а также единство перечисляемого. Многосоюзие является, по сути, частным случаем анафоры: «А дом, а родных, а друзей, а соседей ты не забыл?»

Бессоюзие , или асиндетон – такое построение речи, при котором опускаются союзы и соединяющие слова, что придает высказыванию динамичность и стремительность, как, например, в пушкинской «Полтаве»:

Швед, русский колет, рубит, режет,

Бой барабанный, клики, скрежет.

Синтаксический параллелизм – прием, при котором соседние предложения строятся по одинаковой схеме. Сходность таких элементов речи часто обеспечивается анафорой или эпифорой: «Я вижу, как изменился город и на его улицах появились дети; я вижу, как изменились дороги, и на них появились новые иномарки; я вижу, как изменились люди и на их лицах появились улыбки».

Градация – такое расположение частей высказывания, относящихся к одному предмету, при котором каждая последующая часть оказывается более выразительной, чем предыдущая: «Я не знаю ни страны, ни города, ни улицы, ни дома, где она живет»; «Мы готовы возражать, спорить, конфликтовать, воевать!» Иногда градацию отличают от схожей фигуры «накопление» (повтор с семантическим усилением, скажем, накопление синонимов с возрастающей экспрессией). Чаще сегодня говорят только о градации, объединяя все схожие приемы этим термином:

В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов ,

Там будешь горе горевать.

(А. С. Грибоедов)

Амплификация – повторение речевых конструкций или отдельных слов. Амплификация может выражаться, например, в накоплении синонимов или сравнений. «Мы стараемся выстраивать добрые, дружеские, отношения, мы стараемся, чтобы наши отношения были братскими, надежными». Под амплификацией часто подразумевается также возвращение к одной и той же мысли, ее углубление. Частным видом амплификации является приращение (наращение ) – прием, когда текст всякий раз повторяется с каждым новым фрагментом. Этот прием очень популярен в английской детской поэзии. Вспомним «Дом, который построил Джек» (перевод С. Я. Маршака):

Вот дом,

Который построил Джек.

А это пшеница,

В доме,

Который построил Джек.

А это веселая птица-синица,

Которая часто ворует пшеницу,

Которая в темном чулане хранится

В доме,

Который построил Джек…

Хиазм – обратный параллелизм. «Мы научились относиться к животным, как к людям, но это не значит, что нужно относиться к людям, как к животным». Зеркальная выразительность хиазма давно взята на вооружение поэтами и писателями. Удачный хиазм, как правило, приводит к запоминающейся формуле: «Надо есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть».

Синтаксические средства, не связанные с повторами

Парафраз – заведомое искажение известной фразы, применяемое в риторических целях. Например, фраза «Человек – это звучит горько» парафразирует знаменитую фразу Горького «Человек – это звучит гордо». Сила парафраза в том, что начинают «играть» контексты, знакомые слушателю, и возникает явление резонанса. Поэтому парафраз всегда будет убедительнее, чем та же мысль, высказанная без обыгрывания известного афоризма.

Риторический вопрос – вопрос, который не требует ответа, но имеет эмоциональное значение. Часто это утверждение, высказанное в вопросительной форме. Например, риторический вопрос «И у кого же нам теперь спросить, что делать?» подразумевает «Теперь нам не у кого спросить, что делать».

Риторическое восклицание. Обычно этим термином называют восклицание как таковое. При помощи восклицания можно прямо передать эмоции: «Что это было за время!» Восклицание выражается интонационно, а также же при помощи междометий и особой структуры предложения: «О, какие перемены нас ждут!» «Боже мой! И все это происходит в моем городе!»

Риторическое обращение – условное обращение к кому-либо в рамках монолога. Это обращение не открывает диалога и не требует ответа. В действительности это утверждение в форме обращения. Так, вместо того, чтобы сказать «Мой город изуродован» писатель может сказать: «Мой город! Как тебя изуродовали!» Это делает утверждение более эмоциональным и личным.

Парцелляция – нарочитое «дробление» синтаксической конструкции на простые элементы, чаще всего с нарушением синтаксической нормы. Парцелляция очень популярна у писателей и поэтов, так как позволяет выделить каждое слово, сделать на нем акцент. Например, известный рассказ А. Солженицына «Матренин двор» с точки зрения синтаксической нормы должен был бы заканчиваться так: «Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит ни село, ни город, ни вся земля наша». Но писатель использует парцелляцию, и фраза становится гораздо выразительнее: « Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село.

Ни город.

Ни вся земля наша».

Инверсия – нарочитое нарушение правильного порядка слов. В современной культуре инверсия – норма поэтической речи. Она не только позволяет оттенить нужные слова, но и радикально расширяет возможности ритмической пластики речи, то есть делает возможным «вписать» нужное сочетание слов в заданный ритмический рисунок стиха. Поэзия почти всегда инверсионна:

Любви, надежды, тихой славы

Недолго нежил нас обман…

(А. С. Пушкин)

Синтаксических средств выразительности очень много, рассказать обо всех в пределах нашего пособия физически невозможно. Стоит еще отметить перифраз (описание какого-то понятия или явления вместо его прямого называния), эллипсис (пропуск необходимого языкового элемента, например, «а он – к ней» вместо «а он бросился к ней») и др.

- риторические вопросы, обращения, восклицания - они усиливают внимание читателя, не требуя от него ответа;

- повторы – неоднократное повторение одних и тех же слов или выражений;

- антитезы – противопоставления;

Поэтическая фонетика

Использование звукоподражаний, звукозаписи - звуковых повторов, создающих своеобразный звуковой «рисунок» речи.)

- Аллитерация – повторение согласных звуков;

- Ассонанс – повторение гласных звуков;

- Анафора - единоначалия;

Композиция лирического произведения

Необходимо:

Определить ведущее переживание, чувство, настроение, отразившееся в поэтическом произведении;

Выяснить стройность композиционного построения, его подчиненность выражению определенной мысли;

Определить лирическую ситуацию, представленную в стихотворении (конфликт героя с собой; внутренняя несвобода героя и т.д.)

Определить жизненную ситуацию, которая, предположительно, могла вызвать это переживание;

Выделить основные части поэтического произведения: показать их связь (определить эмоциональный «рисунок»).

Анализ драматического произведения

Схема анализа драматического произведения

1. Общая характеристика: история создания, жизненная основа, замысел, литературная критика.

2. Сюжет, композиция:

Основной конфликт, этапы его развития;

Характер развязки /комический, трагический, драматический/

Анализ отдельных действий, сцен, явлений.

4. Сбор материала о персонажах:

Внешность героя, поведение, речевая характеристика; содержание речи /о чем?/;- манера /как?/; стиль, словарь; самохарактеристика, взаимные характеристики героев, авторские ремарки; роль декораций, интерьера в развитии образа.

5. ВЫВОДЫ : Тема, идея, смысл заглавия, система образов. Жанр произведения, художественное своеобразие.

Драматическое произведение

Родовая специфика, «пограничное» положение драмы (Между литературой и театром) обязывает вести ее анализ по ходу развития драматического действия (в этом принципиальное отличие анализа драматического произведения от эпического или лирического). Поэтому предлагаемая схема носит условный характер, она лишь учитывает конгломерат основных родовых категорий драмы, особенность которых может проявиться по-разному в каждом отдельном случае именно в развитии действия (по принципу раскручиваемой пружины).

1. Общая характеристика драматического действия (характер, план и вектор движения, темп, ритм и т.д.). «Сквозное» действие и «подводные» течения.

2. Тип конфликта. Сущность драматизма и содержание конфликта, характер противоречий (двуплановость, внешний конфликт, внутренний конфликт, их взаимодействие), «вертикальный» и «горизонтальный» план драмы.

3. Система действующих лиц , их место и роль в развитии драматического деиствия и разрешения конфликта. Главные и второстепенные герои. Внесюжетные и внесценические персонажи.

4. Система мотивов и мотивочное развитие сюжета и микросюжетов драмы. Текст и подтекст.

5. Композиционно-структурный уровень. Основные этапы в развитии драматического действия (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка). Принцип монтажности.

6. Особенности поэтики (смысловой ключ заглавия, роль театральной афиши, сценический хронотип, символика, сценический психологизм, проблема финала). Признаки театральности: костюм, маска, игра и постситуативный анализ, ролевые ситуации и др.

7. Жанровое своеобразие (драма, трагедия или комедия?). Истоки жанра, его реминисценции и новаторские решения автором.

9. Контексты драмы (историко-культурный, творческий, собственно-драматический) .

10. Проблема интерпретаций и сценическая история (обязательна для вузов, необязательна для школ, гимназий и лицеев).

1. 1. Это предложение является периодом:

1. Расставьте знаки препинания при прямой речи и определите, какому примеру соответствует каждая схема.

1. Замените прямую речь косвенной.

1. Замените косвенную речь прямой.

1. Исправьте пунктуационную ошибку, допущенную при оформлении прямой речи.

1. Представьте текст в виде диалога - у вас получится стихотворение Н. Гумилёва «Сон (утренняя болтовня)» (кавычки и тире не поставлены намеренно):

В томительных лагерных перебродах, в колонне заключённых, во мгле вечерних морозов с просвечивающими цепочками фонарей - не раз подступало нам в горло, что хотелось бы выкрикнуть на целый мир, если б мир мог услышать кого-нибудь из нас. Тогда казалось это очень ясно: что скажет наш удачливый посланец - и как сразу отзывно откликнется мир.
И поразительно для нас оказался «весь мир» совсем не таким, как мы ожидали, как мы надеялись: «не тем» живущий, «не туда» идущий, на болотную топь восклицающий: «Что за очаровательная лужайка!» - на бетонные шейные колодки: «Какое утончённое ожерелье!» - а где катятся у одних неотирные слёзы, там другие приплясывают беспечному мьюзикалу.
Как же это случилось? Отчего же зинула эта пропасть? Бесчувственны были мы? Бесчувствен ли мир? Или это - от разницы языков? Отчего не всякую речь люди способны расслышать друг от друга? Слова отзвучиваются и утекают как вода - без вкуса, без цвета, без запаха. Без следа.
По мере того, как я это понимал, менялся и менялся с годами состав, смысл и тон моей возможной речи. Моей сегодняшней речи.
(Из Нобелевской лекции лауреата Нобелевской премии А. И. Солженицына)