Игорь зимин врачи двора его императорского величества, или как лечили царскую семью повседневная жизнь российского императорского двора. Царский лейб-медик евгений боткин

27 мая 1865 - 17 июля 1918

русский врач, лейб-медик семьи Николая II, дворянин

Биография

Детство и учёба

Был четвёртым ребёнком в семье известного русского врача Сергея Боткина (лейб-медика Александра II и Александра III) и Анастасии Александровны Крыловой.

В 1878 г. на основе полученного дома воспитания был принят сразу в 5-й класс 2-й Петербургской классической гимназии. После окончания гимназии в 1882 г. поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, однако, сдав экзамены за первый курс университета, ушёл на младшее отделение открывшегося приготовительного курса Военно-медицинской академии.

В 1889 году окончил академию третьим в выпуске, удостоившись звания лекаря с отличием.

Работа и карьера

С января 1890 г. работал врачом-ассистентом в Мариинской больнице для бедных. В декабре 1890 г. на собственные средства командирован за границу для научных целей. Занимался у ведущих европейских учёных, знакомился с устройством берлинских больниц.

По окончании командировки в мае 1892 г. Евгений Сергеевич стал врачом придворной капеллы, а с января 1894 г. вернулся в Мариинскую больницу сверхштатным ординатором.

8 мая 1893 г. защитил в академии диссертацию на соискание степени доктора медицины «К вопросу о влиянии альбумоз и пептонов на некоторые функции животного организма», посвящённую отцу. Официальным оппонентом на защите был И. П. Павлов .

Весной 1895 г. был командирован за границу и два года провёл в медицинских учреждениях Гейдельберга и Берлина, где слушал лекции и занимался практикой у ведущих немецких врачей - профессоров Г. Мунка, Б. Френкеля, П. Эрнста и других. В мае 1897 г. избирается приват-доцентом Военно-медицинской академии.

В 1904 году с началом Русско-японской войны убыл в действующую армию добровольцем и был назначен заведующим медицинской частью Российского общества Красного Креста (РОКК) в Маньчжурской армии. «За отличия, оказанные в делах против японцев» был награждён офицерскими боевыми орденами - орденами Святого Владимира III и II степени с мечами, Св. Анны II степени, Св. Станислава III степени, сербским орденом Св. Саввы II степени и болгарским - «За гражданские заслуги».

Осенью 1905 г. Евгений Боткин возвратился в Петербург и приступил к преподавательской работе в академии. В 1907 г. назначается главным врачом общины святого Георгия.

По просьбе Императрицы Александры Фёдоровны был приглашён как врач в царскую семью и в апреле 1908 г. назначен лейб-медиком Николая II . Пробыл в этой должности до своей гибели.

Также являлся совещательным членом Военно-санитарного Учёного комитета при Императорской Главной квартире, членом Главного управления Российского общества Красного Креста. Имел чин действительного статского советника.

Ссылка и гибель

В 1917 году, после падения монархии 2 (15) марта, остался вместе с царской семьёй в Царском Селе, а затем последовал за ней в ссылку. В Тобольске открыл бесплатную медицинскую практику для местных жителей. В апреле 1918 года вместе с царской четой и их дочерью Марией был перевезён из Тобольска в Екатеринбург .

Был расстрелян вместе со всей императорской семьёй в Екатеринбурге в Ипатьевском доме в ночь с 16 на 17 июля 1918 года.

Согласно воспоминаниям бывшего австрийского военнопленного, перешедшего на сторону большевиков, И. Л. Мейера, опубликованным в журнале «7 TAGE» 14-25 июля 1956 года, революционный штаб предлагал Боткину свободу и работу в Москве, тот, понимая, что погибнет вместе с царской семьёй, тем не менее отказался. Однако сами «Воспоминания Мейера», скорее всего, фальсификация.

Канонизация и реабилитация

Канонизирован РПЦЗ в 1981 году вместе с другими расстрелянными в доме Ипатьева - и Романовыми, и их слугами. Решение РПЦ было иным. Комиссия по канонизации, возглавляемая митрополитом Ювеналием, рассматривая вопрос канонизации царской семьи, отметила, что:

30 октября 2009 года Генеральная прокуратура Российской Федерации приняла решение о реабилитации 52 человек из окружения императора Николая II и его семьи, подвергшихся репрессиям после революции. В числе реабилитированных был и Евгений Боткин.

Семья

У Евгения Боткина было четверо детей: Юрий, Дмитрий, Глеб и Татьяна . В 1910 г. Боткин развёлся с женой (Ольгой Владимировной).

Сын Дмитрий - хорунжий лейб-гвардии казачьего полка - погиб в Первую мировую войну (3 декабря 1914 г. он прикрывал отход разведывательного казачьего дозора). Награждён посмертно Георгиевским крестом IV степени.

После революции Татьяна и Глеб Боткины последовали за отцом в ссылку в Тобольск, но в Екатеринбург власти их не пустили. После разгрома белых Татьяна и Глеб уехали в эмиграцию. За границей Татьяна Боткина (в замужестве Мельник) написала «Воспоминания о Царской семье», где упоминала и о своём отце. Мемуары оставил и Глеб Боткин.

В настоящее время во Франции живёт внук Боткина - Константин Константинович Мельник-Боткин (сын Татьяны Боткиной и Константина Мельника - всего у них было трое детей), который координировал деятельность французских спецслужб в 1960-х годах.

Труды

• «К вопросу о влиянии альбумоз и пептонов на некоторые функции животного организма»
• «Свет и тени Русско-японской войны 1904-1905 гг.: Из писем к жене» 1908.

, страстотерпец , праведный врач

Получил домашнее образование и в году был принят сразу в пятый класс 2-й Петербургской классической гимназии. После окончания гимназии в года поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, однако, сдав экзамены за первый курс университета, ушёл на младшее отделение открывшегося приготовительного курса Военно-медицинской академии.

Одной из причин столь осторожного отношения было неправославное исповедание некоторых из них; однако о старообрядчестве Е. С. Боткина в докладе упомянуто не было. Мотивом канонизации инославных лиц в РПЦЗ стали прецеденты прославления Церковью жертв гонений на христиан не принявших крещения - например, язычников, присоединявшихся к христианам во время казни .

7 октября того года на очередном заседании рабочей группы по согласованию месяцесловов Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви, проходившем под председательством предстоятеля Русской Православной Церкви и при участии первоиерарха Русской Зарубежной Церкви "отметили результаты изучения подвига лиц, почитаемых в русском зарубежье. Была признана возможность общецерковного прославления следующих святых, ранее канонизированных Русской Зарубежной Церковью: ‹…› страстотерпца праведного Евгения врача (Боткина), принявшего страдания вместе с царской семьей в Ипатьевском доме (+1918, память 4 / 17 июля)" .

В 1917 году жителям Тобольска необычайно повезло. У них появился свой врач: не только столичного образования и воспитания, но и всегда, в любую минуту готовый прийти больным на помощь, к тому же безвозмездно. Сибиряки посылали за доктором сани, конные упряжки, а то и полный выезд: шутка ли, личный врач самого императора и его семьи! Бывало, правда, что у больных не находилось транспорта: тогда доктор в генеральской шинели со споротыми знаками отличия перебирался через улицу, увязая по пояс в снегу, и все-таки оказывался у постели страждущего.

Лечил он лучше местных врачей, а платы за лечение не брал. Но сердобольные крестьянки совали ему то туесок с яичками, то пласт сала, то мешок кедровых орехов или жбанчик меда. С подарками доктор возвращался в губернаторский дом. Там новая власть дер-жала под стражей отрекшегося от престола государя с семьей. Двое детей доктора тоже томились в заключении и были такие же бледные и прозрачные, как четыре великие княжны и маленький цесаревич Алексей . Проходя мимо дома, где содержалась царская семья, многие крестьяне становились на колени, клали земные поклоны, скорбно крестились, как на икону.

Выбор императрицы

Среди детей знаменитого Сергея Петровича Боткина , основателя нескольких крупных направлений в медицине, лейб-медика двух российских самодер-жцев, младший сын Евгений ничем особенным, казалось, не блистал. Он мало общался со своим прославленным отцом, но пошел по его стопам, как и старший брат, ставший профессором Медико-хирургической академии. Евгений достойно окончил медицинский факультет, защитил докторскую диссертацию по свойствам крови, женился и добровольцем отправился на Русско-японскую войну. Это был его первый опыт военно-полевой терапии, первое столкновение с жестокой реальностью. Потрясенный увиденным, он писал жене подробные письма, которые позже были опубликованы как «Записки о русско-японской войне».

На это произведение обратила внимание императрица Александра Федоровна . Боткину была пожалована аудиенция. Никто не знает, о чем говорила наедине августейшая особа, страдающая не только от хрупкости своего здоровья, но более всего - от тщательно скрываемой неизлечимой болезни сына, наследника русского престола.

После встречи Евгению Сергеевичу было предложено занять должность царского лейб-медика. Возможно, сыграли роль его работы по изучению крови, но, скорее всего, императрица угадала в нем знающего, ответственного и самоотверженного человека.

В центре справа налево Е. С. Боткин, В. И. Гедройц, С. Н. Вильчиковский. На переднем плане императрица Александра Фёдоровна с великими княжнами Татьяной и Ольгой. Фото: Public Domain

Для себя - ничего

Именно так объяснял Евгений Боткин своим детям изменения в их жизни: несмотря на то, что семья доктора переехала в прекрасный коттедж, поступила на казенное обеспечение, могла участвовать в дворцовых мероприятиях, он сам себе уже не принадлежал. Несмотря на то, что его жена вскоре покинула семью, все дети выразили желание остаться с отцом. Но он виделся с ними редко, сопровождая царскую семью на лечение, отдых, в дипломатических поездках. Дочь Евгения Боткина Татьяна в 14 лет стала хозяйкой в доме и управляла расходами, выдавая средства на покупку обмундирования и обуви старшим братьям. Но никакие отлучки, никакие тяготы нового образа жизни не могли разрушить те теплые и доверительные отношения, которые связывали детей и отца. Татьяна называла его «неоцененный папочка» и впоследствии добровольно последовала за ним в ссылку, считая, что у нее есть только один долг - быть рядом с отцом и делать то, что ему понадобится. Так же нежно, почти по-родственному относились к Евгению Сергеевичу и царские дети. В воспоминаниях Татьяны Боткиной содержится рассказ о том, как великие княжны сливали ему из кувшина воду, когда он лежал с больной ногой и не мог встать, чтобы вымыть руки перед осмотром пациентки.

Многие однокурсники и родственники завидовали Боткину, не понимая, как непроста его жизнь на этом высоком посту. Известно, что Боткин резко отрицательно относился к личности Распутина и даже отказался принять его больного у себя дома (но сам съездил к нему оказать помощь). Татьяна Боткина считала, что улучшение здоровья наследника при посещении «старца» наступало как раз тогда, когда Евгений Сергеевич уже провел лечебные мероприятия, укрепившие здоровье мальчика, а Распутин приписывал этот результат себе.

Последние слова

Когда государю предложили выбрать себе небольшую свиту для сопровождения его в ссылку, из указанных им генералов согласился только один. К счастью, нашлись верные слуги среди других, и они последовали за царской семьей в Сибирь, а некоторые и приняли мученическую смерть вместе с последними Романовыми. Среди них был Евгений Сергеевич Боткин. Для этого лейб-медика не было вопроса выбора своей судьбы - он его сделал давно. В глухие месяцы под арестом Боткин не только лечил, укреплял, духовно поддерживал своих пациентов, но и выполнял роль домашнего учителя - царственные супруги решили, что образование детей не должно прерываться, и все заключенные занимались с ними по какому-нибудь предмету.

Его собственные младшие дети Татьяна и Глеб жили неподалеку в съемном доме. Великие княжны и императрица Александра Федоровна посылали открытки, записки, маленькие подарочки, сделанные своими руками, чтобы скрасить трудную жизнь этих ребят, по собственному желанию последовавших в ссылку за отцом. С «папочкой» дети могли видеться всего несколько часов в день. Но и от того времени, когда его отпускали из-под ареста, Боткин выкраивал возможность посетить больных сибиряков и радовался внезапно открывшейся возможности широкой практики.

В Екатеринбург, где состоялась казнь, Татьяну и Глеба не пустили, они остались в Тобольске. Долго ничего не слышали об отце, а узнав, не могли поверить.

Евгений Сергеевич Боткин с дочерью Татьяной и сыном Глебом.
Тобольск, 1918 г.

Гражданская война. Разметанный фундамент самодержавия, взорванные храмы, мародерство, кровь, проливающаяся «яко вода»… В той обезумевшей, обездушенной России в июле 1919 года в урочише «Четырех братьев» близ Екатеринбурга были найдены сотни предметов, принадлежавших убиенным членам императорской семьи и их слугам.

Среди прочего: два стекла от пенсне, искусственная челюсть, щеточка для усов и бороды. В этой малости чудом уцелевшие придворные учителя Пьер Жильяр и Чарльз Сидней Гиббс узнали вещи русского врача, лейб-медика семьи Николая II Евгения Сергеевича Боткина. Он был расстрелян большевиками вместе с царской семьей…

Даже после многочисленных допросов местных жителей и высказанных предположений следователя Белого правительства по делу об убийстве императора Николая II и его семьи Соколова Н.А. о том, что: «Царская семья и их дворовые были убиты, трупы расчленены, преданы огню и облиты серной кислотой», близкие доктора все еще уповали на чудо.
Четвертый ребенок в семье, Евгений Боткин родился в 1865 году в Царском Селе. Через 10 лет после своего рождения мальчик пережил смерть матери. Забота о сыновьях всецело легла на плечи отца – известного клинициста, одного из основателей отечественной медицины, лейб-медика Александра II и Александра III Сергея Боткина. Все в их доме – любовь к труду и наукам, рассказы главы семейства о службе, толпы больных, ожидающих приема у входной двери, увесистые книги с непонятными картинками – словно предопределяло призвание Евгения.

Как и его братья, Сергей и Александр, младший Боткин не колеблясь пошел по проторенной отцом дороге. Оконченная с отличием Военно-медицинская академия, стажировка в лучших клиниках Европы, постижение опыта немецких специалистов. Детские болезни, эпидемиология, практическое акушерство, хирургия, нервные болезни, болезни гортани и носа… Казалось, не было такой области медицины, в которой не был бы сведущ Евгений Сергеевич.
В мае 1892 года Евгений Боткин стал врачом придворной капеллы. В 1893 году защитил диссертацию на соискание степени доктора медицины. Практикуя в качестве ассистента, а после – ординатора Мариинской больницы для бедных, в 1898 году Боткин был назначен главным врачом Общины святого Георгия, состоявшей под покровительством Государыни императрицы Марии Федоровны. Одна из сестер милосердия, трудившаяся в то время под началом Боткина-младшего, вспоминала: «Кроме работы в Общине, у Евгения Сергеевича было много других обязанностей: врач для командировок при Военном клиническом госпитале, терапевт Мариинской больницы, преподаватель в Военно-медицинской академии».

Увлеченность медициной не только как наукой, но и как искусством порой заставляла Боткина забывать обо всем на свете. Клятва Гиппократа не была для доктора формальностью. Евгений Сергеевич считал своим долгом помогать каждому больному. Часто он делал это бескорыстно, врачуя как тело, так и душу пациентов. «…Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного. Что бы я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской, я умолчу о том. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет счастье в жизни…» (Из клятвы Гиппократа).

Найти подход к любому человеку, учитывая его личностные характеристики, сословие, вкусы – вот задача врача. «Шла Первая мировая война, – вспоминала все та же сестра милосердия. – В палате, среди других раненых лежал солдат из крестьян, совсем простой человек из какой-то дальней деревни. Из-за тяжелого ранения он не поправлялся, только худел и пребывал в угнетенном состоянии духа. Ничего не ел – совсем потерял аппетит.

«Голубчик – обратился Боткин к солдату. – А чего бы ты хотел поесть?» – «Я, Ваше благородие, скушал бы жареных свиных ушек», – ответил пациент. Одну из сестер послали на рынок. После того, как больной съел то, что заказывал, он пошел на поправку». Евгений Боткин был уверен: надо баловать подопечных. «Представьте только, что ваш больной одинок, – говорил Евгений Сергеевич своим студентам. – А может, он лишен воздуха, света, необходимого для здоровья питания? Балуйте его».

Человек науки, Евгений Сергеевич скептически относился к религии, не искал утешения у образов, не вымаливал благополучия. Но только на первых порах… «Среди нас (выпускников-медиков) было мало верующих, – писал Боткин, – но принципы, исповедуемые каждым, были близки к христианским. Если к делам врача присоединяется вера, то это по особой к нему милости Божией. Одним из таких счастливцев, путем тяжкого испытания – потери моего первенца, полугодовалого сыночка Сережи – оказался и я».

С началом Русско-японской войны в 1904 г. Боткин Е.С. ушел на фронт добровольцем и был назначен заведующим медицинской частью Российского общества Красного Креста. В 1905 году Евгений Сергеевич добровольно вызвался организовать работу Красного креста на фронте. Все это время доктор вел дневниковые записи. В них Боткин рассказывал своей жене Ольге Владимировне о том, что видел вокруг. Впоследствии дневник был издан и попал в руки императрицы Александры Федоровны. В 1908 году Евгений Сергеевич (к тому моменту отец четверых детей) был приглашен в царскую семью в качестве лечащего врача.

Если бы жена Боткина, эта прелестная, полная жизни и отнюдь не готовая жертвовать своими интересами 37-летняя дама могла знать, чем обернутся для их семьи столь радикальные перемены! Сколько дней и ночей, недель и месяцев проведет она в одиночестве. Проблемы Его Величеств и их детей непроницаемой стеной встанут между некогда любящими мужем и женой.

Получив новое назначение, Евгений Сергеевич приступил к своим обязанностям. Каждое утро доктор начинал с обхода членов царской семьи. Не менее часа он проводил в комнатах царицы (не секрет, что Александра Федоровна страдала от регулярных сердечных болей), затем шел к царским детям. Дольше всего доктор задерживался у Царевича, который страдал гемофилией.

Невзирая на то, что Евгений Боткин был как никто другой приближен к царскому двору, информация современников о нем весьма скупа. Фрейлина царицы София Буксгевден, лучшая подруга Александры – Анна Вырубова и приближенный Николая II военачальник Владимир Воейков в своих мемуарах лишь мимоходом упоминают о Евгении Сергеевиче.

Во многом это заслуга самого Боткина. Осознавая возложенную на него ответственность, сохраняя в тайне наличие у наследника тяжелой болезни, доктор был немногословен, сдержан и старался держаться особняком. Довольно высокий крепыш с добрым взглядом и коротко остриженной бородкой, Евгений Сергеевич не распространял сплетен, не участвовал в интригах но… умел дать отпор придворным. «Доктор Боткин запретил Александре Федоровне развлечения, прогулки и ненавидимые Ее Величеством приемы. И это теперь, когда мы приехали в Крым», – негодовала свита. Лейб-медик был непреклонен: «Кто лечит Её Величество? Я или вы? Насколько я знаю, вы не врачи, а потому не принимаю вашей критики».

Поздно возвращаясь из дворца и сопровождая царскую семью во всех поездках, доктор Боткин обделял вниманием своих близких и очень переживал из-за этого. Евгений Сергеевич не любил парады, приемы, охоту. Но он был человеком свиты и вынужден был присутствовать на банкетах, где принимали иностранцев. Доктор один из немногих при дворе в совершенстве владел английским, французским и немецким языками. Но больше самого Евгения Сергеевича страдала его жена, мать четверых его детей. Через два года разлук с мужем и постоянного ожидания Ольга Владимировна выпорхнула из семейного гнезда со студентом, учителем их детей, Фридрихом Лихингером. Она не хотела ждать, она предпочитала жить…

Глеб, Татьяна, Дмитрий и Юрий остались с отцом. «Теперь хозяйка дома ты, – говорил Боткин дочери. – Я больше никогда не женюсь». Часто, находясь в другом городе или даже другой стране, освобождаясь от дел, поздно ночью Евгений Сергеевич писал «своим малюткам» письма, полные нежности, боли и любви: «Мои неоцененные детки, так страшно захотелось хоть еще по одному разику крепко вас поцеловать. Поддерживайте и берегите друг друга и помните, что каждые трое из вас должны заменить четвертому меня».

В редкие дни пребывания дома доктор устраивал совместные ужины, читал детям вслух. С такой же любовью и заботой доктор относился и к своим маленьким царственным пациентам Алексею, Татьяне, Ольге, Марии и Анастасии. И те отвечали Евгению Сергеевичу взаимностью. Особенно сильной была привязанность Боткина к Алексею. Просиживая у кровати больного цесаревича ночи напролет, доктор не раз вступал в схватку со смертью и побеждал.

«Боли становились невыносимыми. Во дворце раздавались крики и плач мальчика, – вспоминал начальник дворцовой охраны Николая II Александр Спиридович. – Температура быстро поднималась. Боткин ни на минуту не отходил от ребенка». «Я глубоко удивлен их энергией и самоотверженностью, – писал преподаватель царских детей Пьер Жильяр о докторах Владимире Деревенко и Евгении Боткине. – Помню, как после долгих ночных дежурств они радовались, что их маленький пациент снова в безопасности. Но улучшение наследника приписывалось не им, а… Распутину».

Болезни царицы и маленького Алексея и сильные переживания за своих пациентов неблагоприятно сказывались на здоровье самого Евгения Сергеевича. Каждый вечер, оставаясь наедине с собой, чтобы хоть как-то успокоиться, доктор принимал горячую ванну. Стоило ему погрузиться в воду, Боткин засыпал. Просыпался через несколько часов уже в остывшей воде и, смертельно уставший, отправлялся в кровать.

Из записей брата Евгения Боткина Александра: «Во время приема император сказал: «Ваш брат для меня больше, чем просто друг потому, что он так беспокоится обо всем, что связано со мной и переживает вместе с нами все наши болезни».

1914 год. Первая мировая оставила незаживающий рубец на сердце доктора. Из двух старших сыновей с передовой вернулся только один. Из воспоминаний Петра Боткина: «Мой брат навестил меня с двумя своими сыновьями. «Они сегодня оба уходят на фронт», – сказал мне просто Евгений, как если бы сказал – «Они идут в оперу». Я не мог смотреть ему в лицо, потому что боялся прочесть в его глазах то, что он так тщательно скрывал».

3 декабря 1914 года хорунжий лейб-гвардии казачьего полка, сын доктора Дмитрий Боткин погиб, прикрывая товарищей своим телом. Из письма Евгения Боткина брату Петру: «Если тебе было трудно написать мне после моего огромного несчастья, то ты можешь представить себе мое страдание, когда я прикасаюсь к этой открытой ране. Год назад я потерял своего сына и за время этих 365 дней я видел и говорил с сотнями, тысячами людей, я лечил, вел такую же жизнь, как они, но все время, что я бодрствовал, меня не покидало чувство большого внутреннего горя. Эта боль становится особенно сильной, когда я вынужден рассказывать о смерти моего ребенка или когда кто-то или что-то напоминает мне о разных случаях из его жизни».

1918 год станет последним годом жизни Евгения Боткина. В письмах, адресованных брату Петру, он будет сравнивать себя и членов царской семьи с затравленными собаками, которым только и остается, что ждать неведомой им участи. Бессонные ночи, борьба с тифом, корью и гемофилией у цесаревича, волнения в Петрограде, отречение Николая II от престола, вынужденная ссылка в Тобольск. Как ни странно, но дети – Глеб и Татьяна – еще навестят его в Тобольске. А потом будет Екатеринбург, который для царской семьи и для их врача Боткина окажется последним городом их жизни.

Известны воспоминания: «… после февральской революции и ареста царской семьи Временное правительство, а позже большевики предложили доктору оставить царскую семью и выбрать себе место в одной из московских клиник. Не раздумывая ни минуты, Боткин ответил: «Я дал Царю честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Как могу я это совместить со своей совестью? Я остаюсь с Царем, господа».

Из воспоминаний дочери доктора Татьяны Боткиной: «Забрезжил день… Я увидела тарантасы – большие безрессорные кареты, запряженные лошадьми. Слуги грузили багаж. Папа вышел во двор первым. Около пяти часов появились Их Величества, великие Княжны, свита и слуги. Каждый садился в тарантас… Процессия медленно тронулась». Это было последнее путешествие царской семьи и их приближенных.

В памяти Татьяны Евгеньевны Боткиной снова и снова будет повторяться тот день в родовом гнезде Боткиных, когда папа внимательно рассматривал портреты предков. На стене, среди портретов он увидел икону Божьей матери и пошутил: «Я так и знал, что в нашем роду числятся святые».

Из статьи Ю. Бекичева «Я остаюсь с Царём»

Русская православная церковь канонизировала Евгения Боткина - врача, который не покинул императора в его смертный час и был расстрелян вместе с ним и его семьей в Екатеринбурге. Биографию нового подвижника вспоминает «Русская планета».

Семья императора

Несмотря на то что династия Боткиных верой и правдой служила сразу двум российским императорам - Александру II и Александру III, Евгений Боткин получил должность лейб-медика (придворного медика) не из-за достижений своих именитых предков (его отцом был знаменитый доктор Сергей Петрович Боткин, в честь которого названа одна из центральных больниц в Москве). Когда в 1907 году место главного врача императорской семьи освободилось, императрица Александра Федоровна сказала, что хочет видеть в этом качестве Боткина. Когда ей сказали, что в Петербурге есть два медика с такой фамилией, она добавила: «Того, что был на войне!»

Боткин отправился на войну добровольцем. К тому моменту он достиг неплохих успехов во врачебной карьере, был женат, имел четверых детей. В годы Русско-японской войны он координировал работу медицинских частей при российской армии. Должность административная, но Боткин, несмотря на это, предпочитал больше времени проводить на передовой и не боялся в случае чего исполнять роль ротного фельдшера, помогая солдатам прямо на поле боя.

За свои труды он был награжден офицерскими боевыми орденами, а после окончания войны написал книгу «Свет и тени Русско-японской войны». Эта книга и привела Боткина к должности лейб-медика императорской семьи. После ее прочтения Александра Федоровна никого, кроме него, в качестве императорского врача и видеть не хотела.

Императрица выбрала Евгения Боткина еще по одной причине - болезнь цесаревича Алексея. Как врач Боткин изучал иммунологию, а также свойства крови. Следить за здоровьем молодого цесаревича, больного гемофилией, стало одной из главных его обязанностей при императорском дворе.

У возможности занимать такую высокую должность была и обратная сторона. Теперь Боткин должен был постоянно находиться рядом с императорской семьей, работать без выходных и отпусков. Жена Боткина, увлекшись молодым революционером на 20 лет ее моложе, оставила Евгения Сергеевича с разбитым сердцем. Боткина спасала только любовь и поддержка со стороны его детей, а также то, что со временем и императорская семья стала ему не чужой. Боткин относился к своим августейшим пациентам с искренней любовью и вниманием, он мог ночами не отходить от постели больного царевича. На что юный Алексей впоследствии напишет ему в письме: «Я Вас люблю всем своим маленьким сердцем».

«Боткин был известен своей сдержанностью. Никому из свиты не удалось узнать от него, чем больна государыня и какому лечению следуют царица и наследник. Он был, безусловно, преданный их величествам слуга», - так говорил о Боткине генерал Мосолов, начальник канцелярии Министерства императорского двора.

Последний путь

Когда случилась революция и императорскую семью арестовали, у всех слуг и помощников государя был выбор: остаться или уехать. Царя предали многие, но Боткин не покинул пациентов и тогда, когда Николая II вместе со всей семьей было решено отправить в Тобольск, а затем и в Екатеринбург.

Даже перед самым расстрелом у Евгения Боткина была возможность уехать и выбрать новое место работы. Но он не оставил тех, к кому успел привязаться всей душой. После последнего сделанного ему предложения оставить императора он уже знал, что царя скоро убьют.

«Видите ли, я дал царю честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как могу я это совместить со своей совестью? Вы все должны это понять», - приводит в своих воспоминаниях его слова Иоганн Мейер, бывший пленный австрийский солдат, перешедший на сторону большевиков.

В своих письмах Боткин написал: «Вообще, если "вера без дел мертва есть", то "дела" без веры могут существовать, и если кому из нас к делам присоединится и вера, то это лишь по особой к нему милости Божьей. Это оправдывает и последнее мое решение, когда я не поколебался покинуть своих детей круглыми сиротами, чтобы исполнить свой врачебный долг до конца, как Авраам не поколебался по требованию Бога принести ему в жертву своего единственного сына».

В подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге императору и всей его семье большевики зачитали решение исполкома Уральского областного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Приговор привели в исполнении немедленно - вместе с царской семьей были расстреляны также лейб-медик Боткин, лейб-повар Харитонов, камердинер и комнатная девушка.

Первые выстрелы были сделаны по Николаю II. Двумя пулями, пролетевшими мимо основной цели, Боткин был ранен в живот. После убийства царя большевики добивали своих жертв. Комендант Юровский, следивший за казнью, позже указал, что Боткин какое-то время был еще жив. «Выстрелом в голову я прикончил его», - писал позднее Юровский. Останки врача последнего русского императора впоследствии так и не были найдены - лишь его пенсне было обнаружено среди других вещественных доказательств в яме в окрестностях Екатеринбурга, куда были сброшены тела убитых.

Смута, объявшая Россию после революции 1917 года, не просто привела к падению монархии и разрушению империи. В России в одночасье рухнули все государственные институты, а все нравственные начала личности для каждого отдельного человека словно перестали действовать. Евгений Боткин был одним из немногих свидетельств тому, что и в эпоху всеобщего помешательства, разгула и вседозволенности можно остаться человеком, верным слову, чести и своему долгу.