Федор ефимович василюк похороны. Владимир Стрелов, главный редактор благотворительного фонда «Предание». Федор Василюк. Дар свободы

О выдающемся христианском психологе Федоре Ефимовиче Василюке вспоминает его ученица и коллега Марина Филоник – психолог, психотерапевт, член Совета Ассоциации Понимающей психотерапии.

Он родил меня в психотерапию

Марина Филоник

В 1999 году я поступила на психологический факультет бывшего Ленинского пединститута, хотела быть психологом-консультантом, наивно думала, что там меня этому научат (там не учили практике, хотя я еще застала хорошую базу в плане высшего психологического образования).

Мне повезло, в вузе я была воспитана в академической среде, но, в связи со случившимся тогда же воцерковлением, искала авторов, работавших в направлении, которое сейчас называют христианской психологией. Читала книги Бориса Сергеевича Братуся, например.

Конечно, знала и про Василюка, но довольно мало. Однако, вышло так, что поступила именно в аспирантуру МГППУ, где Федор Ефимович был деканом. Потом случайно попала на семинар, в котором он принимал участие. Помню как почти сразу после семинара на ступеньках между этажами мы разговорились и он стал звать меня работать на факультет. Это было странное предложение, потому что к тому времени я работала HR-специалистом в маркетинговой компании. Я тогда думала: “Ну кто я и кто Василюк? Зачем я ему нужна? Тем более, что за несколько лет до этого я сама просилась к нему уже не помню в качестве кого, и он повел себя очень дистантно”.

А теперь он почему-то долго уговаривал, зазывал, если не сказать, заманивал, работать на факультет. И постепенно это случилось: сначала я работала на полставки, потом ушла из фирмы совсем… Главное, я к нему как-то не рвалась тогда. Он сам высмотрел, выбрал, заманил… и родил меня в психотерапию.

Вообще, когда-то ж я шла на психологический факультет с мотивацией быть практическим психологом, то есть помогать людям. Но к концу учебы, будучи уже человеком православным, я небезболезнно, но в итоге уверенно решила, что в моем случае занятия психотерапией будут входить в противоречие с моими представлениями и принципами о духовной пользе людям. Категорически отказалась от этой идеи, решив, что наука, преподавание – возможно, а практиковать – увольте, точно не буду.

А потом была мастерская «Понимающей психотерапии», куда Василюк меня пригласил. Я шла на его мастерскую в сомнениях, почти нехотя, скрепя сердце, вновь испросив благословения у духовника. Но все то, что я услышала там, оказалось настолько созвучно мне, это можно назвать переживанием абсолютного ДА. Это было настоящее зачатие и роды в профессию.

Меня так «рвануло», что едва закончив первую ступень обучения, хотя это и не принято, я начала консультировать при службе «Милосердие». Резко и неожиданно случилось то, о чем так долго молилась: «Скажи мне, Господи, путь, в онь же пойду». Благодаря Федору Ефимовичу я стала делать это и занимаюсь психотерапией по сей день.

Он говорил из огромной внутренней глубины

Если кто-то просил его молитв, он очень серьёзно включался. Я слышала об этом от других, а потом увидела сама его молитвенное участие, когда . Федор Ефимович очень включался в даты смерти родителей, и каждый год я знала, что в эти дни он молится вместе со мной. А потом у меня были новые беды, тяжелая реанимация, но всякий раз он снова и снова откликался, как и на беды всех, кто к нему обращался. Каждый раз для человека, попавшего в сложную ситуацию, он устраивал на факультете сбор денег в конверте. Со стороны кажется, что это простая и очевидная вещь, но именно это очень характеризовало Федора Ефимовича. Такая вот удивительная черта.

Последний раз, весной этого года, я тяжело заболела, а Василюк сам давно и тяжело болел, но об этом старался не говорить. Он не мог уже собрать, как обычно, «конверт», и просто перевёл мне личные деньги с карты на карту. Мне многие помогли тогда очень, месяц я жила на деньги, которые приходили мне – я порой не знала от кого, и сейчас очень всем благодарна – я тогда не могла работать. Но маленькая деталь – его сумма была самой большой среди остальных пожертвований. Уверена, что если бы он мог сделать это безымянно, он бы сделал так, чтобы я не знала о его сумме. Просто он уже сам сильно болел.

У него был фантастический уровень энергии, удивительная бодрость, которая не покидала его до последнего. Я не знаю, откуда он черпал энергию и силы, тем более, что не имел перерывов в работе. Он был деканом, часто уходил с факультета последним. В его расписании не было пауз, он работал нон-стоп и не имел даже минуты, чтобы пойти поесть. Какой-то бестелесный дух. Чашку чая выпьет и бежит дальше. Студенты, ректор, заседания, аспиранты, дневное отделение, вечернее, магистранты… и все это до бесконечности.

Но если ты попадал к нему на приём, если вдруг получал уникальную возможность вместе перекусить, да даже просто вместе спуститься по лестнице на несколько этажей в стенах МГППУ, пройти три шага от университета до метро Сухаревская, то эти минуты и секунды, что он присутствовал с тобой – были присутствием на двести процентов. Не важно, обсуждался ли личный вопрос, или вопросы науки, диссертация, гранты, упражнения для студентов (а я много лет проработала бок о бок с Федором Ефимовичем как преподаватель мастерской «Понимающей психотерапии»). Эти минутки были временем абсолютной включенности и полноты присутствия. Он был с тобой – здесь, весь. И из этой глубины присутствия рождались слова, которые становились для тебя очень важными.

Помните, как в псалмах говорится: «Из глубины воззвах к тебе, Господи». Федор Ефимович говорил из огромной внутренней глубины и потому его слова попадали в твою собственную глубину. Это совместное присутствие было одним из самых дорогих чувств, которые люди испытывали рядом с ним.

Это было похоже на то, как описывают владыку Антония Сурожского, который имел свойство присутствовать с каждым так, будто этот человек единственный и уникальный в целом мире. Владыка к этому открыто призывал, а Федор Ефимович – следовал. Тем более, что глубоко любил и почитал владыку Антония. У них была какая-то личная и особая связь.

Иногда я обращалась к нему по личным вопросам, как к родителю и, если позволено так говорить, как к духовнику. Василюк был для меня авторитетом как христианин, как духовное чадо отца Виктора Мамонтова, как человек глубокой внутренней вертикали. Я обращались к нему с вопросами, с которыми больше не к кому пойти. Моя мама умерла, когда мне исполнилось пятнадцать, потом умер отец. И в моем мире Федор Ефимович стал родительской фигурой. Он был мне матерью, потому что имел такое принятие и эмпатию, которые обычно дают мамы. Он был мне отцом, потому что в отношении меня имел трезвую, твердую, уверенную позицию при этом совершенно бережную. Его поддержку я получала во все сложные и критические моменты на протяжении времени, что мы были знакомы и работали вместе. Я всегда обращалась к нему – это могли быть смс, звонок, встреча – и он каждый раз откликался и вовлекался.

Федор Ефимович был родительской фигурой для многих моих коллег на факультете, в мастерской. Поэтому так сильно сейчас все мы переживаем сиротство. Другой фигуры такого масштаба – нет. Даже рядом, даже примерно, даже с отрывом – нет.

Он помогал людям подняться

У него было удивительное свойство не только помогать молитвенно или материально, а сочувственно включаться в судьбу конкретного человека, что называется «прибирать убогих». Было немало случаев, когда обнаруживая человека в критической ситуации, раздавленного жизнью, он брал его за руку и поднимал, приближал к себе и через это происходила реабилитация.

Ему близка была идея трудотерапии в том хорошем смысле, когда дают не просто личностную поддержку, не рыбу, а удочку. В тяжёлой ситуации он мог запросто взять работать кого-то на факультет, хотя это казалось не вполне уместным. Или, например, пригласить на обучающую программу. К этому было неоднозначное отношение наших коллег, ведь мы же вместе боремся за качество образования, а тут в группе оказываются странные люди.

Но дать шанс человеку, никого не отвергнуть – это было очень в духе Василюка. «Надломленной тростинки Он не переломит и дымящего льна не погасит….» (Мф.12:20). Федор Ефимович обязательно давал человеку шанс, если это было в его силах. Особенно, если это касалось людей из церковной среды. В учебной группе запросто могла оказаться тетушка, которая трудилась за свечным ящиком, или вдруг какой-нибудь священник, далекий от психологии и психотерапии.

Вера в человека у Федора Ефимовича была всегда немножко выше, чем сам человек ростом. Это можно сравнить с педагогическим принципом: смотреть не на того, кем человек является сейчас, а на того, кем он может быть и кем может стать. Этот взгляд на вырост повышает шансы вырасти. И все эти «убогие» вдруг оказывались, благодаря Федору Ефимовичу, в обучающих программах, в магистратуре, на бакалавриате, в мастерской и даже среди нас, коллег, на работе. Федор Ефимович давал сложным людям самую простую работу и это была трудотерапия и самая действенная программа реабилитации.

Ну зачем, спрашивается? Это же слабые сотрудники, а с точки зрения бизнеса, вообще бесполезные и странные люди. Но в этом невероятном доверии к людям и состояло ценностное отношение Василюка к человеку, позволяющее не просто поддержать, а возвысить человека, чтобы он смог стоять на ногах сам. И это было очень созвучно взгляду владыки Антония.

Но, конечно, не поймите меня неправильно, все это было без крайностей – он все же видел реальные возможности человека, то есть сотрудники таки работали, а студенты таки учились. И факультет большей частью состоял все же из очень серьезных профессионалов.

Учитель передает не только знания, а себя самого

Его концепция уровней, регистров, своего рода слоев сознания – один из примеров того, как географическое прошлое отражалось на концептах его школы. Такое ощущение, что Василюк был полностью, по уши в психотерапии в широком смысле этого слова. У него не было много клиентов – психотерапевтическая практика не являлась главным видом его деятельности. Масштаб был гораздо шире.

Наука и образование – вот главная забота и личная боль Федора Ефимовича. Он мечтал, чтобы образование было качественным, и из-под его крыла в итоге выходили серьезные специалисты, мы выпускали и планируем выпускать штучный продукт. Он не гнался за массовостью, зато заботился о качестве, продуманности, соотнесенности программ, о методологии обучения и практики. Конечно, он сам читал блестящие лекции и проводил настоящие мастер-классы (от слова Мастер), но даже не они, а наука и образование как таковое, курирование исследовательских грантов и создание серьезных образовательных продуктов (например, сначала факультета, позже – магистерских программ) было главным вложением его сил, энергии, мыслей.

Последние годы все больше его интересы склонялись к христианской психологии. Это моя личная гипотеза, но, видимо, понимая свое состояние, он отдавался науке, будто чувствовал, что не так долго ему осталось. Ему хотелось говорить о главном. И главным в науке для него все больше становился христианский дискурс. Покажите мне серьезных ученых, которые занимались бы сегодня христианской психологией не на уровне практики в кабинете, а на уровне методологического осмысления. Их практически нет.

В своих последних публикациях он активно обсуждал именно место в истории, точку на географической карте психологического поля, где может быть расположена христианская психология. Им всерьёз была сделана попытка обозначить то, как это есть сейчас. Ему важно было увидеть и понять перспективу, в том числе методологическую перспективу развития христианской психологии.

Бывают педагоги, бывают учителя, а бывает Федор Ефимович – Учитель, Мастер с большой буквы. И в этой большой букве сосредоточено сразу все – его масштаб как ученого, профессионала, автора и создателя школы Понимающей психотерапии, его личность и его влияние на меня. Настоящий Учитель не может быть профессионалом без личностной глубины, без того самого качества присутствия, без внутренней вертикали. В психологии и психотерапии существуют исследования, которые изучают эффективность психотерапии разных школ. Но все они сходятся на том, что в итоге работает личность психотерапевта, а не школа, которую он представляет.

Мне кажется, что в нашей сфере больше, чем в других, учитель – это тот, кто передаёт не только знания, но во многом себя самого, а через это уже и подход, и школу. Иначе в наш век интернет-технологий мы могли бы давно учиться только по учебникам. В практической психологии это невозможно. Нужна личность, которая передаёт дух, жизнь, а не просто формулу. Именно поэтому Василюк был категорически против модного сейчас дистанционного обучения, когда речь идет об обучении психотерапии. Он был уверен, что невозможно обучать терапии на расстоянии. Мастерство можно передать лишь из рук в руки. И он это делал.

Мне посчастливилось учиться у него в те годы, когда он полностью вёл курс «Понимающий психотерапии». Присутствие при работе Мастера, когда в буквальном смысле слова он передавал собой то, о чем говорил и что исповедовал, больше всего напоминало импринтинг, когда схватываешь подкоркой, кожей, спинным мозгом и еще не знаю, какими органами, и бережно берешь опыт из рук в руки.

То, что он делал, для меня было созвучно и личностно значимо, отзывалось во мне настолько, что хочется дальше продолжать делать то, чему он нас учил. Сейчас перед нами стоит важная задача, чтобы школа не умерла, жила и продолжала развиваться. И это будет и останется предметом моего беспокойства и личных молитв.

“Любовь всегда пригвождена”

Это было десять лет назад, может быть больше, год 2006-й примерно. Я ещё училась в мастерской «Понимающей психотерапии», когда наступил один из самых тяжелых периодов моей жизни. Он был связан с очередным ухудшением здоровья отца, какими-то перипетиями в больницах. Я уже не помню, что говорила, на что жаловалась Федору Ефимовичу, зато помню слова, которые буквально врезались и навсегда остались жить в моем сердце.

Он вдруг заговорил со мной о Богородице, мол, мы называем Ее Присноблаженная, а блаженная – значит счастливая. Но что же это за высшая степень счастья такая у Богородицы, что она стоит у Креста и видит, как распинают Ее Сына? Она видит смерть собственного ребенка – вопиющую, жестокую, кровавую, беспощадную, несправедливую. Она присутствует при этом всем, а мы называем Ее Присноблаженной! Что это за блаженство такое? И тут же он сам ответил на свой вопрос: «Любовь всегда пригвождена». Эти три слова он вложил в мое сердце очень глубоко, я дословно цитирую это сейчас.

Можно долго размышлять об этом разговоре. Но это было в духе Василюка, в духе понимающей психотерапии: мы не убираем проблему, не говорим, что горя нет, а ситуация проста. Напротив, мы признаем трагедию и говорим, что знаем правду. И эта правда – выход на другой уровень. Как в философии, проблема снимается, когда ты ее называешь. Назвав ее, ты переходишь на новый уровень.

Вообще, Федор Ефимович много говорил про смерть, горе. Эта тема нередко звучала на занятиях. Но сказанные им тогда слова – «любовь всегда пригвождена» – что-то делают со мной сейчас, когда я остро проживаю утрату своего Учителя. Я вспоминаю, как он говорил их тогда, как говорил про Богородицу, и я пытаюсь обращаться к Ней, чтобы Она помогла мне пережить этот миг, в который я стою и оплакиваю смерть своего Учителя, как Она стояла у смерти Своего Сына.

Фото из архива Владимира Михайлова

Федор Василюк. Дар свободы

Воспоминания о Федоре Ефимовиче Василюке его ученицы и коллеги Марии Гросицкой.

Год назад ранней осенью мы с Федором Ефимовичем шли по парку и обсуждали предстоящий семинар. Была очень приятная погода, светило мягкое солнце. Федор Ефимович вдруг остановился, достал телефон и сфотографировал березку. Она в солнечных лучах вся светилась. Он сказал: «В эту погоду кажется, что такая благодать будет вечно…» Было ясно, что его забавляет наивность человека, готового считать денек бабьего лета - вечностью. В то время он уже был болен. Впереди была борьба, трудности, неизвестность. И все-таки он позволял быть этой наивности. Он улыбался. В его присутствии становилось светло и спокойно. И вопреки здравому смыслу, казалось, что это навсегда.

Когда мы говорили в последний раз, его ненадолго выпустили из больницы домой. Он радовался, что из окна видна не стена соседнего корпуса с одинокой осиной, а целый пруд, небо, деревья. Я спросила, что дальше. Дальше - следующий этап лечения. Ф. Е. вздохнул: «И он будет… долгим».

Долгим, как смерть.

Но не бесконечным?

* * *

Мне очень трудно описать Федора Ефимовича. В нем не было ничего статичного - такого, как гипсовое изваяние, с которого удобно делать зарисовки. Прямо по Карлу Роджерсу - психологу, которого Ф. Е. очень почитал и от кого «получил преемство» - Федор Ефимович являл собой процесс . В движении была его мысль, его фантазия, и какой-то незримой глазу динамикой жило его тело.

И в то же время, ощущение полного покоя часто охватывало человека рядом с ним. Находиться в его присутствии означало - прикасаться к бытию, которое говорит ДА - своему существованию, Богу, собеседнику. И в этом была любовь: переживание фундаментального подтверждения - Ты есть, я вижу Тебя. Как же мне всегда хотелось так ответить, чтобы хоть чуточку поднять планку своего «ты», обращенного к Федору Ефимовичу. Может быть, я снова пытаюсь сделать это прямо сейчас.

* * *

Его жизненный стиль напоминал хождение по водам. Он брался за невозможное и не беспокоился. По крайней мере, не делился своей тревогой. Будучи исполнителем ряда его проектов, я временами «утопала». И в то же время была уверена: уж он-то не утонет.

Мне кажется, в Федоре было много доверия Богу. Он просил «в простоте сердца» и получал. Его невозможные задумки реализовывались. Его правда как-то исподволь взламывала принятые правила. Порой казалось, что он баловень судьбы - так шли ему навстречу люди, обстоятельства, так его все любили. Но эта благословенность - не случайное чудо, как бывает в сказках: падает на ребенка капля божественного нектара, и ему достаются волшебные дары. Конечно, в Федоре Ефимовиче искрился гений. Однако это не было таким уж волшебством. Это был выбор, волевое усилие, постоянная работа: создавать в своем жизненном мире пространство для Бога, для Его воли. И Бог приходил. И мы чувствовали благодать.

* * *

Я думаю, у Федора Ефимовича была специальная психотехника, я бы назвала ее «психотехника святости». В том смысле, что он отказывался быть меньшим, чем призван как человек. Ни в работе, ни в жизни (насколько я могла видеть) он не разрешал себе «входить в колею», делать «как надо», «как проще», «как получится», «как обычно», «по привычке», «как все». По отношению к любой вещи он занимал личностную позицию. Мало что оставляло его равнодушным - разве что, уже известное . Он систематически разрушал ситуацию определенности, создавал - по его собственному выражению — «нудящую пустоту». Пространство для Бога. Пространство для другой личности. К этому он понуждал и коллег.

Сколько раз, предлагая Ф. Е. вполне логичный вариант решения задачи, я слышала мягкое: «Да, это хорошо, но что если сделать… наоборот?». И выбирал опять что-то неожиданное, сложное, непонятное… живое. Только таким «кислородом парадокса» свободно дышал его ум. И кажется, моему скромному уму тоже пришлось отрастить дополнительные органы дыхания.

* * *

Федор Ефимович бросал вызов - себе, реальности и окружающим людям. Но снова парадокс: утешение и примирение составляли важнейший аккорд его психотерапевтической практики. Он был настоящем мастером - видел суть человека и умел сказать самые бережные, самые точные слова, так что душа воскресала, как от живой воды. Это был его дар. И это была профессия. Он разработал психотерапевтический метод - Понимающую психотерапию, и несколько десятилетий вел свою мастерскую, обучал психологов. Мне повезло учиться и работать с ним в этой области. Мне кажется, психотерапия по Василюку - прекрасный пример синергии. Думаю, каждый из нас, кто учился «строить эмпатические реплики», однажды разочарованно понимал, что это никак не приближает к гениальному стилю Ф. Е. С другой стороны, овладевая этими средствами, кропотливо работая над техникой и развитием, мы становились профессионалами, и в нас начинала звучать собственная нота, раскрывался собственный авторский стиль. То есть: работай, и Бог зажжет в тебе ту свечу, которую Сам захочет. Но обязательно зажжет.

* * *

Федор Ефимович жил в измерении свободы. Притом, что его график был расписан по минутам на недели вперед. Притом, что он постоянно трудился над собой в аскетическом плане, и кажется, почти не пускал свою эмоциональную жизнь на самотек. Он «делал что должен» — каждый момент, когда я его помню. И все-таки он был так невероятно свободен. Поэтому среди графика как-то изыскивал время на необязательное (куда вы едете на море? Кем работают ваши родители? Давайте я расскажу вам про возможности Word). И на милосердное: выслушать, вникнуть, помочь самым разным людям. Его свобода была для любви.

И пожалуй, только это сейчас примиряет с его кончиной. Смерть остановила его - в движении, легкости, вольном дыхании, в неистощимой иронии, бунтующей против косности «мира сего». Это невозможно принять. Но я верю, что через предельную смертною тесноту он вошел в тот простор, в ту свободу, которой жаждал, - свободу общения с Богом.

В день его ухода, 17 сентября, совершалось празднование иконы Божией Матери «Неопалимая купина». Напоминание, как Божье вхождение в человека переплавляет его, сжигает примеси, но не опаляет чего-то главного. Делает самим собой. Сейчас мне очень страшно перед этим огнем. И смерть - это так надолго…

Но любовь - на целую вечность.

В воскресенье вечером, после тяжелой и продолжительной болезни скончался Федор Ефимович Василюк – президент Ассоциации понимающей психотерапии, доктор психологических наук, профессор кафедры индивидуальной и групповой психотерапии МГППУ, главный научный сотрудник лаборатории основ психотерапии Психологического института РАО.

Федор Ефимович Василюк – выдающийся христианский психолог нашего времени . Он известен своими трудами в области методологии психологии, психологии сознания и христианской психологии. В своих работах он развил понятия кризисных ситуаций, дал типологию переживания. Он создал авторскую психотехническую систему – «Понимающая психотерапия». Василюк был уверен, что переживание горя – это одно из самых таинственных проявлений душевной жизни человека.

В своей статье «Пережить горе» он писал: «Каким чудесным образом человеку, опустошенному утратой, удастся возродиться и наполнить свой мир смыслом? Как он, уверенный, что навсегда лишился радости и желания жить, сможет восстановить душевное равновесие, ощутить краски и вкус жизни? Как страдание переплавляется в мудрость? Все это – не риторические фигуры восхищения силой человеческого духа, а насущные вопросы, знать конкретные ответы на которые нужно хотя бы потому, что всем нам рано или поздно приходится, по профессиональному ли долгу или по долгу человеческому, утешать и поддерживать горюющих людей».

Для психологического сообщества смерть Федора Ефимовича – невосполнимая утрата.

Игумен Петр (Мещеринов), настоятель подворья Данилова монастыря:

– 17 сентября в 22.30 после тяжкой и длительной болезни отошёл ко Господу Фёдор Ефимович Василюк - христианин, учёный, врач-психолог, педагог. Это один из самых светлых и значимых для меня людей. Царство ему Небесное.

Владимир Стрелов, главный редактор благотворительного фонда «Предание»:

– Упокой, Господи, душу раба Твоего. Удивительный. Личность. Христианин. Он был духовным чадом отца Виктора Мамонтова. Доктор наук, ученик А. Леонтьева. У него мне посчастливилось немножко учиться психотерапии. В его текстах, выступлениях – и высочайшая культура, и скромность по отношению к собственной персоне, и юмор.

Алиса Кузнецова, психолог, психотерапевт:

– Внезапно ночью кинулась проверять телефон – может быть, все же приснилось. Какая-то дымка, какая-то фантасмагория.. Почему-то легче было поверить в то, что этот мир вокруг придуманный и нереальный, чем в то, что Фёдор Ефимович умер. Писала и перечитывала медленно по слогам «Фёдор Ефимович умер» – чтобы перестать отрицать, как-то привыкнуть к новым контурам. Мы часто говорили о смерти на занятиях, на супервизиях, во время многочисленных обсуждений.

Фёдор Ефимович помогал нам прикасаться к теме реальности смерти. Помогал найти средства с ней как-то обращаться, работать. А к кому идти сейчас? Ведь это уже стало привычкой – соотносить с ним свое сопереживание, свой внутренний ответ на трудный вопрос – и в работе, и в жизни. И теперь очень хочется с ним это все, что сейчас внутри кричит, бьется, болит, мешает дышать – как-то обсудить, чтобы он подсказал, направил, поддержал, помог пережить и осмыслить.

Анна Леонтьева написала о том, что так важно услышать воспоминания, свидетельства о Фёдоре Ефимовиче других людей, чтобы совершить свою работу переживания горя. Мы все долго не ложились, потому что было невозможно – молились, писали, говорили, делились друг с другом – у кого какой памятный разговор, событие, последняя встреча, смс.

Вспоминали смешные и грустные случаи – такие разные и такие похожие: как он учил, как много он помогал – всем, буквально всем, для скольких он стал НАЧАЛОМ в профессии. И так постепенно ночью из призрачности, отупения, небытия проступала какая-то невероятная могучая твердь, дорога памяти и благодарности – посвященная ему и объединяющая (собирающая) всех нас. И непрерывный диалог, диалог, диалог, и общая огромная боль, и взаимное понимание, и взаимная поддержка.

Дорогие коллеги, как же нас с вами много! И какие мы с вами родные и близкие – при всех наших противоречиях, разногласиях, спорах. Как нам важно сохранить это удивительное братство. Спасибо Фёдору Ефимовичу за вас! Спасибо вам всем за него!

Светлая Память нашему Учителю.

Матвей Берхин, детский психолог:

– Слезы на глазах. Насколько же он был богат – духовно, интеллектуально, эмоционально, как он щедро делился этим. Какие были публичные выступления, какие “студенториентированные” семинары, какие статьи – настоящий пир. Как он взялся руководить моей работой за 1,5 месяца до защиты, как был готов со мной, непутевым студентом, сидеть и обсуждать мою полулиповую работу, встречаться в 10 вечера или в 9 утра на Патриарших, как уточнял перед защитой, сколько у меня детей, чтобы ввернуть в своей речи… Какие глубина и благородство во всем, какая ясность мысли. И как это распространялись на всех, кто у него учился.

Я не продолжил учиться у него в эти два года после магистратуры, и видел после защиты раз или два, да и на защите не поблагодарил толком – вручил растрепанный букет и бутылку вина, которое он случайно упомянул как-то на семинаре – и вино даже не то самое, а похожее по названию… Больше не увижу. До встречи, Федор Ефимович – хотя сложно поверить, что мы будем где-то там же, где вы с владыкой Антонием и отцом Виктором – но я стараюсь поверить. Так что до встречи.

Протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель Свято-Никольского храма с. Макарово Московской области:

– Какой-то жуткий сентябрь. Только что сообщили, что умер Федор Ефимович Василюк. Выдающийся психолог, мудрейший человек. Мне довелось у него учиться, мы общались, он был крестным моей дочери. Сколько раз он помогал, поддерживал меня и моих близких. Он долго болел, но принять это все равно очень тяжело. Федор Ефимович очень любил митрополита Антония и потому именно его слова вспоминаются в этот вечер: “О смерти мы ничего не знаем. Мы не знаем, чтó происходит с нами в момент умирания, но хотя бы зачаточно знаем, что такое вечная жизнь. Каждый из нас знает на опыте, что бывают какие-то мгновения, когда он живет уже не во времени, а такой полнотой жизни, таким ликованием, которое принадлежит не просто земле. Поэтому первое, чему мы должны учить себя и других, это готовиться не к смерти, а к жизни. А если говорить о смерти, то говорить о ней только как о двери, которая широко распахнется и нам даст войти в вечную жизнь”. Для раба Божия Феодора сегодня Господь распахнул эту дверь в Вечность. Упокой Господи его душу!

Свою статью «Пережить горе» Федор Ефимович заканчивает эпизодом из психотерапевтической практики. Мы приводим его здесь, потому что слова учителя – лучшее утешение его ученикам: «Мне пришлось однажды работать с молодым маляром, потерявшим дочь во время армянского землетрясения. Когда наша беседа подходила к концу, я попросил его прикрыть глаза, вообразить перед собой мольберт с белым листом бумаги и подождать, пока на нем появится какой-то образ.

Возник образ дома и погребального камня с зажженной свечой. Вместе мы начинаем дорисовывать мысленную картину, и за домом появились горы, синее небо и яркое солнце. Я прошу сосредоточиться на солнце, рассмотреть, как падают его лучи. И вот в вызванной воображением картине один из лучей солнца соединяется с пламенем погребальной свечи: символ умершей дочери соединяется с символом вечности. Теперь нужно найти средство отстраниться от этих образов. Таким средством служит рама, в которую отец мысленно помещает образ. Рама деревянная. Живой образ окончательно становится картиной памяти, и я прошу отца сжать эту воображаемую картину руками, присвоить, вобрать в себя и поместить ее в свое сердце. Образ умершей дочери становится памятью – единственным средством примирить прошлое с настоящим».

Подготовила Дарья Рощеня

Для психологического сообщества смерть Федора Ефимовича – невосполнимая утрата.

Игумен Петр (Мещеринов), настоятель подворья Данилова монастыря:

Владимир Стрелов, главный редактор благотворительного фонда «Предание»:

Алиса Кузнецова, психолог, психотерапевт:

Светлая Память нашему Учителю.

Матвей Берхин, детский психолог:

Протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель Свято-Никольского храма с. Макарово Московской области:

Подготовила Дарья Рощеня

Московского городского психолого-педагогического университета , профессор, Президент Ассоциации Понимающей психотерапии.

Энциклопедичный YouTube

1 / 2

Понимающая психотерапия, переживание и сопереживание. Василюк Ф. Е.

Рождественские чтения 2011 (Часть 1)

Субтитры

Биография

1981 – 1987 гг. – работал клиническим психологом в психиатрической больнице (с. Строгоновка в Крыму).

1986 – 1988 гг. – участвовал в создании одного из первых в стране специализированных социально-психологических центров, а с 1988 г. – в создании Института человека АН СССР.

1990 г. – организовал Центр психологии и психотерапии.

Научная деятельность

В сфере методологии психологической науки Ф.Е. Василюк рассматривает схизис (расщепление) на академическую и психотехническую (практическую) психологию. Он ввел и разработал понятие «психологическая практика» в сопоставлении с понятием «практическая психология». Практическая психология – в отличие от психологической практики ( психотерапии , психологического консультирования) – это участие психолога в иных социальных практиках, в иных ведомственных рамках (в сферах медицины, образования и др.) .

Ф.Е. Василюк развил теоретические представления о переживании как деятельности . Он разработал понятия и типологию «жизненных миров», кризисных ситуаций, а также типологию переживания кризисов в зависимости от «жизненного мира» человека. На основе единого комплекса теоретических и практических разработок он создал авторскую психотехническую систему - понимающую психотерапию (грант РГНФ "Понимающая психотерапия как психотехническая система"). Также Ф.Е. Василюк является автором оригинальных практических методов психотерапии – «режиссерская постановка симптома», «психотехника выбора» .

В исследовании «Стратиграфия сознания и функционально-динамическое моделирование процессов сознания» (грант РФФИ, 2010) Ф.Е. Василюк предложил свою структуру уровней функционирования сознания : уровни рефлексии, сознавания, непосредственного переживания и бессознательного. Для анализа динамических аспектов образа он ввел понятие стратегия работы сознания . Он также создал классификацию стратегий работы сознания, основанную на модели психосемиотического тетраэдра .

Преподавательская деятельность

Ф.Е. Василюком разработаны и преподаются следующие учебные дисциплины:

Основы психологического консультирования и психотерапии,
Понимающая психотерапия,
Психология сознания и переживания,
Психотехника жизненных миров,
Психотехника переживания,
Психотерапевтическая дидактика и супервизия (для аспирантов)

Издательская деятельность

Главный редактор журнала «Консультативная психология и психотерапия» (до 2009 г. включительно - «Московский психотерапевтический журнал»)

Василюк Ф. Е . Структура образа // Вопросы психологии. 1993. № 5. с. 5-19.

Василюк Ф. Е . Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии. 1995. № 6. с. 25–40.

Василюк Ф. Е . Психотехнический анализ психотерапевтического процесса // Вопросы психологии. 1998. № 6, с. 40–43.

Vasilyuk F. Toward the synergetic psychotherapy: a history of hopes.- MADNESS, SCIENCE AND SOCIETI FLORENCE, RENAISSANCE 2000 The 4TH International Conference on Philosophy and Psychiatry, 26–29 августа, 2000 г. Организаторы: The Italian Society for Psychopathology and the Philosophy Group of The Royal College of Psychiatrists, Under the auspices of Comune di Firenze Universita degli Studi di Firenze.

Vasilyuk F. Confession and Psychotherapy.- The Sacrament of Repentance/ Russian Orthodox Diocese of Sourozh, Diocesan Conference - Headington 26th-29th may 2000. - L.: St Stephen"s Press, 2001, p. 25–36.

Василюк Ф. Е. Методологический анализ в психологии. - М.: Смысл, МГППУ, 2003.

Василюк Ф. Е . Переживание и молитва. Опыт общепсихологического исследования. М.: Смысл, 2005.

Василюк Ф. Е. Молитва-молчание-психотерапия // Культурно-историческая психология. - 2005. - № 1.

Василюк, Ф. Е . Понимающая психотерапия как психотехническая система / Ф.Е. Василюк // Московская психологическая школа: История и современность: в 4 т. Т. 4 / Под общ. ред. действ. чл. РАО, проф. В. В. Рубцова.- М.: МГППУ, 2007.- С. 45–61.