Защита лужина - словари - клавогонки - онлайновый клавиатурный тренажер-игра

Создан: 4 декабря 2017 в 16:34 (текущая версия от 4 декабря 2017 в 16:39) Публичный: Да Тип словаря: Книга

Последовательные отрывки из загруженного файла.

Информация:

«Защита Лужина» (1929–1930) – третий русский роман Владимира Набокова, составивший автору громкое литературное имя и выведший его в первый ряд писателей русского зарубежья. За перипетиями жизненной истории гениально одностороннего героя книги, одаренного и безумного русского шахматиста-эмигранта Александра Ивановича Лужина, читателю постепенно открывается постоянная и важнейшая тема набоковского творчества – развитие и повторение тайных тем в человеческой судьбе. Шахматная защита, разрабатываемая Лужиным, мало-помалу становится аллегорией защиты от самой жизни, в которой его травмированное болезнью сознание прозревает чьи-то зловещие действия, подобные шахматным ходам. В событийных повторах собственной биографии Лужин усматривает следствие роковых действий своего невидимого противника – судьбы, и, потерпев неудачу в попытках разгадать ее скрытые узоры, он выбирает единственно возможное решение – выход из игры…

«Защита Лужина» была издана в английском переводе в 1964 году в Нью-Йорке и Лондоне, под более кратким заглавием «The Defence» («Защита»), с нижеследующим предисловием, которое автор в 1967 году перевел на русский язык для парижского издания романа.

Предисловие к американскому изданию

скрытый текст…

Русское заглавие этого романа – «Защита Лужина»: оно относится к шахматной защите, будто бы придуманной моим героем гроссмейстером Лужиным. Я начал писать этот роман весной 1929 года, в Ле-Булу (Le Boulou) – маленьком курорте в Восточных Пиренеях, где я ловил бабочек, – и окончил его в том же году в Берлине. Я помню с особой ясностью отлогую плиту скалы, среди поросших остролистом и утесником холмов, где мне впервые явилась основная тема книги. К этому можно было бы добавить несколько любопытных подробностей, если бы я серьезно относился к самому себе.
«Защита Лужина», под псевдонимом «В. Сирин», печаталась в русском зарубежном журнале «Современные записки», в Париже, и тотчас вслед за этим вышла отдельной книгой в русском зарубежном издательстве «Слово» (Берлин, 1930). Брошюрованная – 234 стр., размером в 21 на 14 см – в матово-черной с золотым тисненым шрифтом обложке, книга эта теперь стала редкостью и, может быть, станет в дальнейшем еще более редкой.
Бедному Лужину пришлось ждать тридцать пять лет издания на английском языке. Что-то, правда, обещающе зашевелилось в конце тридцатых годов, когда один американский издатель выказал интерес; но оказалось, что он принадлежит к тому типу издателей, которые мечтают служить мужского пола музой издаваемому ими автору, и его предложение, чтобы я заменил шахматы музыкой, а из Лужина сделал сумасшедшего скрипача, сразу же положило конец нашему краткому сотрудничеству.
Перечитывая теперь этот роман, вновь разыгрывая ходы его фабулы, я испытываю чувство, схожее с тем, что испытывал бы Андерсен, с нежностью вспоминая, как пожертвовал обе ладьи несчастливому, благородному Кизерицкому – который обречен вновь и вновь принимать эту жертву в бесчисленном множестве шахматных руководств, с вопросительным знаком в качестве памятника. Сочинять книгу было нелегко, но мне доставляло большое удовольствие пользоваться теми или другими образами и положениями, дабы ввести роковое предначертание в жизнь Лужина и придать описанию сада, поездки, череды обиходных событий подобие тонко-замысловатой игры, – а в конечных главах настоящей шахматной атаки, разрушающей до основания душевное здоровье моего бедного героя.
Тут, кстати, чтоб сберечь время и силы присяжных рецензентов – и вообще лиц, которые, читая, шевелят губами и от которых нельзя ждать, чтоб они занялись романом, в котором нет диалогов, когда столько может быть почерпнуто из предисловия к нему, – я хотел бы обратить их внимание на первое появление, уже в одиннадцатой главе, мотива матового («будто подернутого морозом») оконного стекла (связанного с самоубийством или, скорее, обратным матом, самому себе поставленным Лужиным); или на то, как трогательно мой пасмурный гроссмейстер вспоминает о своих поездках по профессиональной надобности: не в виде солнечно-красочных багажных ярлыков или диапозитивов волшебного фонаря, а в виде кафельных плит в разных отельных ванных и уборных – как, например, тот пол в белых и голубых квадратах, где, с высоты своего трона, он нашел и проверил воображаемые продолжения начатой турнирной партии; или раздражительно асимметрический – именуемый в продаже «агатовым» – узор, в котором три арлекиново-пестрых краски зигзагом – как ход коня – там и сям прерывают нейтральный тон правильно в остальной части разграфленного линолеума, стелющегося между нашим роденовским «Мыслителем» и дверью; или крупные глянцевито-черные и желтые прямоугольники с линией «h», мучительно отрезанной охряной вертикалью горячей водопроводной трубы; или тот роскошный ватерклозет, в прелестной мраморной мозаике которого он узнал смутный, но полностью сохраненный очерк точно того положения, над которым, подперев кулаком подбородок, он раздумывал однажды ночью много лет тому назад. Но шахматные образы, вкрапленные мной, различимы не только в отдельных сценах; связь их звеньев может быть усмотрена и в основной структуре этого симпатичного романа. Так, к концу четвертой главы, я делаю непредвиденный ход в углу доски, за один абзац проходит шестнадцать лет, и Лужин, вдруг ставший зрелым и довольно потрепанным господином, перенесенным в немецкий курорт, является нам сидящим за садовым столиком и указывающим тростью на запомнившееся ему отельное окно (не последний стеклянный квадрат в его жизни), обращающимся к кому-то (даме, судя по сумочке на железном столике), кого мы встретим только в шестой главе. Тема возвращения в прошлое, начавшаяся в четвертой главе, теперь незаметно переходит в образ покойного Лужинова отца, к прошлому которого мы обращаемся в пятой главе, где он, в свою очередь, вспоминает зарю шахматной карьеры сына, стилизуя ее в уме, дабы сделать из нее чувствительную повесть для юношества. Мы переносимся назад к Кургаузу в главе шестой и застаем Лужина все еще играющим дамской сумочкой, обращаясь все к той же своей дымчатой собеседнице, которая тут же выходит из дымки, отнимает у него сумку, упоминает о смерти Лужина-старшего и становится отчетливой частью общего узора. Весь последовательный ряд ходов в этих трех центральных главах напоминает – или должен бы напоминать – известный тип шахматной задачи, где дело не просто в том, чтобы найти мат во столько-то ходов, а в так называемом «ретроградном анализе», в котором от решающего задачу требуется доказать – путем обращенного вспять изучения диаграммы, – что последний ход черных не мог быть рокировкой или должен был быть взятием белой пешки «на проходе».
Незачем распространяться в этом предисловии самого общего порядка о более сложном аспекте моих шахматных фигур и линий развития игры. Однако надо сказать следующее. Из всех моих написанных по-русски книг «Защита Лужина» заключает и излучает больше всего «тепла», – что может показаться странным, если принять во внимание, до какой степени шахматная игра почитается отвлеченной. Так или иначе, именно Лужин полюбился даже тем, кто ничего не смыслит в шахматах или попросту терпеть не может всех других моих книг. Он неуклюж, неопрятен, непривлекателен, но – как сразу замечает моя милая барышня (сама по себе очаровательная) – есть что-то в нем, что возвышается и над серой шершавостью его внешнего облика, и над бесплодностью его загадочного гения.
В предисловиях, которые я писал последнее время для изданий моих русских романов на английском языке (предстоят еще и другие), я поставил себе за правило обращаться с несколькими словами поощрения по адресу венской делегации. Настоящее предисловие не должно составить исключение. Специалистам по психоанализу и их пациентам придутся, я надеюсь, по вкусу некоторые детали лечения, которому подвергается Лужин после своего нервного заболевания (как, например, целительный намек на то, что шахматный игрок видит в своей королеве шахматную мамашу, а в короле противника – своего папашу); малолетний же фрейдианец, принимающий замочную отмычку за ключ к роману, будет, конечно, все так же отождествлять персонажей книги с моими родителями, возлюбленными, со мной самим и серийными моими отражениями, – в его основанном на комиксах представлении обо мне. На радость таким ищейкам я могу еще признаться, что дал Лужину мою французскую гувернантку, мои карманные шахматы, мой кроткий нрав и косточку от персика, который я сорвал в моем обнесенном стеной саду.
В. Набоков
Монтре, 15 дек. 1963

Содержание: 681 отрывок, 347316 символов

1 Владимир Набоков
ЗАЩИТА ЛУЖИНА
1
Больше всего его поразило то, что с понедельника он будет Лужиным. Его отец – настоящий Лужин, пожилой Лужин, Лужин, писавший книги, – вышел от него, улыбаясь, потирая руки, уже смазанные на ночь прозрачным английским кремом, и своей вечерней замшевой походкой вернулся к себе в спальню. Жена лежала в постели. Она приподнялась и спросила: «Ну что, как?» Он снял свой серый халат и ответил: «Обошлось. Принял спокойно. Ух... Прямо гора с плеч».
2 – «Как хорошо... – сказала жена, медленно натягивая на себя шелковое одеяло. – Слава Богу, слава Богу...»
Это было и впрямь облегчение. Все лето – быстрое дачное лето, состоящее в общем из трех запахов: сирень, сенокос, сухие листья, – все лето они обсуждали вопрос, когда и как перед ним открыться, и откладывали, откладывали, дотянули до конца августа. Они ходили вокруг него, с опаской суживая круги, но только он поднимал голову, отец с напускным интересом уже стучал по стеклу барометра, где стрелка всегда стояла на шторме, а мать уплывала куда-то в глубь дома, оставляя все двери открытыми, забывая длинный, неряшливый букет колокольчиков на крышке рояля.
3 Тучная француженка, читавшая ему вслух «Монтекристо» и прерывавшая чтение, чтобы с чувством воскликнуть: «Бедный, бедный Дантес!», предлагала его родителям, что сама возьмет быка за рога, хотя быка этого смертельно боялась. Бедный, бедный Дантес не возбуждал в нем участия, и, наблюдая ее воспитательный вздох, он только щурился и терзал резинкой ватманскую бумагу, стараясь поужаснее нарисовать выпуклость ее бюста.
4 Через много лет, в неожиданный год просветления, очарования, он с обморочным восторгом вспомнил эти часы чтения на веранде, плывущей под шум сада. Воспоминание пропитано было солнцем и сладко-чернильным вкусом тех лакричных палочек, которые она дробила ударами перочинного ножа и убеждала держать под языком. И обойные гвоздики, которые он однажды положил на плетеное сиденье кресла, предназначенного принять с рассыпчатым потрескиванием ее грузный круп, были в его воспоминании равноценны и солнцу, и шуму сада, и комару, который, присосавшись к его ободранному колену, поднимал в блаженстве рубиновое брюшко.
5 Хорошо, подробно знает десятилетний мальчик свои коленки, – расчесанный до крови волдырь, белые следы ногтей на загорелой коже, и все те царапины, которыми расписываются песчинки, камушки, острые прутики. Комар улетал, избежав хлопка, француженка просила не егозить; с остервенением, скаля неровные зубы – которые столичный дантист обхватил платиновой проволокой, – нагнув голову с завитком на макушке, он чесал, скреб всей пятерней укушенное место, – и медленно, с возрастающим ужасом, француженка тянулась к открытой рисовальной тетради, к невероятной карикатуре.
6 «Нет, я лучше сам ему скажу, – неуверенно ответил Лужин-старший на ее предложение. – Скажу ему погодя, пускай он спокойно пишет у меня диктовки». «Это ложь, что в театре нет лож, – мерно диктовал он, гуляя взад и вперед по классной. – Это ложь, что в театре нет лож». И сын писал, почти лежа на столе, скаля зубы в металлических лесах, и оставлял просто пустые места на словах «ложь» и «лож». Лучше шла арифметика: была таинственная сладость в том, что длинное, с трудом добытое число, в решительный миг, после многих приключений, без остатка делится на девятнадцать.
7 Он боялся, Лужин-старший, что, когда сын узнает, зачем так нужны были совершенно безликие Трувор и Синеус, и таблица слов, требующих «ять», и главнейшие русские реки, с ним случится то же, что два года назад, когда, медленно и тяжко, при звуке скрипевших ступеней, стрелявших половиц, передвигаемых сундуков, наполнив собою весь дом, появилась француженка. Но ничего такого не случилось, он слушал спокойно, и когда отец, старавшийся подбирать любопытнейшие, привлекательнейшие подробности, сказал, между прочим, что его, как взрослого, будут звать по фамилии, сын покраснел, заморгал, откинулся навзничь на подушку, открывая рот и мотая головой («Не ерзай так», – опасливо сказал отец, заметив его смущение и ожидая слез), но не расплакался, а вместо этого весь как-то надулся, зарыл лицо в подушку, пукая в нее губами, и вдруг, быстро привстав, – трепаный, теплый, с блестящими глазами, – спросил скороговоркой, будут ли и дома звать его Лужиным.
8 И теперь, по дороге на станцию, в пасмурный, напряженный день, Лужин-старший, сидя рядом с женой в коляске, смотрел на сына, готовый тотчас же улыбнуться, если тот повернет к нему упрямо отклоненное лицо, и недоумевал, с чего это он вдруг стал «крепенький», как выражалась жена. Сын сидел на передней скамеечке, закутанный в бурый лоден, в матросской шапке, надетой криво, но которую никто на свете сейчас не посмел бы поправить, и глядел в сторону, на толстые стволы берез, которые, крутясь, шли мимо, вдоль канавы, полной их листьев.
9 «Тебе не холодно?» – спросила мать, когда, на повороте к мосту, хлынул ветер, отчего побежала пушистая рябь по серому птичьему крылу на ее шляпе. «Холодно», – сказал сын, глядя на реку. Мать, с мурлыкающим звуком, потянулась было к его плащику, но, заметив выражение его глаз, отдернула руку и только показала перебором пальцев по воздуху: «Завернись, завернись поплотнее». Сын не шевельнулся. Она, пуча губы, чтобы отлепилась вуалетка ото рта, – постоянное движение, почти тик, – посмотрела на мужа, молча прося содействия.
10 Он тоже был в плаще-лодене, руки в плотных перчатках лежали на клетчатом пледе, который полого спускался и, образовав долину, чуть-чуть поднимался опять, до поясницы маленького Лужина. «Лужин, – сказал он с деланой веселостью, – а, Лужин?» – и под пледом мягко толкнул сына ногой. Лужин подобрал коленки. Вот крыши изб, густо поросшие ярким мхом, вот знакомый старый столб с полустертой надписью (название деревни и число душ), вот журавль, ведро, черная грязь, белоногая баба.

Британо-фарнцузская драма от голландского режиссера Марлен Горрис (Marleen Gorris) по мотивам одноименного романа Владимира Набокова . Главные роли в фильме «Защита Лужина » / The Luzhin Defence сыграли Джон Туртурро / John Turturro и Эмили Уотсон / Emily Watson.

Сюжет фильма Защита Лужина / The Luzhin Defence

Детство маленького Саши Лужина (Александр Хантинг / Alexander Hunting), хотя и воспитавшегося в богатой семье, было совсем не безоблачным. Спасением для него стали шахматы, которыми он увлекся в раннем возрасте. К началу 1920-х годов талантливый шахматист Александр Иванович Лужин (Джон Туртурро ), эмигрировавший во время революции из России в Европу, стал известным гроссмейстером, претендентом на мировую шахматную корону. Шахматы для него - смысл жизни, он полностью концентрируется на игре, а в жизни ведет себя довольно эксцентрично. Умственное напряжение во время игры обходится ему дорого, он теряет силы и чувствует себя измученным. Но его ждет очень важное событие - международный турнир в небольшом североитальянском городе.

Перед началом турнира он знакомится с молодой аристократкой Натальей Катковой (Эмили Уотсон ), остановившейся в том же отеле вместе с матерью Верой (Джеральдин Джеймс / Geraldine James). Лужин влюбляется в нее с первого взгляда. Девушке известный шахматист кажется незаурядной личностью, и она с удовольствием проводит с ним время, несмотря на протесты своей матери.

Лужину предстоит сразиться за титул чемпиона с итальянским гроссмейстером Сальваторе Турати (Фабио Сартор / Fabio Sartor). Незадолго до матча к итальянцу обращается русский, назвавшийся Львом Валентиновым (Стюарт Уилсон / Stuart Wilson). Он заявляет, что до революции был наставником Лужина. По словам Валентинова, Лужин не справляется с давлением и стрессом, и если создать для него некомфортную обстановку, шансы Сальваторе на победу существенно возрастут.

Турнир для Лужина начинается неудачно. Его смущает присутствие бывшего друга и наставника. Однако по мере того, как его отношения с Натальей развиваются, он становится сильнее. Любовь дает ему силы, и он начинает выигрывать. Проведя ночь в номере Лужина, Наталья объявляет родителям, что выйдет замуж за шахматиста. Лужин выходит в финал, где его ждет судьбоносная встреча с Турати.

Матч идет напряженно, мастера ведут позиционную борьбу. Не справляясь с темпом, Лужин заводит игру в тупик. В перерыве сообщник Валентинова спаивает Лужина, отвозит его за город и оставляет там. Валентинов знает, что эта ситуация сильно подействует на Лужина, вызвав неприятные детские воспоминания. Он оказывается прав, и у Лужина происходит нервный срыв.

Его доставляют в больницу в состоянии сильного нервного истощения. Доктор предупреждает Наталью, что если ее жених не прекратит играть в шахматы, к которым он пристрастился, как к наркотику, это может закончиться очень плачевно. Наталья и Саша договариваются, что поженятся, как только он выйдет из больницы. Однако Валентинов жаждет, чтобы Лужин потерпел поражение. Он внушает бывшему подопечному мысль, что он должен во чтобы то ни стало закончить матч с Турати.

Интересные факты о фильме Защита Лужина / The Luzhin Defence

В основе романа Владимира Набокова «Защита Лужина » лежит биография его друга, немецкого гроссмейстера Курта фон Барделебена / Curt von Bardeleben, который в 1924 году покончил жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна.

Съемки фильма «Защита Лужина » проходили в Европе. Сцены, в которых герои находились в Санкт-Петербурге , снимались в Будапеште , в том числе в Национальном музее, на Площади Героев и на Цепном мосте Сечени. Сцены шахматного чемпионата, который по сюжету проходил в Италии , снимали в Музее этнографии в Будапеште . Сцены в отеле снимались на территории Италии - в Бергамо и на озере Комо .

Создателей фильма «Защита Лужина » консультировал британский гроссмейстер Джонатан Спилман / Jonathan Speelman.

За роль в «Защите Лужина » Эмили Уотсон была номинирована на Британскую Независимую премию . Марлен Горрис получила приз фестиваля в Болгарии , Гран-при фестиваля в Лучоне и приз зрительских симпатий на фестивале в Садбери .

В мировом прокате «Защита Лужина » собрала почти 2 миллиона долларов.

  • Режиссер «Защиты Лужина» / The Luzhin Defence : Марлен Горрис.
  • Сценаристы «Защиты Лужина» / The Luzhin Defence : Питер Берри, Владимир Набоков.
  • В ролях : Джон Туртурро , Эмили Уотсон, Джеральдин Джеймс, Стюарт Уилсон.

«Вся жизнь – игра» – как много в этой популярной фразе смысла. Жизнь может видеться театром, в котором каждый исполняет свою роль. Но может быть и другая интерпретация этой фразы, когда человек всю свою жизнь посвящает игре. Похожая ситуация приключилась с главным героем романа «Защита Лужина» Владимира Набокова. Это произведение – одно из самых известных в его творчестве, которое рассказывает о темных сторонах души и разума человека.

Александр Лужин с детства был необычным мальчиком. Он был отчужденным, непонятным и непонятым ни своими родными, ни одноклассниками. Он переживал травлю в школе, плохо учился, он будто жил в собственном мире. Чтобы справиться со стрессом и не так перебаливать непонимание окружающих, он нашел выход в игре в шахматы. Он полностью отдавался игре, забывая о реальности. Это было так интересно и увлекательно: масса вариантов и комбинаций ходов, на продумывание которых можно тратить сколько угодно времени.

Лужин стал отличным игроком в шахматы, но постепенно его страх проиграть слишком овладел им. Он видел судьбу как свою соперницу, которая раз за разом совершает свой ход. Ни жена, ни кто-либо еще из окружения не мог излечить Лужина от этого заболевания, которое вскоре овладело его сознанием полностью.

Книгу можно сравнить с шахматной доской, в которой все персонажи становятся фигурами на поле. И в то же время игра сравнима с клеткой. Поначалу это было свободой для Лужина, возможностью уйти от негативных эмоций в реальной жизни, но затем игра стала клеткой, из которой он не мог выбраться. Он будто видел, что происходит снаружи, но и покинуть игровое поле он не мог. И он нашел свой выход из этой ситуации.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Защита Лужина" Набоков Владимир Владимирович бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Больше всего его поразило то, что с понедельника он будет Лужиным. Его отец – настоящий Лужин, пожилой Лужин, Лужин, писавший книги, – вышел от него, улыбаясь, потирая руки, уже смазанные на ночь прозрачным английским кремом, и своей вечерней замшевой походкой вернулся к себе в спальню. Жена лежала в постели. Она приподнялась и спросила: «Ну что, как?» Он снял свой серый халат и ответил: «Обошлось. Принял спокойно. Ух… Прямо гора с плеч». «Как хорошо… – сказала жена, медленно натягивая на себя шелковое одеяло. – Слава Богу, слава Богу…»

Это было и впрямь облегчение. Все лето – быстрое дачное лето, состоящее в общем из трех запахов: сирень, сенокос, сухие листья – все лето они обсуждали вопрос, когда и как перед ним открыться, и откладывали, откладывали, дотянули до конца августа. Они ходили вокруг него, с опаской суживая круги, но, только он поднимал голову, отец с напускным интересом уже стучал по стеклу барометра, где стрелка всегда стояла на шторме, а мать уплывала куда-то в глубь дома оставляя все двери открытыми, забывая длинный, неряшливый букет колокольчиков на крышке рояля. Тучная француженка, читавшая ему вслух «Монте-кристо» и прерывавшая чтение, чтобы с чувством воскликнуть «бедный, бедный Дантес!», предлагала его родителям, что сама возьмет быка за рога, хотя быка этого смертельно боялась. Бедный, бедный Дантес не возбуждал в нем участия, и, наблюдая ее воспитательный вздох, он только щурился и терзал резинкой ватманскую бумагу, стараясь поужаснее нарисовать выпуклость ее бюста.

Через много лет, в неожиданный год просветления, очарования, он с обморочным восторгом вспомнил эти часы чтения на веранде, плывущей под шум сада. Воспоминание пропитано было солнцем и сладко-чернильным вкусом тех лакричных палочек, которые она дробила ударами перочинного ножа и убеждала держать под языком. И сборные гвоздики, которые он однажды положил на плетеное сидение кресла, предназначенного принять с рассыпчатым потрескиванием ее грузный круп, были в его воспоминании равноценны и солнцу, и шуму сада, и комару, который, присосавшись к его ободранному колену, поднимал в блаженстве рубиновое брюшко. Хорошо, подробно знает десятилетний мальчик свои коленки, – расчесанный до крови волдырь, белые следы ногтей на загорелой коже, и все те царапины, которыми расписываются песчинки, камушки, острые прутики. Комар улетал, избежав хлопка, француженка просила не егозить; с остервенением, скаля неровные зубы, – которые столичный дантист обхватил платиновой проволокой, – нагнув голову с завитком на макушке, он чесал, скреб всей пятерней укушенное место, – и медленно, с возрастающим ужасом, француженка тянулась к открытой рисовальной тетради, к невероятной карикатуре.

– «Нет, я лучше сам ему скажу, – неуверенно ответил Лужин старший на ее предложение. – Скажу ему погодя, пускай он спокойно пишет у меня диктовки». «Это ложь, что в театре нет лож, – мерно диктовал он, гуляя взад и вперед по классной. – Это ложь, что в театре нет лож». И сын писал, почти лежа на столе, скаля зубы в металлических лесах, и оставлял просто пустые места на словах «ложь» и «лож». Лучше шла арифметика: была таинственная сладость в том, что длинное, с трудом добытое число, в решительный миг, после многих приключений, без остатка делится на девятнадцать.

Он боялся, Лужин старший, что, когда сын узнает, зачем так нужны были совершенно безликие Трувор и Синеус, и таблица слов, требующих ять, и главнейшие русские реки, с ним случится то же, что два года назад, когда, медленно и тяжко, при звуке скрипевших ступеней, стрелявших половиц, передвигаемых сундуков, наполнив собою весь дом, появилась француженка. Но ничего такого не случилось, он слушал спокойно, и, когда отец, старавшийся подбирать любопытнейшие, привлекательнейшие подробности, сказал, между прочим, что его, как взрослого, будут звать по фамилии, сын покраснел, заморгал, откинулся навзничь на подушку, открывая рот и мотая головой («не ерзай так», опасливо сказал отец, заметив его смущение и ожидая слез), но не расплакался, а вместо этого весь как-то надулся, зарыл лицо в подушку, пукая в нее губами, и вдруг, быстро привстав, – трепанный, теплый, с блестящими глазами, – спросил скороговоркой, будут ли и дома звать его Лужиным.

И теперь, по дороге на станцию, в пасмурный, напряженный день, Лужин старший, сидя рядом с женой в коляске, смотрел на сына, готовый тотчас же улыбнуться, если тот повернет к нему упрямо-отклоненное лицо, и недоумевал, с чего это он вдруг стал «крепенький», как выражалась жена. Сын сидел на передней скамеечке, закутанный в бурый лоден, в матросской шапке, надетой криво, но которую никто на свете сейчас не посмел бы поправить, и глядел в сторону, на толстые стволы берез, которые, крутясь, шли мимо, вдоль канавы, полной их листьев. «Тебе не холодно?» – спросила мать, когда, на повороте к мосту, хлынул ветер, от чего побежала пушистая рябь по серому птичьему крылу на ее шляпе. «Холодно», – сказал сын, глядя на реку. Мать, с мурлыкающим звуком, потянулась было к его плащику, но, заметив выражение его глаз, отдернула руку и только показала перебором пальцев по воздуху: «завернись, завернись поплотнее». Сын не шевельнулся. Она, пуча губы, чтобы отлепилась вуалетка ото рта, – постоянное движение, почти тик, – посмотрела на мужа, молча прося содействия. Он тоже был в плаще-лодене, руки в плотных перчатках лежали на клетчатом пледе, который полого спускался и, образовав долину, чуть-чуть поднимался опять, до поясницы маленького Лужина. «Лужин, – сказал он с деланной веселостью, – а, Лужин?» – и под пледом мягко толкнул сына ногой. Лужин подобрал коленки. Вот крыши изб, густо поросшие ярким мхом, вот знакомый старый столб с полустертой надписью (название деревни и число душ), вот журавль, ведро, черная грязь, белоногая баба. За деревней поехали шагом в гору, и сзади, внизу, появилась вторая коляска, где тесно сидели француженка и экономка, ненавидевшие друг дружку. Кучер чмокнул, лошади опять пустились рысью. Над жнивьем по бесцветному небу медленно летела ворона.

Роман В. Набокова «Защита Лужина», краткое содержание которого мы представляем вашему вниманию, увидел свет в 1930 году. По мнению многих критиков, это произведение вывело автора в авангард русского литературного сообщества, творившего в условиях эмиграции.

В ярких, но несколько мрачных красках Набоков описывает жизненные перипетии талантливого шахматиста, для которого окружающий мир стал зеркальным отражением шахматной партии.

Прощание с детством

Каждое лето маленький Саша Лужин проводит с родителями на даче, а по осени семья возвращается в Санкт-Петербург, в свою городскую квартиру. В этот год в жизни мальчика, до сих пор находившегося на попечении гувернантки-француженки, должны произойти неожиданные перемены: отец объявил Саше, что ему предстоит пойти в школу. Это известие пугает тихого домашнего мальчика. Его воображение рисует ужасы будущего ежедневного общения со сверстниками. Так начинается повествование о судьбе будущего гения в книге, на обложке которой выведена лаконичная надпись: "В. Набоков. «Защита Лужина»". Краткое содержание первых нескольких глав рассказывает о детских переживаниях юного героя.

Когда семейство Лужиных по окончании дачного сезона, собрав необходимые вещи, готовится к отправке в город, Саша прямо с железнодорожной станции убегает в лес. Заморосивший дождик гонит маленького упрямца к деревенскому дому. Мальчик прячется на чердаке в надежде, что его там никто не найдет. Среди обычного чердачного хлама Саша замечает старую шахматную доску, еще не подозревая, какую роль сыграет этот предмет в его дальнейшей жизни. Вскоре взрослые обнаруживают беглеца, и чернобородый мельник на руках относит мальчика в дорожную повозку. Расставанием с детскими иллюзиями можно было бы назвать эту часть романа «Защита Лужина». Краткое содержание по главам всего произведения знакомит читателя с чувствами ранимого подростка, сосредоточенного юноши и взрослого мужчины.

Школьные обиды и родительское непонимание

Отношения с одноклассниками, чего и опасался Саша, у него не складываются. Сначала мальчишки дразнят его Антошей по имени персонажа одного из рассказов Лужина-старшего, занимавшегося написанием детских книжек. Колкие шутки в свой адрес Саша предпочитает не замечать, замыкается в себе. Вскоре все о нем забывают, смотрят как на пустое место.

Если бы нам пришлось писать небольшое эссе на тему: «В. Набоков: «Защита Лужина», краткое содержание, анализ произведения и характеристика главного героя», то можно было бы с уверенностью сказать: замкнутость и нелюдимость подростка явились той самой защитой от посягательств социума на его внутренний мир. В справедливости этого утверждения несложно убедиться, продолжив чтение романа.

Отец, через месяц посетивший гимназию, чтобы узнать об успехах сына, слышит от преподавателя, что мальчик, хоть и не без способностей, но слишком вял и безынициативен. Успехов в изучении школьных предметов Саша не проявлял, в разговорах с родителями на тему учебы предпочитал отмалчиваться, иногда у него случались вспышки немотивированного гнева. Отец начинает подозревать, что единственный сын болен какой-то душевной болезнью, но всё же надеется, что мальчика ждет великое будущее.

Знакомство с миром шахмат

В годовщину смерти деда Саши по материнской линии в доме Лужиных организовывается музыкальный вечер, поскольку почивший старик считался неплохим композитором. Один из приглашенных музыкантов, с которым Саша случайно столкнулся в отцовском кабинете, в коротком разговоре восторженно отзывается о шахматной игре, называя ее «увлечением Богов». Известно, что искусством составления шахматных этюдов увлекался и сам Владимир Набоков. «Защита Лужина» - краткое содержание его воззрений по поводу этой древнейшей игры, ее влияния на человеческие судьбы.

На следующий день, когда мать мальчика затевает ссору с отцом, подозревая мужа в измене, Саша вновь уединяется в кабинете. Здесь же оказывается троюродная кузина матери, гостящая в доме Лужиных. Именно эта женщина стала причиной скандала между родителями. Мальчик просит тетку научить его игре в шахматы. Девушка отнекивается под предлогом, что обучение может занять слишком много времени. Мальчик настаивает на своем, и тетка со вздохом показывает, как нужно расставлять фигуры, объясняет правила их передвижения по шахматной доске. На первый взгляд события в романе «Защита Лужина», краткое содержание которого мы пытаемся передать, развиваются неспешно и вполне обыденно.

Юношеский протест

В один из дней Саша наблюдает за игрой в шахматы своих одноклассников. Неожиданно для себя мальчик обнаруживает, что, не умея играть, понимает в этом магическом действе гораздо больше, чем его сверстники. В этот момент в его голове зреет план, к осуществлению задуманного Саша приступает на следующее утро. В сюжете романа «Защита Лужина», краткое содержание которого не может вместить многих важных деталей, наступает один из кульминационных моментов.

Делая вид, что отправляется в школу, мальчик перестает посещать занятия, проводя дни напролет в доме троюродной тетки. Молодая женщина дает ему первые уроки шахматной игры. Затем обучением Саши начинает заниматься старик, который часто бывает в гостях у тетушки. О школьных прогулах вскоре становится известно родителям, в доме вновь вспыхивают скандалы. Но Сашу это уже не тревожит, он с упоением изучает журналы, разыгрывая по ним шахматные партии.

Первые потери и начало шахматной карьеры

Через неделю юный Лужин узнает о смерти старика, у которого он брал уроки игры. Это известие тяжелым бременем ложится на неокрепшую психику мальчика. Родители вынуждены увезти Сашу за границу, чтобы обеспечить лечение затянувшегося нервного срыва.

Через какое-то время мать возвращается в Россию, Саша остается с отцом. Лужин-старший часто появляется в обществе с молодой дамой, в которой мальчик узнает свою троюродную тетку. Вскоре из Петербурга приходит телеграмма, извещающая о смерти матери Саши.

Отец, проникнувшись увлечением сына шахматами, позволяет ему участвовать в различных турнирах. Подрастающий юноша одерживает одну победу за другой, это занятие начинает приносить не только славу, но и деньги. Организацией шахматных поединков и сеансов одновременной игры занимается специально привлеченный человек - господин Валентинов.

Жизнь в эмиграции и женитьба

Первая мировая война и Октябрьская революция вынуждают семейство Лужиных окончательно обосноваться за границей, они поселяются в Берлине. В 1928 году Лужин-старший вспоминает о своей давней идее написать книгу о талантливом молодом человеке, рано ушедшем из жизни. Детали произведения тщательно продуманы, но что-то мешает осуществить этот замысел. Вскоре выясняется, что и самому несостоявшемуся автору жить осталось недолго: в результате сильной простуды у него развивается болезнь легких, повлекшая скоропостижную смерть.

Молодой Лужин, превратившись в угрюмого человека с отяжелевшей сгорбленной фигурой, продолжает свою шахматную карьеру. Все его партии завершаются неизменной победой, в ближайшем будущем он надеется завоевать чемпионский титул. Во время подготовки к одному из важнейших турниров Александр знакомится с русской девушкой из эмигрантской семьи. Молодая женщина считает Лужина настоящим гением и вскоре, несмотря на протесты родителей, выходит за него замуж.

Смешение игры с реальностью

Непобедимому шахматисту удается оставить далеко позади всех соперников. Но этот турнир должен стать решающим в споре с давним оппонентом - гроссмейстером из Италии по фамилии Турати. Многочасовой поединок прерывается, так и не выявив победителя, позиция на шахматной доске предвещает ничейный результат.

Эта тяжелейшая игра вконец изматывает силы Лужина, что приводит к очередному нервному срыву и длительной болезни. По рекомендации доктора жена стремится стереть из памяти Александра все воспоминания о шахматах, старается, чтобы никакие атрибуты игры не попадались ему на глаза. Но в воспаленном мозгу шахматиста эпизоды реальной жизни прочно сплетаются с шахматными этюдами.

Валентинов, о котором ничего не было слышно последние несколько лет, напоминает о себе телефонным звонком, просит о встрече с Лужиным. Жена, ссылаясь на болезнь Александра, отказывает Валентинову в его просьбе. В ближайших планах супругов - переезд в другой город, а перед этим посещение могилы отца. Здесь мы начинаем догадываться, почему именно такое название дал своему произведению Набоков - «Защита Лужина». Краткое содержание по главам этого романа приближает нас к развязке сюжета.

Все помыслы шахматного гения заняты разбором незавершенной партии. В его воображении шахматные фигуры принимают образы людей, с которыми он когда-либо встречался, а игровые ходы ассоциируются с поступками окружающих или своими собственными действиями. В голове Лужина выстраиваются планы непробиваемой защиты от нападения противника. Шахматист уверен, что только неожиданный, пусть даже нелепый ход, способен поломать тактику соперника. В то же время шахматная стратегия переносится и на события реального мира.

Мучительные поиски верного хода

В один из дней, выйдя в город в сопровождении жены и тещи, Лужин покидает их под предлогом необходимости посещения дантиста. Он бродит по улицам, заходит в различные заведения, словно запутывает следы. Он понимает, что во всех этих действиях нет ничего нового, каждый его ход известен шахматному противнику, поэтому победы добиться не удастся. Защита Лужина - краткое содержание жизненной стратегии, которую человек с расстроенной психикой ассоциирует с игрой в шахматы.

Подойдя к своему дому, Лужин встречает у подъезда давнего знакомого Валентинова. Тот усаживает мужчину в автомобиль и отвозит на киностудию, где теперь работает. Валентинов пытается уговорить Лужина сняться в художественном фильме с участием настоящих шахматистов. Александр чувствует, что съемки - лишь предлог, чтобы затянуть его в проигрышную партию, заставить сделать неверный ход.

Гениальное решение сложной многоходовки

Лужин приезжает домой, с трудом поднимается на верхний этаж. Он начинает быстро шагать по комнатам квартиры, несмотря на просьбы плачущей супруги остановиться и объяснить суть происходящего. Наконец, Лужин заканчивает свой марафон, выкладывает на тумбочку содержимое карманов и целует руки своей жены. «Единственный верный ход найден! Нужно просто покинуть игру, выпасть из неё!» - такая мысль озаряет воспаленное воображение шахматного гения.

На этот вечер в дом приглашены гости. Раздается первый звонок в дверь, горничная бежит открывать, жена идет приветствовать пришедшего. Воспользовавшись моментом, Лужин запирается в ванной комнате. По полкам стоящего здесь комода Александр взбирается на подоконник высокого окна. Свесив ноги на улицу, он полной грудью вдыхает морозный воздух. Дверь содрогается под натиском людей, явственно слышен обеспокоенный голос жены. Но шахматисту нет до этого никакого дела. Он приготовился сделать последний ход, ведущий к победе и неограниченной свободе. Через минуту дверь в ванную всё же выбили, но спасать уже было некого.

Так заканчивается последняя глава романа, сюжет которого вмещает описание целой жизни, а заглавие не отличается особой витиеватостью (но так решил автор - В. Набоков) - «Защита Лужина». Отзывы об этом произведении можно обобщить и выразить всего одной фразой: бремя гениальности способен выдержать далеко не каждый. Но это не вина, а беда людей, наделенных исключительными талантами. Не так ли?