Федор петрович гааз - один из первых известных российских врачей

ГААЗ ФЁДОР ПЕТРОВИЧ - врач-филантроп, католический общественный деятель.

Настоящее имя Фридрих Йозеф. Родился в семье аптекаря, окончил медицинский факультет Гёттингенского университета , в 1805-1806 годах специализировался по глазным болезням. После успешного лечения княгини В.А. Репниной-Волконской (1770-1864 годы), домашним врачом которой он стал, Гааз отправился в Россию и поселился в Москве (с 1806 года).

Занимался частной практикой, а также работал в бесплатных больницах и богоугодных заведениях для неимущих.

В 1807 году был взят на государственную службу и назначен главным врачом Павловской больницы, однако продолжал посещать больных в различных московских богоугодных заведениях.

В 1809-1810 годах совершил 2 поездки на Кавказ, где занимался изучением целебных вод минеральных источников, в 1811 году издал книгу по результатам исследований, сделал предложения по устройству медицинских учреждений на курортах. Во время Отечественной войны 1812 года находился в русской армии, участвовал в европейском походе.

После получения отставки ненадолго уехал на родину. Похоронив отца, окончательно вернулся в Россию (1813 год). В 20-х годах имел обширную врачебную практику, в совершенстве овладел русским языком, взял русское имя. В 1825 году по предложению генерал-губернатора Москвы князя Д.В. Голицына Гааз возглавил медицинское ведомство города. Боролся со злоупотреблениями чиновников, чем вызвал их недовольство.

Впервые в России Гаазом были разработаны основные положения о работе городской неотложной медицинской помощи: в 1826 году он ходатайствовал об учреждении в Москве особого врача для наблюдения внезапно заболевших и организации особого попечения о нуждающихся в немедленной помощи. Московские власти отрицательно отнеслись к этой просьбе, сочтя ее «излишней» и «бесполезной». Гааз был вынужден подать в отставку.

В 1829 году Гааз стал членом попечительного комитета о тюрьмах и главным врачом московских тюрем. Выступал за отмену пересылки арестованных «на пруте», введенной в 1825 году для предупреждения побегов (группы осужденных по 8-10 человек прикреплялись наручниками к одному пруту, который не снимался даже по ночам) и за облегчение кандалов (Гааз добился того, что своей властью мог заменять прут на кандалы).

Он также разработал новые кандалы меньшего веса с кожаными подкандальниками, препятствовавшими образованию язв и отморожению конечностей (с 1836 года «гаазовские» кандалы были введены повсеместно). В 1830 году Гааз был назначен членом Временного медицинского совета для борьбы с эпидемией холеры в Москве. В 1833 году на средства Гааза был частично перестроен Московский тюремный замок (ныне Бутырская тюрьма); там было введено регулярное питание. Гааз постоянно ходатайствовал о пересмотре дел осужденных и изменениях в законодательстве, часто спорил по этому поводу со святейшим Филаретом (Дроздовым), митрополитом Московским.

Гааз уделял особое внимание судьбам детей арестованных, боролся против разлучения их с родителями. На собранные им средства в пересыльной тюрьме на Воробьёвых горах была учреждена больница для арестантов (1832 год) и при ней открыта школа для арестантских детей (1836 год). Гааз осуществлял разработанную им программу духовного просвещения заключенных, снабжал их за свой счет печатными изданиями Библии, духовно-нравственной литературой, в том числе составленной и изданной им самим брошюрой «А. Б. В. христианского благонравия» (1841 год).

Арестанты с уважением относились к Гаазу, называли его «святым доктором». В Нерчинском остроге в память о нем ссыльными была установлена икона великомученика Феодора Тирона. О Гаазе с уважением и теплотой писали Ф.М. Достоевский , А.П. Чехов, М.Горький.

В 1840 году Гааз был назначен главным врачом Екатерининской больницы. Его стараниями в Москве была организована Полицейская больница для бедных и беспризорных, где впервые был введен женский медицинский персонал (1845 год). При больнице находилась маленькая квартирка из 2 комнат, где поселился Гааз. Когда в больнице не хватало места для новых больных, Гааз размещал их в своей квартире, ухаживал за ними. В этой больнице княгиней Н. Б. Шаховской была организована Московская община сестер милосердия «Утоли моя печали» (1853 год).

Гааз умер в нищете. Организованные за казенный счет похороны Гааза на Введенском кладбище превратились в общественное событие. В Москве находятся 2 памятника Гаазу: на Введенском кладбище и во дворе бывшей Полицейской больницы (современный адрес - М. Казённый переулок, дом 5).

В 1897 году А.И. Полем была опубликована книга, написанная Гаазом, «Призыв к женщинам» (М., 1912). В этом своего рода духовном завещании автора изложены нравственные и религиозные начала его жизни. Философское сочинение «Problèmes de Socrate» (Вопросы Сократа), которое Гааз также завещал опубликовать доктору Полю, не сохранилось. 31 марта 1998 года от Конгрегации канонизации святых было получено разрешение начать процесс беатификации Гааза.

Сочинения:

Ma visite aux eaux d"Alexandre en 1809 et 1810. М., 1811 (рус. пер.: Мое путешествие на Александровские воды // Доктор Гааз: Сб. Ставрополь, 1989);

Призыв к женщинам. М., 1897;

Азбука христ. благонравия: Об оставлении бранных и укоризненных слов... М., 1898;

Изречения. [М., 1912].

Иллюстрация:

Ф.П. Гааз. Литография. XIX век.

Фёдор Петрович Гааз

Фёдор Петрович Гааз, русский врач немецкого происхождения, посвятил свою жизнь облегчению участи заключённых и ссыльных.

Когда его хоронили, более 20 тысяч человек пришли проводить доктора в последний путь. А на могильном камне высекли слова: «Спешите делать добро», которым он всегда следовал и которые можно считать его завещанием всем нам.

Читая о таких удивительных людях, всегда невольно задаёшься вопросом: что побуждает благополучных, вполне обеспеченных людей (именно таким человеком был доктор Гааз) обратиться к судьбам самых обездоленных и презираемых обществом людей? В чём источник их милосердия и бескорыстного служения тем, от кого они не могли получить ни славы, ни вознаграждения? «Чудак», — говорили о нём одни. «Фанатик», — считали другие. «Святой», — утверждали третьи.

Может быть, его биография сможет что-то объяснить?

Из биографии доктора Гааза (1780-1853)

Доктор Ф.П. Гааз

Гааз (Фридрих-Иосиф Haas, Федор Петрович), старший врач московских тюремных больниц, родился 24 августа 1780 г. в г. Мюнстерэйфеле, недалеко от Кельна (Пруссия) в католической семье. Учился в Йенском и Гёттингенском университетах, а врачебную практику начинал в Вене.

Впервые приехал в Россию в 1803 г., в 1806 г. начал работать в качестве главного врача Павловской больницы в Москве.

В 1809-1810 гг. дважды ездил на Кавказ, где изучил и исследовал минеральные источники – в настоящее время Кавказские Минеральные Воды: Кисловодск, Железноводск, Ессентуки. Своё путешествие и открытия описал в книге «Ma visite aux eaux d’Alexandre en 1809 et 1810».

Во время Отечественной войны 1812 г. работал хирургом в Русской армии.

После этого некоторое время Ф.П. Гааз пробыл на родине, в Германии, а в 1813 г. решил окончательно поселиться в России. В Москве он имел большую врачебную практику, пользовался уважением и любовью жителей города, был вполне обеспеченным человеком.

На этом, пожалуй, первая часть его благополучной, в некотором смысле даже стандартной биографии, заканчивается.

Перелом

В 1829 г. в Москве открылся Комитет попечительного о тюрьмах общества. Московский генерал-губернатор князь Д.В. Голицын призвал доктора Гааза войти в состав Комитета. С этого момента жизнь и деятельность доктора решительно меняется: он всей душой принял чужую беду, участь арестантов стала волновать его настолько, что он постепенно прекратил свою врачебную практику, раздал свои средства и, совершенно забывая себя, отдал все свое время и все свои силы на служение «несчастным», причём взгляды его на арестантов были сходны со взглядами простых русских людей, которые всегда жалели обездоленных, нищих, больных.

Тюремные дела в России того времени

Они представляли собой печальное зрелище.

Арестантов содержали в полутёмных, сырых, холодных и грязных тюремных помещениях, которые всегда были переполнены. Ни возраст, ни род преступления не учитывались, поэтому вместе содержались и те, кто был, например, посажен в тюрьму за долги, и те, кто совершил тяжкие преступления, а также вёл асоциальный образ жизни.

Питание в тюрьмах было плохое, а врачебная помощь почти отсутствовала. Люди содержались в условиях жестокого отношения к ним: их приковывали к тяжёлым стульям, помещали в колодки, надевали на них ошейники со спицами, которые лишали людей возможности ложиться… Среди арестантов царило отчаяние и озлобление.

Ссыльные на пруте

При отправке ссыльных в Сибирь арестантов, скованных попарно, закрепляли на железном пруте: сквозь наручники продевали железный прут. При этом не учитывалась разница ни в росте, ни в силе, ни в здоровье, ни в роде вины.

На каждом пруте было от 8 до 12 человек, они двигались между этапными пунктами, таща за собою ослабевших в дороге, больных и даже мертвых.

В пересыльных тюрьмах царила ещё бо́льшая беспросветность.

Попечительство доктора Гааза о тюрьмах

Доктор Гааз страдания несчастных арестантов воспринял всей душой. Казалось бы, зачем нужно было преуспевающему врачу принимать так близко к сердцу проблемы людей, которые были далеки от его собственных нравственных установок? Зачем было их жалеть – ведь они были преступниками? Дело в том, что он в любом человеке видел человека, даже в отверженном. 23 года изо дня в день он боролся с государственной жестокостью, которая превращала наказание людей в муку.

Прежде всего он стал бороться против этих прутьев, на которые «нанизывали» несчастных арестантов. Князь Голицын поддержал его в этом, и ссыльным было разрешено передвигаться только в кандалах, без прута.

Но на кандалы не отпускалось средств, и доктор Гааз постоянно выделял собственные средства на облегчённые кандалы.

Выделял средства на облегчённые кандалы

Затем он добился отмены бритья половины головы женщинам.

Потом добился, чтобы на этапе был построен рогожский полуэтап с элементарными требованиями гигиены для ссыльных, обшития кожей, сукном или полотном ручных и ножных обручей от цепей ссыльных.

Он присутствовал при отправлении каждой партии арестантов из Москвы и знакомился с их нуждами, следил за их здоровьем и при необходимости оставлял подлечиться в Москве. Конечно, начальство протестовало против этого. Но Гааз старался не обращать на них внимания и всегда утешал тех, кто был болен, слаб или нуждался в душевном утешении и ободрении. Он привозил им припасы в дорогу, благословлял и целовал, а иногда и шагал с партией арестантов несколько верст.

Он переписывался с арестантами, исполнял их просьбы издалека, высылал им деньги и книги. Ссыльные прозвали его «святым доктором».

Он осматривал каждого арестанта перед отправкой на этап

Много славных, но тайных для других дел совершил этот необыкновенный человек. Он собрал в разное время большие суммы для снабжения пересылаемых арестантов рубахами, а малолетних – тулупами; жертвовал на покупку бандажей для арестантов, страдающих грыжей. А как страстно он ходатайствовал за тех, кто, по его мнению, был осуждён невинно или заслуживал особого милосердия! В таких случаях он не останавливался ни перед чем: спорил с митрополитом Филаретом, писал письма императору Николаю и прусскому королю, брату императрицы Александры Фёдоровны, а однажды, при посещении государем тюремного замка, умоляя о прощении 70-летнего старика, предназначенного к отсылке в Сибирь и задержанного им по болезни и дряхлости в Москве, не хотел вставать с колен, пока растроганный Государь не помиловал того.

Доктор Гааз считал, что многие из преступников стали таковыми в результате отсутствия у них религиозного и нравственного самосознания, поэтому он снабжал арестантов духовной литературой, Священным Писанием, закупая большие партии таких книг для отсылки в Сибирь. По его инициативе были открыты тюремная больница и школа для детей арестантов.

Доктор Ф.П. Гааз

Доктор Гааз боролся за отмену права помещиков ссылать крепостных.

Он даже выкупал некоторых арестантов (74 человека), ходатайствовал об отпуске детей (более 200 случаев). Как тюремный врач, доктор Гааз был исключительно внимателен к своим подопечным: несколько раз в день навещал их, беседовал с ними об их делах, о семье. Когда временно арестантов переместили в казенный дом близ Покровки, он тут же стал принимать туда бездомных, заболевших на улицах. А сам жил в небольшой квартире при больнице, в самой скудной обстановке, среди книг и инструментов. Здесь же консультировал приходивших к нему по утрам больных, снабжал их бесплатно лекарствами, делился с ними своими последними скудными средствами. Популярность его среди населения Москвы была огромной. Он жил в полном одиночестве, весь преданный делу благотворения, не отступая ни пред трудом, ни пред насмешками и уничижением, ни перед холодностью окружающих и канцелярскими придирками сослуживцев. Его девиз «торопитесь делать добро» подкреплял его и наполнял своим содержанием всю его жизнь. В его жизни не было «чужой» боли и «плохих» людей. Не было и своей семьи, так как он считал, что не хватит времени на отверженных: каторжников, бедных, больных. Он был католиком, но строгий ревнитель православия святитель Филарет (Дроздов) благословил служить молебен о его здравии.

Высокий, с добрыми и вдумчивыми голубыми глазами, в поношенном платье и заштопанных чулках, он был вечно в движении и никогда не бывал болен, пока первая и последняя болезнь не сломила его. 16 августа 1853 г. он умер, трогательно простясь со всеми, кто шел в открытые двери его квартиры.

Похоронен доктор Гааз на католическом кладбище на Введенских горах в Москве.

Могила Фёдора Петровича Гааза на Введенском кладбище (Москва)

В честь доктора названо Федеральное государственное лечебно-профилактическое учреждение «Областная больница имени доктора Ф. П. Гааза».

«Рождение» Фёдора Петровича Гааза

Фридрих Иосиф Гааз (1780-1853) родился в старинном живописном городе Мюнстерейфеле близ Кельна.Фридрих Йозеф Хаас родился в небогатой и многодетной семье аптекаря. Закончив в Кельне католическую церковную школу, а затем, прослушав курсы физики и философии в Йенском университете, Хаас едет в Геттинген, где получает медицинское образование. Далее, в Вене он знакомится в 1803 году с русским дипломатом - князем Репниным, который и убеждает его поехать в Россию. Россия казалась молодому человеку совершенно иным, неизведанным миром.

1802 год. Вена. Русский дипломат Репин рассыпался благодарностями в адрес молодого врача:

Вы так чувствительны, любезный доктор Гааз! От одного вашего прикосновения я ощущаю, как хворь покидает меня.

Мой долг, мое предназначение, господин посол, дать совет скорбящему и вселить надежду на благополучный исход, - зарделся двадцатидвухлетний окулист и хирург.

Смею утверждать, любезный доктор, вы далеко пойдете, - продолжал Репин. - Вас ожидает мировая слава, правда, не здесь, в умытой Вене, а в другом месте. Я предлагаю вам послужить великой России, там вы сможете дать волю своему уму и сердцу. И она вас щедро отблагодарит, обессмертит ваше имя.

Преуспевающий венский доктор не устоял перед елейной атакой русского дипломата.

В 1802 году Гааз поселяется в Москве, быстро приобретя известность и практику. Со временем он хорошо овладеет русским языком, назовется Фёдором Петровичем и будет считать Россию своим «вторым отечеством». Назначенный в 1807 году главным врачом Павловской больницы, Гааз в свободное время лечил больных в богадельнях, приютах, за что и был награжден Владимирским крестом IV cтепени, которым очень гордился. В 1809-1810 годах совершил две поездки на Кавказ, составив описание минеральных вод, признанное «первым и лучшим в своем роде», после которого начали свою историю Железноводск и Кисловодск. Идея переустройства казенных лечебниц и аптек не давала Гаазу покоя. Он строил грандиозные планы по созданию в Москве стройной системы медицинской помощи. И вдруг разразилась Отечественная война 1812 г. Гааз без колебаний отправился в действующую армию для организации медицинского обеспечения русских воинов, вместе с которыми и дошел до Парижа. Не мешало бы отдохнуть. Но Гааз возвращается в сожженную врагом Москву. Подавляющее большинство населения осталось без крова и медицинской помощи. Гааза назначают штадт-физиком - главным врачом Московской медицинской конторы, главой всех казенных медицинских учреждений и аптек. Их было не так много, и все они нуждались в расширении и развитии.

В 1814 году Гааз был зачислен в действующую русскую армию, был под Парижем. После окончания заграничного похода русских войск вышел в отставку.

По возвращении в Москву Гааз занимается частной практикой, становясь одним из известнейших врачей. Приглядевшись ко второй родине, Гааз понял, что в российской столице мало быть сердобольным доктором, надо стать еще необыкновенно деятельным организатором, чтобы сделать медицину доступной и эффективной. И когда ему предложили возглавить Павловскую больницу, что у Серпуховской заставы, без колебания принял предложение.

С первых же дней пребывания в новой должности Федор Петрович (так величали его в России) развил необычайно бурную деятельность. Развил и столкнулся с потрясающим равнодушием чиновников к медицинским проблемам. Беспокойному доктору пришлось употребить весь жар своего пылкого сердца, невероятное упорство, свой авторитет врача, воина, генерала, чтобы достойно представить интересы больных во властных структурах города. И как результат титанических усилий - открытие сначала глазной больницы, а затем и больницы для чернорабочих. Это дало толчок к реализации новых задумок.

Стыдом и болью главного врача Москвы были места не столь отдаленные. В тюрьмах свирепствовали болезни - заключенные гнили в буквальном смысле этого слова, сам тюремный уклад оказывал разрушающее влияние на их здоровье.

Доктор-мыслитель не только побеждал, но и терпел горькие поражения. Попытался упорядочить в городе продажу лекарств - власти “осадили”, предложил учредить службу скорой помощи - сочли не нужным, потребовал ввести в Москве оспопрививание - бумаги затерялись у столоначальников... Но когда в памяти всплывали картины холерных бунтов, горечь мгновенно отступала, улетучивалась. В организации мероприятий по укрощению холеры Гаазу не было равных. Разъяренные толпы были убеждены, что разносчиками заразы являются лекари. Однако, прослушав убедительные речи Гааза, бунтующие расходились по домам и начинали делать то, что “доктор прописал”. Жители безоглядно верили генералу в белом халате.

Возобновленная частная практика позволила Гаазу приобрести дом в Москве и подмосковное имение с устроенной там суконной фабрикой. Гааз вел спокойную жизнь обеспеченного, благополучного человека: одевался по европейской моде, имел великолепный выезд, много читал, переписывался с философом Шеллингом. Жизнь его круто изменилась в 1827 году, когда сорокасемилетний Гааз вошел в число членов новоучрежденного «тюремного комитета». Гааз был убежден, что между преступлением, несчастьем и болезнью есть тесная связь, поэтому к виновному не нужно применять напрасной жестокости, к несчастному должно проявить сострадание, а больному необходимо призрение.

Святой доктор

В ранг “святого доктора” Гааза возвели заключенные, когда тот стал главным врачом московских тюрем. На этом, пожалуй, самом трудном, поприще генерал-медик трудился почти двадцать пять лет. Гааз внес в тюремный миропорядок столько нового, гуманного и неординарного, что его идеи сохраняют свою актуальность до настоящего времени.

При пересыльном пункте на Воробьевых горах открыл тюремную больницу, которой заведовал сам. Специальное арестное отделение Федор Петрович организовал в Староекатерининской больнице, куда наведывался ежедневно.

Гааз отдавал себя службе без остатка. Служение и долг были для него двумя сторонами одной медали. Он служил исключительно по велению сердца.

Бескорыстие, обостренное чувство сострадания и участие в судьбах заключенных снискали Гаазу поистине легендарную славу. О “святом докторе” знали все каторжане. Федор Михайлович Достоевский, отбывая наказание в Сибири, воочию убедился в прочности любви арестантов к своему заступнику. Исследователи полагают, что прототипом князя Мышкина был Гааз.

Большинство того положительного, что на протяжении своей работы сделал Московский тюремный комитет, было связано исключительно с деятельностью в нем доктора Гааза. Он добился строительства при пересыльной тюрьме на Воробьевых годах тюремной больницы (1832 год), а в усадьбе Нарышкиных в Малом Казённом переулке - организации полицейской больницы. На его средства была реконструирована тюремная больница, покупались лекарства, хлеб, фрукты. Пребывание в больнице было благом для больных и измученных арестантов, которых Гааз под любым предлогом всегда задерживал на лечение. Часть тюремного замка, перестроенного на деньги Гааза, приняла образцовый характер: помимо больницы, здесь располагались школа для детей и мастерские - переплетная, столярная, сапожная, портняжная и даже по плетению лаптей.

Очень много сделал Ф. П. Гааз и для маленьких детей арестантов, чаще всего сосланных крепостных. В делах Московского тюремного комитета насчитывалось 317 ходатайств Гааза, умоляющих господ помещиков не разлучать детей и родителей. Если увещевания не помогали, Гааз неизменно упоминал о некоем анонимном благотворителе, готовом оплатить помещику его милосердие. В результате дети воссоединялись с родителями. Добился Гааз и организации школ для детей арестантов.

27 апреля 1829 года доктор Гааз впервые выступает в тюремном комитете против нечеловеческих условий этапирования заключенных. Можно было на что-то надеяться, однако в 1844 году скончался вечный заступник и сторонник гуманистических идей Гааза князь Дмитрий Владимирович Голицын. В отчаянии, что все благие дела могут пойти прахом, Гааз пишет письмо прусскому королю Фридриху-Вильгельму IV, в котором просит монарха сообщить о варварстве в тюремном деле своей сестре - жене Николая I, с тем чтобы она о том рассказала своему царственному супругу.

Опасения Гааза оправдались - в ноябре 1848 года новый генерал-губернатор Москвы Закревский своими распоряжениями ограничил полномочия тюремного врача и практически лишил Гааза возможности влиять на тюремное дело. Но врач продолжал протестовать, обращаться с прошениями, предложениями о помиловании заключенных, предложениями о выкупе за казенный счет из долговой тюрьмы, о поддержке деньгами этих должников.

За период с 1829 по 1853 год только официально зарегистрировано 142 прошения Гааза о помиловании заключенных или смягчении им меры наказания. И, несмотря на запреты, до последних своих дней Фёдор Петрович делал всё так, как считал нужным. Для Гааза не имело значения, что чиновники его ругали «утрированным филантропом» и призывали «сократить». Самыми счастливыми днями в своей жизни он считал день замены «прута» (железный стержень около метра длины, к которому прикреплялись наручниками 8-10 арестантов; на многие месяцы следования ссыльных по этапу прут соединял совершенно различных по возрасту, росту, здоровью и силам людей) «индивидуальными кандалами» и день открытия Полицейской больницы для бродяг и нищих. Двадцать лет Гааз провожал из Москвы все арестантские партии. Каждый понедельник в старомодной, известной всей Москве пролетке, доверху нагруженной припасами для пересыльных, появлялся доктор Гааз. О Гаазе вспоминал в «Былом и думах» Герцен, прекрасный очерк о нем написал Анатолий Кони. «Личность «святого доктора» очень интересовала Достоевского, писавшего: «В Москве жил старик, один «генерал», то есть действительный статский советник, с немецким именем, он всю свою жизнь таскался по острогам и по преступникам; каждая пересыльная партия в Сибирь знала заранее, что на Воробьевых горах ее посетит «старичок генерал» («Идиот», 6-я глава 3-й части). Максим Горький был убежден, что «О Гаазе нужно читать всюду, о нем всем надо знать, ибо это более святой, чем Феодосий Черниговский». И лишь Лев Толстой заявил: «Такие филантропы, как, например, доктор Гааз, о котором писал Кони, не принесли пользы человечеству».

Спешите делать добро!

Федору Петровичу перевалило за семьдесят. Годы не малые, да и здоровье не то, что было раньше, - пора бы угомониться. Но не тут-то было! Гааз всю жизнь мечтал о строительстве больницы для неимущих, для тех, кто внезапно заболел или получил увечье. В конце концов он превратил мечту в реальность. Продал свой дом, вложил все свои сбережения в строительство - больница была возведена. По сути это было первое учреждение скорой медицинской помощи в России.

Гаазовская больница в Малом Казенном переулке на Покровке принимала больных круглосуточно и в неограниченном количестве. Когда однажды Федору Петровичу доложили, что мест нет, все 150 коек заполнены, а больных везут, он распорядился размещать их в своей квартире.

В мемуарах московского «почт-директора» Александра Булгакова читаем: «Хотя Гаазу было за 80 лет, он был весьма бодр и деятелен, круглый год (в большие морозы) ездил всегда в башмаках и шелковых чулках. Всякое воскресенье ездил он на Воробьевы горы и присутствовал при отправлении преступников и колодников на каторжную работу в Сибирь. Александр Тургенев, который был весьма дружен с Гаазом, познакомил меня с ним. Они уговорили меня один раз ехать с ними на Воробьевы горы. Я охотно согласился, ибо мне давно хотелось осмотреть это заведение. Стараниями Гааза устроена тут весьма хорошая больница, стараниями его и выпрашиваемым им подаянием ссылочные находят здесь все удобства жизни. Гааз обходится с ними, как бы нежный отец со своими детьми... Цепь колодников отправлялась при нас в путь, бо’льшая часть пешком... Гааз со всеми прощался и некоторым давал на дорогу деньги, хлебы и библии». Кстати, всем уходившим из Москвы по этапу он раздавал еще и две собственноручно написанные и изданные книжечки: «Азбука христианского благонравия» и «Призыв к женщинам» - о милосердии, сострадании и любви.

Еще одна красноречивая страница из воспоминаний Булгакова. «Говоря уже о докторе Гаазе, не могу не поместить анекдот, который может заменить целую биографию его. Это случилось во время генерал-губернаторства князя Дмитрия Владимировича Голицына, который очень Гааза любил, но часто с ним ссорился за неуместные и незаконные его требования. Между ссылочными, которые должны были быть отправлены в Сибирь, находился один молодой поляк. Гааз просил князя приказать снять с него кандалу. «Я не могу этого сделать, - отвечал князь, - все станут просить той же милости, кандалы надевают для того, чтобы преступник не мог бежать». «Ну прикажите удвоить караул около него; у него раны на ногах, они никогда не заживут, он страдает день и ночь, не имеет ни сна, ни покоя». Князь долго отказывался, колебался, но настояния и просьбы так были усилены и так часто повторяемы, что князь наконец согласился на требования Газа.

Несколько времени спустя, отворяется дверь князева кабинета, и можно представить себе удивление его, видя доктора Гааза, переступающего с большим трудом и имеющего на шелковом чулке своем огромную кандалу. Князь не мог воздержаться от смеха. «Что с вами случилось, дорогой Гааз, не сошли ли вы с ума?», - вскричал князь, бросив бумагу, которую читал, и вставши со своего места. «Князь, несчастный, за которого я просил вас, убежал, и я пришел занять его место узника! Я виновен более, чем он, и должен быть наказан». Не будь это князь Дмитрий Владимирович Голицын, а другой начальник, завязалось бы уголовное дело, но отношения князя к Государю были таковы, что он умел оградить и себя, и доктора Гааза, которому дал, однако же, прежестокую нахлобучку. Он вышел из кабинета, заливаясь слезами, повторяя: «Я самый несчастный из смертных, князь сказал, чтобы я никогда не смел больше просить его ни о какой милости, и я не смогу больше помочь ни одному несчастному!

До конца жизни Гааз доказывал личным примером, что любовью и состраданием можно воскресить то доброе, что сохранилось в озлобленных людях. Ни канцелярское бездушие, ни ироническое отношение сильных мира сего, ни горькие разочарования не останавливали его. Общественность не всегда понимала сострадание к преступнику, полагая, что «лучше помогать доброму отцу семейства, вдове, сиротам, нежели какому-нибудь отъявленному злодею».

«Вы всё говорите, Фёдор Петрович, о невинно осужденных», - однажды сердито выговорил Гаазу митрополит Московский Филарет, - а таких нет. Если человек подвергнут каре - значит, есть за ним вина». «Да вы о Христе позабыли, владыко!», - вне себя вскричал Гааз.

После нескольких минут томительной тишины митрополит Филарет тихо ответил: «Нет, Фёдор Петрович! Когда я произнес эти мои поспешные слова, не я о Христе - Христос меня позабыл...»

Фёдор Петрович Гааз приехал в Россию довольно богатым человеком, а затем и приумножил свое богатство при помощи обширной практики среди зажиточных пациентов, однако всё его имущество ушло на благотворительность. «Быстро исчезли белые лошади и карета, с молотка пошла оставленная без «хозяйского глаза» и заброшенная суконная фабрика, бесследно продана была недвижимость» (из очерка А. Ф. Кони). Гааз работал и жил в Главном доме усадьбы Полицейской больницы, вплоть до своей смерти. Похоронен он был за казенный счет, на средства полицейского участка, поскольку его собственных средств не осталось даже на погребение. Фёдор Петрович Гааз не оставил наследников, но в последний путь его провожало почти 20 тысяч москвичей всех сословий и состояний - небывалая для тогдашней Москвы толпа. По прошествии почти полувека простой народ в Москве называл Полицейскую больницу «Гаазовской» и навещал на Введенском кладбище могилу доктора с кандалами на железной ограде. Теми самыми «гаазами», облегчившими жизнь тысяч каторжников.

Жизнь после смерти

В августе 1853 г. Федор Петрович заболел. Домой возвратился поздно. Перед сном долго смотрел на бездонное небо. А утром Гааза не стало. Остановилось безмерной доброты сердце врача-подвижника. Безмолвно покоилась на столе рукопись с удивительными словами: “Спешите делать добро”.

Раздав все, что имел, Федор Петрович умер в нищете и одиночестве. В его квартире была лишь старая мебель и подзорная труба. Хоронила Гааза полиция за свой счет. Прах Федора Петровича покоится на Немецком кладбище в Москве.

Спустя сорок лет после смерти Гааза москвичи на пожертвования соорудили памятник знаменитому доктору. Его открыли 1 октября 1909 г. во дворе легендарной “гаазовки”. Газета “Русский врач” писала: “Скульптор Н. А. Андреев за свою работу ничего не взял”. На постаменте выбили надпись: “Спешите делать добро”.

На Введенском кладбище в Москве - жители окрестных улиц называют его еще по-старому, Немецким - есть могила: темно-серый камень с темно-серым крестом, черная ограда; чугунные стояки-колонки, темные прутья, а поверх них свисают кандалы - цепи с широкими наручниками и "накожниками". На камне выбито: 1780-1853 и несколько строк латыни. Слова из Евангелия по-русски звучат так: "Блаженны рабы те, которых господин, пришедши, найдет бодрствующими; истинно говорю вам, он перепояшется и посадит их и, подходя, станет служить им".

Гаазовские кандалы и разорванные цепи - один из главных элементов надгробья на могиле "святого доктора". Ограда, как и памятник в Малом Казенном переулке в Москве, выполнена выдающимся скульптором Н. А. Андреевым.

"Во все времена года на этой могиле лежат цветы живые, матерчатые и бумажные, иногда пышные букеты, чаще скромные пучки ландышей, ромашек или просто одна гвоздика, тюльпан.

Полтораста лет назад Федора Петровича Гааза знали все московские старожилы. Когда он ехал в тряской пролетке или шел по улице, высокий, чуть сутулый, большеголовый, в черном фраке с кружевным жабо - ветхим, пожелтевшим, но тщательно разглаженным, в коротких черных панталонах и таких же старомодных башмаках с большими железными пряжками, с ним приветливо здоровались на московских улицах сановные аристократы, ехавшие в каретах с гербами, и нищие на церковных папертях, генералы, офицеры, "будочники" с алебардами, извозчики, мастеровые, университетские профессора и студенты, дворовые слуги известных московских бар, купцы, охотнорядские приказчики и нарядные светские дамы.

Га́аз Фёдор (Иванович) Петро́вич (Фридрих-Иосиф, нем. Friedrich-Joseph Haass; 24 августа (4 сентября) 1780, Бад-Мюнстерайфель - 16 августа 1853, Москва) - русский врач немецкого происхождения, филантроп, известный под именем «святой доктор», католик.

Москвичи шутили, что доктору Гаазу, его кучеру и лошадям не менее 400 лет! Подаренную благожелателями новую карету и тройку лошадей он распорядился продать, а деньги перечислить на помощь бедным. Десятки лет ходил он в старомодном черном, порыжевшем от старости фраке, кружевном ветхом жабо, заштопанных чулках, вызывая недоумение, сожаление, а то и злую насмешку. Немногие тогда понимали, что перед ними – настоящий подвижник.

Фридрих-Йозеф Гааз родился 24 августа 1780 г. в Германии в городке Мюнстерейфеле близ Кельна в Германии. Дед его был доктором медицины, отец – скромным аптекарем. Это была благочестивая семья, в которой росло 8 детей. Несмотря на скромные средства, все пятеро братьев получили хорошее образование.Окончив католическую церковную школу, Фридрих поступил в Йенский университет, где посещал лекции по математике и философии, был учеником Шеллинга. В Вене он получил медицинское образование, специализировался по глазным болезням.

Из обобщенных воспоминаний современников о молодом преуспевающем докторе: «Учен не по летам. В медицинских науках всех превзошел. Латынь и греческий не хуже немецкого и французского знает; в математике, физике, астрономии весьма сведущ; по философии, по богословию любого ученого монаха за пояс заткнет. В Священном Писании начитан редкостно, все Евангелия наизусть помнит. А уж богобоязнен, благонравен… Однако не ханжа: своими добродетелями не чванится, чужих грехов не судит…Напротив, о любом и каждом норовит сказать что-нибудь доброе, похвальное. Ласков, приветлив без корысти; с сильными и богатыми не искателен; с простолюдинами, с прислугой кроток и милостив…»

В качестве главного врача военного госпиталя, Гааз ездил по Северному Кавказу, где открыл, исследовал и подробно описал источники целебных минеральных вод, вокруг которых позднее возникли известные курорты: Железноводск, Пятигорск, Ессентуки и Кисловодск.

Когда армия Наполеона вторглась в Россию, доктор сопровождал русские войска в походах от Москвы до Парижа: оперировал, лечил больных, контуженных, раненых, переводил с французского, беседовал с солдатами и офицерами о Божьем Промысле и медицине, ближе узнавал жизнь русского народа. И все больше чувствовал себя его частью…

Федор Петрович, так стал называться московский доктор Гааз стал главным врачом всех городских больниц. За свои заслуги он был награжден орденом Святого Владимира четвертой степени, удостоен чина надворного советника, был желанным гостем во многих аристократических домах. Был состоятельным человеком, владельцем каменного дома, деревни, крепостных крестьян, суконной фабрики. Но все его доходы уходили на помощь бедным. Не щадя себя, боролся Федор Петрович за справедливость, за права больных, чье положение в больницах было ужасающим. Доктор Гааз гневно укорял нерадивых, обличал наживающихся на бедах людей чиновников, писал пространные записки в высшие инстанции. И, конечно, нажил себе немало врагов – на него писали доносы, уверяли начальство, что он находится «не в здравом душевном состоянии», насмехались, издевались над ним…Гааз вынужден был подать в отставку, но он не был сломлен: «И один в поле воин!» – был убежден неугомонный доктор.

В 1828 г. произошло событие, окончательно поставившее его на крестный путь святого служения самой обездоленной части русского общества, а в их лице – Господу Богу.

По предложению своего друга, генерал-губернатора князя Голицына, Федор Петрович Гааз становится членом и главной движущей силой «Комитета попечительства о тюрьмах». Комитет был учрежден по особому указу императора, и в него входили многие именитые люди, в том числе московский митрополит Филарет. За четверть века доктор пропустил лишь одно из 253 ежемесячных заседаний комитета, когда сам уже тяжело заболел.

Положение арестантов в московских тюрьмах было страшным: грязь, сырость, отсутствие нар, переполненные камеры, где лица, виновные лишь в нарушении паспортного режима, содержались вместе с настоящими преступниками, больные вместе со здоровыми, дети вместе со взрослыми, а женщины, зачастую, вместе с мужчинами. В тюремных лазаретах больные лежали по двое-трое на одной кровати, содержались они впроголодь, так как надзиратели бессовестно обкрадывали несчастных.

Периодически из Москвы по бесконечной дороге, ведущей в Сибирь, отправлялись сотни каторжан. В год через Москву проходило примерно 4500 ссыльнокаторжных и столько же «бродяг», которых в кандалах вели к месту жительства. По воспоминаниям Герцена, «Гааз ездил каждую неделю в этап на Воробьевы горы, когда отправляли ссыльных….В качестве доктора…он ездил осматривать их и всегда привозил с собой корзину всякой всячины, съестных припасов и разных лакомств: грецких орехов, пряников, апельсинов и яблок для женщин. Это возбуждало гнев и негодование благотворительных дам, боящихся благотворением сделать удовольствие».

Гааз сумел добиться отмены так называемого «прута» – фактически орудия пытки, которое использовали для предупреждения побегов идущих по этапу. Прикованные намертво к железному пруту, со стертыми до крови руками, медленно шли больные и здоровые, старики и дети, мужчины и женщины. Тех, кто падал, волокли остальные, мертвых на привале отстегивали, заменяя их живыми; арестанты, скованные по пять человек по обе стороны прута, вмести шли, сидели, дремали, ели, справляли нужду. Всем идущим по этапу брилась половина головы. Благодаря Федору Петровичу, прут для всех, идущих по этапу через Москву, был заменен легкими индивидуальными, так называемыми «гаазовскими», кандалами; в тех губерниях, где прут еще сохранялся, наручники стали обшиваться кожею или сукном. Надев на себя облегченные кандалы, доктор ходил в них по своей комнате вокруг стола, считая круги, пока не «проходил» 5-6 верст. Так он испытывал на себе собственное изобретение. Гааз добился отмены поголовного бритья, которое осталось обязательным только для каторжных.

Доктор руководил постройкой новых тюремных больниц, преобразовывал, расширял и переоборудовал больницы для всех неимущих, крепостных и городской бедноты.

По его настоянию партии ссыльных, приходящих в Москву, оставались в ней на неделю. Он посещал каждую партию не менее четырех раз, обходил все помещения пересылаемых, говорил с ними, расспрашивал о нуждах, осматривал. Заболевшие, уставшие не только физически, но и душевно, отделялись от партии, помещались в открытую Гаазом больницу при пересыльной тюрьме. Нарушая существующие законы, Гааз оставлял даже здоровых арестантов, если заболевал кто-либо из членов его семьи, сопровождающей ссыльного в Сибирь. Для того, чтобы семьи не разлучались, доктор выкупал крепостных – жен и детей, чтобы они могли сопровождать своих близких. Все это требовало огромных расходов. Федор Петрович активно привлекал благотворителей, так как его дом, деревня, суконная фабрика давно уже были проданы, деньги пожертвованы на дела милосердия, а сам он много лет жил при больницах, отказывая себе даже в новом платье.

Будучи глубоко верующим человеком, доктор понимал, как важна для его подопечных духовная поддержка. Гааз устраивал тюремные библиотеки, школы для детей заключенных. Снабжал их букварями, Евангелиями, сам сочинил и издал несколько брошюр с «добрыми наставлениями и советами». Его «Азбука христианского благонравия» содержит тексты из 4-х Евангелий, Посланий Апостольских, проповедующих любовь, прощение, мир, кротость. Гааз развивал эти тексты, подкреплял их выписками из духовных книг, назидательными рассказами. Автор убеждал читателей не гневаться, не злословить, жалеть людей. Всем уходящим по этапу доктор собственноручно вешал на грудь сумочку с этой книжкой. Добился и того, чтобы иноверцы получали духовную литературу на родных языках.

Жена английского посла, посетившая пересыльную тюрьму в 1847 г. вспоминала: «…Когда я вошла в тюрьму, один арестант стоял на коленях перед Гаазом и, не желая встать, рыдал надрывающим душу образом…Перед отходом партии была перекличка. Арестанты начали строиться, креститься на церковь; некоторые поклонились ей до земли, потом стали подходить к Гаазу, благословляли его, целовали ему руки и благодарили за все доброе, им сделанное. Он прощался с каждым, некоторых целуя, давая каждому совет и говоря ободряющие слова…»

Помогая обездоленным, Гааз никогда не интересовался их происхождением, национальностью, религией. Среди спасенных им людей – православные, лютеране, мусульмане, раскольники, иудаисты…

Чтобы помогать невинно осужденным и облегчать участь виновных, доктор Гааз вникал во все юридические подробности тогдашнего законодательства, писал бесконечные ходатайства, обращался с жалобами, требованиями справедливости. Для достижения своих благородных целей он, не считаясь с субординацией, мог обратиться и к царю, и к митрополиту, и даже к королю Пруссии (дабы тот через свою сестру, русскую императрицу, повлиял на царя Николая I и он помог бы в решении вопроса о пруте). Он мог встать на колени и плакать, унижаться, требовать. Доказывая свою правоту, он часто выглядел нелепо – суетился, хватался за голову, размахивал руками и притоптывал на месте. Невозможно без слез читать о том, как однажды на приеме у городского главы, после того, как тот строго отчитал его и попытался запретить увеличивать до бесконечности количество мест в тюремной больнице (тех, кто уже не умещался там, доктор устраивал у себя на квартире), Гааз, не имея уже никаких аргументов в «оправдание» своей филантропии, в слезах упал перед генерал-губернатором на колени. Он не мог жить по-другому. Его считали юродивым, сумасшедшим, писали на него бесконечные доносы, оговаривали. Все его благородные начинания упирались в стену непонимания, отчуждения, а то и непримиримой ненависти.

Конечно, были и помощники, которые, жалея несчастных, уважая самого Гааза, от всей души помогали ему в делах милосердия. Но не было никого, кто по-настоящему понимал его. Потому что святой доктор видел и слышал человеческое горе не только глазами и ушами, но, прежде всего, сердцем и душой. Жил так, будто, подобно апостолам, принял Евангельскую истину из рук Самого Христа.

Доктор Гааз не имел своей семьи, его детьми и братьями были его больные, страдающие и беззащитные.

Спасая во время эпидемий холерных больных, он, желая приободрить личным примером молодых врачей, сам мыл, обертывал и даже целовал зараженных. Этим он хотел доказать, что холера не передается от человека к человеку, что у нее «другие пути». Рискуя жизнью, ходил по Москве, шел на площади, где шумели толпы, возбужденные слухами, будто «начальство и лекари пускают холеру», беседовал с людьми, учил, как вести себя, чтобы уменьшить вероятность заражения. И этим спас тысячи людей.

Москвичи узнавали его, выражали свою любовь, заказывали молебны о здравии «раба Божия Фёдора».

Однажды в больницу привезли крестьянскую девочку, умиравшую от волчанки. Страшная язва на её лице была настолько уродлива и зловонна, что в помещение, где находилась эта одиннадцатилетняя мученица, не мог войти никто, даже родная мать. И только доктор Гааз ежедневно подолгу сидел у ее постели, целовал девочку, читал ей сказки, не отходил, пока она не умерла.

Его вера в человека не имела границ. После восстания декабристов в московских салонах много говорили о высоких идеалах свободы, равенства, братства. Доктор Гааз всегда возражал на это: «Свобода всегда была, везде есть, свободу нам дал Спаситель Христос. Каждый человек может свободно решать: хорошее дело он хочет делать или дурное, доброе или злое. И равенство всегда было и есть, равенство перед Небом. И братство всегда было. И всегда может быть; надо лишь помнить уроки Спасителя. Каждый христианин есть брат всем людям».

Когда его бессовестно обманывали, он никогда не сожалел, что доверял человеку. «Да, бывают настоящие плуты-обманщики, кои крестятся и врут без совести…Такая ложь есть очень большой грех. Но если человек говорит и крестится, а я не хочу верить – это уже мой грех. А если он говорил неправду, а я верил, и он это видел, он, может быть, потом будет стыдиться и каяться…», – рассуждал доктор Гааз.

Известен случай, когда его пытался обокрасть бродяга, которого доктор взялся вылечить от какого-то недуга. Когда кража обнаружилась и сторож больницы отправился за квартальным, Гааз отпустил вора, дав ему полтинник и напутствовав пожеланием помнить Бога и исправить свою жизнь.

Однажды морозной ночью доктор спешил к какому-то больному. Двое преградили ему дорогу с требованием отдать им шубу и деньги. Гааз обещал это сделать, только просил сначала проводить его до нужного дома, дабы он не замерз по дороге раздетым. Один из грабителей узнал известного всем святого доктора и, попросив прощения, разбойники проводили Федора Петровича до места, чтобы никто не мог посягнуть на него.

Духовным завещанием святого доктора можно считать его «Призыв к женщинам», переведенный с французского языка лишь спустя много лет после смерти автора.

В этом призыве говорится: « ….Вы призваны содействовать возрождению общества…Не останавливайтесь в этом отношении перед материальными жертвами, не задумывайтесь отказываться от роскошного и ненужного. Если нет собственных средств для помощи, просите кротко, но настойчиво у тех, у кого они есть. Не смущайтесь пустыми условиями и суетными правилами светской жизни. Пусть требование блага ближнего одно направляет ваши шаги! Не бойтесь возможности уничижения, не пугайтесь отказа …Торопитесь делать добро!»

Черты доктора Гааза угадываются в образе князя Мышкина, о нем же он пишет вполне документально в 3 части «Идиота»: « В Москве жил один старик “генерал”, то есть действительный статский советник, с немецким именем; он всю жизнь таскался по острогам и по преступникам; каждая пересыльная партия в Сибирь знала заранее, что на Воробьевых горах ее посетит “старичок-генерал”. Он делал свое дело в высшей степени серьезно и набожно; он являлся, проходил по рядам ссыльных, которые окружали его, останавливался перед каждым, каждого расспрашивал о его нуждах, наставлений не читал почти никогда никому, звал всех «голубчиками» . Он давал деньги, присылал необходимые вещи… приносил иногда душеспасительные книжки и оделял ими каждого грамотного … Все преступники у него были на равной ноге, различия не было. Он говорил с ними, как с братьями, но они сами стали считать его под конец за отца. Если замечал какую-нибудь ссыльную женщину с ребенком на руках, он подходил, ласкал ребенка… Так поступал он множество лет, до самой смерти; дошло до того, что его знали по всей России, то есть все преступники»/

Из выступления доктора Гааза на очередном заседании «тюремного комитета» в 1833 г.: «…Когда я стою здесь, в сей прекрасной теплой зале перед столь досточтимыми особами, взирая на благородные добродетельные лица, и знаю, что после нашего заседания поеду к себе в благоустроенный дом или, ежели пожелаю, поеду в гости к доброму приятелю, то я не смею забывать, что в это самое мгновение, две-три версты отсюда, страдают люди в оковах, в холоде, в грязи, в тесноте между суровых и злодейских лиц своих невольных спутников, с которыми не могут ни на миг расставаться, никуда ни на один шаг не могут отдалиться, ибо все двери и ворота замкнуты, и нет у них никаких радостей, никаких облегчений, ни даже надежд на облегчение…»

Уже через много лет после смерти святого доктора председатель Петербургского тюремного комитета Лебедев писал: «Гааз, в двадцать четыре года своей деятельности, успел сделать переворот в нашем тюремном деле. Найдя тюрьмы наши в Москве в состоянии вертепов разврата и унижения человечества, Гааз не только бросил на эту почву первые семена преобразований, но успел довести до конца некоторые из своих начинаний и сделал один, не имея никакой власти, кроме силы убеждения, более, чем после него все комитеты и лица, власть имевшие».

Когда митрополит Филарет приехал проститься с умирающим Федором Петровичем, тот диктовал дополнения к завещанию. Митрополит прочел первый лист: «Я все размышляю о благодати, что я так покоен и доволен всем, не имея никакого желания, кроме того, чтобы воля Божия исполнилась надо мною. Не введи меня во искушение, о Боже Милосердный, милосердие Коего выше всех Его дел! На него я, бедный и грешный человек, вполне и единственно уповаю. Аминь.» Неожиданно для себя самого, владыка бережно, ласково погладил судорожно напряженные болью плечи умирающего, перекрестил его несколько раз и произнес: «Господь благословит тебя, Федор Петрович. Истинно писано здесь, благодатна вся твоя жизнь, благодатны твои труды. В тебе исполняется реченное Спасителем: “Блаженны кроткие…Блаженны алчущие и жаждущие правды…Блаженны милостивые…Блаженны чистые сердцем…Блаженны миротворцы…” Укрепись духом, брат мой Федор Петрович, ты войдешь в Царствие Небесное…»

Хоронили Федора Петровича Гааза на казенный счет. Более 20 тысяч москвичей вышли проводить святого доктора в последний путь. Гроб несли на руках до самого немецкого кладбища на Введенских горах. В православных храмах служились панихиды по немцу-католику. И никого это не удивляло.

А.Ф.Кони писал: «Мы мало умеем поддерживать сочувствием и уважением тех немногих действительно замечательных деятелей, на которых так скупа наша судьба. Мы смотрим обыкновенно на их усилия, труд и самоотвержение с безучастным и ленивым любопытством, “со зловещим тактом,- как выразился Некрасов, – сторожа их неудачу”. Но когда такой человек внезапно сойдет со сцены, в нас вдруг пробуждается чувствительность, очнувшаяся память ясно рисует и пользу, принесенную усопшим, и его душевную красоту, – мы плачем поспешными, хотя и запоздалыми слезами…Каждое слово наше проникнуто чувством нравственной осиротелости. Однако все это скоро, очень скоро проходит…Через год-другой горячо оплаканный деятель забыт, забыт совершено и прочно...У нас нет вчерашнего дня. Оттого и наш завтрашний день всегда так туманен и тускл….Будем, однако, надеяться, что память о Фёдоре Петровиче Гаазе не окончательно умрет и в широком круге образованного общества. Память о людях, подобных ему, должна быть поддерживаема как светильник, льющий кроткий, примирительный свет…Люди, подобные Гаазу, должны быть близки и дороги обществу, если оно не хочет совершенно погрязнуть в низменной суете эгоистических расчетов».

Более 150 лет прошло с тех пор. Современница доктора Гааза так описывает атмосферу тогдашней России: «У того общества …не было ни энтузиазма, ни веры, ни жара; оно было невозмутимо… неподвижно… окостенелое и равнодушное… Оно умело только глумиться и глумиться безразлично… но смеяться безразлично – признак мертвенности, отсутствия всяких высших интересов, симптом растления, нравственной порчи». Вам ничего это не напоминает? Похоже, хороших времен не бывает, просто жизнь всегда держится на таких вот подвижниках, кротких и бескорыстных, осмеянных и оплеванных, с восторгом кладущих душу свою за ближних и считающих саму возможность приносить себя в жертву высшей наградой.

В заключение хочется привести одну из последних дневниковых записей иеромонаха Василия (Рослякова): «Господи, Ты дал мне любовь и изменил меня всего, и я теперь не могу поступать по-другому, как только идти на муку во спасение ближнего моего. Я стенаю, плачу, устрашаюсь, но не могу по-другому, ибо любовь Твоя ведет меня, и я не хочу разлучаться с нею, и в ней обретаю надежду на спасение и не отчаиваюсь до конца, видя её в себе». Эти простые и пронзающие душу слова как нельзя лучше объясняют жизнь немца-католика Федора Петровича Гааза.

Федор Петрович Гааз был не только талантливым и действительно выдающимся врачом, одним из первых плотно занявшимся развитием российской медицины, но также был известным меценатом и филантропом. Всю свою жизнь он полностью посвятил помощи обычным людям, за что уже после смерти в народе его начали называть не иначе, как «святой доктор».

Начало профессиональной деятельности

Федор Гааз родился в Германии в 1780 году, и по рождению носил имя Фридриха-Иосифа. Все свое детство и молодость он провел на родине, где получил отличное медицинское и философское образование в престижнейших Йенском и Геттингенском университетах. Затем в 1806 году его родители перебрались в Россию, где молодой человек начал работать обычным врачом.

Стоит отметить, что российская медицина того времени находилась в крайне прискорбном состоянии даже в крупных городах, не говоря уже о регионах. Качественного образования практически не было, со снабжением и фармацевтикой все было еще хуже. Именно поэтому такой выдающийся специалист, как Федор Гааз очень быстро произвел неизгладимое впечатление на своих коллег и в особенности на пациентов. Уже за первые годы работы он приобрел определенное влияние, ведь справлялся с такими случаями, в которых другие специалисты просто опускали руки. К его советам прислушивались даже опытные врачи, а сам он параллельно с работой активно занимался своими научными исследованиями.

Слухи о таланте молодого врача быстро разлетелись по всей Москве, и уже через несколько лет городской губернатор присвоил Гаазу орден Святого Владимира 4 степени. Эта награда стала не последней из полученных талантливым врачом, но именно ей он гордился больше всего и всегда носил с собой вплоть до самой смерти. Одним из важнейших достижений доктора Гааза стала его работа в московском тюремном комитете, и реформирование российской тюремной системы.

Работа в тюремном комитете

По своей натуре Федор Петрович Гааз был очень человеколюбив, и никогда не отворачивался от тех, кому была нужна помощь, а потому, пользуясь своим влиянием, он значительно облегчил судьбы заключенных. Со временем он смог добиться запрета на использование кандалов среди детей и стариков. С его помощью была отменена практика железного прута, к которому приковывали по 12 человек, отправляя их в ссылку. Также он смог добиться отмены правила, по которому осужденным женщинам сбривали половину волос на голове, и самолично внес еще очень много различных мелких улучшений.

Поскольку он был одним из организаторов открытия тюремных больниц как таковых, то и на протяжении своей жизни работал над их совершенствованием и обеспечением всеми необходимыми лекарственными препаратами, местами, персоналом и так далее. Он боролся с законами и часто переступал их, так как в самом начале его работы далеко не все заключенным предоставили право медицинского обслуживания, а также значительно ограничили количество больных, которые могут одновременно находиться в лазарете, ведь они должны были работать и выполнять свои ежедневные обязательства. Даже при всем уважении к талантам и личным качествам Федора Петровича Гааза далеко не все руководящие личности соглашались с его действиями и мыслями.

Исследования природных источников

Параллельно со своей активной медицинско-социальной деятельностью профессор Гааз активно интересовался и занимался изучением природных водных источников. Он изучал положительное и лечебное воздействие таких вод на организм, и изъездил множество стран в поисках таких месторождений. В связи с этим очень много времени он провел на Кавказе. В связи с его открытиями, произведенными в 1810-1812 годах, в тех местах вскоре были построенные первые оздоровительные пансионаты и медицинские учреждения при них, занимавшиеся проведением различных процедур с использованием полезной для организма человека воды.

После Кавказа Гааз побывал в Кисловодске и Ессентуках, а также во многих других частях страны. Впрочем, как он и сам говорил, его человеколюбие всегда побеждало в споре с внутренним ученым, а потому он всегда стремился отыскать время, для того, чтобы вернуться в Москву и продолжить там свою активную деятельность.

Работа всей жизни

Еще одной важной инициативой талантливого доктора была попытка отмены права для помещиков ссылать крепостных, однако архаичные убеждения в обществе того времени были слишком сильны, и серьезные изменения в этом вопросе были проделаны много позже. Тем не менее, все эти действия ярко демонстрируют прогрессивные взгляды Федора Петровича Гааза и его целеустремленность в достижении своих целей.

Еще одной важной стороной работы доктора Гааза являлась его преподавательская деятельность. По большому счету, большинство известных врачей того времени с гордостью называли себя учениками Гааза. Он умудрялся преподавать в любом месте, будь то кафедра или же палата пациентов. Будучи учеником классической немецкой школы, он уделял много времени практическому обучению, которое очень быстро приносило свои плоды.

Несмотря на постоянную нехватку времени, Федор Гааз написал несколько великолепных учебных пособий, а также множество научных работ, заслуживших большой интерес, как среди отечественных врачей, так и за рубежом. Всю свою жизнь, вплоть до самой смерти в 1853 году этот талантливый врач и ученый помогал людям всеми возможными способами. Под конец своей жизни, он потратил на благотворительность и личные проекты все свои сбережения, притом, что занимаемое им в обществе положение позволяло ему быть весьма богатым человеком.

Его современники запомнили его как талантливейшего врача и очень приятного всегда позитивного человека в поношенном, но очень опрятном фраке и всегда с неизменным орденом Святого Владимира на груди. В каком-то смысле его можно назвать родоначальником полноценной и настоящей российской медицины, и уж точно нельзя не отметить, что этот выдающийся человек сумели изменить мир, в котором он жил в лучшую сторону.