С.Л.О.Н: Соловецкий лагерь особого назначения. Воспоминания надзирателя. Соловецкий Лагерь Особого Назначения – правда и небылицы
Соловки — страшная, позорная страница в истории Советского союза. Сломанные судьбы, искалеченные души. Более миллиона замученных людей. Сейчас принято замалчивать постыдные моменты прошлого страны. Но HistoryTime думает иначе, а потому сегодня расскажет о самой страшной тюрьме СССР.
Вначале был СЛОН. Не спешите ухмыляться такой забавной аббревиатуре. Многие граждане Советского союза боялись этого слова, как огня. Да и как не бояться, если оно обозначало место, из которого не возвращаются? СЛОН — Соловецкий лагерь особого назначения. В народе — Соловки.
Он был основан еще в царское время — специально для самых первых революционеров, членов социалистических партий. К моменту заключения в СЛОН они уже были прожженными лагерниками, но Соловки поражали даже их. Совершенно чудовищные условия, изощренные издевательства над психикой и телом…
Попадали сюда и уголовники. Но самым поразительным оказалось то, что в этот лагерь согнали абсолютно все духовенство, которое после запрета религии продолжало вести службы, причащать и исповедовать приход.
Невыносимое мучение — идти втроем по болоту, держа в руках смычку рельсового полотна весом в сто шестьдесят килограмм. К десяти часам три старика совершенно выбились из сил. Один из них, Колокольцев… лег на землю со словами: «Убейте меня лучше! Я больше не в силах!..» Колокольцев умер от разрыва сердца около четырех часов утра.
Во второй половине 30-х годов — когда репрессии достигли пика — в Соловки отправили многих неугодных власти ученых, культурных деятелей, работников Коминтерна…
Чтобы понять, что такое Соловки, можно вспомнить концентрационные лагеря нацистской Германии. Советские лагеря, к сожалению, можно назвать их предшественниками. Да уж, гордиться явно нечем.
В отчаянии многие женщины своих детей умерщвляют и выбрасывают в лес или в уборные, вслед кончая и сами жизнь самоубийством. «Мамок», которые умерщвляют своих детей, ИСО посылает в женский штрафной изолятор на Заячьи острова, в пяти километрах от Большого Соловецкого острова.
Соловки стали «опытной» площадкой, на которой разрабатывали самые изощренные методы наказаний и допросов, позже примененные в ГУЛАГе. Психологическое давление, телесные истязания, показательные расстрелы… Через Соловецкий лагерь особого назначения с 1920-го года по 1939-й прошли более миллиона советских граждан. Более миллиона! Подавляющее большинство, что называется, без вины виноватые, пострадали от несправедливого суда. Домой вернулось лишь несколько сотен человек. Несколько сотен из целого миллиона…
Людей расстреливали днем. Что ж, нельзя было ночью, тихо? А зачем же тихо? — тогда и пуля пропадает зря. В дневной густоте пуля имеет воспитательное значение. Она сражает как бы десяток за раз.
Расстреливали и иначе — прямо на Онуфриевском кладбище, за женбараком (бывшим странноприимным домом для богомолок) — и та дорога мимо женбарака так и называлась расстрельной . Можно было видеть, как зимою по снегу там ведут человека босиком в одном белье (это не для пытки! это чтоб не пропала обувь и обмундирование!) с руками, связанными проволокою за спиной — а осужденный гордо, прямо держится и одними губами, без помощи рук, курит последнюю в жизни папиросу.
В 1937-м году СЛОН был переименован в СТОН — Соловецкую тюрьму особого назначения. И это действительно был стон — стон народа, страдающего из-за тоталитаризма в своем государстве.
В 1939-м году история СТОН была расформирована. Советским гражданам будто бы дали глотнуть свежего воздуха… но тут же его перекрыли. Летопись начала новую позорную страницу советской истории, и ей стала…
Продолжение следует…
В 1928 году ряд европейских стран, а также Социнтерн (объединение социалистических партий Европы) обратились к правительству СССР с запросами по поводу положения заключенных в советских концлагерях. Это было вызвано тем, что правительства США и Великобритании приняли решение не покупать строительный лес у Советского Союза, аргументируя это тем, что заключенные Соловецкого лагеря добывают его, находясь в нечеловеческих условиях, и огромное количество соловецких узников умирает прямо во время лесозаготовок. О таком положении дел на Соловках за рубежом узнали от самих заключенных, которым удалось бежать из лагеря с материковых командировок.
Советское правительство решило пригласить на Соловецкие острова комиссию иностранных представителей для проверки положения дел в Соловецком Лагере Особого Назначения (СЛОН), в состав которой входил известный советский писатель Максим Горький. В 1929 году эта комиссия прибыла в лагерь. Лагерное руководство хорошо подготовилось к встрече дорогих гостей. Комиссия осмотрела различные лагерные отделения, включая Детскую Трудовую Колонию и Штрафной Изолятор. Комиссия также ознакомилась с культурными достопримечательностями Соловецкого лагеря: библиотекой, многие книги которой сохранились еще от старой монастырской библиотеки; двумя лагерными театрами «ХЛАМ» и «СВОИ»; Антирелигиозным музеем и т.д.
Вернувшись в Москву, М.Горький напечатал очерк «Соловки», в котором воспел романтику лагерной жизни, превращающей закоренелых преступников и врагов Советской власти в примерных строителей нового общества.
А спустя год в 1930 в лагере была еще одна комиссия, которая занималась разбирательством злоупотреблений лагерного руководства. По результатам работы этой комиссии было вынесено 120 смертных приговоров в отношении руководителей Соловецкого лагеря.
Так что же такое СЛОН? «Романтика лагерной жизни» или «ужасы лесозаготовок»? Почему в 70-х годах в поселке Соловецкий, когда строили жилой дом для школьных учителей и, выкопав котлован и обнаружив массовое захоронение расстрелянных заключенных, Советское правительство приказало поставить на этом месте дом и запретило производить в этом месте какие либо земляные работы?
Сведений о Соловецком лагере очень много, но, тем не менее, опираясь на них, составить реальный портрет Соловков в лагерный период очень сложно, т.к. все они очень субъективны и описывают разные периоды существования Соловецкого лагеря. Скажем, мнение М. Горького, которому показывают Штрафной изолятор, и мнение заключенного этого изолятора могут сильно отличаться. К тому же театр, который показывали Горькому в 1929 году, в 30-м уже прекратил свое существование. Учитывая все эти особенности, я попытаюсь провести обзор воспоминаний очевидцев жизни лагеря и составить максимально объективное представление о Соловецком лагере.
В XV веке на пустынных Соловецких островах в Белом море преподобными Зосимой, Савватием и Германом был основан Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь, который к моменту своего закрытия в 1920 году был одним из самых больших и известных монастырей России. Климат на Соловках чрезвычайно суров, монахам приходилось всегда вступать в противоборство с природой, чтобы выжить, поэтому труд в монастыре всегда очень ценился. Навигация в Белом море возможна лишь в летние месяцы, поэтому большую часть времени Соловецкие острова отрезаны от внешнего мира.
Эти особенности Соловков и решили использовать в своих интересах новые хозяева архипелага - Советская власть. Монастырь был закрыт, разграблен (причем с Соловков было вывезено 158 пудов драгоценных металлов и камней) и сожжен в 1923 году накануне Пасхи в Страстную Пятницу. Оскверненные и обезображенные Соловки в том же 1923 году были переданы в ведение ГПУ для организации там лагеря принудительных работ особого назначения. Еще до официального открытия Соловецкого лагеря туда уже прибыли заключенные из других концлагерей Архангельского и Пертоминского, где содержались пленные участники Белого движения. Началось обустройство концлагеря. Все монастырские постройки были переоборудованы в места для содержания заключенных, а огромное хозяйство, оставшееся после монастыря, стало производственной базой Соловецкого лагеря.
В том же 1923 году на Соловки стали ссылать и гражданских лиц, недовольных Советской властью. В основном это были, так называемые «политические», - эсэры, меньшевики, анархисты и другие бывшие соратники большевиков. Их разместили в одном из бывших монастырских скитов в Савватиево, где они находились в строгой изоляции.
«Политические» попытались поднять бунт, но он был жестоко подавлен. Красноармейцы расстреливали безоружных заключенных, из которых 8 человек погибло, и множество было раненых. Газета «Правда» описала это происшествие, как столкновение конвоя с напавшими на него заключенными. Это первый случай массового расстрела на Соловках, увы, не последний. Весть об этом расстреле попала в прессу и даже получила огласку за рубежом.
Для принудительных работ на Соловки отправляли и других гражданских лиц. Это была интеллигенция, не вписывавшаяся в новые идеологические установки. Очень много было духовенства, в частности в 1924 году прибыл в лагерь священномученик Иларион Троицкий. Взглянув на то, во что превратился славный монастырь, он сказал: «Живыми мы отсюда не выйдем» (из Соловецкого лагеря он вышел живым, вернее, полуживым и умер в пути от тифа, когда его этапировали в ссылку в Казахстан).
Присылали на Соловки раскулаченных крестьян, которые к 1927 году составляли большинство заключенных Соловецкого лагеря - около 75%. Было так же много уголовников, среди которых значительный процент составляли бывшие чекисты, осужденные за уголовные преступления. Их тут же вербовало лагерное руководство, и они становились надзирателями. В лагере они занимались тем же чем и на свободе только с особой старательностью.
Численность заключенных Соловецкого лагеря постоянно увеличивалась, если в октябре 1923 года их было 2557 человек, то в январе 1930 года в Соловецких лагерях, включая материк, насчитывалось уже 53 123 человека. Общая же численность заключенных за все годы существования лагеря до 1939 года - более 100 000 человек.
Идейным вдохновителем системы ГУЛАГ и руководителем Специального Отдела ГПУ был Глеб Бокий, а его наместником на Соловках был Ногтев - видный чекист, бывший матрос крейсера «Аврора». «Помимо своей неутолимой жестокости Ногтев славится в Соловках своей непроходимой глупостью и пьяными дебошами, в лагере его называют «палачом», - писал бывший офицер царской армии А. Клингер, проведший три года на Соловецкой каторге и совершивший удачный побег в Финляндию. О его заместителе Эйхмансе, который вскоре сам возглавил СЛОН, он пишет следующее: «Он тоже коммунист и тоже видный чекист из эстонцев. Отличительной чертой Эйхманса, кроме свойственных всем агентам ГПУ садизма, разврата и страсти к вину, является увлечение военной муштрой».
В целом же отношение Советской власти к системе ГУЛАГ можно выразить словами Кирова С.М., сказанными им в день пятнадцатилетнего юбилея ВЧК ОГПУ: «Карать по-настоящему, чтобы на том свете был заметен прирост населения благодаря деятельности нашего ГПУ». Можно себе представить, что ждало соловецких узников?
Их ждал принудительный труд, который ввиду низкой квалификации «рабочих» был мало производительным. Большие средства уходили на охрану заключенных и на «просветительскую» работу (политинформация и пр.). Поэтому поначалу СЛОН не приносил прибыли в казну Советского правительства.
Ситуация изменилась в 1926 году, года один из заключенных Н.А. Френкель (бывший госслужащий осужденный за взятки) предложил перевести СЛОН на самофинансирование и использовать труд заключенных не только на Соловецком архипелаге, но на материке. Вот тут система ГУЛАГа заработала на «полную катушку». Вклад Н.А. Френкеля Советским правительством был оценен по достоинству, он вскоре был досрочно освобожден, представлен к правительственной награде и даже возглавил один из отделов ГПУ, а в последствии НКВД.
Основными видами работ, которыми занимались заключенные: были лесозаготовки (причем к 30-м годам весь лес на Соловках был уничтожен и продан за границу, лесозаготовки пришлось перенести на материк), заготовки торфа, лов рыбы, кирпичное производство (на базе монастырского кирпичного завода, построенного еще свт. Филиппом, правда, в 30-е годы запасы глины иссякли, и кирпичное производство пришлось прекратить), и некоторые виды кустарного производства. В целом труд заключенных все равно оставался непроизводительным, но за счет беспощадной эксплуатации, можно было «выжимать» из них баснословные прибыли.
Многие заключенные не выдерживали нечеловеческих нагрузок и невыносимых условий содержания, и умирали прямо во время работ от истощения, болезней, избиений или несчастных случаев. Расстреливали на Соловках не часто, но в частых расстрелах не было необходимости. Заключенные умирали «естественным» или точнее «противоестественным» образом. К примеру, лесозаготовки на Соловках назывались «сухим расстрелом», т.к. за зимний сезон на них умирало до четверти заключенных.
«Работа и зимой, и летом начинается в 6 часов утра. По инструкции она прекращается в 7 часов вечера. Таким образом, на Соловках 12-часовой рабочий день с перерывом на обед в час пополудни. Это - официально. Но на самом деле работа продолжается гораздо дольше - по усмотрению надзирающего чекиста. Особенно часто такое происходит летом, когда заключенных заставляют работать буквально до потери сознания. В это время года трудовой день длится от шести часов утра до полуночи или часу ночи. Каждый день считается рабочим. Только один день в году считается праздником - Первое мая». Так описывал «исправительный» труд в лагере один из его заключенных С.А. Мальгасов в своей книге «Адский остров».
От заключенных требовали обязательного выполнения плана, если дневная норма не была выполнена, его на ночь оставляли в лесу: летом - на съедение комарам, зимой - на мороз. В лагере существовал целый ряд мер по принуждению заключенных к «ударному» труду: от сокращения переписки с родными и урезания пайка на определенный срок до заключения в Штрафной изолятор и высшей меры наказания - расстрела. «Я был свидетелем такого случая: один из заключенных, больной старик из «каэров» (контрреволюционеров) незадолго до окончания работ совершенно выбился из сил, упал в снег и со слезами на глазах заявил, что он не в состоянии больше работать. Один из конвоиров тут же взвел курок и выстрелил в него. Труп старика долго не убирался «для устрашения других лентяев», - писал А. Клингер.
О Штрафном изоляторе Соловецкого лагеря, который назывался «Секирка» по названию горы, на которой он находился, нужно сказать отдельно. Это бывший храм Свято-Вознесенского скита, переделанный под карцер. Заключенные, находясь в нем, не работали, они просто отбывали там наказание сроком от нескольких недель до нескольких месяцев. Но если учесть, что карцер совершенно не отапливался, а с заключенных при этом снимали всю верхнюю одежду, то фактически их там заживо замораживали. «Ежедневно на Секирке кто-нибудь из заключенных умирает от голода или просто замерзает в камере».
Жутким было положение заключенных женщин. Вот что пишет об этом узник Соловецкого лагеря бывший генерал царской и Белой армий, начальник штаба казачьего атамана Дутова, И.М. Зайцев: «На Соловках строго запрещено любовное общение между заключенными мужчинами и женщинами. На практике за это преследуют лишь рядовых арестантов. Тогда как ссыльные чекисты и сотрудники ГПУ, занимающие командные и начальственные должности, удовлетворяют свое сладострастие даже через чур. В случае если удостоенная избрания каэрка отвергнет любовное предложение, то на нее посыпятся суровые репрессии. Если же избранная каэрка примет любовное предложение высокопоставленной Соловецкой особы, например, самого Эйхманса, то этим заслужит большие льготы для себя: кроме освобождения от тяжелых принудительных работ, она может рассчитывать на сокращение срока заключения». И далее он пишет (причем выделено автором): «Амнистия через любовную связь - это пролетарское новшество, применяемое ГПУ».
А вот как заключенные вспоминают приезд М. Горького:
«Расторопные заключенные будут совать ему в карманы записки, в которых написана правда о Соловках: Горький смущенно, положит руки в карманы, засунув бумажки глубже. Многие заключенные будут жить в смутной надежде: Горький, буревестник, знает правду! Потом в Московских газетах появится статья Горького, в которой он скажет, что Соловки - это почти земной рай, и что чекисты хорошо исправляют преступников. Множество гневных проклятий родит эта статья, и во многих душах наступит потрясение…» Писал заключенный лагеря Г.А. Андреев.
А что же пишет сам Горький?
«Совнарком РСФСР постановил уничтожить тюрьмы для уголовных и применять к «правонарушителям» только метод воспитания трудом. В этом направлении у нас поставлен интереснейший опыт, и он дал уже неоспоримые положительные результаты. «Соловецкий лагерь особого назначения» - не «Мертвый дом» Достоевского, потому что там учат жить, учат грамоте и труду… Мне кажется - вывод ясен: необходимы такие лагеря, как Соловки (выделено мною). Именно этим путем государство быстро достигнет одной из своих целей: уничтожить тюрьмы».
Только по известным архивным данным в период с 1923 по 1933 год в Соловецком лагере умерло около 7,5 тысяч заключенных.
Послужив полигоном для обработки принципов гулаговской системы, в конце 1933 года СЛОН был расформирован, а заключенные, аппарат и имущество переданы Беломоро-Балтийскому ИТЛ, однако лагерь на Соловецких островах продолжал существовать до 1937 года как 8-е отделение Беломоро-Балтийского лагеря. Главным детищем этой организации стал знаменитый Беломоро-Балтийский канал. Он протянулся на 221 км, из них искусственный путь 40 км, плюс 19 шлюзов, 15 плотин, 12 водоспусков, 49 дамб, электростанции, поселки… Все эти работы были завешены за 1 год и 9 месяцев. «Сверхударно». Людей не жалели.
В конце 1937 года особая тройка УНКВД Ленинградской области постановила расстрелять большую группу заключенных СЛОНа (ББК - Беломоро-Балтийского комбината) - 1825 человек. Но руководство лагеря проявило удивительную «гуманность». Недалеко от города Медвежьегорск около поселка Сандармох было расстреляно «всего» 1111 человек. Остальных расстреляли позже. Исполнителем приговора был капитан М.Матвеев, командированный для этого Ленинградским НКВД. Ежедневно Матвеев лично расстреливал из револьвера около 200 - 250 человек в соответствии с численностью протокола Тройки (по одному протоколу в день). В 1938 году Матвеев был сам осужден и репрессирован.
С начала 1937 года по 1939 год места заключения на Соловках были реорганизованы в Соловецкую тюрьму особого назначения (СТОН) Главного управления государственной безопасности НКВД. Так что пророчество буревестника революции М. Горького о том, что исправительно-трудовые лагеря типа Соловецкого уничтожат тюрьмы, себя не оправдало.
Чем тюрьма отличается от лагеря? В лагере заключенные работают, в тюрьме - отбывают наказание. В тюремных камерах разрешалось только сидеть на кровати, не опираясь на стену, с открытыми глазами, держа руки на коленях. Разрешалась прогулка до 30 минут в день, пользование книгами из тюремной библиотеки. За малейшее нарушение следовал карцер до пяти суток или лишение прогулки до 10 дней. Заключенных водили по двору только на допрос под конвоем. Всех одели в одинаковые черные робы с надписью «СТОН». Ботинки полагалось носить без шнурков. В Соловецкой тюрьме сидели в основном «враги народа» троцкисты, т.е. бывшие ленинцы. О.Л. Адамова-Слиозберг - узница СТОНа писала, что «она коммунистка и, где бы ни была, будет подчиняться советским законам». Многие из арестованных коммунистов просили перед смертью других заключенных передать на волю: «Не виновен, умираю коммунистом». Революция пожирает своих детей.
Воспоминания очевидцев носят всегда субъективный характер. Но есть и объективные свидетельства того кошмара, который был на Соловках в лагерный период с 1923 по 1939 годы, это массовые захоронения. Об одном из них я уже упомянул. В 1929 году группа заключенных из бывших участников Белого движения решили в лагере устроить мятеж: разоружить охрану, захватить корабль и прорываться в Финляндию. Но заговор был раскрыт, а всех его участников расстреляли на монастырском кладбище, трупы сбросили в одну братскую могилу. Именно их останки были обнаружены в 1975 году при строительстве дома для поселковых учителей. На острове Анзер Соловецкого архипелага в бывшем Голгофо-Распятском скиту в лагерный период располагался медицинский изолятор. Умерших за зиму заключенных весной сваливали в одну братскую могилу на слоне горы Голгофа. Таким образом, вся гора - это одна сплошная братская могила. Зимой с 1928/29 гг. на Соловках была страшная эпидемия тифа, за эту зиму от тифа умерло более 3000 человек, среди них был свщмч. Петр (Зверев) архиепископ Воронежский. В 1999 году специальная комиссия обрела его мощи и обнаружила массовые захоронения на горе Голгофа. Летом 2006 года на горе Секирная, где в годы лагеря был Штрафной изолятор, была найдена братская могила расстрелянных заключенных.
Летом 2007 года в Соловецком монастыре побывал епископ Броницкий Амвросий, вот что он рассказал в интервью:
«Когда на горе Секирке я совершал литию о всех невинно убиенных в этом месте, скитоначальник рассказал мне о том, как совершались раскопки. Останки - светлые и желтые косточки и черепа благоговейно складывались в гробы и подобающим образом погребались. Но есть место, где невозможно было вести раскопки — страшные черные тела не разложились и издают ужасный смрад. По свидетельствам здесь расстреливали самих же карателей и мучителей невинно убиенных людей».
В 1939 году лагерно-тюремная жизнь на Соловках прекратилась, т.к. надвигалась Советско-Финская война, и могло так оказаться, что Соловецкий архипелаг мог попасть в район боевых действий. Заключенных и весь аппарат лагеря решено было эвакуировать. А с 1989 года на Соловках началось возрождение монашеской жизни.
Подытоживая выше сказанное, можно сделать неутешительные выводы. Соловецкий лагерь особого назначения - это страшное черное пятно в истории России. Десятки тысяч замученных и расстрелянных людей, сломанные судьбы, искалеченные души. Об этом свидетельствуют и сами бывшие заключенные Соловецкого лагеря, и архивные документы, и массовые захоронения. По приблизительным оценкам в Соловецком лагере погибло около 40 тысяч заключенных.
Трагический смысл аббревиатуры последнего названия - СТОН - отразил условия содержания заключенных. Изощренные издевательства, пытки, физическое уничтожение тысяч людей придали самому слову - Соловки - зловещее звучание.
Совершенно очевидно, что восторженные реплики М. Горького о лагерях подобных Соловецкому - чистейшая профанация. Это лишь показывает, что в основе тоталитарного строя, какой был в Советском Союзе, находится не только беспощадная жестокость, но и чудовищное лицемерие. Какие мотивы побудили великого писателя лгать? Искреннее заблуждение или страх перед системой? Ответ на это мы никогда не узнаем.
За собственную жизнь ей приходилось бороться с крысами, голодом, блатными и начальством.
В какой-то момент лагеря ГУЛАГ стали чуть ли не самым интеллигентным местом в СССР. Учёных, писателей, актёров, чиновников, верхушку армии и многих других сажали за шпионаж и измену Родине. Собственную жизнь им приходилось выцарапывать в прямом и переносном смысле. А женщины…Многие здесь оставались женщинами.
"Мечтала стать детской писательницей"
Евгения Фёдорова мечтала стать детской писательницей, поэтому в 18 лет поступила в Брюсовский литературный институт в Москве. В личной жизни тоже было всё хорошо: в 1929 году она вышла замуж и через пару лет родила двоих сыновей.
К 1932 году казалось, вот она, мечта, начала исполняться. Евгения издала несколько детских книжек, работала внештатным корреспондентом. Поддерживающий во всём муж, дети, любимое занятие - ну что ещё вроде бы нужно для счастья.
В 1934 году отправилась работать в "Артек" для сбора материала. Впрочем, там не сложилось: "Чрезмерно бдительные комсомольцы обозвали меня классово чуждой и пролезшей", - вспоминала позже сама Фёдорова. Из лагеря Евгению выгнали.
Донос друга
Она пошла на курсы экскурсоводов - занятия проходили на Кавказе в селе Красная Поляна, где Евгения и встретила Юру - молодого, яркого, красивого. От его докладов млели все девушки курса. А он обратил внимание на Женю.
С первого же дня мы понравились друг другу и стали проводить много времени вместе, - пишет Евгения. Даже семья отошла на второй план: "Конечно, мои дети и моя семья создавали проблемы в наших отношениях с Юрой. Хотя к тому времени я уже собиралась расстаться с моим мужем - Маком".
Её восторгу, когда оказалось, что молодых людей "случайно" вместе послали на Красную Поляну экскурсоводами, не было предела. Совместное лето, романтика и много стихов. Было ли что-то большее, Евгения корректно умалчивает. Так прошло лето. Впереди было возвращение в Москву, поиски работы. Дорогой друг уехал чуть раньше, а Евгения продолжила работу.
Незадолго до отъезда из Красной Поляны её вызвали по срочному делу - выдернули прямо с экскурсии.
Затем был обыск (переворошили несколько фотографий - да и ладно), распоряжение взять с собой только самое необходимое.
Так я и не взяла ничего, кроме пустого рюкзака, который скорее по привычке вскинула на плечо, сунув туда тоненький томик Сельвинского "Тихоокеанские стихи"
Евгения Фёдорова
В сопровождении офицера женщина отправилась в Сочинское управление НКВД. Там, как спустя годы напишет автор, ей встретился единственный человек, работающий в правоохранительных органах.
Когда Евгению привели на допрос, он дал ей шанс сбежать, оставив на столе её документы и бланки других допросов. Он рисковал своей должностью, свободой и жизнью. Ведь у арестованной были все шансы выйти с документами на свободу. Но намёк был не понят, она написала письмо руководству турбазы с просьбой передать все вещи матери. А затем… Москва, пересылка и ГУЛАГ. На допросах у следователя она узнала, что арестована по доносу... Юры.
"Вовремя"
Коллаж © L!FE. Фото © Gulag Barashevo // Виртуальный музей ГУЛАГа
В тюрьму она попала в свои 29 лет, в 1935 году. Закрыли по 58-й статье ("Контрреволюционная деятельность"). В своих воспоминаниях, "На островах ГУЛАГа", писала, что попади годом позже - не выжила бы.
Всех, кого по таким делам арестовали в 1937-м, - расстреливали, - писали позже в предисловии к книге.
До последнего оставалась надежда, что получится доказать свою невиновность. Даже заслушав в 1936 году приговор, ждала, что вот-вот всё выяснится.
Когда я сидела в Бутырской пересылке, мне казалось, что кому-то можно будет что-то доказать, переубедить, заставить понять себя. Я получила восемь лет лагерей
Евгения Фёдорова
Война с уркаганами
Заключённых по политическим статьям отправили на Бутырскую пересыльную тюрьму. А уже оттуда - по различным лагерям. Первым пунктом, куда направили писательницу, стал лагерь в Пиндушах (Республика Карелия).
В 1934 году сюда я возила туристов на экскурсии. Лагпункт был обнесён с трёх сторон колючей проволокой, с четвёртой синело Онежское озеро, - вспоминает она.
В камерах сидели с воровками, а порой и убийцами.
В бараках мы жили вместе с урками, но их было меньшинство, и вели себя в общем мирно и прилично. Сначала только "раскурочивали" (грабили) новеньких. Около меня в лагере жила весёлая толстая и вечно взлохмаченная хохотунья. Она мне заявила без всякой злобы: "А часики-то всё равно уведу". На следующее утро я часов лишилась, - вспоминает Евгения.
Доказать уркам что-либо было невозможно. Причём не помогало в данном вопросе и начальство тюрьмы. На все попытки призвать к здравому смыслу ответ был один: "Не пойман - не вор".
"Они же дети"
Коллаж © L!FE. Кадр фильма "Замри-умри-воскресни!" / © Кинопоиск
Евгению направили работать копировальщицей в конструкторском бюро. Ей дали шестерых малолетних заключённых, которые проявляли хоть какое-то желание учиться.
С них взятки гладки, потому что они -малолетки. Нас сажают за невыход на работу в колонну усиленного режима - их нет. Нам урезают хлебную пайку до 200–300 граммов за невыполнение нормы. Малолетки свои 500 получают всегда
Евгения Фёдорова
Поведение "детишек" было соответствующее. Они могли устроить налёт на ларёк, расположенный на территории лагеря, или где-нибудь повыбивать окна "по приколу".
К работе ученики отнеслись с любопытством, которое, впрочем, быстро сменилось злостью.
Сначала им нравилось держать в руках новенькие циркули, они были польщены обществом арестованных по 58-й статье. Но вскоре детишкам это надоело. Когда мухи поедали тушь, разведённую сахарной водой, они вовсе выходили из себя. Возле чертежей стоял трёхэтажный мат, а кальки рвались на мелкие кусочки. Чудом успевали спасти чертежи, - вспоминает Евгения.
"Пир" на гнилой картошке
Для узников лагерей гнилая картошка была настоящим белым бычком. Весь год начиная с осени женщин гоняли в овощехранилище перебирать картошку. Гнилая отдавалась на кухню, хорошая ссыпалась обратно в закрома. И так изо дня в день, пока не наступала весна и картошка не заканчивалась, - отмечает писательница.
В 1937 году нагрянул этап.
С вечера нас вызывали по формулярам с вещами и отправляли в пересылку. В основном заключёнными были представители интеллигенции
Евгения Фёдорова
Всех объединяла 58-я статья и разные её пункты. Самый страшный - 58-1 - измена Родине. По ней полагалось 10 лет лагерей, которые порой заменяли расстрелом. Статья 58-6 - шпионаж, 58-8 - террор. Хотя большею частью над делами стояла цифра 19, что означало "намерение".
Фёдорову и остальных отправили в "Водораздел", лагпункт "Южный", что на Урале, в Соликамске. От баржи, на которой доставили заключённых, до самого лагеря было идти километров 18–20. При этом конвоиры не давали возможности обойти по обочине, где было более-менее сухо. Шли по дороге по колено в грязи и воде.
Но вот наконец мы в лагере. Маленькая хатка-хибарка - единственный женский барак. На сплошных нарах здесь живут 34 человека - всё женское население лагпункта. Пропорционально растущей жаре множилось полчище клопов, выгоняя нас из барака, - вспоминает женщина.
Варили затируху на бульоне из толчёных костей. Этот порошок плавал в супе, напоминая по виду нерастворимый гравий. Я приносила ведро и раздавала варево по мискам. Ели медленно и молча. Потому что когда начинали говорить, то голод снова оживал
Евгения Фёдорова
С крысами была настоящая война. Они словно чувствовали, когда заключённые будут есть, и приходили незадолго до этого.
Кричать: "Брысь вы, окаянные!" - было бесполезно. Чтобы прогнать их совсем, надо было потопать ногами и запустить в них чем-нибудь, - пишет Евгения.
Первые посылки
Коллаж © L!FE. Фото © Wikimedia Commons
Осенью 1937 года пришли первые посылки. Их выдавали в хибаре возле изолятора. Начальство забирало себе всё что понравится, а остальное отдавало нам. На владельца заветного ящичка со съестным налетала свора уркаганов и отбирала всё, - такой уже не первый гулаговский урок выносили заключённые.
Вскоре 58-е стали ходить за посылкой со своей сворой, чтобы отбиваться от налётчиков. Евгении прислали апельсины, халву да сухари. Донести до барака помогли другие заключённые по той же статье и "товарки" из барака. "Подарок судьбы" было необходимо разделить со всеми.
Поезжай стучать
Ты молодая ещё, всю жизнь себе испортишь, а мы поможем, если с нами работать не будешь, - услышала она от лагерного начальства осенью 1937 года.
Отпираться всё равно смысла не было. После "Водораздела" на худшие условия, кажется, могли послать только прямиком в ад. Но и он имелся в распоряжении начальства главного управления лагерей и мест заключения.
В итоге я сказала "да" с твёрдым намерением бежать. Меня направили на "Пудожстрой" (Карелия) узнавать, не занимаются ли бывшие государственные вредители своим вредительством в пределах лагеря. Это была проверка, - пишет автор.
Около Онеги была гора Пудож, там обнаружили ценные и редкие породы руды. Но они не плавились в доменных печах. И вот заключённые - металлурги, электрики, химики - создали экспериментальную установку вращающихся электропечей, где плавились титан и ванадий, из которых состояла руда.
Условия здесь были, по меркам гулаговских лагерей, просто сказочные. Жили вчетвером в комнате. Была даже столовая - что-то вроде современной кают-компании на теплоходе.
Вскоре начальство вызвало на ковёр, стало выспрашивать про тех или иных людей. Евгения честно сказала, что её раскрыли: стукачей в лагере вычисляли мгновенно. Ещё пара недель безуспешных попыток и… пересылка.
Сидели за людоедство
Новым, а точнее уже очередным, местом стал "Швейпром", что недалеко от города Кемь в Карелии. Рабочий день продолжался по 12 часов. Две-три пятиминутные передышки и одна 20 минут - на обед.
Было довольно много украинок. Они сидели за людоедство во время голода в 1930-х годах
Евгения Фёдорова
Их переправляли из "Соловков". Как вспоминает писательница, все женщины шли работать молча с невыспавшимися лицами. Казалось, с невидящими глазами.
Коллаж © L!FE. Кадр фильма Gulag Vorkuta / © Кинопоиск
Ещё до рассвета мы услышали взрывы. Официально никто не объявлял, но мы все знали, что началась война с Германией
Евгения Фёдорова
Мужчины бросились с заявлениями с просьбой забрать на фронт. Женщины - в надежде стать медсёстрами, санитарками - кем угодно. На фронт никого не взяли, но всем было велено собираться на этап.
Соликамск. Мужчины все работали на лесоповале, а женских бараков было всего два. В одном - несколько лесоповальных бригад и служащие финчасти, бухгалтеры, обслуга кухни, прачечной, лазарета. Во второй жили уркаганки, которые никогда не работали, но обслуживали мужское население лагеря, - пишет автор.
Больница. Свобода
В 1943 году Евгения попала в больницу в Мошеве (Пермский край). В какой-то момент женщина переболела сепсисом. Пока разбирались с документами, уже практически вылечилась сама. Но раз бумажка есть - надо везти.
Постепенно научилась у врачей основам профессии, стали даже выпускать на ночные дежурства у туберкулёзников, иллюзий по выздоровлению которых никто не питал.
Если, случалось, приходила дополнительная пайка, хирурги старались разделить её между теми, у кого есть шансы на жизнь. Едва не дрались, доказывая, что их больной достоин
Евгения Фёдорова
Летом 1944 года - с вещами на выход. Дали денег ровно на дорогу и распределили в больницу трудармейцев в Бондюжинском районе Урала.
Так странно идти куда-то без конвоира сзади. Впервые за девять лет. Без единого документа в кармане, но я на воле. На воле.
"Воля"
Коллаж © L!FE. Фото © Wikimedia Commons
Госпиталь, куда распределили Фёдорову, стоял на реке Тимшер. Пациентами были заключённые местного лагеря, большинство из которых приходили уже в больницу как в последнее пристанище. У многих была дистрофия.
Трудармейцы на лесоповале медленно, но верно погибали, превращаясь в доходяг, не способных держать топор в руках. Дикие условия жизни в насквозь промерзающих зимой бараках, негодная одежда. Это приводило к голодному пайку в 200 граммов хлеба, неминуемой дистрофии, - вспоминает Евгения.
Из 10 бараков только один предназначался для тех, у кого были шансы выжить. Из остальных никто больше в лагерь или на работу не возвращался.
Вскоре приехала мать Евгении вместе с младшим сыном Вячеславом. Старшему к тому моменту было 16 лет, он не поехал на Урал к матери-заключённой. К тому же он готовился к поступлению в нынешний МФТИ, не сообщая о "родительском прошлом".
Уже бывшая заключённая получила паспорт без права проживания в стокилометровой зоне больших городов, но даже наличие хоть какого-то документа было в радость. Семьёй они переехали в Боровск, что близ Соликамска. И вроде всё начало налаживаться. Так прошло пять лет.
"В Сибирь. Навечно"
Вторично арестовали меня в конце марта 1949 года, - вспоминает женщина.
Долгожданная реабилитация произошла лишь в 1957 году. Сыновей к тому моменту выгнали из МФТИ из-за тёмного прошлого матери. Евгения переехала с матерью в Москву, получила комнату в коммуналке на Кутузовском проспекте. Через два года стала работать над воспоминаниями.
Нам с сыновьями удалось уехать в Америку
Евгения Фёдорова
О том, как удалось сбежать из Страны Советов, автор умалчивает. Она жила в Нью-Йорке, Нью-Джерси, выпускала детские книги, много путешествовала. Скончалась в Бостоне в 1995 году.
Алена Шаповалова
5 марта - годовщина смерти Сталина. О временах великих репрессий, великих строек и великой войны написано очень много. Здесь мы собрали цитаты из книги воспоминаний Николая Киселева-Громова «С.Л.О.Н. Соловецкий лес особого назначения», изданной в Архангельске.
Автор не был заключенным лагеря, он был охранником, служил в штабе военизированной охраны знаменитого Соловецкого лагеря особого назначения - С.Л.О.Н. Лагерь этот, как известно, был первым и являлся образцом не только для ГУЛАГа, но и для лагерей гитлеровской Германии. В 1930 году Киселев бежал из СССР в Финляндию и там написал эти воспоминания.
ДОРОГА ДЛИННАЯ
Зимой в товарном вагоне неимоверно холодно, так как печи в нем нет; совершенно темно - ни ламп, ни свечей не выдается. Очень грязно, а главное, неимоверно тесно - никаких приспособлений для лежания или сидения, и заключенным приходится всю дорогу стоять, сесть не могут из-за тесноты: в товарный вагон без нар сажают не менее шестидесяти человек. Перед отправкой поезда чекисты бросают в вагон старое, часто дырявое ведро и приказывают оправляться в него; в пути следования заключенных из вагонов для отправления их естественных надобностей чекисты не выпускают.
На дорогу из Петрограда, то есть по крайней мере на три дня, заключенному выдается около одного килограмма черного полусырого и черствого хлеба и три воблы. Водою заключенные в дорогу совсем не снабжаются. Когда они в пути следования начинают просить у чекистов напиться, те отвечают им: «Дома не напился! Подожди, вот я тебя напою в Соловках!» Если заключенный, доведенный жаждой до отчаяния, начинает настойчиво требовать воды и угрожает жаловаться высшему начальству, то такого заключенного конвоиры начинают бить («банить»). После этого другие терпят уже молча.
А из таких городов, как Баку или Владивосток, откуда тоже заключенные направляются в СЛОН, дорога продолжается неделями.
РАБОТА
В 7-й роте, в которой тоже концентрируются заключенные перед отправкой на командировки, мне приходилось наблюдать следующее: ротный барак стоит на площади, отгороженной колючей проволокой, в морозное время года десятки заключенных всю ночь напролет безостановочно ходят по ней, потому что для них не хватило места в бараке: там так набито людьми, что пальца нельзя просунуть, оставшиеся на дворе должны все время ходить, чтобы не замерзнуть. Выбившись из сил от ходьбы и холода и не в состоянии противиться сну, они подходят к своим вещам, сложенным тут же, на площади, притыкаются к ним головами и на несколько минут погружаются в сон, холод быстро заставляет их встать и опять метаться по площади.
Партия идет дремучим карельским лесом, летом съедаемая миллиардами комаров и тучами мошкары, среди бесчисленных болот, а зимою, то есть в течение большей части года, по пояс в снегу. Выворачивая из снега обутые в лапти ноги, идут пять, десять, двадцать и даже до тридцати километров. Наступает ночь.
Партия, сто-о-ой! - кричит старший по конвою с небольших саней, на которых его и попеременно всех конвоирующих чекистов везут на себе заключенные. Партия остановилась.
Разводи костры, разгребай снег, устраивайся на ночевку.
Для чекистов заключенные раскидывают походную палатку, которую они, как и самих чекистов, везли на санях, ставят в нее железную печку, приготовляют чекистам кушанье. Сами же греют себе, у кого есть чайники, и пьют кипяток с 200 грам. черного хлеба (если только он у них остался). Потом, согнувшись в три погибели и подложив под голову грязный кулак, заключенные кое-как проводят ночь у костров, все время добывая из-под снега сушняк, поддерживая им огонь и своих костров, и в печке чекистов.
Многие заключенные, видя, что саморубство спасти их не может, а в перспективе - неминуемая смерть с предварительными долгими страданиями, поступают решительнее: они вешаются на обледенелых деревьях или ложатся под подрубленную сосну в тот момент, когда она падает, - тогда их страдания оканчиваются наверняка.
Никаких накомарников, совершенно необходимых в том климате, СЛОН никогда заключенным не выдает. Работая, заключенный то и дело сгоняет или стирает с лица, шеи и головы рукавом то правой, то левой руки немилосердно кусающих его насекомых. К концу работы лицо его делается страшным: оно все распухло, покрыто ранками и кровью раздавленных на нем комаров.
«Стойка на комарах» здесь - излюбленный чекистами способ наказания. «Филон» раздевается донага, привязывается к дереву и так оставляется на несколько часов. Комары облепляют его толстым слоем. «Симулянт» кричит, пока не впадает в обморок. Тогда одни надзиратели приказывают другим заключенным обливать обморочного водой, а другие просто не обращают на него внимания до истечения срока наказания...
Второй бич, которым природа Севера бьет заключенных, - куриная слепота и цинга.
Куриная слепота часто ведет к убийству заключенного, когда он отойдет вечером несколько шагов от командировки в лес, чтобы оправиться, и заблудится. Чекист-надзиратель прекрасно знает, что заключенный заблудился по болезни, но он желает выслужиться, получить повышение, получить благодарность в приказе и денежную награду, а главное - им владеет особенный чекистский садизм. Он рад поэтому взять такого заключенного на мушку и выстрелом из винтовки положить наповал.
Только ничтожная часть больных и саморубов спасается от смерти, остальные мрут на командировках, как мухи осенью. Товарищи по приказанию чекистов снимают с них одежду, белье и голыми бросают в большие ямы-могилы.
«Крикушник» - небольшой сарайчик, сделанный из тонких и сырых досок. Доски прибиты так, что между ними можно просунуть два пальца. Пол земляной. Никаких приспособлений ни для сидения, ни для лежания. Печки тоже нет...
В последнее время в целях экономии леса начальники командировок стали строить «крикушники» в земле. Вырывается глубокая, метра в три, яма, над нею делается небольшой сруб, на дно ямы бросается клок соломы, и «крикушник» готов.
Из такого «крикушника» не слышно, как «шакал» орет, - говорят чекисты. «Прыгай!» - говорится сажаемому в такой «крикушник». А когда выпускают, ему подают шест, по которому он вылезает, если еще может, наверх.
За что же сажают заключенного в «крикушник»? За все. Если он, разговаривая с чекистом-надзирателем, не стал, как полагается, во фронт, - он в «крикушнике». Если во время утренней или вечерней поверки он не стоял в строю как вкопанный (ибо «строй - святое место», говорят чекисты), а держал себя непринужденно, - тоже «крикушник». Если чекисту-надзирателю показалось, что заключенный невежливо с ним разговаривал, - опять он в «крикушнике».
ЖЕНЩИНЫ
Женщины в СЛОНе главным образом заняты работами на рыбопромышленных командировках. Интеллигентные, каких там большинство, и особенно те, что покрасивее и помоложе, служат у чекистов-надзирателей по стирке им белья, готовят им обед...
Надзиратели (и не одни надзиратели) вынуждают их к сожительству с собою. Некоторые, конечно, сначала «фасонят», как выражаются чекисты, но потом, когда за «фасон» отправят их на самые тяжелые физические работы - в лес или на болота добывать торф, - они, чтобы не умереть от непосильной работы и голодного пайка, смиряются и идут на уступки. За это они получают посильную работу.
У чекистов-надзирателей существует издавна заведенное правило обмениваться своими «марухами», о чем они предварительно договариваются между собою. «Посылаю тебе свою мapуxу и пpoшу, как мы с тобой договорились, прислать мне твою», - пишет один чекист другому, когда его «возлюбленная» надоест ему.
СЛОН заключенным женщинам казенной одежды не выдает. Они все время ходят в своей собственной; через два-три года они совершенно оказываются раздетыми и тогда делают себе одежду из мешков. Пока заключенная живет с чекистом, он одевает ее в плохонькое ситцевое платьишко и в ботинки из грубой кожи. А когда отправляет ее своему товарищу, он снимает с нее «свою» одежду, и она опять одевается в мешки и казенные лапти. Новый сожитель, в свою очередь, одевает ее, а отправляя к третьему, опять раздевает...
Я не знал в СЛОНе ни одной женщины, если она не старуха, которая в конечном счете не стала бы отдавать свою «любовь» чекистам. Иначе она неизбежно и скоро гибнет. Часто случается, что от сожительства у женщин родятся дети. Ни один чекист за мое более чем за трехлетнее пребывание в СЛОНе ни одного родившегося от него ребенка своим не признал, и роженицы (чекисты называют их «мамками») отправляются на остров Анзер.
Отправка их производится по общему шаблону. Они стоят в шеренгах, одетые в одежду из мешков, и держат на руках своих младенцев, завернутых в тряпье. Порывы ветра пронизывают и их самих, и несчастных детей. А чекисты-надзиратели орут, переплетая свои команды неизбежной матерной бранью.
Легко представить, много ли из этих младенцев может остаться в живых...
Зимой они идут снежной дорогой во всякую погоду - в трескучий мороз и в снежную вьюгу - несколько километров до прибрежной командировки Ребельда, неся детей на руках.
В отчаянии многие женщины своих детей умерщвляют и выбрасывают в лес или в уборные, вслед кончая и сами жизнь самоубийством. «Мамок», которые умерщвляют своих детей, ИСО посылает в женский штрафной изолятор на Заячьи острова, в пяти километрах от Большого Соловецкого острова.
В КРЕМЛЕ
Тринадцатая рота находится в бывшем Успенском соборе (думаю, я не ошибаюсь в названии собора). Громадное здание из камня и цемента, теперь сырое и холодное, так как печей в нем нет, с его высоких сводов беспрерывно падают капли, образующиеся от человеческого дыхания и испарений. Оно вмещает до пяти тысяч человек и всегда битком набито заключенными. По всему помещению устроены трехъярусные нары из круглых сырых жердей.
Заключенный накануне работал часов двенадцать; придя с работы в роту, он потратил минимум два часа на стояние в очереди за получением хлеба и обеда и на самый обед; потом сушил свою одежду и обувь, или онучи; через час-полтора после обеда начинается вечерняя поверка, на ней он тоже стоит часа два. Лишь после нее он может лечь спать. Но шум и гам кругом не прекращается: кому-нибудь «бьют морду», надзиратели во все горло вызывают наряжаемых на ночную работу, ходят оправляться и разговаривают заключенные. Через несколько часов его поднимают на утреннюю поверку...
У входа в 13-ю роту справа и слева стоят громадные деревянные ушаты высотою метра в полтора, заменяющие уборную. Заключенный, желающий оправиться, должен об этом заявить дневальному, тот доложит дежурному по роте, а дежурный по роте разрешит идти в «уборную» тогда, когда наберется целая партия желающих. Дневальный ведет их к ушатам и ставит в очередь. Чтобы оправиться, заключенный должен влезть на высокий ушат с положенной на него поперек доской, где он будет оправлять свою нужду на глазах у всех стоящих внизу, выслушивая: «А ну-ка, ты, гнилой профессор! Защитник царя-батюшки! Слезай с кадушки пулей! Довольно! Засиделся!» и т. д.
Чтобы вынести такие ушаты, наполненные нечистотами, два человека продевают палку в ушки его и несут на плечах в «центроуборную». Несущие должны спускаться около ста метров по ступеням собора. Чернявский заставлял (обязательно священников, монахов, ксендзов и наиболее чисто одетых или отличающихся своими манерами интеллигентов) выносить их по нескольку раз в день. При этом, чтобы поиздеваться над «барами» и «длинногривыми», он заставлял уголовных преступников толкнуть наполненный до краев ушат, чтобы содержимое расплескалось и попало на впереди идущего, или же учил сбить с ног переднего или заднего из идущих, чтобы потом заставить интеллигентов и священников вытирать пролитое тряпками.
В 1929 году всем священникам 14-й роты через командира роты Сахарова было предложено остричься и снять рясы. Многие отказались сделать это, и они были отправлены на штрафные командировки. Там чекисты с мордобитием и кощунственной бранью остригли их насильно и наголо, сняли с них рясы, одели в самую грязную и рваную одежду и отправили на лесные работы. Польских ксендзов тоже переодели в такую одежду и отправили в лес. Вообще, надо сказать, что польским гражданам в СЛОНе достается больше, чем лицам других национальностей. При малейшем политическом осложнении с Польшей их сейчас же начинают всячески прижимать: они идут в карцеры или на штрафные командировки, где надзиратели быстро доводят их до «загиба».
Глиномялка является как бы отделением карцера. Она представляет собой абсолютно темный и сырой подвал, вырытый под южной стеной кремля. На дне ее лежит полуметровый слой глины, которую заключенные месят ногами для строительных работ. Зимой глина замерзает; тогда на нее ставят маленькие железные печки, оттаивают и заставляют заключенных месить... С попадающих в глиномялку снимают буквально все, и совершенно голые - зимой и летом - они по нескольку часов стоят в мокрой глине по колени...
Фото из альбома, подаренного Управлением Соловецких лагерей особого назначения
С. М. Кирову, первому секретарю Ленинградского обкома ВКП(б).
| В мой мир |
Глава из воспоминаний Созерко Мальсагова, посвященная положению женщин в Соловецком концлагере. Прекрасный очерк нравов ранней Совдепии.
___
ГЛАВА 9
УЧАСТЬ ЖЕНЩИН
Ужасная компания — Как выплачиваются карточные долги — Чекистский гарем — «Рублевые» женщины — Венерические болезни.
Самое большое благо, выпавшее политическим, это то, что их женам и детям не приходится соприкасаться с уголовниками. Компания этих женщин ужасна.
В настоящее время в Соловецких лагерях содержится около 600 женщин. В монастыре они расселены в «женском здании» — в Кремле. На Поповом острове им полностью отведен барак № 1 и часть других. Три четверти из них составляют жены, любовницы, родственницы и просто соучастницы уголовных преступников.
Официально женщин высылают на Соловки и в Нарымский край за «постоянную проституцию». Через определенные промежутки времени в крупных городах европейской России против проституток предпринимаются рейды с тем, чтобы отправлять их в концлагеря. Проститутки, которые при советском режиме объединились в своего рода официальные профсоюзы, время от времени устраивают в Москве и Петрограде уличные шествия с целью протеста против рейдов и высылок, но это приносит мало пользы. Характер и образ жизни этих женщин до такой степени дикий, что их описание любому, не знакомому с условиями соловецкой тюрьмы, может показаться бредом сумасшедшего. К примеру, когда уголовницы направляются в баню, они заранее раздеваются в своих бараках и совершенно нагие прогуливаются по лагерю под раскаты смеха и одобрительные возгласы соловецкого персонала.
Уголовницы так же, как и мужчины, приобщаются к азартным карточным играм. Но в случае проигрыша они вряд ли могут расплатиться деньгами, приличной одеждой или продуктами. Ничего этого у них нет. В итоге каждый день можно оказаться свидетелем диких сцен. Женщины играют в карты с тем условием, чтопроигравшая обязана немедленно отправиться в мужской барак и отдаться подряд десяти мужчинам. Все это должно происходить в присутствии официальных свидетелей. Лагерная администрация никогда не вмешивается в это безобразие.
Можно представить себе то ощущение, которое уголовницы вызывают у образованных женщин из контрреволюционной категории. Самые отвратительные ругательства, вместе с которыми упоминаются имена Бога, Христа, Божьей Матери и всех святых, поголовное пьянство, неописуемые дебоши, воровство, антисанитария, сифилис—этого оказывается слишком много даже для человека с сильным характером.
Послать честную женщину на Соловки—значит в несколько месяцев превратить ее в нечто похуже проститутки, в комок безгласной грязной плоти, в предмет меновой торговли в руках лагерного персонала.
Каждый чекист на Соловках имеет одновременно от трех до пяти наложниц. Торопов, которого в 1924 году назначили помощником Кемского коменданта по хозяйственной части, учредил в лагере официальный гарем, постоянно пополняемый по его вкусу и распоряжению. Красноармейцы, охраняющие лагерь, безнаказанно насилуют женщин.
По лагерным правилам из контрреволюционеров и уголовниц ежедневно отбирают по 25 женщин для обслуживания красноармейцев 95-й дивизии, охраняющей Соловки. Солдаты настолько ленивы, что арестанткам приходится даже застилать их постели.
Старосте Кемского лагеря Чистякову женщины не только готовят обед и чистят ботинки, но даже моют его. Для этого обычно отбираются наиболее молодые и привлекательные женщины. И чекисты обходятся с ними так, как им захочется. Все женщины на Соловках поделены на три категории. Первая — «рублевая», вторая — «полурублевая», третья — «пятнадцатикопеечная» (пятиалтынная). Если кто-либо из лагерной администрации просит «первоклассную» женщину, т. е. молодую контрреволюционерку из вновь прибывших в лагерь, он говорит охраннику: «Приведи мне «рублевую».
Честная женщина, отказавшаяся от «улучшенного» пайка, который чекисты назначают своим наложницам, очень скоро умирает от недоедания и туберкулеза. На Соловецком острове особенно часты такие случаи. Хлеба на всю зиму не хватает. Пока не начинается навигация и не будут привезены новые запасы продовольствия, и без того скудные пайки урезаются почти вполовину.
Чекисты и шпана заражают женщин сифилисом и другими венерическими заболеваниями. Как широко распространены на Соловках эти болезни, можно судить по следующему факту. До недавнего времени больные сифилисом располагались на Поповом острове в специальном бараке (№ 8). В связи с последующим ростом заболеваемости барак № 8 не мог уже вмещать всех пациентов. Еще до моего побега администрация «разрешила» данную проблему, разместив их в других бараках со здоровыми людьми. Естественно, это привело к быстрому увеличению числа зараженных.
Когда домогательства наталкиваются на сопротивление, чекисты не гнушаются мстить своим жертвам.
В конце 1924 г. на Соловки была прислана очень привлекательная девушка — полька лет семнадцати. Ее вместе с родителями приговорили к расстрелу за «шпионаж в пользу Польши». Родителей расстреляли. А девушке, поскольку она не достигла совершеннолетия, высшую меру наказания заменили ссылкой на Соловки на десять лет.
Девушка имела несчастье привлечь внимание Торопова. Но у нее хватило мужества отказаться от его отвратительного домогательства. В отместку Торопов приказал привести ее в комендатуру и, выдвинув ложную версию в «укрывательстве контрреволюционных документов», раздел донага и в присутствии всей лагерной охраны тщательно ощупал тело в тех местах, где, как ему казалось, лучше всего можно было упрятать документы.
В один из февральских дней в женском бараке появился очень пьяный чекист Попов в сопровождении еще нескольких чекистов (тоже пьяных). Он бесцеремонно влез в постель к мадам Икс, даме, принадлежащей к наивысшим кругам общества, сосланной на Соловки сроком на десять лет после расстрела мужа. Попов выволок ее из постели со словами: «Не хотите ли прогуляться с нами за проволоку?» — для женщин это означало быть изнасилованными. Мадам Икс, находилась в бреду до следующего утра.
Необразованных и полуобразованных женщин из контрреволюционной среды чекисты нещадно эксплуатировали. Особенно плачевна участь казачек, чьи мужья, отцы и братья расстреляны, а сами они сосланы.
Загрузка...
