Моряк о службе на подводной лодке (4 фото)

Рассказы старого подводника

«Ветер соленый, морская стезя,
Дело такое, наше мужское,
Приказ есть приказ, нам иначе нельзя…
Спасибо Россия, что выбрала нас» Из песни

Автономка

Пополнили запасы, подышали кислородом, пожарились на солнце, до встречи Бинь-Бао, бухта так в Камрани называется. «Задраен верхний рубочный люк», скатившись по трапу вниз, доложил я. Вахтенный инженер-механик, привычно откинув голову, глянул в шахту люка, а не видно ли там звезд. Если не видно, значит, люк действительно закрыт. Привычно сухо и емко прозвучали короткие команды погружения, пошел отчет автономного плавания, когда лодка не всплывая, скрытно, выполняет поставленные задачи. Для того она и лодка, чтобы скрытно, а если не скрытно, то это железная бочка с недоумками. Ишь, как я строго к себе. Скажу по секрету трудно, а подчас и невозможно обеспечить эту скрытность.

Третьи сутки спокойной рутинной жизни под водой. Все работает, экипаж отработан, слух ласкают четкие команды вахтенного офицера и инженер-механика, доклады с боевых постов. Море тоже радует, никаких тебе самолетов и кораблей там разных, но скучно. Это мне скучно, сутками в центральном посту, а экипаж вкалывает, с 11 утра проворачивание, уход за оружием и техническими средствами, тренировки, учения, занятия по специальности. Обед, приборка, регенерация воздуха, выброс мусора и опять приборка, заканчиваем в 22-23 часа, вечерний чай. В ноль сменили вахту и посменно отдыхаем до 11.00. Так что думать о чем-то постороннем не досуг.

Регенерация воздуха, такие пластины меняем в железных ящиках, они поглощают углекислый газ и выделяют кислород атомарный, не О2, а О. Поддержание газового состава воздуха на лодке ответственное мероприятие, ниже 18% самочувствие плохое, выше 23%, этот кислород, накапливается в одежде, волосах и грубое сравнение, ты как бензином облит. Горели люди факелами на Северном флоте. Пластины регенерации при изломе, попадании на них жира вспыхивают как порох, сами горят как электросварка и все вокруг них горит. Поэтому с ними обращаемся со всем флотским уважением. В каждом отсеке, для них, чистенькая щеточка, совочек, резиновый коврик. Сейчас этого уже нет. Есть автоматическая химическая установка. И самой регенерации на лодке 200 банок, как аварийный запас, а мы грузили и распихивали по отсекам 3000 банок, а банки эти по 10 литров. А потом выброс отработанной регенерации и мусора. Наверное, думаете, взяли ведро и пошли выносить мусор. Это тоже операция ответственная под водой, устройство есть такое, ДУК называется - широкая труба с двумя крышками. Наружная закрыта, внутри лодки открыта, грузишь в нее мешков 10, потом одну закрываешь, другую открываешь и воздухом плюх. И вот так часа два. И все это по боевой тревоге. Так что скучаю один.

Как-то перед обедом я проснулся, не пугайтесь, командирская вахта ночью, смотрю, наш эхолот работает: «Штурман, что случилось?» Мнется штурман, не знает что сказать, рядом флагманский штурман дивизии, с нами пошел, учить нас глупых, « я прошу контролировать место лодки эхолотом глубиной под килем». Не стал я с ним спорить, придем в базу опять жалобы пойдут, и так уже пинков по самое, не хочу. А зря. Все что, когда-то, чему-то тебя учили, выполняй. Не должен командир бояться, стесняться.

Как то после похода нас поставили в док, штопать дырки и ремонт доковый. Стали красить цистерны главного балласта мои матросы. Запели от краски, сам еле одного поймал, вытаскивал. А начальник завода отказывается ставить вытяжную вентиляцию. Хотя на этой же лодке до меня командира сняли, взрыв в цистернах от паров краски, люди погибли. Зам командующего флотом вице-адмирал Ясаков, 2 метра ростом, умнейший и требовательный адмирал, нас командиров учил. Громовым голосом: «Запомните, пока вы мне не доложили, вы ни чего еще не сделали.» Мало слов, но сколько мудрости. Короче взял я телефон, докладываю: «командир «К -151», стою в доке и про беду свою.» В ответ телефон рыкнул: «Ясно». Утром смотрю, вокруг моей лодки суета, вентиляторы тащат, в небе зам командующего нашей флотилии на флот летит. Решена проблема.

Так вот трещим мы эхолотом на все Южно-Китайское море. Акустик докладывает, шум винтов, классифицирует- подводная лодка. Первая мысль уйти, нет, сначала разберемся. Отскочили немного от нее, слышен шум, а с дизельной лодкой, да и с атомной дважды контакт это вряд ли, взял я наушники, скрип какой-то, вот когда из колодца ведро поднимаешь, ручку крутишь, похоже. Интересно, ну-ка посмотрим. Всплыли на перископную глубину, поднят перископ, Накат. А вот и «друзья» наши, ловить нас собрались. Два фрегата. Один на месте опускает гидроакустическую станцию, слушает, как мы эхолотом забавляемся. А другой несется на поддержку. По «Накату» его сигналы. Ну, это зря ребята, мы уже умные. Опустил выдвижные и на глубине 20 метров, такая жуткая гидрология, рядом не услышишь, потихонечку пошли подальше. Что еще за номера спросите вы, безопасная глубина погружения от таранного удара 40 метров, почему нарушаем? Потому. Забыли, что он опускаемой станцией работает. Нет не дам я ему ордена зарабатывать. Сам думаю, вот позор то был, если почти на выходе из базы нас зацепили бы. А все наши подводные лодки в этом районе из-за отсутствия технических средств определения места были вынуждены работать эхолотом и были обнаружены. И ПЛА «К-10» из-за этого имела столкновение под водой с иностранной лодкой, которая следила за ней. Потом я проверил эту догадку. Как-то услышав гидроакустический сигнал, мы побежали посмотреть хозяина, миль двести прошли, сигнал был, но носитель не нашли, далеко.

Прошло время, мы заняли свой район боевых действий, Вы читатель не пугайтесь, хоть район и называется «боевых действий», но стрелять, топить не собираемся. Пока не собираемся. Но должны отследить все ударные силы ВМС США, которые могут находиться в этом районе или нас могут перенацелить в другой район, где будут находиться эти силы. Задача наша установить слежение, а с получением приказа, если, когда, вдруг война, «утопить» врага. Немного приврал. Атаковать, если первый буду, смогу, должен. Но чтобы авианосец вывести из строя, нужно торпед 10-12 в него всадить, что ни кто нам не позволит сделать. Он имеет такую оборону, чтобы разгромить АУГ, понадобятся силы целого флота. Так вот мы несемся к авианосцу, каждые 4 часа доносим, где он и что делает, а его охранение давит нас, у них тоже задача, не допустить советских подводников в позицию залпа. Все слышали «Холодная война», а что она такое? А подводники ВМФ ее ощущали соленым потом, бессонными сутками и замеревшим дыханием, когда ее холод рядом, совсем рядом пролетал возле корпуса лодки. Запугал и вас и себя. Сейчас этого уже ничего нет. Не так, авианосцы есть, а нас нет. Потому как одни говорят, что врагов у нас не осталось, а другие, что американцы оказывается братья. Поэтому мы весь флот и угробили. А какой флот был в конце 80-ых. Пришли лодки 3, 4 поколения. Ракетоносцы американские уже очень уважительно к нам относились. И авианосцы страшились наших «Гранитов, Вулканов». За тысячу километров прилетит к нему штук 30-60 ракет в одно время, да с разных направлений. Не отмахнется.

Согласен слов много, а где действия, чтоб дух захватывало. Всплываем на сеанс связи, в наш адрес радио, с указанием нового района, ожидается проход АУС в составе АУ, (ударный авианосец), Энтерпрайз, Китти-Хок, Мидуэй.

Произвели необходимые расчеты на поиск, всплывать на перископ каждые 3 часа, искать на Накате радиолокационные сигналы АУС. Три авианосца, кораблей 30 охранения, обязательно будут работать радиоэлектронными средствами. Это только в 1941 году, японский флот без локации, радиообмена, скрытно подошел к Перл-Харбору и вверг Америку в хаос. А наш Накат миль за 200-300 обнаружит, ищем. На очередном всплытии на перископную глубину, на Накате обнаружили сигналы силой 3 балла. Бежать быстро надо. Обе турбины полный ход, глубина 102 с половиной метра и вперед. Не только вы читатель, но и подводники скажут 102, да еще с половиной, как то странно. Согласен на скорости 27 узлов (узел - 1миля в час) такую команду не дашь. А вот на обычной 6-12 узлов всегда с половиной. Кто-то скажет, выпендрешь, комитет матерей сочтет за издевательство. Нет, целая философия. Вот задай матросу глубину 100 или 150 метров. Матросу скучно за рулями, спать охота, да ну ее щелкать манипулятором, если задали 100, наверное и 110 или 90 можно. А когда с половиной, здесь и внимание у него выше и не так уже и скучно и ответственность возрастает и мастерство. Рулями хлопать просто, а держать заданную глубину умение, а на скорости 27 узлов, умение, хладнокровие, отвага. Ошибись, заволнуйся секунду, и лодка завалит нос или корму. Как вы думаете, за какое мгновение она вылетит на поверхность с глубины 100 метров, при своей скорости 50 км/час, а за сколько она нырнет на 300 метров, где треснут переборки и черная вода рванет вам в легкие, сминая и раздирая ваша тело. Страшно? Не бойтесь, мы этого не допустим. На рулях и других боевых постах уже мастера. На лодках каждый день учеба, на хорошем, на плохом, но лучше на хорошем. На плохом, лучше чужие ошибки разбирать и делать выводы.

Пролетели мили, всплываем. Акустик, шум винтов, по пеленгу 45 градусов. Классифицировать контакт. От акустика, ОБК, в составе 3 кораблей. Цель номер один, тяжелый крейсер пеленг 46 град, цель номер 2…, цель номер 3…. Боевая тревога! Торпедная атака! Не волнуйтесь, условно. Мы всегда учимся. Далее пошли команды и доклады по выработки элементов движения цели и данных торпедного залпа. Для многоцелевой подводной лодки торпедная атака это песня, искусство, оркестр ГКП, концертмейстера старшего помощника и колдовская аналитика командира. Высшее напряжение и самые высокие тона этого оркестра наблюдаются, когда на ГКП звучат негромкие четкие доклады, старпом с микрофоном утверждает, усредняет, как маэстро руководит оркестром. А командир в кресле и тупо заточенным карандашом, что-то чертит на бумажке. Почему тупо заточенным, потому как остро заточенный, может от волнения сломаться или бумагу порвать, увидят моряки, скажут, волнуется. Командир не должен волноваться. Его спокойствие в моряков веру вселяет. Горе тому, кто бегает по отсеку, суетится, обязательно мимо, хорошо еще, если просто мимо. Про саму атаку мы еще когда-нибудь расскажем, а сейчас нужно взглянуть на противника, да донести на флот, что мы тут обнаружили. Перископная глубина, вы наверное думаете, вот как легко, надо всплыть под перископ, взял да и всплыл, все просто. Нет. Надо на глубине наилучшей слышимости прослушать горизонт, разобраться с целями, потом всплыть на 40 метров еще раз прослушать горизонт, осмотреть кормовые курсовые углы, и начать всплытие на перископную глубину 10 метров. В Южно- Китайском море на глубине 40 и более метров можно ни чего и не услышать, гидрология такая. Поднимаешь перископ, быстро осматриваешь носовые курсовые углы, наиболее опасный сектор, а потом по всему горизонту, Пока ты крутишься на перископе, весь экипаж по боевой тревоге, готовы к немедленному погружению. В лодку приняли тонн 5 воды, чтобы если опасность она немедленно оторвалась от поверхности и камнем вниз.

Всплыли. Осмотрел горизонт. Три боевых корабля, скорее всего это для нас приманка, увлечется, думают они, а АУГ в другой стороне. Передал радио об обнаружении ОБК на флот и на старое место, это центр района, где АУГ должен пройти. Заняли свое место, ищем. Всплываем, согласно расчету каждые три часа, всплытие, маневр опасный, да я вам уже рассказал, поэтому всегда по боевой тревоге. Занятий, тренировок уже ни каких нет, только мероприятия по жизнеобеспечению. Третьи сутки ждем и ищем. Глаза уже красные, со сном не получается, а еще и не гонялись.

Ночью на очередном всплытии, поднял перископ, прилетели голуби, опять прожектора, красные, зеленые огоньки бортовых огней. Противолодочные «Орионы» свою пляску затеяли. Думают сейчас я побегу спасаться от них. Нет, АУГ вышел и они в дальнем противолодочном охранении. Меня сами обнаружить не смогли бы, если только случайно. Значит, контакт им передала атомная подводная лодка. Она в составе АУГ, обычно ПЛА типа Лос-Анджелес на угрожаемом направлении. С этой подружкой у нас нет ни каких шансов по скрытности, да и не только. И не надо, нам АУГ нужен. Боцман, погружаться на глубину 60 метров. Доклады, глубина 15 метров, глубина 20 метров, 30 метров. Акустики: «Справа 10 шум винтов, курсовой быстро меняется на корму» Наверху никого не было, только что в перископ смотрел. Держать глубину 30 метров. Курсовой 20, 30, 40. Летит как курьерский поезд. Лодка? Лодка идет совсем рядом. Не маневрировать. Они тоже жить хотят. Слышат они лучше нас, все рассчитали, а сейчас давят, пугают. Курсовой 90, 100, 120. Контакт потерян. Тишина в центральном, лица побледнели. Боцман держать глубину 40 метров. Акустиков трогать не нужно, они сейчас крутят пеленгатор, стараются. Акустики:, «цель номер 1, подводная лодка, курсовой 15 левый борт, пеленг меняется на нос. Курсовой ноль, 10 правого борта, 20, 30, 40. Цель ушла в корму». Что они ошалели?: Рядом, совсем рядом, если не под нами. Пугают, пусть пугают, тут главное не пугаться, они тоже жить хотят.

Вроде бы отвязалась. Опять всплытие. Подняты выдвижные. На Накате просто огромное количество сигналов. Вот и АУГ идет. Донес на флот, что обнаружен АУГ пассивными средствами и вниз, на глубину, 27 узлов, в ту сторону, где так много нужных нам сигналов, пошли четвертые сутки поиска. Опять все гремит и грохочет. Где там эта лодка, пусть сунется, раздавим, размажем. Нам то, не страшно, все равно ничего не слышим. И не услышим, если что, то удар и все, мучиться не будем, тем более что глубина моря 3000 метров. Для читателя эти слова, а нам про такое думать некогда, нам авианосец нужен. Опять всплытие, поднят Накат. Они в другой стороне. Опять бежим. Всплываем, АУГ опять поменял курс и далеко он от нас, а перед нами какое-то чучело. Ночь не разобрать, Опять бежим. Да наша старая знакомая, лодка, от нас не отстала, рядом где-то. Мы в одну сторону бежим, она всплывает и на АУГ доносит о нас. Они уже веселятся, смеются над нами. Удивляются нашей тупой настырности.

Наверху уже утро. Солнце встает, а мы еще и глаз не смыкали. Все кто не вахте спят на боевых постах. Акустики: «посылка гидролокатора». «Боевая тревога, По местам стоять к всплытию. Всплываем на перископную глубину» Акустики внимательно слушать, предполагаю ордер. Боцман, механик быть готовым к уходу от таранного удара», предупредил. Сон проходит, щеки горят, сейчас говорят это адреналин. Глубина 20 метров, поднять перископы, глубина 10. Что вдруг перископы? Да их у нас два, на одном осназовец фотоаппарат приспособил. Фотографироваться будем. Всплыли. Вот это да. Мы в самом центре ордера. Слева 30, фрегат Нокс, дистанция 10 кабельтовых. Прямо по носу еще один. Справа 60, вот он громадный, серый, борта высоченные авианосец. Давай Серега фотографируй его, все что есть. Щелкает фотоаппарат, я радио диктую на флот, что нашли, догнали, вот он рядом. Там обрадуются, начнут на картах закорючки рисовать. Принимать решения. Думают, что я теперь как положено каждые 4 часа буду им доносить точное место. Стоп, с левого фрегата поднят вертолет, тот к нам подлетел, сбросил черный здоровый шар, и забарабанил по корпусу гидроакустическими посылками. Пугает или тренируется? Опускаемая гидроакустическая станция. Пора вниз, фрегат слева, мало ему вертолета, на нас повернул. «Срочное погружение» Глубина 40 метров. Следуем в ордере, но под водой, тем же курсом как и АУГ, скорость 12, а они 25-30, отстаем. Разгонимся, а они в противоположную и разошлись как в море корабли. Да и некуда нам сейчас торопиться. Подготовлено радио для передачи, опять всплываем. Передали РДО. АУГ уже далеко, 10 миль. Погружаемся и опять бежим.

Пятые, шестые сутки, нам уже район расширили почти до Малакского пролива. Все валятся с ног, разговаривать трудно. Догоняем, готовим радио, отходим для передачи, передаем, опять догоняем и передаем каждые 4 часа. Пока на седьмые сутки АУГ не вышел из района. Все теперь спать, всем спать, кроме вахты. Да и пора в базу, срок автономки закончился. Молодцы моряки - экипаж. Только вот вымотанные. На то она и служба морская. А лодка, какая умница, за все время ни каких фортелей. Понимает, что трудное это дело, авианосцы гонять, жалеет людей.

Люблю я эту работу

Когда усталая подлодка
Из глубины идет домой

Домой

Закончили учения, победили всех «врагов», теперь в базу. Победить полдела, еще доложить нужно толково. Поэтому документы готовим, как маневрировали, как скрытность блюли, как атаковали.

Все как надо, но опять попадет... За полк авиационный. Где же это видано, самолеты летали, буи бросали, а результат… Двойку всему полку противолодочному ставить, за наши ныряния. Не додумал, компромисса нет. Всплыл бы под буи, подразнил немного и снова спрятался. Опять же наш ОБК заблудился, вместе с комэском. Отрабатывали совместное плавание. Надводные корабли идут правее изобаты 100 метров ближе к берегу, мы мористее, левее изобаты 100 метров. Ну что проще, идешь, замеряешь глубину эхолотом. Если на кораблях показывает глубину 100 метров и более, отверни вправо, ближе к берегу, не заходи за 100 метровую изобату.

Идем, с кораблей надводных нам разные приказания передают, управляют нами. Вдруг пеленг на корабли с нашего правого борта пошел на корму, перешел на левый борт. Теперь мы ближе к берегу, они стали мористее. Кто же ошибается. Они наверху, им берег видно, солнце светит, много их. Три флагманских штурмана на кораблях и несметное количество штурманов и штурманят. Неприятно мне стало. По ЗПС запросил, доложите какая у вас глубина под килем. Докладывают: «100 метров» У меня волосы дыбом, похоже, мы по берегу идем? Своим эхолотом меряем на всех диапазонах, глубина 800 метров. Опять запрашиваю: «Замерьте свою глубину под килем фактически». Молчание, затем короткое: «Всплыть». Всплыли. Ну что ушли корабли дальше в море… Морская душа простора требует.

Про корабли я к тому, что часто вопросы задают. Дескать, как же вы бедные, под водой, ни чего не видите, как лодку ведете? Очень схематично объясняю, подводная лодка имеет прочный и легкий корпус. В прочном корпусе расположены все механизмы и экипаж, он герметичен, выдерживает давление воды, определяемое расчетной глубиной погружения. Легкий корпус крепится на прочный, в нем размещаются цистерны главного балласта, баллоны ВВД и другие, легкий корпус придает обтекаемую форму и неповторимую красоту подводной лодки.

Про окна и иллюминаторы. Максимальная прозрачность моря 70 метров и то в Красном море. Что может дать видимость 70 метров. Разве успеть сказать «ОЙ».

Управление лодкой в пространстве происходит по навигационным картам. Много человеческих жизней, сил, времени затрачено и тратится на составление этих карт. Еще задолго до Колумба на морские карты наносились берега континентов, острова, скалы, рифы, глубины морские. Чем точнее навигационные карты, тем безопаснее по ним плавать. В настоящее время мы имеем очень точные и подробные карты. Есть еще лоции морские, в которых описаны течения того или иного района, снимки и описания побережья, характер дна морского. Про подводные вулканы, которые могут изменить глубины, и тогда это беда для субмарины.

С помощью различных способов, солнца, звезд, технических средств, береговых ориентиров, а сейчас очень точной спутниковой системы мы определяем свое место: широту и долготу, место наносим на карту, причем не точкой, а кружком, в котором учтены все ошибки при определении места. За этим кружком штурмана тщательно следят, и он двигается по карте не по курсу, а по рассчитанному пути и скорости лодки. Со временем кружок ошибок места лодки растет. И ты ведешь так подводный корабль, чтобы этот кружок своим краем не приближался к навигационной опасности.

В базу заходим ночью. Вся бухта покрыта огнями. Джонки, маленькие, побольше, на свет рыбачат. Сотни их. Красивое зрелище. Никогда бы не пошел через это светящееся поле. Но впереди корабль сопровождения, иду за ним, джонки прямо под бортом. И такая картина каждый вечер, идут на выход рыбачить, с рассветом домой.

Утром встали к четвертому пирсу. Карты, кальки в руки и на доклад.

Как я и предполагал, командир авиаполка пообещал в следующий раз кинуть глубинные бомбы. Рассматриваю эти слова как поощрение. Адмирал побурчал, но было видно, что нашими действиями доволен.

Потом были еще и еще выходы в море. Пролетели 9 месяцев, и началась тягомотина ожидания, когда нам дадут «Добро» домой идти. Устали. Устали от ожидания, устали от моря, жары, от того что давно не дома. Устали. Это сейчас про стресс говорят, а тогда я и слова такого не слышал. При слежении за авианосцами наши специалисты перехватывали их радиодонесения. Они когда пошли в Субик-Бей, база у них на Филиппинах, с кораблей полетели радиограммы, семьи привезти, кабаки, машины, рестораны.

А мы, пришли в конце апреля, комдив встречает: «Ты командир, за своими присмотри, апрельский пленум Горбачева, борьба с пьянством, бой ведется. Лес рубят…» Дальше больше, замполит бежит: «Командир, ты как к перестройке, я вот уже перестроился». «Хорошо им, перевернул томик классиков и перестройка состоялась…, а мне, инструкцию по управлению, РБЖ не перевернешь, вмиг сгоришь или утонешь». «Может крыс начать отлавливать». Так я и не понял, чего хотели то. Но замордовали так, что свет не мил. Каждый вечер, гласное и негласное обнюхивание. В общем устали. Спасал спорт и море и меня и экипаж. Смотреть приятно, все подтянуты, мускулисты, загар бронза. Пока дошли до дома, бронза превратилась в неприятную желтизну. В октябре пришли, и весь экипаж дружно зачихал и закашлял. Но до этого еще далеко, еще дойти надо.

Практика многих поколений подводников учит, беды на корабле случаются в начале похода вследствие слабой отработки экипажа и недостаточной подготовки материальной части и в конце похода, усталость людей и техники. А мы, уже десятый месяц пошел.

Моряки согласятся, на флоте было три главкома ВМФ Кузнецов - военные годы, Горшков, Чернавин создатели мощного океанского флота.

Адмирал флота Советского Союза С.Горшков, так говорил про аварийность: «Нет аварийности оправданной и неизбежной. Аварийность и условия ее возникновения создают люди своей неграмотностью и неорганизованностью». Курсантом эти слова запомнил.

Вот и сейчас лодку к походу готовим, все как обычно, но чуточку внимательнее, побольше контроля. Еще и еще раз проверяем материальную часть, особенное внимание электрическим машинам, средствам борьбы за живучесть, подготовке экипажа. Суровые и справедливые слова главкома, но можно ли все предусмотреть..., наверное, нет. Да, аварии не возникают на пустом месте, но не всегда ее можно предупредить. И знают это подводники. Но и экипаж готовим так действовать, чтобы аварийная ситуация не переросла в трагедию. И ты командир, прежде чем занять командирский мостик, должен быть готов к действию. Я ранее рассказывал про нашего командира боевой части 5 капитана 2 ранга М. Сергеева. Напомню за ним слава ходила, где он там авария. Не авария, а аварийная ситуация, в которой его грамотные и своевременные действия ситуацию сводили на нет. Два примера для сравнения.

Подводная лодка, не буду называть ее, вышла из завода, 5 лет в ремонте. Навыки утрачены, материальная часть после ремонта не приработана. Нужно, наверное, быть крайне внимательным и осторожным. Лодка совершает переход в надводном положении. Легкий ветерок, прекрасная видимость. Ни каких тебе опасностей. На пульте ГЭУ управленцы ни как не могут сладить с автоматикой. Часто падает АЗ (аварийная защита реактора). На то она и защита, чтобы защитить реактор от неправильных действий. В центральном посту не хотят мириться и начинают рвать «Каштан», что-то требуя и возмущаясь. Что сделали управленцы, надоели им вопли из центрального, взяли и заблокировались по всем параметрам реактора. АЗ уже падать не может и защитить реактор не может. Результат, подрыв крышки реактора, лодка досрочно закончила свою боевую жизнь. Личный состав переоблучился.

На К-45, где командиром 1 дивизиона был прикомандирован Сергеев. Заметили незначительное падение давления в компенсаторах объема реактора. Вывели реактор из действия и Чернобыля не состоялось. И на этом своем решении настоял Сергеев. Когда в базу пришли, штабные даже в трусости пытались обвинить, пока испытания не показали от какой беды он спас лодку. Я тогда был на этой лодке помощником командира и видел своими глазами, как вырабатывалось и принималось решение о выводе реактора.

ПЛА К-45, я на вахте. Подводное положение, глубина 40 метров, ход 6 узлов. За моей спиной добродушно что-то говорит командиру командир дивизии. Падает АЗ обоих бортов. Турбинные телеграфы с пульта ГЭУ переводят на «СТОП». Я вахтенный офицер, репетую, и ставлю ручки моторных телеграфов «ВПЕРЕД, ПОЛНЫЙ» Ход лодки уменьшился до 4-х узлов. Лодка начала погружаться, поскольку удифферентована была на 6 узлов. Пустили ГОН из уравнительной, чтобы облегчить лодку, потом с глубиной на помпу перешли. Глубина 60 метров, идут доклады с отсеков, сам на глубиномер смотрю. Боцман все рули переложил на всплытие. Глубина 80 метров. Лодку глубиной обжимает, она тяжелее становится (удельный вес), быстрее валится вниз. «Глубина 100 метров, прошу разрешения продуть среднюю», обращаюсь я к командиру. Молчит он и комдив молчит, ждут, когда АЗ поднимут, обычно это происходит быстро 1-3 минуты. «Глубина 120 метров, прошу разрешения продуть среднюю», опять к командиру, молчат. «Глубина 150 метров, прошу разрешения продуть среднюю», молчат. Лодка уже уверенно спешит на глубину. Каждые 10 метров изменения глубины докладывается. Глубина 170 метров, боцман давит на рукоятки перекладки рулей, от напряжения кисти белые. Рули задраны до предела. Сейчас от них толку мало. Вахтенный трюмный стоит, пальцами обвил клапан экстренного продувания средней. Ждет команды. Кто ее должен дать? Глубина 180 метров. «Продуть среднюю», надеюсь, я тогда дал эту команду спокойно. Пальцы трюмного рванули клапан, повернули его, и утробно урча, в ЦГБ рванул воздух, вытесняя воду. Сзади комдив почти равнодушно произнес: «На такой глубине воздух неэффективен». « Ну, ни хрена себе» подумал я, впиваясь в стрелку глубиномера. Воздух идет, идет, стрелка замерла на отметке 210 метров. Стрелка дрогнула, чуть выше. «Лодка всплывает», доложил я. А воздух, пусть дует. Лодка уверенно пошла вверх. «Стоп дуть» «Глубина 80 метров», сам думаю пора открывать клапана вентиляции, снять пузырь. Нет, подожду, уж больно неприятно вниз валиться. На руки свои посмотрел, как оперся ими о стол вахтенного инженер-механика, они наполовину белые. Тут командир дал команду на снятие пузыря. На 40 метров удифферентовали лодку. АЗ взвели еще минут через 15. Помни: «Лучше хуже, но вовремя, чем лучше, но поздно».

Вспомнить и поклониться экипажу ПЛА К -122, командир капитан 2 ранга Г. Сизов, старший на борту начальник штаба 26 дивизии ПЛ ПЛ капитан 2 ранга Заварухин, оба замечательные подводники, красивые и умные мужики. На боевой службе в Филиппинском море, уже под конец автономки, пожар в самом опасном электротехническом 7 отсеке. Действовали умело, грамотно и командир и экипаж. Вывели людей в смежный 8 отсек, всплыли, приказали отдраить люк 8-го и вывести личный состав на надстройку. А люк открыть не могут. Давлением крышку люка прижало так, что кремальеру не провернуть. В 8-м отсеке растет давление, дым и угарный газ из 7-го в 8-ой через неплотности проникают. Есть такое понятие парциальное давление газов. Падают моряки от отравления угарным газом. Были ПДУ, но они на 10 минут.

Когда вдруг взбесился огонь в 7-ом, вывели моряков в смежный 8-ой отсек. В учебном классе, а еще лучше вечером в кресле, в тапочках, рассуждать о том, а где средства защиты, почему с собой не взяли. Возьми, когда огонь ревет, когда вмиг темно. Когда боль и страх.

Мичман Белевцев торпедист, веселый, улыбчивый молодой парень. Хорошо его знал, приятно было мне лейтенанту с ним общаться и у него учиться. С ним еще один. С одним дыхательным аппаратом на двоих в 9-ом отсеке разблокировали они торпедный аппарат, вытащили прибор ГПД, открыли обе крышки, и через торпедный аппарат сравняли давление в отсеке с атмосферным. Был отдраен люк 8-го, моряки вышли и вынесли на надстройку. 14 человек погибли среди них мичман Белевцев.

В 7-м ревет огонь, сталь стекает ручьями, корпус лодки в районе 7-го малиновый. Развернули пожарные рукава, поливают, охлаждают корпус, тогда не выгорят сальники, вводы и вода не начнет поступать в 7 отсек. Лодка не утонет, как это, по-видимому случилось очень давно в Атлантике на ПЛА К-8, где с лодкой на дно ушел командир и одна боевая смена. Уникальная ПЛА «Комсомолец», тоже на дно. Светлая им память.

Вот вопрос, на который стесняются ответить или я что-то пропустил. Откуда взялось такое высокое давление в отсеке на К-122, на К-8, на «Комсомольце». Когда разбирали аварию на К-122, говорили, что кто-то приказал открыть ВВД -1 в 7-ой, это подать воздух высокого давления. В этом случае растет давление, и продукты горения будут поступать в смежные отсеки, что и было. Высокое давление и сам воздух поступающий через ВВД-1, а значит кислород создадут в отсеке мартеновскую печь и кроме того системы пожаротушения будут абсолютно бесполезны, разве что сами начнут гореть. Тогда еще в лейтенантах я сделал для себя вывод, клапана ВВД-1 выполнены из 2-х металлов и при нагревании имеют разный коэффициент расширения, отсюда и поступление воздуха. В любом случае при пожаре в отсеке в центральном перекрывать ВВД -1. А уж про «Комсомолец», это еще надо придумать такое, чтобы при пожаре система продувания ЦГБ сумела выгореть и ВВД в отсек пошел. Такое и в ночных кошмарах не приснится. Попробуй командир разберись, что за гадость такую изобрели проектанты.

Я еще минером был, ремонт в заводе. Собрали нас, решают, как сроки сократить, деньги сэкономить. Ко мне военпред: «лейтенант, вот Вы когда-нибудь пользовались системой орошения торпед? Нет, так давайте вычеркнем из ремонтной ведомости». Нет, говорю, дядя, при моей службе без году неделя, я и действие ЛОХ видел только раз и то при проверке системы ЛОХ, вылили весь фреон в первый отсек. Была раньше такая проверка, потом запретили.

На соседней лодке подобное как у нас произошло с фреоном. Отсек провентилировали, но фреон он тяжелый, внизу отсека остался. На лодке при стоянке в базе, отсеки вахтенными осматриваются каждые 30 минут с докладом в центральный пост. Время вышло, доклада с первого нет. Дежурный: «Первый доложите». Молчание. Отправляет вахтенного трюмного, пропал трюмный, еще одного отправляет, нет доклада. Пора тревогу объявлять, так и сделал: «Аварийная тревога». Готовятся аварийные партии, не только на своем корабле, с соседних тоже бегут. Вскрыли первый отсек, три без сознания, потом погибли, а мичман забрался в трюме за помпу, живой, но ведет себя как жутко пьяный, поймали, зацепили, вырвали из шхеры.

По каждому непонятному случаю, всегда наука приезжает, разбирается. Задают мичману вопросы уже в госпитале: «Куришь?», «Курю», «Пьешь?», «А кто ж не пьет, пью», «А сколько пьешь?», провокационный вопрос. «А сколько нальете, столько и выпью, отвечает счастливец». Записали ему в медицинскую книжку: «Хорошо подготовлен к наркотическим воздействиям». Так что подумайте работодатели, особенно на токсичных производствах как относится к работникам, кто на грудь принимает. Может это когда-нибудь будет ваше спасение.

Ну, вот сам повторил, и экипаж отработал, немного развлекся, пора домой.

Прощай Камрань, красивое место. Спасибо тебе за приют, за то, что все живы, здоровы.

Корабль обеспечения проводил нас на выход. «Срочное погружение, курс на Баши, идем домой».

Все как обычно, вахта, учеба, тренировки, приборки… Врагов не боимся, они нас теперь боятся и охотников не видать за орденами.

Прошли Баши. Всплыли на сеанс связи, тайфун, волны как горы. Ревет Филиппинское море, опять самое сердце. Работаем с наукой. Мы на глубине 150 метров. На 5-ые сутки, почему всегда ночью, доклад из 6-го (турбинного) отсека: «Аварийная тревога, поступление воды по левому борту, большой распыл».

По лодке перезвон аварийной тревоги. «Всплывать на глубину 40 метров, левой турбине средний ход». Выскочили на 40 метров. Экипаж работает, развертываются рубежи обороны, водоотливные средства, все как учили. А в голове бьет, распыл воды, попадание на циркуляционные насосы, короткое замыкание, пожар. Помню К-122 и если что выводить моряков буду в 5-ый. Команду в 5-ый: «Приготовиться по приказанию принимать личный состав 6-го».

Если зальет насосы, объемный пожар, лодка без хода, вокруг самолеты, корабли американские. И мы как кинозвезды в хреновом боевике на телеэкранах. Бр-р-р.

Доклад с 6-го: «Аварийная тревога, поступление воды по левому борту». Опять, что-то новое. Некогда рассуждать и переспрашивать. «Боцман всплывать на перископную глубину». Всплыли, ночь, звезды, далеко огонек науки. Опять с 6-го: Аварийная тревога: «Поступление воды по левому борту». Ладно, разберемся.

Командир БЧ-5, Сергеев в 6-ой отсек. Оказалось три трубы, что выходят из прочного корпуса в отсек, проржавели, лучше сказать электролит южных морей сгрыз металл. Перекрыть эти трубопроводы не чем, от корпуса идут и там же разрушились. Добраться до них тоже нельзя, настолько узкое пространство. Нашли мы самого маленького, щуплого моряка, он телогрейками, шинелями закидал пространство вокруг трубопроводов, чтобы не было распыла воды.

Погрузились на безопасную глубину 40 метров, продолжили выполнение задания, записав в журнал, ограничение глубины погружения 40 метров.

С нами особист, бывший командир 6-го отсека грамотный командир отсека, ко мне обращается: «Я прошу донести об аварии и следовать в Камрань». «Нет, хочешь, дам тебе радио, сам докладывай, а я буду выполнять задачу». Пять суток мы еще работали в районе и старой дорогой домой.

Корейский пролив форсировали под водой по нашим знакомым изобатам. Вышли в Японское море, банку Ямато проходим, здесь гидрофоны Сосус стоят, для обнаружения подводных лодок. Ко мне механик: «Командир давай ход увеличим, хоть на траверз Владивостока выйдем, если что, хоть помогут». Согласился с ним сразу, хрен с ней со скрытностью. Столько боли было в словах механика.

После этого мне так захотелось выпить и не просто чего-то, а водки три четверти граненого стакана и именно так. До самого дома пока шли, итоговое донесение пишу уже в дивизии, домой бегу, стоит перед глазами сладкая.

Дома водки не было. Потом бы отпуск, через всю страну проехал, так и не удовлетворил свое желание, то водки не найдешь, то стакан запропостился. Сухой закон, борьба с пьянством. Все- таки, какая это сволочь, даже выпить по-людски нельзя.

Прощайте красотки, прощай небосвод,
Подводная лодка уходит в поход.
Подводная лодка морская гроза,
Под черной пилоткой, стальные глаза. ()

Люблю я эту работу.

Закончился боевой поход. Ошвартовались у четвертого пирса в п. Камрань. Экипаж пополняет запасы, материальную часть к походу лодку готовит. Я на доклад к командиру эскадры. Вице-адмирал Кузьмин рожден подводником, докладывать ему трудно, строг, умен, мудр. «Ну что командир, через неделю оперативно-тактические учения. Все силы в море. Твоя лодка - первая скрипка. Задача: «прорвать противолодочную оборону, выйти в район и атаковать ОБК (отряд боевых кораблей)». Есть! Крутнулся и на улицу, а там жара 50 градусов в тени. А мы белые как моли, руки трясутся, сердце колотится. Сразу и обгорели.

Темнеет рано и быстро. Почти экватор. Вечером фильм смотрим «Шанс». Старики эликсир выпили, молодые и красивые стали. Я за сердце держусь, завидно, мне бы так. А почему нет? Подъем в эскадре в 6 часов, чтобы до обеденной жары все успеть. Три часа, пока солнце остервенело хлещет, обеденный перерыв. Мое утро начиналось в 4 часа, бег, брусья, турник, вертикальный канат. И упражнения, тысяча движений по Амосову, академик. В обед 2 часа плавание, не обязательно махать руками, просто гребешь, не насилуя. Через время мне уже захотелось и вечером бегать. Вестовому: масло, сладкое исключить. Без хлеба. Обед без картошки, без макарон и т.п. Ужин, тоже подобное. Из-за стола встаешь, жрать охота, в глазах темно. Через месяц, ни капли жира, мышцы как у Сталлоне. По канату на двух пальцах поднимаюсь. Про пальцы лишка. А красиво... Утро свежее. Небо голубое, высокое, еще солнцем не обожглось. Зелень зеленущая. Солнце уже встало, но на спортплощадке его еще нет, за сопкой. И вот оно выскочило, большое, яростное, лохматое. Чего вы тут…? А…? И сразу огнем, жарой… Красива Камрань. А море, яркое, сине-синее и прозрачное. Про мир подводный дайверы расскажут. Хотя несколько встреч интересных были у меня, со змеищей огромной, со скатом местным, хвост как труба асбестовая и, наверное, с мантой, почему, наверное, потому как она взмахнула крыльями и в море, а я к берегу, метров за пять после уреза воды остановился. Но это утром и в обед. Все остальное время, лодку в порядок приводим, учимся, на тренажере в атаку торпедную.

Неделя пролетела. По эскадре «Боевая тревога». «Вывод сил из под удара». В прошлый раз отходил от пирса, осторожно, под моторами. Комэск бурчал: «Что вы как тараканы беременные ползаете». Поэтому сейчас с механиком отработали. Моторами оттолкнул корму от пирса и реверс правой турбиной. От пирса лихо, нос вправо летит, почти уже на выход. Правой турбине ТГ режим, левой малый ход. Не так все просто как кажется. Электрики, турбинисты, управленцы реактором, все заняты: переключают, снимают, принимают нагрузку и еще и еще, это уметь надо. Есть, кому это делать на лодке. Забурлила вода, левая турбина дала ход. Нос еще быстрее полетел вправо. Боцман: «Держать на выход. Курс…». Адмирал довольно кряхтит: «А то осторожно, осторожно. А как война, тоже осторожно…». Выскочили из бухты, сигнал «Воздух». Налет авиации, ракеты летят. «Срочное погружение»! Погрузились на перископную глубину. Глубина моря метров 60. Встали на якорь. Подводники скажут, атомные лодки в подводном положении на якорь не становятся. Правильно, это комэск задумал. Умело учил вице-адмирал Кузьмин.

Пролетели самолеты, мне в точку бежать, первая скрипка взмахнула смычком. Ну, с Богом! «Срочное погружение!» «Погружаться на глубину 240 метров». «Снять гидрологический разрез моря». Так, на глубине 120 метров слой скачка. Поднырнули под него. «Внимание экипажа. Начинаем форсирование противолодочного рубежа. Режим тишина».

А над головой самолеты наши летают, буи бросают. Не срабатывают у них буи, не слышат они нас. 100 буев выкинули и ни один не сработал. Комэск волнуется, где лодка, что случилось, а если и не случилось, то, что всему полку двойку ставить? Ну, извините, нужно было попросить, я бы где-нибудь и показался. Вот Валера Лебедев, подошел ко мне, Юра, ты там сильно не выпендривайся, дай моим кораблям поработать. Мне что жалко, да и самому интересно. Вышли мы в район действия КПУГ, слышу, мечутся они, молотят опускаемой «шелонью». Можно, конечно, и обойти и под слоем скачка пройти. Но обещал. Развернулся и к ним. Заволновались они, частота, продолжительность посылок изменилась. Узрели, обнаружили меня, ну теперь не отпустим. Оружие готовят, атаковать собрались. Лишнее это, я же договаривался немного поработать. Выстрелили мы из ДУКа отработанную регенерацию, она сейчас столько пузырьков создаст, не перепугались бы. Заложили пологую циркуляцию, скорость увеличили, винтами воду молотим, экран создаем. Прикрывшись взбаламученной водой и воздухом отскочили в сторону. Заметались противолодочники, а как вы хотели, мы американцев сделали, а их побольше было.

Дам им еще шанс, пусть потренируются. Опять к ним подхожу, обрадовались, нашли. Уцепились за меня. Стучат радостно гидролокаторами. Мы все делаем то же самое, высыпаем отработанную регенерацию, крутим циркуляцию. Они как слепые котята, обиженно замяукали своей «шелонью», потеряли нас, кинулись в разные стороны, ищут.

Некогда нам, следующих рубеж, КПУГ «Летучий» главный вояка, обошли его, ведь не договаривались. Дальше район дизельной подводной лодки. Здесь, как и должно быть, без обид, никто никого не услышал.

«Отбой боевой тревоги. Боевая готовность номер 2 подводная, третьей смене заступить.» Уже ночь, а еще регенерация воздуха. Выброс на завтра перенесем.

Утром изображаем поиск ОБК. А чего его искать, знаю я, что он здесь пройдет. Больше не куда ему. Поэтому спокоен. Ужинаем. Аккустики: «По пеленгу 221 градус слабый шум винтов». «Классифицировать контакт», это вахтенный офицер. «По характеру шумов, цель номер 1, цель 2, цель 3 надводная, прослушивается работа турбин. Не дергаю экипаж, когда еще будет этот ужин, но предупредил, еще пять минут, быстрее ложками стучите. Мне проще, в центральном у меня своя кружка. Кружка командирская, это тоже предмет зависти и обожания. Как и командирское кресло, так и кружка, предмет особый, никто никогда не сядет в командирское кресло и кружку не возьмет. Так заведено. На флоте много всяких традиций, иногда даже самому тебе не понятных. Но все их чтут и всячески поддерживают. Вот например женщина на лодке к несчастью. Почитайте «Морские рассказы» Станюковича, до революции было. Перед выходом на лодку пришел морской начальник со своей дочерью. И была она так мила и прелестна с экипажем, что все забыли и простили нарушение морской традиции. А лодка вышла в район дифферентовки и затонула. Забыли на камбузе закрыть вентиляционное отверстие. Погибли почти все, четыре человека в центральном посту сумели отдраить верхний рубочный люк и в пузыре с глубины 40 метров выйти на поверхность. Почитайте, там есть и другие рассказы.

На «К-259» я старпом, на борт посадили человек 10 «морских дьяволов». Парни 2 метра ростом и другие физические данные... А я в тылу за пару пузырей «Шила» несколько больших зеркал в кают-компанию добыл. Послал этих слонов за ними. Принесли, стали спускать в центральный пост и три разбили. Затихла лодка, что теперь будет? Что старпом?. Три раза возвращались в базу, то испаритель не варил воду, то еще что-то. Автономка получилась вместо двух три месяца. Но ничего страшного.

Ладно. Где там ОБК? Акустики звенят голосами: Цель номер 1 пеленг 221, «Летучий», цель номер 2…, цель номер три… Спецы ехидно скажут, акустики даже название определили, может, знают, что на корабле на ужин давали. Не ухмыляйтесь, мы эту неделю, не только чайком баловались. Учились мы. Знали, что Летучий нам придется атаковать. А посему акустики наши музыку его винтов каждый день часа по 2 на магнитофоне прослушивали. Можете вы отличить звучание «Ой, мороз, мороз» от «По диким степям Забайкалья». А мы акустиков отбираем, наш матрос-акустик на лодку из консерватории пришел. Так что волнующую музыку поющих винтов сегодняшнего «противника» наши ребята хорошо знали.

«Утверждаю, цель номер 1 главная цель». Сам в кресло, карандаш свой достаю, планшетик, на него листочек. Старший помощник запел свою песню, на что я ему одобрительно кивнул, зачем слова лишние.

Выводит старпом: «Боевая тревога! Торпедная атака! Атака надводной цели, торпедами 53-65К. Торпедные аппараты три, четыре к выстрелу приготовить». Заревел ревун. Вахтенный инженер-механик доклады с отсеков о готовности к бою принимает. Старпом от ГКП, потом мне докладывает. Я ему, ввести глубину хода торпед 8 метров. Осадка самой большой цели 4 метра, вот мы и вводим на 4 больше, чтобы борта нашим кораблям не попортить.

Легли на курс 220. Ход увеличили до 12 узлов. ЭДЦ определить это хорошо, куда важнее позицию залпа занять и атаковать, пока противник нас не услышал. А он думать не будет. Шлепнет гидролокатором, а потом торпедой или из РБУ приласкает.

Дальше поет старпом: «БИП, штурман, акустики, ТАС, секундомеры, Первый замер. Товсь. Ноль.» Заголосил акустик, докладывает, кто у него по какому пеленгу. «Ввести первый замер. Режим замеров одна минута». Весь расчет сейчас решает одну задачу определить ЭДЦ - курс, скорость и дистанцию до цели. «Второй замер. Товсь. Ноль». Акустики на цели пеленга доложили. «Определить курс цели». Сухо идут доклады: «БИП, курс цели 20 град». Штурман, курс 18 градусов. ТАС, курс 25 град.» «Утверждаю, курс цели 21 градус» Нам он точный и не нужен. Акустики: «По числу оборотов винтов скорость цели 23-24 узла». «Утверждаю, скорость цели 23 узла», твердо выводит старпом. Люди скажут, что-то все старпом делает. А как вы хотели, мне в академию надо, а так принято, если замены не будет, то нечего тебе делать в академии. На флоте каждый заинтересован в преемственности, поэтому и учат и учатся. Научиться кукарекать просто, а вот принимать решения… Нужны твердые знания, воля, твердость в глазах и голосе. Пусть вырабатывает эти качества, если что, поправлю. «Ложиться на курс 200 град», говорю я, на листочке своем линий нарисовал разных. «Курс 200. Корректура дистанции», понимающе командует старпом. Расчету ГКП понятно каждое слово, пауза. Пошли доклады: «БИП цель номер 1 главная, дистанция 50 кабельтовых, штурман-52. ТАС 48.» «Утверждаю дистанцию 50 каб.» Вот и все. Сейчас поворота цели дождаться. «Противник» знает, что где-то должна быть лодка, поэтому будет менять курс. Сейчас борт цели правый, мы в позиции стрельбы. Ну и что, сколько ждать? Вот, а для этого, пока с ним сближались, должен был изучить характер. Ленив, суетлив или расчетлив.

Перед выходом на боевую службу, последняя проверка расчета на тренажере. ПТ-З - атака подводной лодки в дуэльной ситуации. «Противником» моим поставили стратегическую ПЛА 667 Б проекта. Командир капитан 1 ранга, важный и заслуженный, на меня скользнул взглядом. «Капитан 3 ранга, только назначенный, что-нибудь, наверное, умеет, раз назначили», так примерно подумал он. Моя лодка, шумность большая, услышать смогу только торпедный залп по мне. Проверяющий, мой первый командир, сейчас вице-адмирал Кожевников. Когда он командовал подлодкой, красив, строен, удачлив. Смотрел я на него во все глаза с любовью и завистью хорошей. Расчет мой тоже смотрит на меня, ну как наш новый командир, что делать то будет. Злость меня взяла, так уж мне не хотелось услышать, что уничтожен мой корабль, пусть и на тренажере, хотя это так должно и быть, главное здесь проверяли правильность действий согласно ТРПЛ (тактическое руководство подводных лодок). Погрузились, идем. Акустик: «Слева 30, наблюдаю торпедный залп». Командую: «Ввести угол «ОМЕГА», 30 град влево. Торпедные аппараты номер 1,2 ТОВСЬ. ПЛИ». Пошли мои торпеды по тому направлению, где залп мы услышали. В нарушении ТРПЛ командую: «право на борт, на обратный курс, обе турбины самый полный ход». Сам сжался, жду. Сейчас скажут, взрыв по правому борту, лодка уничтожена. Противно это слышать, сколько раз уже с лейтенанта начиная. Слышу эти слова, но только в адрес моего «противника». Четко я его определил, что будет стрелять он с полной подготовкой, в упрежденное место цели. Это Вам за неуважение. Его торпеды мимо прошли.

Нет, на «Летучем», к нам со всем уважением. «Поворот цели вправо, на нас». Курсовой цели и так мал был для обычной стрельбы. «Утверждаю поворот цели». Курсовой цели 7 градусов, правого борта. Мы уже и не в позиции по курсовому углу цели. Командую: «Стрельба с углом на дистанции. Борт цели правый. Угол второго поворота 90 градусов вправо. ОМЕГА 10 влево, из таблиц выбираю. Ввести путь торпеды…». Так скорость цели 24 узла: 6= 4 каб/мин. Скорость торпеды 45 узлов. Время стояния кильватерной струи 180 сек. Итого длина цели с учетом кильватерной струи 12 кабельтовых, почти два с половиной километра. А где у нас точнее в ЭДЦ, курс и скорость. «Ввести путь торпеды 6500 метров». «Торпедные аппараты 3, 4. Товсь. Пли». Если кто-нибудь, очень умный, когда-нибудь прочтет мой рассказ и найдет ошибку, прости дорогой, 26 лет прошло. Да и таблиц нет у меня сегодня. Доклад с первого отсека: «Торпеды вышли. Боевой на месте» Я представляю, что сейчас наверху. Черная ночь, руки не видно. Звезды в кулак.. За кормой зеленая полоса кильватерной струи переливается и навстречу кораблям, левее Летучего, мимо него с интервалом вылетают ракетки, это наши торпеды несутся. Промазали подводники… Но вот ракетки ушли дальше за корму и начали смещаться вправо, пересекли кильватерную струю и стремительно начали догонять корабль извиваясь в кильватерном следе. Догнали, прошли под целью, с шипеньем выстреливая из себя ракетки с одного, потом с другого борта. На кораблях радостные вопли. Смотри, вон она…, левее, вон вторая…

Пора всплывать. Осмотрели горизонт. Всплыли. Я наверх. Отдраил верхний рубочный люк. Вышел на мостик. Огляделся. А в центральном толпа, все «Добро» на мостик ждут. Курить. Набрать воздуха морского. После лодки, вонючий он, иодом, тленом пахнет. Ограждение рубки битком набито, курят, рассказывают, а я.., а мы… Понятно, атака была.

40 лет назад моряки-подводники Черноморского флота на опытовой лодке С-350 совершили героический поход к берегам Кавказа в поисках шторма. И не простого шторма, а ураганного, предельной силы. Стояла задача испытать лодку на всплытие и погружение в максимально неблагоприятных погодных условиях. Итоги испытания легли в основу теории и практики несения морской службы, в разработку новых и модернизацию существовавших подводных лодок. Результаты этого похода при 11-бальном шторме позволили спасти не один экипаж, ни одну подводную лодку. Вспоминает от поисках шторма командир БЧ-5 лодки С-350 севастополец капитан третьего ранга, кавалер ордена «За службу Родине в ВС СССР» Серго Игнатенко.

Рассказы подводников. Капитан 3 ранга Серго Игнатенко.

Испытание ураганом. 40 лет спустя.

Родился Серго Игнатенко 20 марта в 1937 году в Керчи в семье судоремонтника. Детство было военное, тяжелое. Отец, старший лейтенант Игнатенко Александр Иванович прошел всю войну, но погиб на фронте в 1945 году. Уже в начальной школе стал мечтать о самолетах. Недалеко от дома был военный аэродром, где отрабатывали свои задачи первые реактивные советские самолеты. За двенадцать километров бегали мальчишки на аэродром посмотреть как взлетают и садятся МИГи.

С другом детства Аликом Серго постоянно спорил о том, какая военная специальность лучше. Игнатенко доказывал, что летная. Алик настаивал на том, что лучше всего быть морским офицером. Вот и поступил он в мореходку. А у Сергл врачи выявили проблему со зрением и дорогу в летное училище для него закрыли. Пилотом истребителя не стать! Но от авиации Серго не отказался, решил поступать в Ленинградский институт авиационного приборостроения. Но сразу после школы Игнатенко призвали служить на Черноморский флот. И попал он в Севастополь в Балаклаву в район секретной части «100», где поднимали на аэростате антенну для связи с подводными лодками. А чуть позже моряка перевели на узел связи ЧФ в экспедицию. Название красивое, но связь осуществлялась нарочными, почтальонами.

Вот молодые люди и мотались по всему городу и его окрестностям, по кораблям с секретными пакетами в опечатанных портфелях. Узел связи находился на улице Ленина в центре около Госбанка. А маршруты - во всех направлениях. Служба может и не самая легкая, но интересная. Повидал многое. Моряки и пешком ходили и на машинах ездили с автоматами и пистолетами. Секретчики, одним словом. Везде их ждали, все двери открывались перед ними моментально. Служба летела стремительно. Пора было поступать в институт. Серго отправил комплект документов, получил подтверждение на допуск к вступительным экзаменам. И командование части не возражало, поддерживало инициативу матроса учиться в институте.

Но судьба распорядилась по-другому. Вмешался Никита Сергеевич со своей кукурузой. В тот год по всей стране начали сеять кукурузу, а рабочих рук не хватало. Вот и отправили ребят прямо со срочной службы в сельские районы страны. Как-то Хрущеву были совершенно не интересны сломанные судьбы молодых людей. Учебный год явно потерян. И шансы на поступление в ВУЗ таяли. Командир вынужден был задержать матроса на службе. «Дембеля» уже уехали на кукурузу, а призывники еще не прибыли к месту службы. Портфели носить некому! Жди, терпи, Серго!

Загрустил Игнатенко не на шутку. Но тут в курилке товарищ-секретчик на ухо шепнул, что в «Голландию» начинается большой набор курсантов. Это, конечно не авиационный институт, но стоит попробовать год учебный сохранить. Серго к командиру с просьбой помочь в решении этого вопроса. Тот вошел в положение, в училище нужно поступать. Дали телеграмму в Ленинград, что бы документы прислали в Севастополь. ЛИАП молчит. Вторая, третья телеграмма. Медкомиссию предстояло проходить.

Вспомнил Серго о своей проблеме и друга подговорил вместо него к окулисту сходить. Серго с рождения был дальтоником. Зрение острое, но волшебную книжицу с цветными картинками дальше шестой страницы не различал. Подмену абитуриента никто не заметил, нужная подпись врача оказалась в карточке осмотра. И ни разу в будущем,за все время службы недостаток зрения не сказался. Допуск к экзаменам получен. Экзамены сданы. И только во время начала учебы пришли документы из Ленинграда. Понервничать Серго пришлось серьезно. И вот, Игнатенко зачислен на Второй факультет, который готовил электромехаников. Так мечтавший о самолетах парень стал курсантом-подводником Севастопольского Высшего Военно-морского инженерного училища. А друг его Алик, грезивший кораблями, после ночной разборки с ножевым ранением в области сердца был списан из мореходки по состоянию здоровья. Поступил он в Первый Московский медицинский институт, стал известным врачом.

Только курсанты втянулись в учебу, школьную программу вспомнили, грызть гранит наук начали, как приходит известие об участии училища в параде на Красной площади. Отобрали самых рослых крепких парней и стали их в строевой подготовке тренировать. Учебники пришлось отложить в сторону. Серго попал в группу счастливцев. Осенняя командировка в Москву оставила неизгладимые впечатления. Повидал за эти дни столько, сколько за все жизнь не видел. Тренировки в Москве продолжались до обеда. А после обеда начинались экскурсии и культурная жизнь. Даже в театре на «Лебедином озере» побывали вместе с Микояном. На параде 7 ноября коробка училища выглядела достойно. И знакомые девушки-москвички приходили на вокзал курсантов провожать. Но упущенную учебную программу в училище пришлось наверстывать с большим напряжением сил. После первого курса группу отправили на практику в Феодосию на крейсер «Слава». Знакомились курсанты в реальных условиях с устройством и работой, с обслуживанием узлов и механизмов энергетики боевого корабля.

А вот вторая практика проходила уже в Балаклаве на подводных лодках. Некоторые лодки стояли у причалов. Но Игнатенко просился на выход в море и на погружение. Уж очень хотелось ему ощутить себя настоящим подводником. Мечта сбылась.

Третья практика познакомила курсантов с производством электрических машин, двигателей, генераторов. На заводе «Электросила» в Ленинграде курсантам показали все новейшие разработки. Но, конечно, и Ленинград осмотреть успели, музеи и театры посещали. Четвертая практика-стажировка оказалась в Западной Лице. Игнатенко с двумя товарищами попал на атомоход К-19, названную в народе «Хиросимой». Уже тогда вокруг нее легенды ходили. В холе практики курсанты получили богатый опыт. На выходах в Баренцево море их натаскивали на реальные боевые специальности. Не обошлось без ЧП. Нарушилась герметизация в ионообменном фильтре. По лодке пошла радиация. Сигнал тревоги и по сей день Серго Александрович помнит. Неисправность устранили. Но тут поступила команда зайти в «хвост» обнаруженной нами американской атомной лодки «Тритон», которая следила за К-19. Акустики по характерному шуму винтов безошибочно определили не только класс лодки, но и ее название. Поставленная задача была выполнена.

После окончания училища Серго просил направить его на атомоход. Ознакомительная практика и стажировка не отбили желания служить в подводном флоте. Напротив, окрепла уверенность в правильности выбора жизненного пути. Увы, на атомоходы распределения механиков в тот год было очень мало. Лодок не хватало. Некоторые однокашники попали на надводные корабли и даже на гидросамолеты. Над судьбой подводника сгущались тучи. Игнатенко посчастливилось попасть на дизельную подводную лодку второго ранга. Это первые советские переделанные из торпедных лодки с двумя баллистическими ракетами на борту. Этих лодок было три и они входили в соединение атомоходов. А значит и надежда на перевод с дизельной лодки на атомную оставалась. Во время одного из боевых дежурств пришла команда возвращаться в базу и готовиться к переходу на Черное море в Севастополь.

Радости Игнатенко не было предела. Лодку упаковали в транспортный док, замаскировали и по рекам и каналам доставили в Черное море. На этой лодке Серго прослужил 4 года. А потом пришло назначение на должность командира БЧ-5 опытовой лодки. В Североморске во время взрыва на соседней субмарине, этой лодке оторвало два отсека. Но лодку восстановили, оснастили различной аппаратурой для экспериментов и опытов, отправили на Черноморский флот. Главный эксперимент должен был дать ответ, как узлы и механизмы ведут себя при запредельной качке, в условиях сильного шторма. И вот зимой 1976 года опытовой лодке С-350 под командованием капитана второго ранга Юрия Васильевича Волкова было дано задание проверить системы погружения т всплытия в ураганных условиях. Командир БЧ-5 капитан третьего ранга Серго Игнатенко готовил лодку к испытаниям совместно со специалистами завода «Красное Сормово» и учеными. Были установлены датчики и самописцы во всех отсеках и в цистернах главного балласта. Особо готовили аккумуляторные батареи и устройство РДП (работы дизеля под водой). Все члены экипажа до автоматизма отрабатывали действия по боевым расписаниям и в борьбе за живучесть лодки.

В поисках урагана лодка ушла в район Новороссийска. В обычных условиях во время шторма лодка ходит в надводном положении из-за невыносимой качки. Личный состав такую качку переносит на пределе возможного. Море штормило. Но только на пятые сутки лодка встретилась с ураганом (шторм в 11 баллов) и выполнила погружения и всплытия. Причем, погружений было несколько. Был реальный шанс «сыграть оверкиль», так как лодка превышала все мыслимые и немыслимые углы крена и деферента. Полученные экспериментальные данные были бесценны. Правда, специалисты завода и ученые, находившиеся на борту, на несколько дней потеряли аппетит и интерес к работе. А подводникам были поставлены новые не менее рискованные задачи. Результаты экспериментов лодки С-350 были учтены при модернизации существующих лодок, при проектировании новых кораблей. Они спасли не один экипаж, помогли выйти из сложных ситуаций многим подводным лодкам. Сложнейшая задача - увеличение скорости подводной лодки в подводном положении. Ученые интересовались и материалами покрытия и формой обводов корпуса лодки. На С-350 впервые проведен эксперимент с выбросом полимерной массы за борт. Скорость резко возросла.

В 1977 году Серго Александровича перевели на Камчатку. Пришлось походить на многих лодках, под командованием разных командиров. Здесь он в 1981 году, будучи заместителем начальника Электромеханической службы соединения совершил свою «кругосветку» на борту большой подводной лодки Б-78 в Тихом и Индийском океанах. Вышли из Петропавловска-Камчатского на океаническом исследовательском судне с подводной лодкой и двумя сменными экипажами. Предстояло изучать магнитное поле Земли. Это очень важная задача для космической отрасли и навигации подводных лодок, надводных судов и кораблей. А еще знать магнитное поле Земли нужно для точного наведения ракет на цель. Вот по определенным точкам в океане и замеряли его.

И здесь судьба испытала моряков на прочность. На борту вспыхнул пожар. Загорелся центральный распределительный щит из-за короткого замыкания. Только опыт борьбы за живучесть корабля позволил избежать жертв. Не допустили возгорания регенеративных патронов, которые в каждом отсеке были. Сработали хорошо. Корабль спасли, всплыли в надводное положение, осмотрелись, доложили в Москву. Москва сразу ответила: «Все что вам нужно немедленно доставим! Держитесь!». И пошли во вьетнамский порт для ремонта. Вскоре получили ремонтное оборудование и своими силами выполнили замену аварийной техники. Накрепко пришвартовались к причалу и запустили двигатели. Все работает отлично. И лодка вновь ушла в океан выполнять поставленную задачу. Были заходы в иностранные порты для пополнения запасов воды и продуктов. Пересечение экватора отметили ярким праздником. Вернулись во Владивосток.

Серго Игнатенко - кавалер ордена «За службу Родине в Вооруженных силах СССР» третьей степени. После выхода на пенсию в 1982 году Серго Александрович работал военруком в севастопольской школе №3, главным энергетиком Севастопольского приборостроительного института, старшим диспетчером Сдаточной базы завода «Красное Сормово» в Севастополе. И сегодня он активно участвует в общественной жизни Совета ветеранов подводников Севастополя.

Его скромную квартиру украшает большая коллекция моделей подводных лодок. Собирал эти модели он с первых дней службы на подводном флоте. Глядя на них он утром просыпается, вспоминая службу свою на этих лодках ложится спать. Символы подводного флота вдохновляют Серго Игнатенко дальше жить, смотреть в будущее.

Воспоминания подводника записал Владимир Илларионов

Сентябрь 2016 года. Севастополь

Новости Севастополя

10 января День БЧ-5 ВМФ России!!! С праздником братишки МАСЛЫ! Первый русский военный корабль с паровым двигателем «Метеор» был построен в городе Николаеве в 1825 году. И с этого времени, скорее всего, появились в России профессионалы: военные инженеры флота. И они сегодня 10 января отмечают свой праздник: День инженер - механика ВМФ. Этот праздник был утвержден главнокомандующим Военно-морским Флотом России в 1996 году. Немного истории. Механики с момента появления на Российском флоте были «черной костью». Ведь в основном первые инженеры флота были выходцами из низших классов российского общества: разночинцы, интеллигенты, купцы. А офицеры флота как повелось с петровских времен, были сплошь дворяне. От этого и пошло неравенство. Например, носить саблю с парадной формой механики не имели права. Они не представлялись к военному ордену Святого Георгия и так далее. Но роль механиков на корабле была огромна и становилась всё больше по мере появления все более сложных в техническом исполнении кораблей… И постепенно отношение к этой категории моряков начало меняться.Так после беспримерного по героизму боя крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец» против крейсерской эскадры японцев, произошедшего 27 января 1904 года в Чемульпо, все офицеры этих кораблей царем Николаем II были награждены орденом Святого Георгия IV степени за исключением механиков и врачей. Их наградили орденом Святого Владимира с мечами - III степени. Общественность России страшно возмутилась, в прессе поднялся скандал. И император впервые изменил установленный и давно отживший свое порядок награждения. По сути, это было начало восстановления равенства между офицерами флота! Да и вообще находясь на одном корабле, где от действий каждого зависит жизнь всех находящихся на борту корабля людей, а главное, выполнение боевой задачи, исключали деление на касты. Ведь механики гибли в боях ничуть не реже остальных, может, даже чаще. Та же трюмная команда с механиками и кондукторами во главе боролась за живучесть гибнущего судна до конца, и часто у них не хватало времени подумать о собственном спасении… В конце концов, осознание этой истины привело к тому, что в 1913 году морское министерство уравняло механиков в правах и привилегиях с остальными офицерами флота. В честь героических инженер - механиков начали, назывались боевые корабли. Например, миноносцы с именами «Инженер - механик Атанасов» - в честь инженер-механика с миноносца «Стерегущий», на котором в неравном бою погибли все до единого корабельные офицеры, «Инженер-механик Дмитриев», «Инженер-механик Зверев»… Вспоминает подводник капитан 2 ранга Александр Дедюев: 10 Января - День инженер-механика ВМФ. Поделюсь мнением об этих парнях! Относились к ним с уважением, хотя и называли „маслопупами“, но это с любовью. Как правило, „дед“ - старший механик, командир БЧ-5, был самый старший по возрасту на лодке, порой старше командира. От него зависели не только выполнение задач, но жизни экипажа. Самая грязная работа у дивизиона живучести-гальюны, трюмные системы, но и статус выше, так командир трюмной группы, он же командир 5 бис отсека (для АПЛ 667 БДР) мог поступать в академию со своей каплейской должности. На эти должности назначали офицеров-кораблестроителей. Сами механики всегда напоминали „люксам“ - так называют немеханические специальности, что механики не карьеристы, так как в нашем ВМФ механик не может стать командиром. А у американцев командиром не может стать тот, кто не послужил механиком. Это разные подходы в подготовке, и наша убогая, по моему мнению…. С праздником! С Днем инженера - механика ВМФ! Пусть знают все, кого нужно ценить! Вы лучшие!

Катастрофы под водой Мормуль Николай Григорьевич

Гибель подводной лодки «М-256»

«Малютка» - так ласково называли подводники подводные лодки малого водоизмещения серии «М». Всего у нас было построено 29 «малюток» проекта А615 и одна, опытная, - проекта 615. Лодка состояла из семи отсеков и имела шесть балластных цистерн, концевые цистерны были кингстонными. Энергоустановка на подводной лодке называлась замысловато - ЕДХПИ (единый двигатель с химпоглотителем известковым). Для работы двигателей под водой использовался жидкий кислород. Два отсека, пятый и шестой, были дизельными, в них располагались три работающих по замкнутому циклу дизеля. Лодка была трехвальной, на среднем валу был установлен электродвигатель экономхода. Имелась аккумуляторная батарея, расположенная во втором отсеке. ВВД - 200 кг/см2.

26 сентября 1957 года «М-256» производила замеры подводных скоростей на мерной линии в полигоне, недалеко от Таллинской военно-морской базы. При работе среднего дизеля на малом ходу в подводном положении (глубина моря составляла 70 метров) в кормовых отсеках возник пожар. После объявления аварийной тревоги докладов из четвертого, пятого и шестого отсеков не поступило. Открыть переборочную дверь в четвертый отсек из третьего не удалось. Позже, когда лодку поднимут, выяснится почему: за дверью, под рычагом кремальеры находилось тело погибшего моряка. Личный состав четвертого и пятого отсеков погиб мгновенно...

Подводная лодка всплыла в надводное положение и встала на якорь. Шторм достигал 6-7 баллов, но личный состав был выведен на верхнюю палубу. Выбора не оставалось: прочный корпус внутри корабля был загазован, свет погас... Командир БЧ-5 старший лейтенант Ю.Г. Иванов прошел в кормовую часть надстройки. Открыв вход ной люк седьмого отсека, одел индивидуальный дыхательный аппарат и спустился в прочный корпус. Там еще оставались люди.

В пятом отсеке по-прежнему бушевал пожар, все ближе подбираясь к кислородной цистерне. Взрыв казался неминуемым и, чтобы хоть как-то смягчить его последствия, командир БЧ-5 Иванов распорядился оставить открытыми переборочные двери между шестым и седьмым отсеками, а также газоотводы в шестом. Увы, прежде, чем грянул взрыв, вода начала заливать отсеки через открытые газоотводы. Остались открытыми и кингстоны кормовых отсеков.

Через 3 часа 48 минут после всплытия на поверхность лодка внезапно затонула. Это свидетельствовало об утрате ею продольной остойчивости. Процесс погружения оказался настолько стремительным, что погибла вся швартовая носовая команда: она была пристегнута страховыми концами к штормовому лееру, чтобы не смыло волной. Подобная картина гибели наблюдалась также при катастрофе «Комсомольца» и «К-8».

Вблизи от «М-256» находились подошедшие к ней на помощь эсминец «Спокойный», спасательное судно «Чугуш» и ПЛ «С-354». Однако действовали скованно: боялись взрыва на подводной лодке. Командир БЧ-5 и помощник командира предлагали посадить субмарину на мель. Но командир и находящийся на борту командир дивизиона подводных лодок с этим предложением не согласились. Большая часть экипажа погибла, замерзнув в холодной воде. Из 42 человек уцелело всего семеро.

Государственная комиссия по расследованию катастрофы на «М-256», председателем которой был генерал армии А.И. Антонов, отметила две ошибки в действиях командования корабля.

Во-первых, решение командира БЧ-5 Ю.Г. Иванова о разгерметизации кормовых отсеков и сообщении их - через шестой отсек - с забортным пространством.

Во-вторых, командиром дивизиона не было принято решение дрейфовать подводную лодку на береговую отмель.

Как и автор этих строк, Ю.Г. Иванов был выпускником ВВМИОЛУ им. Дзержинского. Правда, он окончил дизельный факультет училища в 1955-м, а я годом позже. Но играли с ним в одной футбольной команде. Юра был в нашей сборной капитаном. Жаль, конечно, что так рано оборвалась его жизнь. Увы, такова профессия подводника - платишь и за собственные, и за чужие ошибки.

А их, этих ошибок, в случае с «М-256» было допущено немало.

Комиссия отметила также пассивность прибывших к месту спасения кораблей. Помощь подводной лодке они фактически не оказали, личный состав с нее не сняли.

Через некоторое время «малютка» была поднята со дна спасательным судном «Коммуна». Однако причину возникновения пожара установить так и не удалось. Сошлись на версии, что имелась неисправность электрооборудования. Не отвергала комиссия и предположения, что пожар возник из-за изменения состава газовой среды при работе дизеля по замкнутому циклу. Катастрофа на подводной лодке «М-256» не только впервые дала понять, что пожары на подводных лодках смертельно опасны, но и заставила под иным углом взглянуть на проблему обеспечения надводной непотопляемости бескингстонных подводных лодок. К сожалению, по такому же сценарию было потеряно еще несколько атомных подводных лодок, несмотря на горький опыт «М-256». Впоследствии для проведения экспериментов подводная лодка «М-257» была превращена в испытательный стенд.

Впрочем, подобные «хлопки», как называли тогда внезапные пожары, имели место на «малютках» и ранее, до 1957 года. Например, на экспериментальной подводной лодке «М-401» проекта 95 главным конструктором энергоустановки ЕДХПИ был В.С.Дмитриевский. Испытания на «М-401» проводились на Каспийском море в период Великой Отечественной войны. 23 ноября 1942 года в подводном положении возник пожар в носовом дизельном отсеке, в результате чего корабль едва не погиб. Во время этого пожара B.C. Дмитриевский получил тяжелые ожоги и скончался. Поведение его на корабле во время аварии так и не нашло однозначных объяснений. После всплытия лодки, в нарушение инструкций по эксплуатации и без разрешения командира, главный конструктор отдраил люк и зашел в аварийный отсек. Через несколько секунд он выскочил оттуда в горящей одежде в центральный пост подводной лодки. Личный состав потушил на нем пламя. Однако затем Дмитриевский самостоятельно открыл клапан стравливания кислорода в центральный пост. Возможно, он сделал это, опасаясь возрастания давления в кислородной цистерне. Но одежда на главном конструкторе загорелась и начался пожар в центральном посту... Оператор пульта управления двигателем прекратил доступ кислорода в пост и открыл клапан стравливания его за борт.

Личный состав пересадили на тральщик, лодка осталась на плаву. Надо учитывать, что авария произошла во время войны. Допрашивали всех участников испытаний. Командир БЧ-5 Ю.Н. Кузьминский был вызван лично к Л. Берии. Как убедился Кузьминский, Л. Берия был хорошо осведомлен о конструкции подводной лодки этого проекта и программе испытаний. Его, Берию, и работников НКВД интересовало: а не специально ли спланировали акцию вредительства участники испытания «М-410» и лично B.C. Дмитриевский...

До этого трагического случая главный конструктор B.C. Дмитриевский ни за что, но долго, сидел в тюрьме. Поэтому работники НКВД выдвигали версию, объясняющую его действия попыткой самоубийства. Дескать, находясь в состоянии нервного, физического и морального перенапряжения от столь крупной неудачи своего «детища», конструктор, конечно, понимал, что ему неизбежно грозит тюремное заключение. Вот он и искал смерти...

Авария надолго задержала завершение испытаний «М-401», а следовательно и серии. Заводские ходовые испытания были закончены только 10 июня 1945 года. В состав ВМФ «малютка» вступила в 1946 году. Но пожары на серийных лодках этого типа, в том числе сопровождавшиеся гибелью личного состава, имели место еще на пяти субмаринах - «М-255», «М-257», «М-259», «М-351» и «М-352».

К 1960 году строительство подводных лодок, оснащенных энергоустановками с работающими по замкнутому циклу тепловыми двигателями было прекращено.