Сергей полонский. Сергей полонский, биография, новости, фото Сергей Полонский: последние новости

Еще один кандидат в президенты России, заявивший о своем желании баллотироваться в 2018 году, - бизнесмен Сергей Полонский, основатель Mirax Group (помните, историю с обманутыми дольщиками?), мечтает построить в Крыму «город будущего». Под ним он подразумевает создание на полуострове некой межгосударственной территории, не принадлежащей Российской Федерации, но ставшей достоянием всего мира.

Иностранные государства смогут бесплатно получить земельные участки для реализации своих проектов в Крыму. Про мнение крымчан ничего сказано не было: «Город будущего будет принадлежать не Российской Федерации, а всем странам мира, всему человечеству. Мы пришли к выводу, что новый город третьего тысячелетия правильно построить на территории Крыма».

Мы решили, мы задумали, нам кажется – это лейтмотив его предвыборной кампании, судя по всему.

Помимо бесплатной раздачи крымской земли Полонский мечтает построить на полуострове и международное здание ООН. Также в «городе будущего» наличие охраны и полиции не предусмотрено. В сфере налогообложения могут быть введены послабления. И, вероятно, еще планы имеются, раз он заговорил о реализации настолько масштабного проекта. Правда, иллюзий относительно победы на выборах он не испытывает, но рассчитывает на «твердую четверку» - занять второе место.

В принципе, ничего нового Сергей Полонский относительно будущего развития Крыма не сообщил. Как заявил в начале ноября глава Республики Крым Сергей Аксенов, крымчане настроены на международное сотрудничество и предлагают российским и иностранным партнерам привлекательные условия.

На полуострове действует свободная экономическая зона уже с начала 2015 года, за это время объем заявленных инвестиций в рамках СЗЭ превысил 100 млрд. рублей, а число участников зашло за отметку в тысячу. Иностранные компании, не афишируя свое присутствие в Крыму, спокойно работают. По сути, Крым в современном мире уже превратился в символ многополярного мира и гармонично развивается.

Крымчане не раздают бесконтрольно свою землю, кому попало. Претворение в жизнь задумки Полонского чревато серьезными проблемами для России в целом и для Крыма в частности. Судите сами: надгосударственная зона, где не действуют законы Российской Федерации, но присутствуют иностранцы на правах хозяев, которых не проверить, ни призвать к ответу, ни выдворить за пределы полуострова – это же угроза национальной безопасности.

Кто гарантирует, что реализацией проектов не займутся представители западных спецслужб? Не проникнут на территорию террористы или диверсанты? Мало ли потенциальных угроз можно перечислить… Интересно, Сергей Полонский просто эксцентричный бизнесмен и мечтатель или он руководствуются иными мотивами?

Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету.
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.
Ночь пройдет – и спозаранок
В степь, далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой...

Окончив гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета. Жил бедно, поддерживала его только бабушка – Е. Б. Воронцова. Если появлялись какие-то деньги, тратил их в кондитерской, просматривая за чашкой кофе свежие газеты и журналы, подаваемые хозяином. Из-за постоянной необходимости зарабатывать на жизнь, университет закончил только в 1844 году. Тогда же выпустил сборник стихов «Гаммы», замеченный «Отечественными записками». «Полонский обладает в некоторой степени тем, что можно назвать чистым элементом поэзии и без чего никакие умные и глубокие мысли, никакая ученость не сделает человека поэтом», – писал критик. Однако, этот некоторый успех никак не повлиял на материальное положение поэта; в ноябре того же года он уехал в Одессу.

С 1846 года Полонский жил в Тифлисе. Служил в канцелярии кавказского наместника М. С. Воронцова и редактировал газету «Закавказский вестник». Там же, в Тифлисе, вышел в 1849 году сборник стихов «Сазандар».

В 1853 году переехал в Петербург.

Жить в столице было нелегко. Полонский давал частные уроки, некоторое время служил гувернером в семье миллионера С. С. Полякова. Женился. Однажды, торопясь по делам, связанным с рождением первенца, упал с дрожек и получил серьезную травму. Несколько операций, перенесенных им, не принесли выздоровления, до конца жизни Полонский пользовался костылями. Еще большим потрясением для поэта стала смерть его жены – дочери псаломщика русской церкви в Париже Елены Устюжской. При сложной материальной жизни, жена была неоценимой помощницей поэту – сама кормила и нянчила ребенка. Впрочем, это ей было знакомо, поскольку выросла она в большой небогатой семье и, будучи старшей, вынянчила поочередно всех своих братьев и сестер. Потеряв жену, Полонский впал в отчаяние. Он пытался связаться с женой при помощи спиритических сеансов, но утешение поэту приносили только стихи. «По твоим стихам, – как-то написал он Фету, – невозможно написать твоей биографии, и даже намекать на события из твоей жизни... Увы!.. По моим стихам можно проследить всю жизнь мою...»

Стихи Полонского охотно печатались в «Современнике», в «Отечественных записках», в «Русском слове», то есть в журналах самых противоположных направлений, часто идеологически враждебных друг другу. Это лавирование между различными лагерями мешало поэту. Но сам он так объяснял это лавирование (в письме к Чехову): «Наши большие литературные органы любят, чтобы мы, писатели, сами просили их принять нас под свое покровительство – и тогда только благоволят, когда считают нас своими , а я всю свою жизнь был ничей, для того, чтобы принадлежать всем, кому я понадоблюсь, а не кому-нибудь...»

В конце пятидесятых Полонский редактировал журнал «Русское слово», затем служил цензором в Комитете иностранной цензуры, входил в совет Главного управления по делам печати. Но главное место в его жизни занимала поэзия. «Что такое – отделывать лирическое стихотворение или, поправляя стих за стихом, доводить форму до возможного для нее изящества? – писал он. – Это, поверьте, не что иное, как отделывать и доводить до возможного в человеческой природе изящества свое собственное, то или другое, чувство».

«Улеглася метелица. Путь озарен. Ночь глядит миллионами тусклых очей. Погружай меня в сон, колокольчика звон! Выноси меня, тройка усталых коней!.. У меня ли не жизнь! Чуть заря на стекле начинает лучами с морозом играть, самовар мой кипит на дубовом столе, и трещит моя печь, озаряя в угле, за цветной занавеской, кровать!.. Что за жизнь! Полинял пестрый полога цвет, я больная бреду и не еду к родным, побранить меня некому – милого нет, лишь старуха ворчит, как приходит сосед, оттого, что мне весело с ним!».

«Как это хорошо! – писал Достоевский. – Какие это мучительные стихи, и какая фантастическая раздающаяся картина. Канва одна и только намечен узор, вышивай, что хочешь... Этот самовар, этот ситцевый занавес, – так это все родное. Это как в мещанских домиках в уездном нашем городишке».

В последние годы, будучи уже признанным, Полонский еженедельно устраивал «пятницы», на которых встречались литераторы, артисты, ученые.

«Большая зала с окнами на две улицы, – вспоминала Зинаида Гиппиус. – Во всю длину залы – накрытый чайный стол (часто, бывало, думаю: и откуда такая длинная скатерть?) За столом – гости. Сухонькая, улыбающаяся хозяйка (вторая жена Полонского, Жозефина А.). У окон где-то рояль, а в самом углу, над растениями, громадная белая статуя. Амура, кажется. Ее отовсюду видно, в зале только она да этот чайный стол. Гостей всегда много, но не тесно, ибо гости меняются: когда приходят новые, – встают и уходят те, кто чай кончил. Уходят через маленькую гостиную в кабинет хозяина, который в зале никогда не присутствует. Он сидит в этой довольно узкой комнате, неизменно на своем месте, в кресле за письменным столом. Вижу этот стол и за ним, лицом к двери, большого угловатого старика – Якова Петровича. Кресло не очень низкое. Полонский сидит бодро, сутулясь чуть-чуть. Рядом – его костыли. У него нет белоснежной бороды Плещеева. Борода не короткая, но и не длинная, и весь он скорее серый, чем белый; весь в проседи. Глаза ужасно живые и прегромкий голос. То кричит весело, то трубит сердито или торжественно. Иногда стучит костылем. От приходящих в кабинет гостей его отделяет письменный стол, и гости сидят прямо перед Полонским, на стульях или на диване у стены. Он и говорит со всеми вместе, точно всегда немного с эстрады. Впрочем, бывает, что кто-нибудь садится на стул сбоку, поговорить поближе...

Полонский охотно говорит о себе, о своих стихах. Рассказывает, какие именно слова он создал, первый ввел в литературу. Если Достоевский бросил слово «стушеваться», то он, Полонский, создал «непроглядную» ночь. Меня, по правде сказать, эти «новые» слова не пленяли, уже казались банальностями. Удивило только открытие, что слово «предмет» не существовало до Карамзина: он оказался его творцом. Полонский, когда его просили, с удовольствием читал стихи, и это бывало нередко. Читал он любопытно, совсем по-своему. Так же, вероятно, как читал и не на этой домашней «эстраде», за письменным столом, а на настоящей, где мне слышать его не пришлось. Читал густо, тромбонно, с непередаваемой, устрашающей завойкой. Его чтение у меня в ушах, я могу его приблизительно «передразнить», но описать не могу. Плещеев и Вейнберг читали с тем условным пафосом, которого требовал тогдашний студент. Чтение Полонского было другое. Сначала делалось смешно, а потом нравилось. «Есть фо-орма, – но она пуста! Краси-иво – но не красота!» Эти строчки, сами по себе недурные, значительные, во всяком случае, производили большое впечатление в густом рыканье Полонского. Так же декламировал он и свое единственное, считавшееся «либеральным» стихотворение: «Что мне она? Не жена, не любовница и не родная мне дочь. Так почему ж ее доля проклятая спать не дает мне всю ночь?». Не знаю, как случилось, что другое его, воистину прекрасное стихотворение не пользовалось популярностью; и сам Полонский не читал его (при мне) и с эстрады его, кажется, редко читали другие. Легко представляю себе как громовержно продекламировал бы Яков Петрович: «Писатель, если только он волна, а океан – Россия, не может быть не возмущен, когда возмущена стихия. Писатель, если только он есть нерв великого народа, не может быть не поражен, когда поражена свобода». Но «студент» требовал, чтобы его звали «Вперед, без страха и сомненья», доверял только белым бородам, а какие стихи, хорошие или плохие, – ему было в высшей степени наплевать.

Кого только не приходилось видеть на пятницах Полонского! Писатели, артисты, музыканты... Тут и гипнотизер Фельдман, и нововременский предсказатель погоды Кайгородов, и рассказчик Горбунов, и семья Достоевского, и Антон Рубинштейн... На ежегодном же вечере-монстре в конце декабря в день рождения Полонского бывало столько любопытного народа, что, казалось, «весь Петербург» выворотил свои заветные недра. Хозяин сидел там же, на том же месте, за письменным столом, и торжественно принимал поздравления. Впрочем, однажды в этот день он продвинулся на своих костылях в залу; ненадолго, лишь пока Антон Рубинштейн, оторванный от игры в карты и набросившийся на клавиши, с таким озлоблением и с такой силой терзал рояль, точно это был его личный враг...

Все комнаты отворены и все полны народу. Никаких танцев (и карточный стол всего один, специально для Рубинштейна: по пятницам же карты никому не разрешались). Гости все солидные, с сановными лицами и даже со звездами... Жена гр. Алексея Толстого, изящно-некрасивая, под черным покрывалом, как вдовствующая императрица, улыбается тем, кого ей представляют... Мне подумалось: а ведь это ей написано: «Средь шумного бала случайно, в тревоге мирской суеты, тебя я увидел, но тайна твои покрывала черты...» Все ли знают, что бал этот – маскарад, «тайна» – просто маска и покрывала она редко-некрасивые черты лица...»

«Творчество требует здоровья, – говорил Полонский одному из друзей. – Врет Ломброзо, что все гении были полупомешанные или больные люди. Сильные нервы – это то же, что натянутые стальные струны у рояля: не рвутся и звучат от всякого – сильного ли, слабого ли – к ним прикосновения». И писал, вспоминая своего друга Фета: «...Все тот же огонек, что мы зажгли когда-то, не гаснет для него и в сумерках заката, он видит призраки ночные, что ведут свой шепотливый спор в лесу у перевала, там мириады звезд плывут без покрывала, и те же соловьи рыдают и поют».

Похоронен в Рязани.

Георгий Полонский

Библио- и фильмография произведений Георгия Полонского

Георгий Полонский

Биография

Георгий Полонский родился 20 апреля 1939 года в Москве. Ещё учась в школе, он начал писать стихи, и в начале пути мечтал реализоваться как поэт. Но получив осторожный отзыв Михаила Светлова, предположившего, что "молодой человек будет писать прозу", сборника стихотворений ни тогда, ни позднее Г. Полонский так и не опубликовал. И всё же он с юности сознавал, что главным делом для него станет литературное творчество, и сочетал свои первые поэтические и прозаические опыты с увлечением филологией. Он даже получил в 1957 году первый приз на олимпиаде по языку и литературе, организованной Московским университетом, а награду (многотомное собрание сочинений Леонида Леонова) будущему драматургу вручал знаменитый теперь лингвист и литературовед Вяч. Вс. Иванов. Естественно, что человек с такими интересами, как Г. Полонский, сознательно выбирал для поступления филологический факультет МГУ. Но на экзамене его "засыпали": внепрограммный вопрос о том, что писал про Троцкого журнал "Вопросы истории", не мог оказаться по силам абитуриенту, а тогдашний декан филфака МГУ, печально памятный специалистам Р. М. Самарин, попросту выгнал недавнего призера, пытавшегося подать апелляцию.

Георгий Полонский поехал в Минск, поступил на филфак Белорусского госуниверситета и, проучившись там семестр, перевёлся в Московский областной пединститут им. Крупской. Оказалось, что в МОПИ возникает интересная литературная жизнь: в те же годы там начинали Камил Икрамов, Олег Чухонцев, Владимир Войнович. В этой электронной публикации собраны страницы воспоминаний Георгия Полонского о товарищах его юности, соучениках и учителях.

В 1959 году, в результате случайного знакомства с Роланом Быковым, который тогда был главным режиссером Студенческого театра МГУ, студент МОПИ Георгий Полонский стал заведующим литературной частью этого театра. Театр как раз искал пьесу о времени и о том, как себя в этом времени ощущает молодежь, - но продукция советской драматургии, как казалось, мало чем могла помочь коллективу. Тогда двадцатилетний завлит решил написать пьесу сам. В 1961 г. пьесу под названием "Сердце у меня одно" (впоследствии автор стеснялся и этого названия, и чрезмерного пафоса своей лирической драмы) поставил на сцене Студенческого театра МГУ Сергей Юткевич.

Молодой драматург, ставший дипломированным учителем русского, литературы и английского языка, пошел преподавать в школу. Возможно, ученики считали его очень странным учителем: за несколько минут до конца урока он говорил: "А теперь - стихи!" - и читал Заболоцкого, Пастернака, Слуцкого. Решив для себя, что объясниться с учениками в пределах школьной программы удается не вполне, Полонский предпочитал делать это на языке поэзии. Работая учителем, он продолжал пробовать себя в прозе: писал рассказы, не оставлял и драматургических опытов. Спектакль по его второй пьесе "Два вечера в мае" вышел в 1965 г. на сцене Академического театра им. Моссовета в постановке Юрия Завадского. В этой вещи, как и в первой пьесе, лирическим героем стал молодой человек, пишущий стихи. Вообще в большинстве произведений Полонского присутствует поэзия: стихи нужны его персонажам, и реалистическим, и сказочным, как воздух, - это для них и атмосфера, и способ жить, видеть и понимать других и самих себя.

Георгий Полонский не считал себя педагогом по призванию и, оставив школу в 1965 г., поступил на Высшие сценарные курсы в мастерскую одного из лучших драматургов отечественного кино И. Г. Ольшанского. Сценарий фильма "Доживем до понедельника", поставленного Станиславом Ростоцким, стал дипломной работой Полонского. В душной атмосфере "закручивания идеологических гаек", после того как в Прагу вошли советские танки, картина принималась администраторами от кино, проходя через огромное количество обсуждений и придирок. На сдаче фильма в Госкино осенью 1968 г., ещё до начала обсуждения, когда после просмотра погас свет в зале, раздался громкий голос одного из видных чиновников: "Вот вам среда и почва чешских событий". "Доживем до понедельника" спасло то, что картина, показанная на дачах высших руководителей государства, понравилась кому-то из их детей. Премьера, состоявшаяся в 1969 г. на VI Международном кинофестивале в Москве, принесла главным создателям "Золотой приз", а в 1970 г., по инициативе Всесоюзного съезда учителей - Государственную премию СССР.

Затем последовали пьесы "Побег в Гренаду" (1972), "Драма из-за лирики" (1975), "Репетитор" (1978), "Перепелка в горящей соломе" (1981), которые шли на сценах Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Казани, Ростова и многих других городов. Тогда же, в 70-е годы, по сценариям Полонского были сняты телефильмы "Перевод с английского" (в соавт. с Натальей Долининой) и "Ваши права?" (в соавт. с Аркадием Ставицким), а кинофильм "Ключ без права передачи", поставленный Динарой Асановой, заслужил успех у многих зрителей и был удостоен диплома "За лучший сценарий" кинофестиваля 1976 года в Польше. В эти же годы сочинения Г. Полонского переводились на немецкий, венгерский, словацкий, китайский и другие языки.

Последняя пьеса драматурга - "Короткие гастроли в Берген-Бельзен" - завершена в 1996 году. Вариант пьесы был напечатан в журнале "Современная драматургия", но сцены она так и не увидела.

В разное время Г. Полонский выступал в печати и как публицист, осмысляя те же нравственные, педагогические, мировоззренческие проблемы, которые волновали его и как художника. В одной из статей он отстаивал важность для школы особой гуманитарной дисциплины, которую предлагал назвать "уроки медленного чтения". Эти слова послужили названием последней его книги, вышедшей уже после кончины автора: в них во многом заключено то отношение, которое исповедовал Георгий Полонский по отношению к литературе, к творчеству, да и к жизни вообще.

Именно напряженное внимание к внутренней жизни человека, столь заметное в "школьных" и "молодежных" пьесах 70-х годов, впоследствии побудило драматурга расширить круг сюжетных мотивов, обратиться к новым для него средствам выражения. В период с 1979 по 1988 год он пишет сказки, адресованные, по его словам, "взрослым, ещё не забывшим своего детства".

"Медовый месяц Золушки" - сказка особая: в ней рассказано о всеми любимой Золушке после свадьбы с принцем, чего не бывало ни у Шарля Перро, ни у братьев Гримм, ни у Евгения Шварца. Никто еще не заглядывал за опущенный на свадьбе Золушки занавес… Здесь такая попытка предпринята. Фея и ее ученик решают вернуться и проверить: какое именно счастье устроили они Золушке?

"Не покидай…" - сказка о королевстве, трон которого захвачен кавалерийским полковником, о наследном принце-поэте, много лет проведшем в немоте, о его любви, о чудесном цветке - Розе Правды, о борьбе Поэта и бродячих актеров с тиранией и торжестве справедливости…

"Рыжий, честный, влюбленный" - римейк детской сказки шведского автора Я. Экхольма про лисенка Людвига XIV и его избранницу Тутту Карлсон, цыпленка. Оставив сюжетную основу Экхольма, Полонский переписал текст целиком и ввел новых действующих лиц, наделив "звериных" персонажей человеческой психологией и придав конфликтам опасную остроту.

Последние две из этих историй могут быть известны читателю по телевизионным экранизациям Леонида Нечаева.

Возможно, даже в реалистических своих сочинениях Георгий Полонский был "сказочником" - не только потому, что сочинял и любил сказки, а вообще, по мироощущению. Он шёл не столько от реальной жизни, сколько от собственной интуиции и вкуса. В его произведениях почти нет намеренного зла, но есть убеждённые в своей "правоте" люди и болезненные, конфликтные столкновения их слишком разных "правд", благодаря которым и читатель, а порой даже и сам автор мог понять что-то новое про собственную жизнь.

На этом свете литератору уже не доведётся испытать чувство, выраженное им от лица одного из киногероев формулой, которая, как теперь кажется, существовала всегда: "Счастье - это когда тебя понимают…". Но есть надежда, что над страницами его сочинений это чувство ещё испытает читатель.

Библио- и фильмография произведений Георгия Полонского

Книги, журнальные публикации:

1. Доживем до понедельника.

Киносценарий о трех днях в одной школе. М., Искусство, 1970

2. Доживем до понедельника.

Сборник "Школьные годы", М., "Молодая гвардия", 1975, с.5-75

3. Перевод с английского (совм.с Н.Долининой). Ваши права? (совм. с А.Ставицким).

Сценарии телевизионных фильмов. М., Искусство, 1977

4. Ключ без права передачи.

Три киноповести о школе. М., Детская литература, 1980

5. Перепёлка в горящей соломе. Пьеса в двух действиях.

"Театр", 7, 1982, c.128-152

6. Репетитор

Курортная история в двух частях, семи картинах.

М., Искусство, 1980

7. Репетитор.

Пьесы. М., Советский писатель, 1984

8. Медовый месяц Золушки.

Фантазия на детскую и вечную тему в двух действиях.

"Театр", 7, 1988, c.2-26

9. Короткие гастроли в Берген-Бельзене ("Кецеле").

Драматические мемуары о непрошедшем времени.

"Современная дра...

происходит из дворян Виленского уезда, родился в 1833 г. Окончил курс Санкт-Петербургского университета по камеральному (административному) разряду. Служил в канцелярии военного министерства, потом в канцелярии министра народного просвещения (при Ковалевском и Головине). Прекрасно зная несколько иностранных языков, Полонский вел отдел иностранной политики в "Русском Инвалиде" (1861), "Современном Слове" (1862 - 63), "Санкт-Петербургских Ведомостях" (1864 - 65), "Голосе" (1866 - 65), "Гласном Суде" (1866) и "Сыне Отечества" (1867). Поместил в "Библиотеке для Чтения" (редакция Дружинина, 1860) статью "Злоупотребления и неспособность в администрации", в "Русском Слове" (1863) - статью "Польша и Испания". Полонский первый ввел в "Санкт-Петербургских Ведомостях" (1864 - 64) еженедельный фельетон петербургской жизни, который после перехода Полонского в "Голос", вели сперва В.П. Буренин, потом А.С. Суворин. Фельетоны эти Полонский подписывал псевдонимом Иван Любич. Несколько статей он поместил, около того же времени, в "Неделе". Когда "Вестник Европы" стал выходить ежемесячно (с января 1868 г.), Полонский взял на себя в этом журнале отдел "внутреннего обозрения" и вел его до января 1880 г. Общее направление этих обозрений, доставивших Полонскому видное положение в ряду русских публицистов - либеральное в том смысле этого слова, какой оно имело в 70-х годах. В течение этого же времени он поместил в "Вестнике Европы" много статей за подписями: Л. П., Л. Александров и Л-А-в, преимущественно по иностранной литературе ("Генрих Гейне", "Антони Троллоп", "Рождественские сказки" Диккенса, "А. Ламартинь"), а также содержания исторического ("Стефан Баторий", "Гугеноты в Англии" и т. п.), экономического ("Биржевой Олимп") и другие. В 1873 и 1874 годах Полонским были составлены два тома приложения к "Вестнику Европы", под названием "Год" (см. "Вестник Европы", VII, 649). Образцом для этого издания послужил "Annuaire", некогда прилагавшийся к журналу "Revue des deux Mondes". В "Вестнике Европы" были напечатаны талантливые повести Полонского: "Надо жить" (1878) и "Сумасшедший музыкант" (1879), подписанные псевдонимом Л. Лукьянов; особенное внимание обратила на себя первая из них. С января 1880 г. Полонский стал издавать собственную политическую газету: "Страна", которая сперва выходила дважды в неделю, а с 1881 г. - трижды и сразу заняла место передового застрельщика в либеральной политической печати. К управлению графа Лориса-Меликова "Страна" относилась сперва сдержанно, но вскоре, убежденный беседами с руководящими деятелями того времени, редактор "Страны" стал относиться сочувственно к их намерениям, хотя держался совершенно самостоятельно и находил их действия слишком медлительными. Поддерживая основную мысль нового направления, "Страна" все-таки оставалась органом оппозиционным. При графе Лорисе-Меликове она получила два предостережения: первое, 16 января 1881 г., за статью о необходимости помилования Чернышевского, второе - 4 марта того же года, за статью по поводу событий 1 марта; одновременно получил предостережение и "Голос" за то, что перепечатал статью "Страны" и высказал согласие с ней. "Страна" вела едкую, хотя сдержанную по тону полемику с "Русью" и славянофильством вообще и постоянно защищала старообрядцев. Все передовые статьи в "Стране" с пометкою "Петербург" написаны самим редактором. В помещенной в "Стране" (1881) повести Полонского "Оттепель", можно найти некоторую характеристику тогдашнего момента, как в прежних двух повестях отчасти отражалось общественное настроение конца семидесятых годов. В январе 1883 г. "Страна" подверглась временному приостановлению, с подчинением ее впредь предварительной цензуре. По истечении срока она не была возобновлена (только в конце 1884 г. вышел один номер для сохранения еще на один год права на издание). С октября 1884 г. до конца 1892 г. Полонский вел "внутреннее обозрение" в "Русской Мысли"; там же была помещена им, под прежним псевдонимом, повесть "Анна" (в 1892 г.), в которой сказывалось падение прежних надежд и отмечался момент появления новых людей - "удачников". В 1891 г. Полонский поместил в "Сборнике", в пользу голодающих, изданном "Русской Мыслью", рассказ "Денег нет". В 1885 г. в том же журнале Полонский напечатал начало большого очерка о В. Гюго, а в 1888 г. - статью о польском поэте Юлии Словацком. В 1893 г. Полонский вступил в журнал "Северный Вестник" и до весны 1896 г. вел в нем отдел "Провинциальная печать" под псевдонимом Л. Прозорова. В 1894 и 1895 годах Полонский вел в том же журнале отдел "внутреннего обозрения" и "политической летописи". В 1883, 1884 и 1895 годах Полонский поместил несколько статей в "Новостях" по вопросам образования и экономическим, некоторые за подписью. Полонский писал и на французском языке; с половины 1881 по 83 г. он состоял постоянным петербургским корреспондентом газеты "Temps"; в начале 80-х годов писал "Lettres de Russie" в парижской газете "Revue Universelle" и там же поместил перевод одной из сатир Салтыкова. С конца 80-х годов Полонский помещал по временам статьи на польском языке в петербургской газете "Kraj", а с половины 1896 г. принял более близкое участие в этой газете. Его статья: "Мицкевич в русской литературе" помещена в изданном редакцией "Kraj" "Мицкевичевском сборнике". Первые беллетристические очерки Полонского ("Надо жить", "Сумасшедший музыкант", "Оттепель" вместе с двумя очерками из Бернанда) были изданы им отдельной книгой под заглавием "На досуге". Повесть "Надо жить" переведена на французский язык госпожою Мицкевич (женою сына знаменитого поэта) и напечатана в "Revue Universelle". Полонский никогда не заботился об известности: огромное большинство его статей являлись вовсе без подписи, а некоторые - с постоянно менявшимися псевдонимами.